Танец зарниц

      Первое, что хотелось сделать Василисе — выбросить пар, вдоволь поорав на какое-нибудь несчастное существо, выплескивая все накопившиеся за последний час эмоции. Второе — все с той же целью зарыдать, забившись в одинокий темный угол, где ее точно бы не достала ни единая живая душа. Но увы, что первое, что второе ей мешали сделать свалившееся несчастье и вместе с тем резко взметнувшаяся ответственность за коллег и учеников.       Ученица выпускного класса Ларина Дарья была тяжело больна. Или заколдована. Школьный доктор Пилюлькин более точного анамнеза дать не мог — поразившие девушку симптомы одинаково можно было отнести и к новой диковинной болезни, и к насланной неведомой порче. Пилюлькин, конечно, клятвенно обещал как можно скорее провести все необходимые анализы, если надо даже обратиться к связям в Главной Всесказочной больнице, но во чтобы то ни стало разобраться в недуге своей пациентки.       Василиса, слушая его редкие невнятные бормотания и видя его метания от койки с больной до огромного, явно зачарованного шкафа с лекарствами, изо всех сил старалась сохранить самообладание. Нельзя было терять лицо. Уж точно не здесь и не сейчас, когда весь преподавательский состав, собравшись в коридоре под лазаретом, ждет от Пилюлькина окончательного диагноза, а от директора — приказаний по дальнейшему ходу дел.       — Ну что там? — спросила Василиса, когда доктор наконец прекратил свои мельтешения и замер, задумчиво глядя на градусник в собственных руках, и Пилюлькин — молодой на вид коротышка в круглых очках и мешковатом медицинском костюме — перевел на Василису туманный взгляд. Затем несколько раз сморгнул и с излишней обреченностью изрек:       — О-ох, плохо все, госпожа Премудрая, ой как плохо.       Он покачал головой и настойчиво посоветовал Василисе покинуть медпункт и не возвращаться до тех пор, пока сам Пилюлькин того не пожелает. Спорить с ним, как бы сама того не желала, Василиса не стала и спешно вышла из лазарета.       С трудом миновав набросившихся на нее преподавателей — каждый из них жаждал узнать о состоянии Лариной — Василиса завернула за коридор, превратилась в птичку и вылетела в настежь распахнутое окно. Жадно хватая клювом воздух, оранжевая голубка взмыла высоко-высоко в небо, затем зашла вниз в стремительном пике и, ни на мгновение не останавливаясь, залетела в директорский кабинет.       В кабинете царил ночной полумрак и настолько приятная ласкающая слух тишина, что голубка помедлила, схватившись лапками об оконную раму, и прикрыла глаза. Была предательски замечательная ночь: еще теплая, свежая, ясная и спокойная — самая пора для романтических свиданий и гуляний под луной. Так бы оно и было — Василиса могла себе в этом поклясться, — и если бы учителя силой не запихнули детей в кровати, то точно бы ловили жаждущих романтики школьников в окрестностях колледжа.       Тихий, едва слышный скрип заставил голубку открыть маленькие голубые-голубые, как ясное июльское небо, глаза. Она огляделась и только теперь заметила утонувшего в огромном вольтеровском кресле коллегу.       — Финист Андреевич, — строго окликнула мужчину вновь обернувшаяся человеком Василиса, — что вы забыли в моем кабинете?       Он усмехнулся:       — Не упадите, Василиса Васильевна, одного происшествия школе за день вполне достаточно.       Она мысленно чертыхнулась: в пылу и без того запутанных мыслей она совсем позабыла о том, что обращалась в человека сидя на подоконнике. Но Василиса тут же взяла себя в руки, встала на ноги и призвала спрятанную за папками с документами пачку «Ротманса». Под внимательный, слишком пронзительный взгляд Финиста закурила, выдыхая сигаретный дым в окно, и наконец задумалась о том, как написать родителям бедной Даши. Было предельно ясно, что не сообщить им о случившемся с дочерью нельзя, но как, как сказать родителям о том, что их дочь, возможно, находится на грани жизни и смерти? Василиса не знала, и при каждой мысли об этом она чувствовала, что сердце болезненно обливается кровью.       Еще и проверки… Ведь если о случившемся дойдет до вышестоящих инстанций — а оно обязательно дойдет, это всего лишь вопрос времени, — то школа буквально погрязнет в объяснительных, мириаде отчетов и всевозможных проверок. А сколько жалоб посыплется на школу и вовсе представить страшно!       