Реквием по чужому имени

      Зимние дни в Хогвартсе были по-особенному тихими, когда коридоры пустели, и шумные голоса учеников сменялись мягким шёпотом ветра, гуляющего по стенам замка. Гермиона чувствовала, как одиночество заполняет эти пустые пространства, словно туман.       Беллатрикс уехала, и с её отъездом казалось, что часть самой Гермионы осталась где-то далеко, в холодных комнатах фамильного дома Блэков.       Сквозь широкие окна библиотеки мерцал слабый свет, отражающийся на древних книжных полках. Гермиона сидела за одним из больших дубовых столов, окружённая стопками книг, погрузившись в чтение.       Её пальцы нервно постукивали по краю страницы, глаза скользили по строчкам, но мысли были далеко. Каждый раз, когда она слышала шёпот за пределами библиотеки или шаги в коридоре, её сердце начинало биться быстрее, словно она ожидала, что вот-вот услышит знакомый голос или увидит тёмные глаза, в которых горело вызовом что-то непокорное и смелое.       Но сейчас ничего не было. Лишь шёпот ветра и шелест страниц. Она сделала глубокий вдох и попыталась сосредоточиться на тексте, когда перед ней вдруг появился чей-то тень.       Подняв взгляд, она встретила тёмные глаза Тома Реддла, смотревшего на неё с легкой усмешкой.       — Мисс Грейнджер, — его голос был тихим, почти вкрадчивым, как всегда. — Столь поздние часы для учёбы. Или ты предпочитаешь не замечать, что каникулы — это время для отдыха?       — Том, — ответила Гермиона с лёгкой улыбкой, пряча удивление. — Каникулы — это тоже время для саморазвития. К тому же, мне кажется, ты сам не раз был замечен за книгами в этот час. И я думала, что ты не остался на праздники.       Его губы дрогнули, и на лице отразилось что-то вроде одобрения.       — Остался, — ответил он, кивая и опускаясь на стул напротив. Он скользнул взглядом по её стопке книг и взял одну из них в руки. — Оборотная магия. Тонкое искусство. Тебе не кажется, что его суть всегда кроется в чем-то большем, чем просто смена облика?       Гермиона изучила его взгляд, пытаясь понять, к чему он ведёт.       — Любая магия имеет свои тонкости и подтексты, — осторожно сказала она, вновь наклоняя голову к книге. — Это её сила и её опасность.       — Именно, — согласился Том, слегка склоняя голову, его голос был ровным и мягким, но в нём всегда чувствовалась скрытая сталь. — Ты не боишься изучать это?       — Я скорее боюсь не знать, что в этом скрыто, — ответила Гермиона, её голос звучал твёрдо.       На мгновение воцарилась тишина, пока Том задумчиво переворачивал страницы книги, которую всё ещё держал в руках. Его тёмные глаза, словно две тени, замерли на ней, изучая её лицо.       — Ты меняешься, Грейнджер, — наконец произнёс он. — Я заметил это за последнее время. Особенно… после твоего сближения с Беллатрикс. Удивительно, насколько вы противоположны.       Гермиона напряглась, не зная, чего ожидать от такого разговора. Она ощущала, как по спине пробежал холодок. Но решила не выдать волнения, отвечая с мягкой усмешкой:       — Удивительные вещи случаются, когда границы сдвигаются.       — Верно, — его голос прозвучал с ноткой одобрения, но в глазах мелькнул интерес, который был настораживающим. — Но ты, кажется, умеешь оставлять свои границы в тайне.       Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и продолжая наблюдать за ней, будто собирался изучить каждую её реакцию. Гермиона почувствовала, как напряжение возвращается, но заставила себя держаться уверенно.       — Ты часто бываешь в библиотеке, Том. Удивляюсь, что мы не встречались раньше так… неожиданно.       Он усмехнулся, и в этой усмешке была искра чего-то непонятного, но завораживающего.       — Просто я привык оставаться незамеченным, — сказал он, чуть прищурившись. — Но сегодня мне захотелось нарушить это правило.       Наступила короткая тишина, и Гермиона чувствовала, как под его взглядом её мысли будто обнажаются, но она быстро подняла ментальные щиты, стараясь не показать ничего лишнего.       — Возможно, это не так уж плохо — иногда нарушать правила, — ответила она, делая вид, что вернулась к чтению, но каждый нерв её тела был натянут, как струна.       Том не двинулся с места, его присутствие было почти осязаемым, но он не выглядел угрожающим. Скорее, в нём чувствовался тот скрытый интерес, который подсказывал Гермионе, что этот разговор ещё не закончен.       Тишина библиотеки, наполненная только шорохом страниц и еле слышным звуком пылающего камина, казалась густой и осязаемой. Том сидел напротив, его пальцы лениво касались корешка книги, а взгляд был направлен прямо на Гермиону.       Она чувствовала этот пристальный интерес, который исходил от него, как будто он пытался расшифровать её каждое движение, каждый вздох.       Гермиона посмотрела на него, не отводя взгляда. В этом разговоре было что-то странное, что-то, чего она не ожидала. Ей стало не по себе от того, насколько естественно и просто они сейчас беседовали.       Том был спокоен, его голос лишён привычной иронии, которая появлялась, когда он был в компании других слизеринцев.       — Том, — нарушила она тишину, сложив руки на коленях. — Почему ты всегда ведёшь себя так по-разному? Когда ты с другими… твой тон меняется. Он становится… — она подбирала слова, чтобы не звучать обвиняюще, — колким. А сейчас ты дружелюбен, будто это самая обычная беседа.       Том приподнял бровь, и на его лице появилась лёгкая, едва уловимая улыбка.       — Ты наблюдательная, — ответил он, чуть склонив голову. — Но разве ты не замечала, что я никогда не бросал слов, унижающих тебя? Ни одного оскорбления, ни одной насмешки, хотя имел бы полное право поддержать компанию.       Гермиона нахмурилась, быстро перебирая в памяти сцены их стычек и столкновений. Её взгляд задержался на Томе, и внезапно озарение пронзило её сознание: он был прав.       Каждый раз, когда Беллатрикс или другие слизеринцы пытались завязать словесную дуэль или открыто цепляться к ней, Том либо оставался в стороне, либо тонко обрывал эти сцены.       Её сердце замерло на секунду, осознавая, что все эти месяцы она принимала его молчание за равнодушие, когда на самом деле он был своего рода сдерживающей силой.       — Я… — Гермиона замялась, не в силах сразу подобрать слова. Она опустила взгляд, чувствуя, как нарастающее осознание меняет её представление о Томе. — Но зачем? Ты ведь мог просто позволить всему идти своим чередом.       — Мог бы, — Том чуть наклонился вперёд, его глаза блеснули интересом, как у кошки, готовой прыгнуть. — Но скажи, какой в этом был бы смысл? В мире, где каждый ждёт возможности показать зубы, истинная сила — это не кидать камни, а выбирать момент и цель. Ты… — он слегка улыбнулся, — никогда не была той целью.       Её сердце сжалось, и что-то ледяное прокатилось по спине. В словах Тома была правота, которая заставляла пересмотреть многое. Вспоминались сцены в зале, на занятиях, и как Том сдержанно смотрел на неё, когда Беллатрикс ядовито улыбалась, бросая колкости.       Он не вмешивался, но и не поддерживал. Это было странное противоречие, на которое она до сих пор не обращала внимания.       — Беллатрикс всегда была более… — Том ненадолго замолчал, выбирая слово, — страстной в своих подходах. Ты же понимаешь, что её гордость и желание быть на виду не позволили бы ей иначе.       Гермиона кивнула, не зная, что сказать. Он наблюдал за ней, и в его взгляде было что-то, что тронуло её.       Что-то, что выглядело почти как уважение, прикрытое привычной вуалью безразличия.       — Почему ты говоришь мне это сейчас? — наконец спросила она, поднимая глаза и встречая его взгляд.       Том улыбнулся, но эта улыбка была лишена тени иронии, она была почти… мягкой.       — Может быть, потому что я уважаю тех, кто не боится правды, — сказал он и откинулся на спинку стула, словно разговор был закончен, но в его голосе ещё слышалось продолжение, скрытое в недосказанности.       Гермиона смотрела на него, всё ещё ошеломлённая этими новыми открытиями. Ощущение, что она вновь стоит на пороге чего-то важного, пронизывало её до костей.       Том Реддл оставался для неё загадкой, но теперь эта загадка была сложнее и глубже, чем она когда-либо предполагала.       Гермиона, изучая его взгляд, заметила, как он, казалось, с интересом ожидает её реакции. Это была новая грань его личности — не просто лидера Слизерина, не только умного, но и того, кто искал в разговоре смысл, кто хотел понять и услышать ответ.       Том поднял одну из книг со стола Гермионы, перевернул несколько страниц и посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.       — Интересно, что тебя привлекло именно в этой теме, — сказал он, указывая на строку, где описывалась древняя магия кельтов. — Оборотная магия — это больше, чем просто смена облика. Это превращение себя в то, чем ты никогда не был.       Гермиона склонила голову, её глаза загорелись любопытством. Она не ожидала, что Том окажется таким внимательным к деталям.       — Я думаю, что это не столько магия, сколько философия, — начала она, осторожно подбирая слова, чтобы не показаться слишком самоуверенной. — Это способность понять нечто глубинное, стать чем-то иным, чем ты являешься, но не потерять при этом свою сущность.       Том внимательно слушал, его глаза сузились, но не от недовольства, а от сосредоточенности.       — Именно так. Ты рассуждаешь как человек, который ищет смысл в неизведанном, — сказал он. — Многие ведь довольствуются поверхностными знаниями. Они видят только то, что можно использовать. А ты… ищешь суть.       Гермиона почувствовала, как по её коже пробежала дрожь. Было странно и одновременно приятно, что кто-то, особенно Том Реддл, заметил это в ней.       Она отвела взгляд, чтобы скрыть лёгкую смущённость.       — А что насчёт тебя, Том? — спросила она, поднимая глаза. — Почему ты так увлечён этими книгами? Ты ведь знаешь о магии больше, чем любой другой ученик в школе.       Он на мгновение замер, будто обдумывая её вопрос. Его пальцы поглаживали переплёт книги, а в тёмных глазах мелькнул отблеск чего-то далёкого.       — Знание — это сила, — медленно произнёс он, но в его голосе не было той холодной уверенности, которую она привыкла слышать в подобных фразах. — Но истинное знание — это свобода. Способность видеть дальше, чем позволяют традиции и страхи.       Гермиона кивнула, ощущая, как их разговор углубляется. Ей стало любопытно, какие мысли и идеи скрываются за этим внешним спокойствием и острым умом.       Она задумалась о том, что, возможно, у Тома тоже есть свои страхи и стремления, которые выходят за рамки привычного.       — Традиции… — повторила она, как бы для себя. — Они ведь тоже часто ограничивают, правда?       — Да, но они учат тому, как избежать ошибок, которые повторялись веками, — ответил Том, его глаза встретились с её взглядом, и в них был скрытый вызов. — Ты согласна с этим?       Гермиона задумалась на мгновение, а затем ответила с лёгкой улыбкой:       — Частично. Я думаю, что традиции должны нас направлять, но не связывать. Иногда их нужно пересмотреть, чтобы понять, что они не всегда правы.       Том одобрительно кивнул, его губы слегка приподнялись в тени улыбки.       — Грейнджер, я должен признать, ты — исключение, — сказал он, откидываясь на спинку стула и вновь изучая её взглядом. — Среди магглов и волшебников мало кто думает настолько нестандартно.       Она почувствовала, как её щеки слегка покраснели от неожиданной похвалы. Но она быстро справилась с собой, не желая показывать свою растерянность.       — А ты, Том? Ты ведь всегда был… нестандартным, — сказала она, слегка прищурив глаза. — У тебя, кажется, всегда есть что-то, что другие не видят. И ты используешь это с невероятной ловкостью.       Том рассмеялся — тихо и коротко, но в этом смехе не было ни капли яда. Скорее, это был отклик на неожиданную откровенность Гермионы.       — Возможно, — сказал он. — А может быть, я просто умею скрывать то, что нужно скрывать.       Гермиона не знала, что на это ответить. Её разум стремительно анализировал его слова, пытаясь понять, что за ними скрывается. Она чувствовала, что этот разговор оставил отпечаток в её мыслях, и теперь Том был для неё не просто загадкой, но вызовом, который она хотела понять.       Они продолжали говорить, обсуждая редкие магические трактаты и способы применения древних ритуалов. Том с интересом слушал её, а она всё больше убеждалась, что он был удивительно интересным собеседником, который видел мир не так, как другие.       Дни неуловимо сменяли друг друга, и Гермиона удивлялась тому, как естественно Том Реддл стал её постоянным спутником в библиотеке. Их встречи происходили без слов, будто они оба интуитивно понимали, где и когда друг друга найти.       Она могла прийти в любое время и уже видеть его за столом у большого окна, где он, склонившись над очередной старинной книгой, водил пальцем по строкам, читал с такой сосредоточенностью, что могло показаться, будто время перестаёт существовать.       Их разговоры никогда не начинались неловко. Том всегда поднимал глаза, когда она подходила, его взгляд скользил по её лицу с лёгким, почти незаметным одобрением. Он давал понять, что её присутствие было не просто допустимым, а желанным.       — Ты знала, что в древние времена кельтские друиды использовали определённые заклинания, которые могли затуманить память врагов на несколько лет? — однажды спросил Том, пробегая глазами по страницам древнего манускрипта.       Его голос звучал спокойно, но в нём всегда был тот скрытый азарт, когда дело касалось магии.       Гермиона с интересом подняла бровь, сев напротив него и устраивая стопку своих книг рядом.       — Нет, но я читала о похожих ритуалах в магической практике Древнего Рима, — она немного наклонилась вперёд, отвечая уверенно. — Это была своего рода психологическая защита, но не более того.       Том улыбнулся, и эта улыбка казалась тенью, мелькнувшей в его глазах.       — Именно, но кельты усложняли свои чары. Их магия была связана с природой настолько тесно, что даже разрыв магического канала мог повлиять на окружающий лес или воду. Вот почему эти заклинания так редки.       Гермиона слушала его, зачарованная тем, как он переплетал факты, добавляя к ним детали, которые она никогда бы не узнала из обычных учебников. Том был для неё не просто собеседником — он был окном в мир древних знаний, которые она всегда жаждала постичь.       Она не замечала, как уходили часы, как библиотека пустела от оставшихся на каникулы учеников, и только приглушённое пламя свечей освещало их беседы.       — А что ты думаешь о запретной магии в целом? — неожиданно спросил Том, не сводя с неё изучающего взгляда. Его глаза блеснули, как у кошки, выжидающей ответ.       Гермиона сделала паузу, чувствуя, как воздух между ними стал чуть плотнее. Это был вопрос, на который многие отвечали бы осторожно, а некоторые — вообще бы избегали.       — Я думаю, что магия сама по себе не бывает доброй или злой, — медленно ответила она, выбирая слова с той самой тщательностью, что ей была свойственна. — Всё зависит от того, кто её использует и зачем.       Том кивнул, и в его глазах появилась тень уважения.       — Согласен. Не каждый способен понять это. Люди слишком боятся неизвестного, чтобы попытаться понять его.       Их разговоры продолжались день за днём. Гермиона узнавала, что Том, несмотря на свои амбиции и скрытую силу, был не таким однобоким, каким его видели остальные. Он задавал вопросы, которые заставляли её думать иначе, раздвигать границы собственного понимания магии.       Иногда, когда библиотека погружалась в тишину, и за окнами сгущались сумерки, они могли сидеть в молчании, каждый погружённый в свои мысли, но это молчание не казалось тяжёлым. Оно было заполнено взаимным пониманием.       — Ты действительно видишь мир не так, как остальные, — однажды заметила Гермиона, её голос прозвучал тихо, но ясно.       — И ты тоже, — ответил Том, поднимая взгляд. — Может быть, именно поэтому нам есть о чём говорить.       Гермиона почувствовала, как странное тепло растекается по её груди от этих слов. Она даже не пыталась понять, откуда взялось это ощущение.

***

      Разгар зимы в Хогвартсе накрыл замок тёмными ночами и тихими снежными днями. В библиотеке, где свет факелов отражался в старинных томах, Том и Гермиона сидели напротив друг друга, обсуждая магические теории и книги, которые казались недосягаемыми для остальных.       Их голоса звучали мягко, но с каждым днём темы их разговоров становились всё глубже.       — Ты когда-нибудь задумывалась, что делает магический мир таким уязвимым? — Том склонил голову, его тёмные глаза внимательно изучали её лицо.       Это было не простое любопытство, в его взгляде был вызов, который он так искусно прятал за учтивостью.       Гермиона оторвала взгляд от книги, чувствуя, что этот разговор будет серьёзнее, чем предыдущие. Она знала, что Том никогда не задаёт вопросы без причины, и его слова всегда имеют большее значение, чем кажется на первый взгляд.       — Ты имеешь в виду взаимодействие с маггловским миром? — осторожно уточнила она, пытаясь предугадать направление беседы.       Том медленно кивнул, его пальцы постукивали по столу в ритме, который, казалось, отражал его размышления.       — Да. Ты ведь понимаешь, что маггловская культура распространяется, как болезнь, проникая даже в самые защищённые уголки нашего мира. Их войны… — он сделал паузу, взглянув в окно, за которым снег ложился толстым ковром на крыши замка, — эти безумные конфликты, их оружие, их жажда власти. Они угрожают не только самим себе, но и нам.       Гермиона нахмурилась, чувствуя, как холод пробегает по спине. Она знала, что война, бушующая за стенами магического мира, меняет всё, и даже в Хогвартсе слышны её отголоски.       — Ты преувеличиваешь, — сказала она, хотя её голос звучал не так уверенно, как ей хотелось. — Не все магглы такие. Я сама из частично маггловской семьи и знаю, что есть те, кто ценит мир и знание.       Том наклонился вперёд, его глаза блеснули интересом и едва заметной жесткостью.       — А ты уверена, что знание для них — это способ построить мир, а не инструмент, чтобы его разрушить? Сколько раз мы видели, как они используют свои открытия, чтобы уничтожать друг друга? Их стремление к силе беспощадно и не знает пределов.       Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но остановилась, осознав, что в словах Тома была правда. История магглов была полна войн и конфликтов, особенно сейчас, когда весь мир был охвачен пламенем Второй мировой войны.       Она не могла игнорировать то, что это касалось и её семьи, оставшейся где-то там, за стенами Хогвартса.       — Это не значит, что магглы — зло, — наконец произнесла она, глядя на него с вызовом. — Да, их мир далёк от идеала, но среди них есть те, кто борется за добро, за знания, за справедливость.       — Возможно, — Том чуть приподнял бровь, не отводя взгляда, — но таких меньшинство. И это меньшинство тонет в хаосе и жадности. Они слабее нас, Гермиона. И они завидуют. Завидуют нашей магии, нашему могуществу. Ты действительно думаешь, что они когда-нибудь смирятся с нашим существованием, если узнают о нас больше, чем должны?       Она промолчала, впервые не зная, что ответить. Его слова, казалось, проникали глубже, чем она ожидала. Словно подчеркивая его слова, за окном раздался далёкий громкий звук, напоминающий грохот канонады.       Гермиона вздрогнула, неосознанно ощущая, как хрупкость мира сжимает её сердце.       — Я понимаю твои сомнения, — продолжил Том, и его голос стал мягче, почти успокаивающим. — Но ты не одна с этими мыслями. Я сам… — он замолчал, его лицо стало напряжённым, будто он собирался раскрыть что-то, что тщательно скрывал. — Знаешь, почему я говорю так уверенно? Потому что я тоже не чистокровный.       Её глаза расширились, и она с трудом переварила услышанное. Том Реддл, тот, кого все считали воплощением амбиций и чистокровной гордости, признался в своём происхождении. Это сбило её с толку.       — Но все думают… — начала она, но он перебил её, его голос был твёрд и спокоен.       — Они думают то, что я хочу, чтобы они думали, — сказал он, и в этом признании было больше правды, чем в тысячах речей. — И так будет всегда. Мы выбираем, как нас видят. И я выбираю не быть уязвимым в этом мире.       Гермиона поняла, что разговор ушёл глубже, чем просто обсуждение магии и магглов. В этом было что-то личное, что-то, что отражало его борьбу и горечь. И, глядя на него, она ощутила, как её собственные сомнения начинают менять форму, принимая тени его слов.       Тишина между ними стала плотной, как воздух перед грозой. Том слегка откинулся на спинку стула, его взгляд устремился в глубину библиотеки, где полки с древними фолиантами тонули в полумраке.       — Ты понимаешь, что то, о чём я сказал, не должно выйти за стены этой комнаты? — его голос был низким и уверенным, но в нём слышалась скрытая настороженность. — Это не просто просьба, Гермиона. Это то, что может изменить многое.       Она на мгновение закрыла глаза, обдумывая услышанное, и когда снова взглянула на него, в её взгляде светилось непоколебимое понимание.       — Я никому не скажу, Том, — её голос был твёрдым, почти резким. — Но почему ты решил рассказать мне это? Ты ведь обычно так тщательно оберегаешь свои секреты.       