Когда приходит зло

      

Октябрь 1972 года.

•

      Я испытующе посмотрела на брата Сьюзан и впервые в жизни ощутила себя невидимкой (что мне даже понравилось), пока он, такой молчаливый и грозный, обошёл коробки с разных сторон, как бы визуально пристреливаясь, за что хвататься.       — Трейси, это Эдмунд, — нервно хихикнула Сьюзан. — Эд, поздоровайся с Трейси. Она — внучка мадам Томлин.       Эд бросил на меня чертовски злой взгляд из-под толщи очков — не рад быть припаханным, иначе откуда такая реакция? — кивнул и буркнул себе под усищи:       — Ага, куда всё тащить?       Первые секунды с момента знакомства, а в его грозной позе уже столько надменности, граничащей с пренебрежением.       «Тоже мне джентльмен», — скривилась я и прикинула, откуда мог дуть ветер. Не хотел помогать, а сестра запрягла? Или, может, тут что-то личное? Не удивлюсь, если Бригитта Томлин успела поднасрать и ему перед смертью и теперь он испытывал неприязнь ко всем, кто был близок к ней. Или, как я, лишь делал вид.       Я тяжко вздохнула, немного подумала и протянула:       — Можешь оставить всё прямо у задней двери, а пианино, как я уже сказала, не трогай.       — Это пианино? — просияла Сьюзан, потянувшись тонкими пальчиками к его верхушке. — Ты играешь?       Мама играла во время сеансов, а я только тыкала клавиши.       — Немного, — мой голос предательски дрогнул, но я удержала подкативший к горлу истеричный позыв.       Эд фыркнул, без труда подхватил две самые большие коробки себе под подмышки, словно они ничего не весили, и побрёл по тропинке через весь двор. Вот тебе и: «Да он, скорее, поломает руки, когда попытается сдвинуть эту монументальную рухлядь». Нет, это, скорее, сама рухлядь поломается об него.       — Большой парень, правда? — хихикнула Сьюзан.       Неужели заметила, как я провожаю её братца оценочным взглядом?       — Просто огромный, — обескураженно ответила я.       — Мы так и зовём его — Парень.       — Чего? — я повернула голову, потому что Эд уже скрылся за углом дома. Парень? Она что ли серьёзно? Кто станет называть брата Парень? И не сдержалась: — Ты в курсе, что это очень дебильное прозвище?       Осознание «наверное, надо было выразиться иначе или помягче» вспыхнуло с большим опозданием, как уже повелось в моей голове. Что, похоже, ничуть не задело саму Сьюзан.       — Какой человек, такое и прозвище, — заявила она и выгнула бровь.       Ещё бы иметь представление, что это значит. Я многозначительно кивнула и снова обернулась на дом. Эд уже шёл обратно. Его длинные крупные руки болтались туда-сюда рядом с телом, а один шаг, навскидку, был равен моим двум-трём.       — Там дыра в земле, — бросил он, обойдя сестру, смотревшуюся на его фоне словно ребёнок, и приметил ещё три коробки средних размеров.       — Что? — я заморгала.       — Яма, говорю. Дальше по участку, с правой стороны от двери, ближе к кустам.       А, очередные причуды хозяйки бордового дома.       — Спасибо, посмотрю, что там такое, — слукавила я.       Эд ничего не ответил, лишь вытер лоб, взял коробки под днища, подхватил их коленом, зажал сверху под подбородком, покряхтел и зашагал прочь. В этот момент вдоль улицы медленно проехали две машины. Оба водителя преклонного возраста одарили нас стрёмными улыбками из открытых окон, едва не свернув свои обрюзгшие шеи, но я быстро отвела взгляд.       — Кстати, Трейси, как насчёт того, чтобы заглянуть к нам в гости, скажем, сегодня вечером? — вдруг выдала Сьюзан.       Я не горела желанием принимать приглашение, потому протянула:       — Даже не знаю, мне ещё столько вещей разбирать.       — Да брось ты! Вот тебе прямо хочется заниматься этим сразу после приезда? Разберёшь завтра. Тем более, мы с Парнем приехали к матери только на пару дней.       «С Парнем». Неужели она правда не слышит, как нелепо звучит это прозвище? Я потопталась на месте, и мои бледные щиколотки, выглядывающие из-под края штанин комбинезона, укололись об изрядно отросший газон.       — Слушай, честно, ничего не могу обещать.       — Сегодня в шесть! — но, кажется, Сьюзан уже всё решила.       Я надула губы, как утка, и буркнула:       — Не факт, что приду.       — Ещё как придёшь!       Ага, ага.       

•

      Эд стаскал весь хлам за двадцать минут. Когда он делал четвёртый заход, приехали грузчики, занесли пианино через главный вход в центр гостиной, чуть не процарапав Бригиттин, то есть уже мой, дорогущий дубовый пол, и так же без церемоний быстро свалили. За это время Сьюзан ещё трижды напомнила мне про ужин, а я просто кивала, прекрасно осознавая, что ни за что не приду. Вскоре и я покинула свой опустевший двор.       