Василиса зло сделала очередную затяжку. Прошлого директора уволили за то, что он подвел учеников угрозе смертельной опасности, наивно думать, что ее, еще толком не окрепнувшую в новой должности, не погонят с директорского трона за допущенное с ученицей. Ведь случившееся с Дашей даже не было похоже на чары кого-то из учеников — уж кто-кто, а они с Пилюлькиным за годы работы в школе научились распознавать и лечить всевозможные детские шалости и проказы.       — Не знал, что вы курите, — произнес Финист, и Василиса, уже успев позабыть о его присутствии в кабинете, громко фыркнула.       — Как будто ты вообще обо мне что-то знаешь, — буркнула она. — Что ты вообще от меня хочешь?       — Нам обязательно ссориться? — спросил он, и Василиса, сжигая сигарету прямо в ладони, резко повернулась, оперлась бедром о подоконник и сказала:       — Прости, нервы ни к черту. Сам понимаешь.       Она потерла переносицу, внезапно осознавая, что именно она, а отнюдь не Финист, второй раз подряд стала инициатором перехода на «ты». Образец субординации, нечего сказать! Директор года!       — Понимаю, — согласился Финист и протянул было руку, но сразу же оборвал это джентльменское намерение. — Что делать будешь?       Он не стал уточнять с чем именно, но Василиса прекрасно поняла, что говорит он вовсе не о ее нервах.       — Сначала нужно оповестить родителей девочки. А еще придумать речь, с которой завтра я буду выступать перед учениками и коллегами. В общем, бессонная ночь мне обеспечена, — она нервно усмехнулась, и Финист, не отнимая от нее глаз, посчитал должным уточнить:       — Помощь нужна?       Василиса покачала головой и, тихо, совсем по-женски вздохнула.       — Нет, Финист Андреевич, вы можете идти.       Спорить он не стал и поспешил покинуть кабинет, в дверях едва не столкнувшись с торопившимися к директору Кривозубом и Ларисой Игоревной. Финист не сдержал усмешки: конечно, он на этом дружеском консилиуме был совершенно лишним.       К утру состояние Дарьи не изменилось. Школьный доктор Пилюлькин, расписавшись в собственном бессилии, был вынужден обратиться к знакомому врачу, который прибыл в колледж в десять пятнадцать утра вместе с несколькими коллегами, превратив школьный лазарет в филиал Главной Всесказочной больницы.       Что касаемо остальных учеников колледжа, то их вместо первого урока собрала в актовом зале Василиса Васильевна, чтобы поведать о случившемся. Лариса Игоревна, отвечавшая за поток Даши, выступила в директорской длинной речи заключающим звеном.       — И я очень прошу, — сказала зельевар, окинув слишком серьезным и непривычным для ее легкой натуры взглядом, — если кто-то из вас знает или догадывается об истинных причинах случившегося с Лариной, пожалуйста, сообщите об этом мне, Василисе Васильевне или доктору Пилюлькину.       Ученики в ответ дружно загалдели.       Но несмотря на сообщенную лично директором информацию, уже через пару часов колледж наполнился самыми разнообразными слухами. Одни говорили, что Дарья стала жертвой родового проклятия, другие, будто бы на нее наложила порчу ее бывшая подруга Лиза Мармеладова. Мол, девочки были влюблены в одного парня, но он предпочел Дашу, вот Лиза и решила ей отомстить.       — А я вот думаю, у нее краб! — вещал одноклассникам Волад, входя в кабинет истории.       — Какой еще краб? — нахмурилась идущая вслед за ним Настасья.       — Самый настоящий! — упрямо произнёс Волад. — Вы что, умники, не слышали никогда? Болезнь это такая, простецкая! Страшная — кошмар просто!       — Да не краб, а рак, масло ты масляное! — Маша со всей силы зарядила однокласснику подзатыльник, точно надеясь таким образом встряхнуть ему мозги и вытащить на поверхность все имеющиеся в них зачатки ума. — И он по-другому проявляется, так что вряд ли.       Волад что-то недовольно пробормотал, почесывая ноющий после удара Маши затылок, а Варя вдруг громко ударила портфелем по столу и заявила:       — А мне кажется, что это Морок.       — И с чего у вас появилась такая мысль, Варвара Викторовна? — с явной усмешкой поинтересовался Финист Андреевич. Все это время он находился в кабинете и с интересом прислушивался к разговору учеников.       — Это вполне логично, Финист Андреевич, — заметила Варя, перебрасывая длинную косу со вплетенными в нее фиолетовыми ленточками за спину. Заметив скептицизм учителя, смешанный с самой настоящей неприкрытой насмешкой, она уперлась руками в парту и пояснила: — Морок сбежал несколько месяцев назад, и как известно его тюрьма находилась в Башне ветров — а все мы знаем, что она располагается совсем недалеко от колледжа, через каких-то пару километров.       — Но какой резон было ему нападать на рядовую ученицу? — справедливо заметил до противного приторный голосок Любавы. — Если я не ошибаюсь, то целью его прошлых злодеяний была власть, а не наведение порчи на школьниц. К тому же он даже не маг.       — А кто? — в диалог вновь вступил Волад, и Маша уже готова была устроить ему самый настоящий ликбез на тему «Волшебником стать нельзя», как вдруг подал голос молчавший прежде Корвин (сказать по правде, Финист Андреевич первый раз слышал его голос):       — Метаморф. Он умеет превращаться в различных существ. Но колдовать… — вместо дальнейших слов мальчик покачал головой и вновь замолчал, спрятавшись за книгой.       На это Варя уже не нашла что сказать. Зато нашлась Алена:       — Это все, конечно, очень хорошо, но кто такой Морок?       Каждый находившийся в этой комнате, не считая Машу, Снежку и Варю, бросил на Алену ошеломленный взгляд, Любава даже весело присвистнула — еще бы, легенду о нашествиях Морока каждому ребенку, вместо сказки на ночь, еще в детстве рассказывали родители; патруль же виновато переглянулись.       — Морок, Алена Олеговна, — заговорил Финист Андреевич, вместе со звонком поднимаясь из-за учительского стола. Голос его лился спокойными завораживающими нотами, что даже Несмеяна, впервые за четверть посетившая урок, обратилась в слух, — это один из известнейших преступников Сказочного сообщества за последние пятьсот лет. Его история берет свое начало в восемнадцатом веке. Точнее сказать, в эпоху дворцовых переворотов, охватившую период от смерти Петра Первого до восхождения Екатерины Второй. Простецы, которым в свое время неплохо подтерли память, утверждают, что после Петра на трон вступила его супруга Екатерина, затем внук Петр, а после племянница Анна Иоанновна… Это не так.       Он выдержал паузу, словно желая завладеть еще большим — хотя казалось куда еще! — вниманием учеников.       — После Петра Второго в далеком 1730 на трон при помощи дворцового переворота взошел очень дальний родственник императорской династии князь Владислав Владимирович Урсов. Молодой, амбициозный, алчный, мстительный, жестокий… — Финист Андреевич отчего-то усмехнулся. — В то время маги и люди жили достаточно дружно, в мире, согласии и тесном сотрудничестве, однако у каждого из царств — людского, или как мы сейчас говорим «простецкого», и волшебного — была своя власть, свой царь. И вот Урсов, получив в народе прозвище Темного князя, решил стереть эти границы, желая властвовать в обоих мирах. Завязалась не сильно длинная, однако достаточно кровопролитная война, закончившаяся трехсотлетним заточением Темного князя.       — Ага, — Алена задумчиво поджала нижнюю губу, переваривая информацию: — А Морок получается…       — И есть князь Урсов, — закивал Финист. — Он был воплощением тьмы и ужаса, отсюда и прозвище — Морок. С годами настоящее имя стерлось из памяти народа, закрепившись за прозвищем. Не сказать, что оно совсем исчезло из истории — нет, его по-прежнему можно встретить во всевозможных документах и научных трактатах; но, как правило, говорящие прозвища имеют куда больший спрос. Но, если хотите знать мое мнение…       — «Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит»? — усмехнулась Аленка, и Финист, поддержав ее усмешку, кивнул. — Хорошо, с тем, кто такой Морок мы разобрались, но а как он, обычный человек, смог обрести колдовской дар? Волшебником же нельзя стать, мне об этом каждый встречный твердит.       Смерив ее внимательным взглядом Финист Андреевич сказал:       — Скажем так: он продал душу дьяволу. А теперь, с вашего позволения, я начну урок. Если кто еще не забыл, то мы говорим о ведьмах средневековья, и Штормградская, помнится, обещала подготовить доклад про Анжель де ла Барт. Правда ведь, Варвара Викторовна?       Сжав губы в тонкую полоску Варя кивнула и со всей имеющейся важностью прошествовала к доске.