Том наклонился вперёд, его глаза снова встретили её, в них была искра чего-то неуловимого, словно он проверял её, изучал каждый её вздох, каждую реакцию.       — Потому что я вижу, что мы похожи. Не в том, что мы идентичны, — нет, — но в том, что нас объединяет наша природа. Мы оба стремимся доказать что-то миру, который смотрит на нас свысока. Ты — полукровка, — он сделал акцент на этом слове, и оно прозвучало, как признание, которое могло бы быть колючим, но не было, — и ты учишься с такой страстью, чтобы никто не посмел усомниться в твоей силе.       Слова Тома задели её за живое, но не вызвали в ней злость или раздражение. Он видел её насквозь, и это было одновременно пугающим и освобождающим.       — Ты прав, — наконец ответила она, отведя взгляд к стопке своих книг, как будто там она могла найти ответы. — Я никогда не признавалась в этом так открыто, но ты прав. Я хочу, чтобы меня признавали. Хочу, чтобы мои знания и умения говорили за меня, а не за моё происхождение.       Том кивнул, и в его взгляде мелькнуло понимание.       — Ты пытаешься доказать, что ты не хуже тех, кто зовёт себя «чистокровными», — сказал он, и в его голосе было что-то новое, что-то, что она не ожидала услышать. — А я делаю то же самое. Я должен был выстроить этот фасад, чтобы никто не посмел увидеть меня настоящим. Если бы они знали… — он замолчал, его глаза стали тёмными, как ночь за окнами.       Гермиона долго молчала, переваривая его слова. Том был прав: она всегда чувствовала это давление — доказать себе и остальным, что её место здесь заслуженное. Что она, несмотря на свои корни, может стоять наравне с чистокровными волшебниками, быть лучше многих из них.       — Ты решил мне довериться, потому что видишь во мне союзника? — спросила она, её голос был тихим, но напряжение звучало в каждом слове.       Том выпрямился, его лицо стало более закрытым, но глаза всё ещё горели интересом.       — Не союзника, — поправил он её, и в его словах была почти мягкость. — Скорее, того, кто сможет понять, почему мы должны быть сильнее остальных. Почему нельзя показывать слабость.       Гермиона ощутила, как её грудь наполнилась тяжестью. Они оба были пленниками своих амбиций, но в каждом из них жила разная цель. Она видела, как Том смотрит на мир, в его взгляде был вызов и презрение к слабости, и это пробуждало в ней внутренний конфликт.       Она не была уверена, что разделяет его взгляд на магглов и мир, но она понимала, откуда берутся его убеждения.       — И всё же, — осторожно начала она, — неужели ты действительно веришь, что мир магглов настолько опасен для нас? Что они — это враг, от которого нужно защищаться любой ценой?       Том не сразу ответил. Он задумчиво посмотрел на книгу, лежащую перед ним, затем снова встретил её взгляд.       — Я верю, что они никогда не перестанут бояться того, что не могут понять, — его голос был глубоким, слова звучали веско. — И страх — это самое опасное чувство. Страх толкает на ошибки, на разрушение. Мы должны быть готовы, чтобы мир магии никогда не стал жертвой их страха.       Гермиона почувствовала, как его слова оседают где-то глубоко внутри, вызывая смешанные чувства. Она понимала, что правда всегда сложнее, чем кажется на первый взгляд, и иногда для защиты необходимо принимать неудобные истины.       Но её мысли всё ещё были полны вопросов. Она внимательно посмотрела на Тома, его спокойный, сосредоточенный взгляд не выдавал ни капли сомнения.       — А как ты относишься к маглорожденным и полукровкам? — спросила Гермиона, её голос прозвучал осторожно, но с долей вызова. — И что ты думаешь о том, что чистокровные управляют нашим миром, будто они единственные, кто имеет на это право?       Том поднял бровь, словно удивлён, что она затронула эту тему, но затем его лицо исказила лёгкая гримаса презрения. Он отвёл взгляд, его пальцы слегка постукивали по краю стола, пока он обдумывал ответ.       — Разделение волшебников по происхождению — это абсурд, — холодно произнёс он, его голос прозвучал резко, словно клинок, скользящий по камню. — Магия сама выбирает, кто достоин ею обладать. Её не интересует, откуда ты родом и кем были твои предки. Если магия родилась в тебе, это значит, что ты достоин её. Всё остальное — жалкие попытки тех, кто боится потерять власть, оправдать своё превосходство.       Гермиона внимательно слушала, её глаза сузились, когда она пыталась уловить не только слова, но и подтекст. Это был тот Том, которого она ещё не знала, тот, кто мог презирать устоявшиеся порядки, даже если сам был частью этих порядков.       — Но разве это не парадокс? — продолжила она, не отводя взгляда. — Многие чистокровные не только удерживают власть, но и поддерживают идею о своём превосходстве, несмотря на то, что их магические способности не всегда превышают способности других.       Том усмехнулся, но в этой усмешке не было тепла.       — Это не парадокс, а страх. Они цепляются за традиции и старинные идеи, потому что они не готовы признать, что мир меняется, что магия не их привилегия. И если она проявляется у магглов, это не случайность. Это вызов их видению мира, и они знают, что этот вызов может изменить всё.       Гермиона молча кивнула, осознавая, что его слова звучат не как оправдание, а как осуждение тех, кто считал себя вершиной общества.       — Значит, ты не видишь в маглорожденных угрозы, — заметила она, в её голосе звучала задумчивость. — Ты видишь в них то, что они могут быть не менее достойными?       — Я вижу в них волю магии, — Том снова посмотрел на неё, его взгляд был пронзительным и холодным, как зимний воздух. — И, если быть откровенным, я презираю тех, кто строит своё превосходство на ложной уверенности, что только их кровь делает их выше других. Магия — это сила, и она находит своих обладателей, независимо от их происхождения. Если бы это было не так, разве мы бы сейчас сидели здесь?       Последняя фраза задела её за живое. Это был намёк на их общее полукровное происхождение, на их упорство и стремление доказать, что они не просто достойны быть частью этого мира, но могут быть лучше многих, кто считает себя на вершине.       Том медленно поднялся и подошёл к полке с древними манускриптами, его пальцы скользнули по старинным переплётам.       — Ты должна понимать, что чистокровные играют в игру, которую они сами создали. Но эта игра изменчива, и правила можно переписать, — его голос звучал отстранённо, но в нём угадывался огонь, который горел внутри него.       Гермиона подошла ближе, её взгляд был полон непонимания и любопытства одновременно. Она не могла отвести глаза от этого человека, который в своей решимости и презрении к старым устоям был одновременно пугающим и вдохновляющим.       — И что, по-твоему, будет с этими правилами? — спросила она, её голос звучал почти шёпотом.       Том повернулся к ней, его лицо на мгновение стало мягче, но глаза остались холодными.       — Они изменятся. Вопрос лишь в том, кто это сделает первым.

***

      Каникулы приближались к концу, и в холодных коридорах Хогвартса раздавалось только эхо шагов тех немногих, кто остался в замке. Гермиона всё больше думала о Беллатрикс, вспоминая каждую деталь их встреч, чувствовала, как тоска обостряется с каждым днём.       Но Том, своим присутствием и разговором, умел отвлечь её. Он приносил с собой холодный рассудок и те вопросы, которые заставляли её задуматься.       В этот вечер библиотека была тёмной и пустой, как и всегда в последние недели. Гермиона сидела за столом, аккуратно пролистывая страницы книги о древних ритуалах.       Том подошёл, держа в руках тонкий томик, изданный несколько столетий назад, и положил его перед ней.       — Ты всё ещё ищешь ответы? — спросил он с легкой усмешкой.       — Всегда, — ответила Гермиона, не поднимая глаз. Но затем решилась, отложила книгу и посмотрела на него прямо. — Том, я хотела бы попросить тебя о кое-чём.       Его взгляд изменился, стал внимательным, словно он предугадывал её слова.       — О чём именно? — прозвучал его голос, спокойный, как всегда, но с ноткой интереса.       Гермиона набрала воздуха в лёгкие и, не теряя решительности, произнесла:       — Я хочу научиться парселтангу.       На мгновение тишина между ними стала настолько напряжённой, что Гермиона услышала биение собственного сердца. Том наклонил голову, его взгляд стал пристальным и немного изучающим, но не удивлённым.       — Это сложнее, чем ты думаешь, — медленно ответил он. — Парселтанг — это не просто язык, это… связь. Понимание змей идёт глубже слов.       Гермиона не отступала, её глаза вспыхнули упрямством.       — Ты ведь уже понял, что я не боюсь сложностей. Я знаю, что это не просто язык. Это искусство, которое я хочу понять. Ты сказал, что магия выбирает своего владельца не случайно. Значит, если я могу это освоить, это что-то значит, верно?       Том посмотрел на неё с новой оценкой, его губы дрогнули в лёгкой улыбке.       — Ты цепляешься за каждую деталь, — заметил он. — Я вижу, что это не просто прихоть. Но скажи мне, почему тебе это так важно? Это знание непростое, и многие даже боятся его.       Она вздохнула, словно собирая мысли.       — Потому что я хочу знать грани магии, которые не изучаются в школе. То, что выходит за рамки. Потому что я хочу доказать… себе и остальным, что границы существуют только в умах. И я думаю, ты понимаешь это лучше всех.       Том кивнул, его лицо смягчилось, но взгляд оставался настороженным.       — Ты правду сказала, Гермиона. Границы действительно существуют только в тех, кто не хочет их пересекать. Но учить тебя парселтангу… — он сделал паузу, его глаза блеснули. — Это значит войти в новый мир. Ты уверена, что готова к этому?       Она не колебалась ни секунды.       — Да. Научишь меня?       Том прислонился к спинке стула, его губы сложились в едва заметную улыбку.       — Хорошо, — согласился он. — Но это не урок заклинаний. Это сложнее и требует большего, чем просто повторение слов.       Гермиона вздрогнула, чувствуя, как внутри неё разливается волнение, смешанное с лёгким страхом.       Том сел напротив Гермионы, его лицо было серьёзным, а взгляд изучающим. Казалось, он тщательно подбирал слова, чтобы начать. Тишина в библиотеке стала глубже, как будто даже звуки снаружи приглушились, чтобы не нарушать это напряжённое мгновение.       — Первое, что ты должна понять, — начал он, его голос звучал медленно и размеренно, — парселтанг — это не просто язык, а поток мыслей и интуиции. Он требует связи с магией, глубже той, что мы используем каждый день.       Гермиона кивнула, её глаза горели решимостью. Она внимательно слушала, стараясь уловить каждую интонацию в его голосе, каждый оттенок смысла. Том наклонился ближе, его глаза были тёмными и загадочными, а от него исходила энергия, от которой мурашки пробегали по коже.       — Послушай, — произнёс он, шёпотом переходя на змеиный язык, шипящий и завораживающий.       Слова текли, как звуки ветра в пещерах, мягко и угрожающе. Гермиона закрыла глаза, пытаясь уловить смысл, но вместо этого ощутила, как её разум запутывается в незнакомом ритме.       — Сконцентрируйся, — его голос снова вернулся к обычному языку, более жёсткому и настойчивому. — Ты должна почувствовать это внутри себя, иначе ничего не выйдет.       Она вдохнула глубже, на мгновение закрыла глаза и сосредоточилась. Её разум шарил в поисках, как будто нащупывал путь сквозь тёмные коридоры. Затем она открыла глаза и попыталась повторить звук, но вышло что-то искажённое, лишённое той магической искры.       Том чуть прищурил глаза, в которых мелькнула тень терпения, но и вызова. Он не спешил с похвалой, но и не обрывал её попытки.       — Не спеши, — сказал он, чуть мягче, его голос теперь был больше наставническим, чем властным. — Не пытайся говорить, как я. Найди свой ритм, своё звучание.       Дни проходили, превращаясь в цепочку встреч в библиотеке и пустых классах, где они оставались наедине. Гермиона ощущала, как упорство становится её движущей силой.       Она тренировалась ночами, читала всё, что могла найти о парселтанге, задавала вопросы, иногда раздражённо отвечала Тому, когда он корректировал её ошибки с холодным спокойствием.       — Почему ты так сильно этого хочешь? — однажды спросил он, наблюдая, как она снова пробует повторить слово, не переставая пытаться, несмотря на хрипоту в голосе.       Гермиона опустила взгляд, чувствуя, как растёт усталость, но упрямо не сдавалась.       — Потому что я хочу видеть магию с другой стороны, — ответила она наконец. — Не просто использовать её, а понимать на уровне, который доступен немногим. Ты прав, магия выбирает нас, но мы тоже должны выбирать её. Я хочу доказать, что способна на это.       Том внимательно смотрел на неё, его губы дрогнули, будто он собирался что-то сказать, но затем отвернулся, и его взгляд стал снова непроницаемым.       — Тогда давай продолжим, — сказал он, его голос вновь стал твёрдым. — В этот раз попробуй услышать музыку звуков, их ритм, прежде чем говорить.       Гермиона закрыла глаза, позволяя тишине заполнить её сознание. Она начала вслушиваться в шёпот магии, которая, казалось, текла в воздухе, и её разум начал понемногу улавливать связь.       В какой-то момент она почувствовала, как слова, словно мелодия, оживают внутри неё.       — Сссс-алакус, — прошептала она, и в этот момент её голос прозвучал так, что отразился тихим эхом, словно змеиный шёпот коснулся стен.       Том кивнул, и в его глазах появилось лёгкое, почти неуловимое одобрение.       — Вот это уже лучше, — сказал он тихо. — Ты начинаешь понимать, что это не просто звуки.       Она встретила его взгляд, и в этом молчаливом обмене было признание: она сделала первый шаг, и теперь пути назад не было.       Тишина между ними становилась плотнее, и это было не просто ожидание, а почти ощутимое осознание нового начала.       — Теперь, когда ты уловила ритм, самое сложное — удержать его, — проговорил Том, его голос был спокоен и отрывист, как всегда, когда он преподавал. — Множество людей пробовали повторить слова змей, но не у всех получается почувствовать настоящую связь.       — Я это чувствую, — прошептала Гермиона, и её глаза загорелись внутренним огнём. — Это как музыка, но… больше.       Том слегка приподнял бровь, его губы дернулись в подобие улыбки.       — Да, именно. Ты быстро схватываешь. Но этого недостаточно. Тебе нужно стать частью этой музыки, понять её сущность, а не только повторить.       Гермиона склонила голову, размышляя над его словами. Её решимость только крепла, и Том это видел. Он встал и начал ходить вдоль стола, словно его собственные мысли захлёстывали его.       — Почему тебе так важно это знать, Гермиона? — вновь спросил он, не поворачивая головы. — Почему ты готова терпеть трудности ради того, чтобы освоить язык, который многие считают опасным и даже запретным?       Она сделала паузу, чувствуя, как загорается внутренний спор. Её разум пронизывали сотни ответов, но только один был истинным.       — Потому что я хочу выйти за рамки того, чему нас учат. Я хочу доказать… не только себе, но и всем, что есть вещи, которые никто не может ограничить.       Том остановился, его глаза вспыхнули интересом. Он понимал её — этот голод к знаниям, этот вечный вызов миру и себе.       — Ты не представляешь, как близко твои мысли к моим, — сказал он тихо, но в его голосе не было ни пафоса, ни горечи. Только факт, простой и прямой.       — Тогда зачем спрашиваешь во второй раз? — она ответила почти с вызовом, её взгляд был пронзительным.       — Чтобы понять, до какой степени ты готова зайти, — ответил он без тени сомнения. — Есть магия, что даёт, но есть и такая, что забирает. Ты должна быть готова ко всему.       Гермиона встретила его слова молча, чувствуя, как между ними натянулась невидимая нить понимания и признания. Она знала, что Том не просто проверяет её — он делает это и для себя.       Это был вызов, который они оба приняли, каждый по-своему.       — Я это осознаю, — сказала она наконец, её голос был твёрд.       — Хорошо, — Том снова вернулся к своему прежнему холодному выражению лица, но его глаза блестели. — Начнём с простого. Попробуй повторить за мной, но не просто звуками, а чувством. Ты должна ощутить, как звуки сливаются с твоим дыханием, с твоей магией.       Он медленно прошептал очередное слово, и оно протянулось, как шипение змеи, уходя в тишину. Гермиона сосредоточилась, её пальцы непроизвольно сжались на краю стола, и она повторила. Звук вышел резким, но более точным, чем раньше.       — Ссс-лахир, — её голос прорезал воздух, и Том остановился, его взгляд стал задумчивым.       — Почти, — сказал он, и его глаза были полны скрытого одобрения. — Теперь давай попробуем с другой интонацией.       Их разговор продолжался, наполненный короткими шипящими звуками, коррекциями и короткими моментами разочарования, когда звук не получался. Гермиона не сдавалась, и это упрямство делало её учёбу непоколебимой.       — Ты начинаешь чувствовать. Это хорошо, — наконец произнёс Том, его голос был низким и тихим, как если бы он сам погружался в эту магию вместе с ней.       Она кивнула, и в её глазах читалась благодарность, которую она не озвучила.

***

      Вечер в библиотеке был пропитан тихим шорохом страниц и слабым потрескиванием свечей. Гермиона сидела напротив Тома, склонившись над очередной книгой по древним заклинаниям.       Впереди их ждал последний день зимних каникул, и завтра замок вновь наполнится голосами, смехом и привычным шумом учеников.       Она отложила перо и посмотрела на Тома. Он, казалось, не замечал её взгляда, увлечённый чтением древнего манускрипта, но она знала, что это обманчиво. Том всегда замечал каждую деталь.       — Том, когда все вернутся, мы… — она на мгновение замялась, подбирая слова. — Мы сможем продолжать общаться так же, как сейчас? Или ты будешь вести себя так, будто я не достойна твоего внимания?       Его глаза медленно поднялись от страницы, и в них сверкнуло что-то, похожее на раздражение. Он фыркнул, складывая губы в усмешку, и скривился, как будто вопрос её был до абсурда глуп.       — Ты серьёзно? — сказал он с ноткой презрения, от которого даже холодный воздух библиотеки показался теплее. — Мне всё равно, что подумают остальные. Я общаюсь с теми, с кем хочу, и ни один человек не посмеет поставить это под сомнение.       Гермиона не сразу ответила, её взгляд стал мягче, но не менее решительным.       — Это хорошо, — сказала она. — Потому что я тоже не собираюсь подчиняться чьим-то ожиданиям. Но… — она остановилась, обдумывая свои слова. — Слизеринцы, они ведь тоже не молчат, когда им что-то не по душе.       Том усмехнулся, его улыбка была не той, что могла бы быть успокаивающей. Скорее, это была улыбка, за которой скрывалась железная уверенность.       — Пусть попробуют сказать что-то мне в лицо, — ответил он тихо, но в его словах чувствовалась угроза. — Я давно научил их, что споры со мной не приводят ни к чему хорошему.       Его голос был ледяным, но Гермиона чувствовала, что это больше, чем просто бравада. Он привык держать ситуацию под контролем, и его слова не оставляли места для сомнений.       — А что насчет твоих друзей? — вдруг спросил он, его взгляд стал более испытующим. — Уизли, Поттер… подружка твоя. Они ведь будут не в восторге от того, что ты общаешься с кем-то вне их круга.       Гермиона на мгновение задумалась. Её мысли пронеслись по лицам Рона и Гарри, по тем многим разговорам, где каждый новый её шаг был под пристальным взглядом друзей.       — Они не будут в восторге, — призналась она наконец. — Но это не их выбор. Они привыкли, что я всегда рядом, и не ждут, что я пойду против их представлений. Но я не принадлежу им. Я сама выбираю, с кем мне быть и как строить свою жизнь.       Том кивнул, его глаза блеснули уважением, которое он редко позволял себе демонстрировать.       — Это разумно, — сказал он. — Ты начинаешь понимать, что значит быть по-настоящему независимой.       Они молчали, и тишина, на этот раз непривычно мягкая, заполнила пространство между ними. В этот момент Гермиона осознала, что их союз был чем-то большим, чем просто обмен знаниями или временная дружба.       Это было понимание двух людей, которые знали, что значит быть изгоями, что значит бороться за своё место под этим звёздным небом, окружённым холодными стенами Хогвартса.       — Завтра замок снова наполнится шумом, — тихо сказала она, чуть улыбнувшись. — Интересно, что они подумают, увидев нас за одним столом.       — Пусть думают что угодно, — ответил Том, поднимаясь и закрывая книгу с лёгким хлопком. — Главное, что знаем мы.       Том бросил последний взгляд на старинный манускрипт, словно завершал некий ритуал прощания с библиотекой. Затем, посмотрев на Гермиону, его глаза вспыхнули особым блеском.       — Пойдём, — сказал он, его голос был тих, но настойчив. — Я хочу показать тебе кое-что. И, возможно, это поможет тебе лучше понять язык змей.       Гермиона приподняла брови, её любопытство сразу же вспыхнуло. Она аккуратно сложила свои книги и встала, бросив последний взгляд на пустую библиотеку. Они двинулись по коридорам Хогвартса, где редкие факелы мерцали мягким светом, отбрасывая длинные тени.       Замок казался живым, но сейчас он дремал, ожидая возвращения учеников.       — Куда мы идём? — спросила она, стараясь держать голос спокойным.       