•

      Надвигалась гроза. Погода испортилась ближе к вечеру. С запада пришёл шквалистый ветер, а кусты с увядающими бутонами роз, рассаженные по периметру вплотную к дому, теперь колотили в окно моей украшенной цветами гостиной, погружённой в ночной полумрак. Единственный источник света — огонь в угольно-чёрном камине — тихонько потрескивал и отбрасывал тени на антикварную мебель: длинный чёрный диван, два высоких дубовых шкафа, заваленный склянками журнальный столик, мягкое кресло, высокое напольное зеркало и временно приставленное к нему пианино, пока я стояла у окна и смотрела вдаль.       Опять не спалось. Наверное, всё дело в доме, ведь говорят, будто к новому месту непросто привыкнуть? Или, возможно, в спонтанной встрече с соседями, с которыми я не планировала заводить отношения, но они всё равно настигли меня? А, может, это сама Калифорния и Аптос так странно влияли на моё состояние? Отмахнувшись от всех вопросов, как от трупных мух, я подошла к одному из шкафов, взяла первую попавшуюся книгу из домашней библиотеки Бригитты и плюхнулась в кресло в одном голубом пеньюаре, приятно облегающем моё тело, распаренное после горячей ванны.       Стоило только взглянуть на перетянутую чёрной кожей обложку, как перед глазами возникло воспоминание. Мне десять. Мать ждёт такси в дверном проёме, чтобы раз и навсегда покинуть Бригитту, а я стою и пялюсь на застеклённый шкаф в попытке разглядеть названия книг, расставленных на полках в алфавитном порядке: «Основы спиритуализма», «Книга закона», «Большой ключ Соломона» и прочие. Так как брать книги разрешено только взрослым: самой Бригитте, моей матери и десятку других вхожих в их окружение людей, выходит, что я никогда не узнаю, почему они все настолько неприкасаемые. Это гложет меня, но мать уже поторапливает: «Трейси, малышка, надо идти». Нет, я слышу: «Надо бежать». Ухожу. Мне обидно. А как же книги? Но матери наплевать.       Я поморгала, прогоняя мираж из давнего прошлого. Раскрыла «Малый ключ царя Соломона» и пробежалась глазами вверх-вниз по форзацу. «Лемегетон. С предисловием Алистера Кроули», — гласила красивая надпись посередине. Чуть ниже: «Дорогой Бригитте Томлин. В подарок от мастера Мира Теней». Я пролистнула Ключ до закладки из тонкой засушенной ветки и жадно вдохнула запах старой бумаги, потом положила книгу себе на колени и переключила всё внимание на потёртое изображение на правой странице — там был Ангел-губитель верхом на драконоподобном чудовище в виде огромной мускулистой змеи с рядом острых зубов.       Треск поленьев в камине вдруг резко усилился, но я даже не взглянула в сторону пламени — просто продолжила разглядывать образ, занимающий добрую половину листа: юный скучающий ангельский лик, кудрявые локоны, огромные пышные крылья и небольшую гадюку, обвивающую, словно тонкая лента, правую руку от локтя и до кисти.       Мать говорила, что Ангелы-губители — мучители грешников. Согласно преданиям, Бог не единожды посылал их на землю, дабы покарать нечестивых и преподать им урок. Но я откуда-то знала, что ангел с картинки на самом деле был вовсе не ангелом, а Герцогом Ада и, отдалив книгу ближе к камину, зачитала вслух надпись под рисунком:       — Астарот.       Tasa alora foren Astaroth!       За окном завыл ветер, на дом обрушился дождь. Когда жирные капли забарабанили по карнизу и крыше, а пламя в камине взметнулось в хаотичном мотиве, я всё же отвлеклась от Ключа и, ведомая странным чувством свербящей тревоги, бросила взгляд на пространство за самым дальним книжным шкафом.       — А! — и тут же взвизгнула, подпрыгнув в кресле.       Там, в тёмном неосвещённом углу между открытой прозрачной дверцей и бордовой стеной, стоял силуэт человека. Он был чёрный, как смоль, и эфемерный, но обрамлённый лёгким свечением.       Я замерла. Вдох-выдох. Закрыла книгу. Моргнула. Мозг уже принялся подкидывать дикие мысли на грани безумия: «Трейси, швырни в него книгой; пригрози копами; а вдруг это те самые сраные НЛО, о которых все трещат по телевизору».       «Нет, это просто глюки, — отрезала я. — Такое уже бывало в детстве. Включу свет, и оно пропадёт».       Я привстала из кресла, решив дойти до стены с выключателем, но замерла в полусогнутой позе, когда силуэт слегка шевельнулся, а его длинные чёрные пальцы проступили из темноты и плавно легли на край скрипнувшей дверцы.       — Тре-е-е-йс-с-с-с-и-и-и, — бесполый шёпот проник в каждую клеточку моего задрожавшего тела. — Бе-е-е-еги отс-с-с-сю-ю-юда, Тре-е-е-йс-с-с-с-и-и-и.       Из камина раздался громкий хлопок, и весь дом погрузился во мрак.