Том не ответил сразу, только коротко посмотрел на неё, и в этом взгляде было больше, чем просто приглашение. Он вел её к месту, которое хранило свои тайны веками.       Наконец они подошли к входу в женский туалет.       Гермиона нахмурилась; это было самое обыкновенное место, куда ученицы спешили в перерывах между уроками. Ничего странного, ничего мистического.       — Серьёзно? — она не смогла сдержать ироничного тона, когда Том остановился у двери.       Тот лишь усмехнулся, будто ожидал её реакции.       — Внешность обманчива, — произнёс он, шагнув внутрь. Гермиона, немного колеблясь, последовала за ним.       Туалет был безлюдным, в воздухе витал лёгкий запах влажности и мыла. Том медленно прошёл к раковинам, его пальцы скользнули по холодному фарфору, пока он не нашёл ту, что была украшена выгравированным змеем.       — Здесь, — сказал он тихо, и Гермиона заметила, как его лицо стало ещё более сосредоточенным. — Теперь смотри внимательно.       Он произнёс что-то на парселтанге, звук слов шипел и перекатывался по пространству, как живая змея. В ответ раздался едва слышный треск, и раковина начала двигаться, открывая проход вниз, тёмный и заманчиво опасный.       Гермиона невольно задержала дыхание. Секунду она стояла в оцепенении, потом повернулась к Тому, и её глаза встретились с его взглядом, в котором читалась уверенность.       — Готова? — спросил он, но это звучало больше, как утверждение.       Она кивнула, и они вместе шагнули в темноту, скрытую за раскрытой раковиной. Спуск был крутым, и их окружила тишина, нарушаемая лишь звуком их шагов, когда они достигли нижнего уровня.       Перед ними открылся проход, высеченный в камне, его стены были украшены изображениями змей, которые, казалось, наблюдали за каждым их движением.       Атмосфера становилась всё более плотной, но Гермиона чувствовала не страх, а захватывающее волнение.       — Это и есть та комната? — её голос прозвучал тише, чем она ожидала.       Том кивнул и произнёс ещё одно слово на парселтанге. Дверь впереди них раздвинулась, открывая величественное помещение, где огромная статуя старого колдуна возвышалась над ними.       Его борода спадала каскадом каменных локонов, а глаза смотрели холодно и пристально.       — Здесь я тренируюсь, когда мне нужно уединение, — сказал Том, его голос отразился эхом от каменных стен. — И здесь ты тоже сможешь научиться чувствовать силу парселтанга, не отвлекаясь на шум и посторонние взгляды.       Гермиона сделала несколько шагов вперёд, её пальцы скользнули по влажному камню, и она ощутила, как волны магии проходятся по её коже. Всё вокруг дышало древностью, неподвластной времени и человеческим слабостям.       — Почему ты выбрал именно меня, чтобы показать это? — спросила она, наконец осмелившись взглянуть ему в глаза.       Том медленно повернул голову, его взгляд был непроницаемым, но в нём мелькнула тень доверия.       — Потому что ты понимаешь, что магия — это не просто знание и заклинания. Это сила, которую нельзя ограничить. И ты готова испытать её, даже если она требует многого.       Гермиона кивнула, ощущая, как её решимость крепнет. Здесь, в этой тайной комнате, их союз становился чем-то большим, чем просто совместное изучение магии.       Темнота словно дышала древней магией, и каждый шаг отдавался эхом, как будто само пространство внимало им. Гермиона стояла в центре, чувствуя, как холод камня проходит через подошвы её ботинок.       Том подошёл ближе, его глаза сверкали в полумраке, и, казалось, сам воздух вибрировал от его присутствия.       — Здесь есть кое-кто, кого я хотел бы тебе показать, — сказал он, и его голос был столь же спокойным, как всегда, но в нём слышалась едва уловимая нотка напряжения.       Гермиона нахмурилась, но не успела задать вопрос. Том, прищурившись, произнёс на парселтанге слово, и его шёпот, похожий на шелест листьев, разлетелся по комнате. Тишина на мгновение стала гулкой, а затем вдалеке послышался шорох.       Из тени под статуей, плавно извиваясь, показался змееподобный силуэт. Василиск. Он был гораздо меньше того, что Гермиона когда-либо могла себе представить по древним книгам — скорее, молодой василиск с золотисто-зелёной чешуёй, которая переливалась в слабом свете.       Её дыхание перехватило, но не от страха. От восхищения и трепета перед древней магией. Том поднял руку, и василиск скользнул вперёд, остановившись прямо перед ними. Его глаза были прикрыты прозрачной мембраной, что делало его взгляд безопасным.       Гермиона ощутила, как её сердце забилось быстрее.       — Это… — она попыталась подобрать слова. — Он ещё молодой.       — Именно, — ответил Том, слегка улыбнувшись. — Его зовут Морос. Он привык ко мне и готов слушать тех, кого я признаю. Скажи ему что-нибудь.       Гермиона сглотнула и, облизнув пересохшие губы, сосредоточилась. Она попыталась вспомнить шёпот, который он учил её произносить. Её голос дрогнул, но затем она почувствовала, как слова на парселтанге мягко текут с языка.       Морос шевельнулся, его язык слегка колыхнулся в воздухе, как будто он слушал и отвечал.       — У тебя получается, — Том не сдержал одобрения, и его голос прозвучал почти тепло. — Василиски — идеальные слушатели. Идеальные учителя. Магия здесь течёт по жилам камня, как и внутри него.       — Он чувствует, — пробормотала Гермиона, и её глаза расширились от понимания.       Василиск действительно слушал её, чувствовал её присутствие и отвечал на её слова, хоть и не двигался. Это был момент, когда между ними установилась та связь, о которой Том говорил так долго.       Морос слегка качнулся вперёд, и его нос мягко коснулся руки Тома. Он наклонился и тихо прошептал что-то на парселтанге, после чего василиск плавно отступил в тень, исчезая, словно и не было его.       — Это и есть сила, — тихо сказал Том, убирая руку. — Она не в заклинаниях и не в движениях палочки. Она в том, что ты можешь установить связь с тем, что выходит за рамки понимания.       Гермиона почувствовала, как этот опыт изменил её. Не резко, не как молния, а медленно, как прилив. Она посмотрела на Тома, и между ними снова установилось то молчаливое понимание.       — Никому не рассказывай о том, что было сегодня, — добавил Том, и в его глазах мелькнула стальная уверенность. — Этим нужно уметь правильно распоряжаться.       — Понимаю, — ответила она, её голос был низким, почти шёпотом. Она знала, что этот момент останется с ней навсегда, тайной, которую они поделили вдвоём.       Гермиона медленно повернулась к месту, где только что исчез молодой василиск, и вдохнула глубже, ощущая странное волнение и дрожь в пальцах.       Её разум пытался вместить всё произошедшее: эта тайная комната, Том, стоящий рядом с непривычной мягкостью в глазах, и сама она, решившаяся на обучение, о котором не знала ни одна душа в замке.       — Попробуй снова, — предложил Том, его голос прозвучал мягче, чем обычно. Он наблюдал за ней, внимательно следя за её выражением лица. — Обратись к нему, но на этот раз чувствуй ритм слов, не раздумывая слишком долго.       Она кивнула, закрыв глаза на секунду, чтобы сосредоточиться. Сердце замедлило свой бег, а в голове стали мелькать звуки, которые Том шептал ей за последние дни.       Она открыла глаза и прошептала слова, шипяще и плавно:       — Ссс-алутор… Морос, слышишь меня?       Тишина тянулась секунды, которые показались вечностью. Затем из глубины камня послышался еле уловимый шорох, и через мгновение молодой василиск снова показался в полумраке, его чешуя мерцала золотистыми отблесками, а язык плавно колыхался в воздухе, словно он изучал её.       — Ты… звала меня, — раздался шёпот, и Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки.       Слова змеи были странно музыкальными, текучими, словно колдовские заклинания. Она поняла, что слышит его, но смысл ещё скользил где-то на грани понимания.       — Он спрашивает, зачем ты его позвала, — Том, стоящий чуть позади, перевёл её замешательство, его голос был низким и спокойным.       — Чтобы учиться, — Гермиона снова сосредоточилась, пытаясь вложить в голос уверенность. — Чтобы лучше понимать.       Морос наклонил голову, его золотистые глаза, прикрытые мембраной, смотрели прямо на неё.       — Ты странная… человек, — снова прозвучал шёпот, и на этот раз смысл слов сложился в её голове яснее.       Её сердце дрогнуло, и она бросила быстрый взгляд на Тома, который одобрительно кивнул, подбадривая её.       — Спроси у него, как он чувствует магию, — подсказал Том. Его голос напоминал шёпот учителя, подсказывающего верный ответ на экзамене.       Гермиона замялась, чувствуя, как волнение снова заполняет её, но всё-таки повторила слова. Морос ответил сразу, его слова были неожиданно плавными и загадочными.       — Магия… как дыхание. Она… вокруг, везде… мы слушаем её, чувствуем. Вы, люди, хотите её контролировать. Мы живём с ней.       Гермиона перевела взгляд на Тома, в её глазах читалось восхищение, смешанное с недоумением.       — Он говорит, что магия для них — это не инструмент, а жизнь, — Том ответил на её молчаливый вопрос, его взгляд был направлен куда-то вдаль, словно он и сам вспоминал что-то далёкое.       — Это… глубже, чем я думала, — прошептала она, вновь встречая взгляд змеи.       Василиск слегка наклонил голову, и его язык снова зашевелился, как если бы он улыбался.       — Ты… можешь понять, если захочешь, — снова прошипел Морос, и Гермиона почувствовала, как лёгкая дрожь снова пробегает по её телу.       Том, казалось, прочитал её мысли. Он сделал шаг вперёд, его рука мягко коснулась её плеча.       — Вот почему ты здесь. Это — магия, которую нельзя найти в книгах. Это знание, что связывает древность и нас. Ты должна чувствовать его, а не только понимать.       Гермиона кивнула, чувствуя, как уверенность постепенно заполняет её. Она снова обратилась к Моросу, уже с новым пониманием.       — Спасибо, что учишь меня, — произнесла она на парселтанге, её голос больше не дрожал.       Молодой василиск снова наклонил голову, и на этот раз в его движении читалось нечто похожее на уважение.       Том улыбнулся уголками губ и отошёл на шаг назад, позволяя Гермионе остаться наедине с новообретённым знанием.       Она сделала шаг вперёд, её пальцы невольно коснулись каменного выступа, чтобы ощутить стабильность под ногами. Морос, хотя и стоял неподвижно, смотрел на неё с тем странным, спокойным интересом, который свойственен только существам, знающим о мире больше, чем люди могут предположить.       Его золотистые глаза, скрытые тонкой мембраной, внимательно следили за каждым её движением.       — Ты ведь можешь убивать взглядом, верно? — произнесла она, едва слышно, но её голос не дрожал, а был полон спокойного любопытства.       Морос плавно наклонил голову, как если бы обдумывал её вопрос, и затем прошипел в ответ:       — Да, но я… выбираю, — его слова были мягкими, но наполненными тихой силой. — Ты не враг.       Том, стоявший неподалёку, вскинул брови, будто довольный тем, что Гермиона осмелилась задать этот вопрос.       Он сделал шаг ближе, слегка качнув головой в сторону василиска.       — Он не причинит вреда тем, кого я считаю своими, — добавил Том, и в его голосе прозвучала уверенность, которая оставляла за собой ощущение правды.       Гермиона кивнула, переваривая услышанное. Её сердце билось чуть быстрее, но не от страха — от осознания того, что она прикоснулась к чему-то, что далеко выходило за рамки учебников.       Она снова посмотрела на Мороса, и её голос на парселтанге прозвучал мягче:       — Что ты чувствуешь, когда смотришь на людей?       Морос слегка зашипел, словно обдумывая её вопрос, затем его глаза встретились с её взглядом.       — Мы… не видим, как люди. Мы слышим магию… она разная, — шёпот змеи звучал медленно, почти задумчиво. — Одни — сильные, другие — слабые. Ты… интересная.       Гермиона почувствовала, как её щеки вспыхнули, и отвела взгляд, чтобы скрыть это. Том наблюдал за их разговором, не вмешиваясь, но в его глазах читалась тихая сосредоточенность.       — Ещё раз, попробуй спросить его что-нибудь на парселтанге, — подсказал Том, его голос был чуть мягче, чем обычно. Гермиона кивнула, собираясь с мыслями.       — Почему… ты не убиваешь меня взглядом? Как ты… это контролируешь? — снова прозвучал её голос, неуверенность всё ещё проскальзывала в интонации, но она уже чувствовала себя увереннее.       Морос слегка приподнял голову, и в его движениях было что-то благородное, почти царственное.       — Это… желание, — прошипел он, — мы знаем, кого… нужно, а кого нет. Ты… не причиняешь боль, значит, не враг.       Гермиона снова бросила взгляд на Тома, и тот только слегка улыбнулся уголками губ.       — Он учится так же, как и ты, — пояснил Том. — Он живёт магией, дышит ею и видит её в каждом из нас. У него, как и у нас, есть инстинкты и намерения.       Гермиона продолжала смотреть на Мороса, осознавая, что, возможно, ей открываются грани магии, о которых она даже не задумывалась.       Она, чувствуя, как тишина комнаты становится почти осязаемой, снова обратила внимание на золотистые глаза Мороса. Её взгляд был полон решимости, но в глубине души теплилось лёгкое чувство тревоги.       Перед ней был василиск — существо, которое должно внушать страх, но она ощущала что-то иное, почти сродни уважению.       — Что ты видишь, когда смотришь на меня? — спросила она, её голос звучал тихо, но в нём была скрытая уверенность.       Она хотела понять, как её воспринимает существо, способное чувствовать магию и жизнь иначе, чем она привыкла думать.       Морос слегка наклонил голову, его золотистые глаза искрились, будто он пытался найти правильные слова.       — Свет… и тени, — прошипел он, язык скользнул по воздуху. — Ты… не такая, как другие.       Гермиона почувствовала, как её сердце замерло. Она не могла объяснить, почему эти слова так задели её, но в них была какая-то правда, которую она сама ещё не осознала до конца.       — Ты говоришь так, словно читаешь мысли, — усмехнулась она, пытаясь скрыть лёгкое смущение. — Ты правда можешь это делать?       Морос зашипел коротко, почти, как если бы посмеялся.       — Мы… чувствуем намерения. Твоя магия… она зовёт, но ты её ещё не слышишь до конца.       Том, стоящий рядом, наблюдал за происходящим с привычной спокойной уверенностью. Его тёмные глаза сверкнули, когда он решил вмешаться.       — Морос чувствует магию так, как мы ощущаем тепло или холод. Ему не нужно видеть твои мысли, чтобы понять, что ты из себя представляешь, — сказал он, его голос звучал мягко, но уверенно. — Ты только начинаешь видеть.       Гермиона хотела было задать ещё один вопрос, но вместо этого замолчала и прислушалась к себе. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь лёгким шорохом дыхания змеи и редкими потрескиваниями в дальних уголках.       Она повернулась к Тому, и тот кивнул, давая ей понять, что она на правильном пути.       — Ты говорила, что хотела бы лучше понимать магию вокруг, — продолжил Том, его голос обволакивал комнату, будто мягкий бархат. — Это первый шаг. Морос — не просто учитель, он часть этой магии.       Морос медленно распахнул глаза и, будто прочитав её внутренние сомнения, прошептал:       — Ты смотришь и видишь… жизнь. Не бойся смотреть… глубже.       Гермиона сглотнула, чувствуя, как её горло пересохло. Слова василиска не только объясняли то, что происходило, но и заставляли её задуматься о своих чувствах к магии, о своём месте в этом мире.       Она внезапно ощутила, как в душе появляется ответное эхо — крик, которого она так долго не замечала.       — Морос, — прошептала она, и её голос звучал неожиданно уверенно. — Я хочу научиться смотреть и видеть так же.       Том улыбнулся, его лицо стало мягче, чем она привыкла видеть.       Гермиона, не сводя глаз с Мороса, сделала шаг вперёд и протянула руку. Холодные, гладкие чешуйки василиска под её ладонью были неожиданно шелковистыми на ощупь.       Он не отстранился, только чуть приподнял голову, как будто одобрял её жест. Том стоял рядом, его присутствие было спокойным, безмолвной поддержкой, но в воздухе витало что-то неуловимо важное.       — Морос, когда ты впервые встретил Тома? — спросила она с искренним интересом, удивляясь тому, что никогда раньше не задумывалась об этом.       Василиск слегка повернул голову и зашипел ответ, его язык выскользнул и вновь исчез.       — Он был… юн, но уже сильный. Моя память — его… магия, — прошипел он, и слова, обернутые загадочным эхом, повисли в воздухе.       Том кивнул, подтверждая это, но не добавил ничего, давая Моросу и Гермионе возможность общаться. Её пальцы чуть дрогнули, когда она ощутила, как сердце учащённо забилось от этой странной смеси восторга и благоговейного страха.       — Ты хранишь воспоминания о каждом, кто был здесь? — продолжила она, её голос был мягким, почти шёпотом.       Морос слегка прищурился, и в его глазах блеснуло что-то далёкое, древнее.       — Да… память — след, оставленный магией. Здесь… много теней.       Гермиона внимательно слушала, пытаясь представить себе всех тех, кто ступал в эту комнату до неё. Этот мир, такой скрытый и пугающий, вдруг показался ей более человеческим, если только магия могла хранить следы их присутствия.       Она посмотрела на Тома, который, казалось, был поглощён её словами, но ничего не сказал.       — А ты можешь различить их? Кто оставил светлый след, а кто… тёмный? — продолжила Гермиона, слегка нахмурившись, её глаза светились жаждой знания.       Морос шипел дольше обычного, как будто обдумывая ответ.       — Магия… не делится на свет и тьму, — его голос звучал, как шелест древних свитков. — Только намерения.       Гермиона почувствовала, как Том чуть изменил позу, его взгляд стал внимательнее, изучающе оценивающим. Он явно следил за реакцией Мороса и её собственными мыслями.       — Значит, те, кто приходит сюда с разными намерениями, оставляют свой след? И ты можешь почувствовать это? — уточнила она, слегка качнув головой, на лице застыло выражение тихого изумления.       — Ты… уже оставила след, — прошипел василиск, его глаза светились странной мудростью, которую она не могла разгадать. — Он… иной.       Том тихо усмехнулся, слегка наклонив голову, но промолчал. Гермиона ощутила, как её сердце сжалось, но не от страха, а от чувства причастности к чему-то большему, чем она могла предположить.       — Спасибо, Морос, — сказала она, чуть улыбнувшись, и повернулась к Тому. — Теперь я понимаю, почему ты так ценишь его.

***

      Зал Гриффиндора вновь ожил, наполненный смехом и оживлёнными разговорами. Гермиона, которая почти привыкла к тишине Хогвартса во время каникул, внезапно ощутила, как её сердце заполнилось теплом.       Возвращение друзей было, словно возвращение самого Хогвартса к жизни. Она едва успела сесть за стол, когда Рон и Гарри ворвались в ее пространство, их щеки были красными от мороза, а глаза блестели от радости.       — Гермиона! — воскликнул Гарри, направляясь к ней так быстро, что едва не опрокинул всю еду. — Ты не поверишь, что произошло с нами в Дырявом Котле! — Его улыбка была такой широкой, что казалось, будто лицо вот-вот лопнет.       — Если ты снова скажешь про драку с ведьмой-торговкой из лавки Олливандера, я поклянусь, что залью тебе уши горячим шоколадом, — поддел его Рон, падая на соседнее место рядом с таким грохотом, что Гермиона улыбнулась. Он обиженно поднял брови. — Но, признаться, это было эпично.       — Да ладно тебе, Рон, — вмешалась Летиция, которая, судя по всему, только что вернулась из библиотеки и к ним присоединилась. — Расскажи лучше, как ты объяснял какому-то дяде в Лондоне, почему у тебя в кармане оказалась лягушка-предсказательница.       — Тс-с, не напоминай! — вздохнул Рон, театрально прикрывая лицо рукой. — Этот инцидент мы не обсуждаем. Никогда. — Но его глаза блестели от смеха.       Гарри не удержался и расхохотался, потрясывая головой.       — Летиция, ты всё испортила. Гермиона должна была подумать, что мы герои. А теперь всё, что она знает, — это то, что Рон боится волшебных лягушек.       — Я и не знала, что их можно бояться, — Гермиона лукаво улыбнулась, скрестив руки на груди. — Рон, что случилось?       Рон отмахнулся, как будто разговор был для него слишком утомителен.       — Я думал, она скажет что-то полезное, типа «Твоя жизнь будет длинной и беззаботной», а она прыгнула мне на лицо и заявила: «Берегись красных курток!» Кто знает, что это значит?       — Видимо, ты стал пророком, Рон, — подмигнула Летиция, допивая свою кружку горячего какао. — Или просто тебе стоит держаться подальше от модных магазинов.       Все рассмеялись, и даже Гермиона почувствовала, как её тревоги растворяются в этом добродушном шуме. Зимние каникулы, прошедшие в тишине библиотеки и тайных разговорах, вдруг показались ей чем-то далёким и нереальным.       Здесь, среди этих людей, она чувствовала себя частью чего-то важного, искреннего.       — А ты, Гермиона? — вдруг спросил Гарри, его глаза сузились, и он внимательно посмотрел на неё. — Как твои каникулы?       — Хорошо, — ответила она, пытаясь звучать непринуждённо. — Я много времени провела в библиотеке. Профессора, которые остались, были рады видеть хоть кого-то, кто не забыл, как пахнут свитки и пыльные фолианты.       — Типично, — Рон ухмыльнулся, подтягивая одеяло к плечам. — Мы-то думали, что ты хотя бы разок позволишь себе отдохнуть, а ты…       — Я отдыхала, — возразила Гермиона, но её глаза выдали лёгкую задумчивость. — Но иначе.       Летиция склонилась вперёд, её светлые волосы блестели в свете камина.       — Ты ведь не встречалась с привидениями, да? Слышала, кто-то из них недавно снова появился в библиотеке и рассказывал истории о старых тайнах школы.       Гарри и Рон закивали, заинтересовавшись этой новой деталью.       — Нет, — сдержанно ответила Гермиона, взгляд её скользнул в сторону свечей над головами. — Но это было бы интересно.       Гермиона отвела взгляд и принялась разглядывать Большой зал. Шум вокруг них был почти оглушительным: ученики радостно обсуждали, кто и как провел каникулы, с грохотом ставили кубки с горячим шоколадом и весело смеялись, будто пытались наверстать недели тишины.       С потолка падали невесомые снежинки, тая прежде, чем коснуться столов, создавая иллюзию зимнего чуда, не дающего замерзнуть.       Гарри рассказывал какую-то очередную забавную историю, в которой фигурировал испуганный студент и магическая тыква, когда внимание Гермионы ускользнуло. Она скользнула взглядом по залу, мимо группы пуффендуйцев, смеющихся над чем-то до слез, затем посмотрела на стол Слизерина.       Хмурые лица и недовольные, полные важности выражения почти не изменились, но Беллатрикс не было видно. Сердце Гермионы сжалось от лёгкого разочарования, но она быстро спрятала это за улыбкой, когда Рон произнес что-то особенно громкое и неуклюже уронил кусок пирога на скатерть.       — Рон, ты, кажется, собираешься накормить скатерть, а не себя, — заметила она с привычным занудством, но её голос был мягким, без намёка на критику.       — Лучше скатерть, чем мои новые свитера, — буркнул Рон, вытирая руки.       Гарри захохотал и подбросил в воздух маленький лимонный пирожок, который тут же ловко поймал ртом. Летиция прищурилась и покачала головой:       — Удивительно, что после всех праздников у нас ещё хватает сил на такие фокусы.       Гермиона снова окинула взглядом стол Слизерина и вдруг поймала глаза Тома Реддла. Он сидел прямо и спокойно, взгляд его был непроницаем, но уголки губ чуть дрогнули, когда они обменялись кивками.       Этот краткий момент, когда их взгляды встретились, был неожиданным напоминанием о недавних разговорах в библиотеке, которые внезапно приобрели для неё большую значимость.       — Ты что-то ищешь, Гермиона? — спросила Летиция, наклоняя голову. В её голосе сквозила забота.       — Нет, просто задумалась, — поспешно ответила она, отвлекаясь на лепестки искусственных снежинок, танцующих под потолком.       Она попыталась сосредоточиться на еде, но её мысли постоянно возвращались к тому, что Беллатрикс так и не появилась. Где она могла быть?       Гермиона попыталась отвлечься, вслушиваясь в разговоры друзей и шутки, но её мысли снова возвращались к Беллатрикс. Она провела вилкой по тарелке, отгоняя волну беспокойства. Вдруг, среди громкого смеха и разговоров, её внимание привлекло движение у входа в Большой зал.       Беллатрикс вошла, сопровождаемая Рудольфусом и Рабастаном Лестрейнджами, и на мгновение время словно остановилось. Гермиона почувствовала, как сердце застучало сильнее, пока её взгляд не заскользил по знакомым чертам лица Беллатрикс.       Темные волосы, немного взъерошенные после дороги, блестели в свете плавающих свечей, и в её движениях была та самая грация, от которой взгляд Гермионы всегда задерживался чуть дольше, чем следовало бы.       Перед глазами пронеслись моменты их недели — смех, совместные ужины в Выручай-комнате, шепот среди старинных книжных полок. Гермиона едва не улыбнулась, но вовремя одумалась, удержав это движение на грани незаметного.       — Гермиона, ты точно в порядке? — Рон нахмурился, заметив, как её взгляд снова метнулся к столу Слизерина.       — Всё хорошо, — ответила она чуть быстрее, чем следовало, и добавила, чтобы отвлечь его внимание: — Ты так и не рассказал, как закончилась история с той поющей тыквой.       Рон начал что-то рассказывать с воодушевлением, но Гермиона его почти не слушала. Она заметила, как Беллатрикс бросила взгляд в её сторону, словно бы невзначай, и быстро вернулась к разговору с Лестрейнджами, но это короткое мгновение было достаточно, чтобы внутри вспыхнула искра облегчения.       Беллатрикс села за стол, Рудольфус что-то прошептал ей на ухо, и она кивнула, едва заметно усмехнувшись. В этот момент их взгляды снова пересеклись, но на этот раз Беллатрикс удержала взгляд чуть дольше.       Было в этом взгляде что-то сложное, скрытое под слоями хладнокровия, что Гермиона знала лучше, чем кто-либо.       Гермиона старалась вовлечь себя в разговор с друзьями, смеяться вместе с ними, но всякий раз, когда её взгляд скользил по залу, она неизменно возвращался к тому месту, где сидела Беллатрикс.       Тёмные глаза той порой поднимались от своей тарелки, ненадолго встречались с её взглядом, и каждый раз это был молчаливый сигнал, напоминающий Гермионе о неделе, проведённой в уюте Выручай-комнаты.       — Гермиона, ты точно здесь? — посмеиваясь, спросила Летиция, подмигнув Рону. — Смотришь так, будто в мыслях уже на экзаменах.       — Я просто… — Гермиона быстро улыбнулась, прикрывая свою задумчивость, — вспоминаю, что надо ещё дочитать одну главу по трансфигурации. Расскажите еще про ваши каникулы.       Друзья с готовностью начали делиться историями о путешествиях, снежных сражениях и ужинах при свечах в своих семьях. Рон громко рассказывал, как он пытался превратить новогодний торт в петарду, что закончилось всеобщей паникой и горой магических искр.       Гермиона улыбалась, слушала, задавала вопросы, но внутри неё всё бурлило. Желание увидеть Беллатрикс вне этих формальностей нарастало, казалось, захватывало каждый вдох.       Взгляд снова скользнул к столу Слизерина. Беллатрикс в этот момент хмыкнула на слова Рабастана и наклонилась ближе к нему, что-то отвечая с едва заметной усмешкой на лице.       В этом жесте не было ничего значительного, но Гермионе показалось, что это укор в её сторону — напоминание о том, как легко и уверенно Беллатрикс может скрывать свои истинные чувства.       Том Реддл, сидящий чуть поодаль, казалось, заметил её взгляд и чуть кивнул. Его тёмные глаза блеснули в свете свечей, и Гермиона ощутила странное смешение эмоций — напоминание о недавних уроках и разговоры, что она вела с ним в библиотеке.       Кивнув в ответ, она вернулась к беседе с друзьями, но мысли о Беллатрикс не отпускали.       — Гермиона, ты слышала? — Гарри подтолкнул её локтем. — Я говорю, что нам стоит попробовать взять книги у профессора Слизнорта, раз уж он всё равно всё оставляет в своей кабинете.       Она рассмеялась, покачав головой:       — Думаю, нам стоит лучше попросить разрешения. Профессор Слизнорт не тот, с кем стоит шутить.       Смех друзей заглушил её сомнения, на короткое время окутав её иллюзией спокойствия.

***

      Гермиона нервно мерила шагами комнату, её мысли перескакивали с одной тревожной мысли на другую. Выручай-комната, чутко реагируя на её состояние, казалась ещё теснее, как будто стены приближались, заполняя пространство её волнением.       Её взгляд то и дело бросался к часам, стрелка которых двигалась так медленно, что казалось, она замерла.       Она потянулась к мантии, висевшей на спинке стула, вспоминая, как ещё днём пыталась незаметно оставить записку Беллатрикс, вложив её в складки ткани. Всё было сделано быстро, мимолётным движением, и теперь Гермиона терзалась сомнениями, заметила ли Белла эту записку вообще. «А если нет?» — эта мысль резанула её острее, чем хотелось бы.       Тишина в комнате давила, только слабый треск свечей нарушал звенящую пустоту. Гермиона облизнула пересохшие губы, ощущая, как в груди сжимается невыносимая тревога. От предвкушения встречи и от неизвестности, которая сопровождала каждое их взаимодействие.       В конце концов, неделя, проведённая вместе, оставила слишком яркие отпечатки, чтобы просто смириться с её отсутствием.       Дверь заскрипела. Гермиона замерла, сердце сбилось с привычного ритма, словно услышало шаги прежде неё. Она повернулась, не в силах сдержать слабую дрожь в коленях. В проёме показалась знакомая фигура, чёрные волосы, тёмный взгляд, который сначала казался пустым, но при ближайшем рассмотрении раскрывал целый мир сложных эмоций.       Беллатрикс медленно вошла, закрывая за собой дверь. Её лицо было строгим, но глаза — живыми, внимательными. Молчание повисло между ними на мгновение, напряжённое, как натянутая струна, пока Гермиона не выдержала и бросилась к ней, обвивая руками, не в силах скрыть счастья.       — Ты пришла, — тихо сказала она, ощущая, как её голос дрожит.       Беллатрикс не ответила сразу. Её руки скользнули по спине Гермионы, обнимая её крепко, и воздух между ними, кажется, нагрелся.       Она оставалась молчаливой, словно оценивая каждую секунду их встречи, запоминая каждое касание. Её дыхание было ровным, но в глазах скользнула тень чего-то, что Гермиона не могла сразу распознать.       Это не была тревога или гнев — скорее, смесь усталости и облегчения. Наконец, Беллатрикс произнесла, чуть хрипловато:       — Надеюсь, ты не замучила себя мыслями.       Гермиона усмехнулась, почти беззвучно, и прикрыла глаза, чувствуя, как напряжение медленно уходит из её тела. Их лица были близко, настолько, что она ощущала лёгкий аромат древесных нот и жасмина, который был так знаком.       Она хотела сказать многое, но слова не приходили. И вдруг поняла, что не нужны они сейчас, в этом спокойном, почти безмолвном моменте.       — Было так непривычно, — тихо сказала Гермиона, её голос, хоть и негромкий, казался отчётливым в тишине комнаты. — Я боялась, что что-то случилось.       Беллатрикс слегка наклонила голову, её взгляд смягчился, и она провела рукой по щеке Гермионы, словно успокаивая её немые тревоги.       — Ты слишком много думаешь, — её губы дрогнули в улыбке. — Но я здесь.       Это обещание, хотя и прозвучало между строк, задело Гермиону глубже, чем она ожидала. Она внимательно всмотрелась в лицо Беллатрикс, ищущая следы недосказанности, но не нашла ничего, кроме искренности.       — Идём, сядем, — предложила Беллатрикс, разрывая их молчание и жестом приглашая к дивану у окна, где отблески огня с камина отражались в ночной мгле за стеклом.       Гермиона последовала за ней, садясь рядом так, чтобы их плечи касались. Они сидели, глядя в тёмное небо, усеянное звёздами, и слушали, как за окном ветер стучал по оконной раме.       — Всё прошло хорошо дома? — спросила Гермиона, осторожно нарушая молчание.       Беллатрикс лишь вздохнула, затем обернулась и посмотрела прямо на неё, в её карие, настороженные глаза.       — Достаточно хорошо, чтобы захотеть вернуться сюда как можно скорее, — ответила она, в её голосе мелькнуло что-то, что трудно было определить.       В тишине этой комнаты, где каждый звук был отчётлив, слова Беллатрикс звучали особенно весомо.       — Я скучала по тебе, — вдруг произнесла Гермиона, не отрывая взгляда от её лица. Слова сами сорвались с губ, просто, без излишней торжественности.       Беллатрикс наклонилась к ней, их лбы соприкоснулись, и между ними повисло напряжённое молчание.       Щёки Гермионы вспыхнули, она не могла оторвать взгляда от этих глаз, которые были полны тайны и чего-то необъяснимого, что пробуждало в ней и волнение, и страх одновременно.       — Я знаю, — наконец прошептала Беллатрикс, в её голосе звучала лёгкая хрипотца, и она подняла руку, чтобы слегка запутаться в завитках каштановых волос Гермионы. — Я тоже.       Их близость была почти невыносима. Это было столкновение двух разных миров, но в тот момент миры слились в один, и всё вокруг перестало существовать.       Гермиона вздохнула, прижимаясь плечом к Беллатрикс, и позволила себе немного расслабиться, ощущая тепло её присутствия. После мгновения молчания, она решила нарушить тишину, повернув голову и заглянув в глаза Беллы.       — Когда ты уехала, я почти жила в библиотеке, — начала она, с улыбкой, отражающей смесь усталости и удовлетворения. — Старалась отвлечься, но… В какой-то момент Том начал приходить туда каждый день. Он, оказывается, невероятно интересный собеседник, и мы обсуждали столько всего! Магия, история, даже философия. Не представляешь, как много у нас общего в этой жажде знаний.       Глаза Беллатрикс сузились, но её лицо оставалось спокойным, словно маска. Лишь лёгкая напряжённость в плечах выдала её настоящие чувства. Она скользнула взглядом в сторону, подмечая, как Гермиона оживленно рассказывает о своих беседах с Томом, но оставалась собранной.       — Том? — Беллатрикс произнесла его имя с оттенком удивления, её голос был ровным, но в нём прозвучало что-то неуловимое. — Ты проводила время с Томом?       — Да, — Гермиона рассмеялась, не замечая изменения в тоне своей собеседницы. — Он действительно знает о магии столько, что голова идёт кругом. Иногда я даже чувствовала себя первогодкой рядом с ним. Но это было… приятно, понимаешь? Он говорит такие вещи, о которых я раньше и не задумывалась.       Беллатрикс слушала, тщательно скрывая свою реакцию за спокойным взглядом. Её мысли метались: Том Реддл, наследник Слизерина, лидер, чьи действия всегда подчинялись холодному расчёту, вдруг решил проводить время с Гермионой, полукровкой?       Это противоречило всему, что она знала о нём. В её голове зашевелились сомнения. Возможно, Том имел свои причины — но какие?       Гермиона заметила, как на мгновение затянулась пауза, и в её взгляде проскользнула тревога.       — Всё в порядке? — осторожно спросила она, наклонив голову и заглядывая Беллатрикс в глаза.       — Конечно, — ответила Беллатрикс, стараясь вернуть себе лёгкость. Она коснулась руки Гермионы, сжимая её пальцы. — Просто удивительно, что Том… — Она хотела сказать больше, но остановилась, изменив интонацию. — Он обычно слишком высоко ценит своё время, чтобы делиться им с другими.       Гермиона чуть нахмурилась, но тут же прогнала тень сомнений. Она не собиралась говорить о парселтанге и их тайных разговорах. Ей казалось, что это не то, что нужно обсуждать сейчас.       Она улыбнулась, надеясь развеять напряжённость.       — Возможно, ему просто понравилось, что я не боюсь спорить с ним, — предположила она. — У нас были настоящие дебаты, особенно по вопросам истории магии.       Беллатрикс услышала, как сердце громко стучит в ушах. Её мысли замкнулись на образе Реддла — умного, хладнокровного и невероятно амбициозного. Почему он выбрал именно Гермиону? Почему решил выйти за рамки своей привычной отстранённости?       Она держала лицо, но внутри ощущала глухой гул беспокойства.       Гермиона наблюдала за ней, изучая её лицо, в котором читались напряжение и скрытность. Вопрос о том, как прошли каникулы, крутился на языке, и она, наконец, решилась озвучить его:       — А как прошла встреча с семьёй? Празднование по поводу… беременности твоей матери?       Вопрос прозвучал осторожно, с ноткой беспокойства. Она надеялась, что разговор сможет разрядить напряжение, но Беллатрикс, казалось, только больше замкнулась. Её губы слегка поджались, и взгляд, направленный в сторону, стал холодным и безразличным.       — Ничего особенного, — ответила она коротко, словно ставя невидимую стену между собой и воспоминаниями. — Всё прошло, как и ожидалось.       Гермиона нахмурилась, чувствуя, что её слова были приняты слишком настороженно. Она ждала деталей, хоть намёка на эмоции, но Беллатрикс не давала ей ни единой зацепки.       — Тебе ведь было тяжело уезжать отсюда, — мягко сказала Гермиона, стараясь подобрать слова так, чтобы они звучали не как допрос, а как сочувствие. — Я представляю, насколько непросто это всё для тебя…       Беллатрикс молча опустила взгляд на пол, потом подняла его, не позволяя себе расколоться. В её глазах мелькнуло что-то холодное и непреклонное.       — Семья остаётся семьёй. От этого никуда не деться, — сухо проговорила она, чуть качнув головой. — Празднование было… шумным. Все говорили одно и то же, все ждали чего-то, что, в сущности, не имело никакого значения.       Гермиона чувствовала, как за каждым словом скрывается нечто большее, но не могла понять, что именно. Она знала, что Беллатрикс никогда не была открытой, что её мир был соткан из секретов и полутонов, и всё же её сердце сжалось от жалости и волнения.       — Ты не обязана рассказывать, если не хочешь, — сказала она, стараясь быть чуткой. — Но я всегда здесь, если тебе нужно будет поговорить.       Беллатрикс подняла глаза и впервые за весь разговор позволила себе чуть-чуть смягчиться. В её взгляде проскользнуло что-то вроде благодарности, но она не дала этому чувству задержаться.       — Спасибо, — коротко ответила она, слабо улыбнувшись, но тут же отвернулась, делая вид, что её заинтересовал рисунок на ковре.       Молчание повисло между ними, густое и многозначительное. Гермиона понимала, что их разговор оставался на поверхности, и пыталась выловить те тонкие, ускользающие нити, что скрывались за словами Беллатрикс.       Тишина нарушалась лишь треском дров в камине, и каждый звук казался громче, чем был на самом деле.       — Всё это было ради сохранения образа, — добавила Беллатрикс спустя минуту, не смотря на Гермиону. — Словно одно их присутствие могло что-то изменить, дать им ощущение контроля.       Гермиона подвинулась ближе к ней, мягко коснувшись руки Беллатрикс. Та не отдёрнула её, но и не ответила прикосновением. Она оставалась настороженной, словно волк в лесу, готовый сорваться с места при малейшем признаке опасности.       Она осторожно гладила руку, наблюдая за реакцией Беллатрикс, которая оставалась неподвижной, словно она ожидала подвоха.       Секунды тянулись мучительно долго, прежде чем Беллатрикс вздохнула, её плечи на мгновение расслабились, но взгляд по-прежнему был холодным, отстранённым.       — Я так соскучилась, — тихо сказала Гермиона, её голос был мягким, но полным тёплого беспокойства.       Она приблизилась еще ближе, чтобы обнять её, стараясь передать через прикосновение всё то, что не могла выразить словами. Запястье сверкнуло тонким браслетом, подарком Беллатрикс, и холодный металл словно напоминал о том, что когда-то связывало их обоих.       Беллатрикс не ответила, её взгляд устремился куда-то мимо Гермионы, и та почувствовала, как в груди что-то сжалось. Не от обиды — от беспокойства и тревоги. Она погладила её пальцы, касаясь кольца, которое теперь символизировало больше, чем просто украшение.       — Белла, — прошептала она, чувствуя, как сердце ускоряет свой ритм. — Я понимаю, что что-то случилось, и ты не хочешь об этом говорить… Но я рядом. Ты знаешь, правда?       На лице Беллатрикс мелькнула едва уловимая тень сомнения, но вскоре её черты снова обрели обычное холодное выражение. Она наконец посмотрела на Гермиону, и в её глазах было что-то, что казалось почти усталым.       — Знаю, — ответила она после долгого молчания. Её голос был приглушён, будто она говорила сквозь толщу воды. — Я просто… вернулась с другим грузом, который не готова разделить. Ещё не сейчас.       Гермиона кивнула, принимая этот ответ, даже если он не давал настоящего утешения. Она приподнялась на цыпочки и осторожно прикоснулась губами к холодной щеке Беллатрикс.       Поцелуй был коротким, но в нём была вся её забота и беспокойство.       — Ты не обязана делиться, пока не будешь готова. Но знай, что я здесь, — сказала она, едва отстранившись, и добавила, глядя в её глаза: — И всегда буду.       Беллатрикс сжала зубы, взгляд её смягчился, но сердце всё равно оставалось защищённым ледяным панцирем. Её пальцы дрогнули, когда она вернула прикосновение, медленно гладя руку Гермионы. Это движение было неуверенным, словно она боялась, что если сделает шаг вперёд, то потеряет контроль.       — Я ценю это, — наконец произнесла Беллатрикс, и её голос снова обрёл ту скрытую глубину, что заставляла чувствовать её слова больше, чем они значили на самом деле.       Гермиона улыбнулась, сжала её пальцы, наблюдая, как отблеск огня отражается в чёрных глазах Беллатрикс, придавая им тёплый, почти человеческий оттенок. Она надеялась, что в этом взгляде найдет отголосок той близости, что была между ними, но натолкнулась лишь на глухую преграду.       Они молчали, сидя в обнимку на диване, каждая погружённая в свои мысли. Гермиона прокручивала в голове неделю разлуки, бессонные ночи и бесконечные попытки занять себя, чтобы не думать о том, где сейчас Беллатрикс и что с ней происходит.       Она вспомнила часы, проведённые в библиотеке, разговоры с Томом, которые отвлекали её от тоски, но не заглушали её полностью.       — Это кольцо, — вдруг сказала она, поднимая руку, чтобы показать тонкую серебряную полоску. — Оно и правда напоминает мне о тебе. Оно не даёт забыть, что несмотря на всё, ты рядом, даже если мы далеко друг от друга.       Беллатрикс внимательно смотрела на кольцо, её глаза слегка сузились, но выражение оставалось всё таким же невозмутимым. Словно застывшая маска.       — Мне нравится, что ты носишь его так, будто это не просто украшение, — тихо сказала она, голос её звучал глубже, чем обычно. — Это больше, чем символ, Гермиона. Больше, чем ты думаешь.       Гермиона почувствовала, как её сердце замерло, ожидая продолжения, но Беллатрикс лишь выдохнула и отвернулась. Тонкие пальцы скользнули по её щеке, а затем вернулись обратно на колени.