Полароид

Дариус не умеет общаться с детьми. Тем более, с подростками. Тем более, с травмированными подростками. Вероятно, это единственное, в чём он действительно плох. Он готов признать это. И не то, чтобы он хочет знать что-то о заботе о детях, потому что, по большей части, это участь Идалин, а сам он никогда не был озабочен заведением ребёнка. Но отчего-то Золотой Страж цепляет его. Хантер — мальчишка, ему всего шестнадцать, и Белос уже успел промыть ему мозги достаточно сильно для того, чтобы он положил свою жизнь на кон служению Императорскому шабашу. Хантер шарахается от любого касания. Резкого движения. Повышенного тона голоса. И, возможно, поэтому Дариус чувствует это странное тепло в районе рёбер, когда ребёнок перестаёт прятать свой палисман при нём.

***

Хантер бледнющий, как полотно. Стискивает зубы, белеет сильнее и продолжает отрывать прилипшую к обожжённой коже ткань форменных брюк. Нет бы к целителям пойти. Дариус остаётся в проходе ещё на пару минут, давая ребёнку шанс. Он не уверен, что Хантер примет его помощь: в последнее время он всё тяжелее подпускает к себе посторонних. В последнюю неделю Дариус не раз замечал, что с мелкими ссадинами и ушибами, которые доставляют дискомфорт, но при этом не стесняют движения, Хантер не обращается к целителям. А ещё он всё чаще стал передвигаться по замку в маске. Хантер шипит, дёргается, и прокусывает губу до крови. Его палисман встревоженно щебечет, и Дариус не выдерживает. – Мне больно смотреть на это. – Д-дариус?! – Хантер крупно вздрагивает, неаккуратно дёргая кусок ткани, и тут же морщится. – У меня всё нормально. – Я и вижу, – мужчина опускается на одно колено перед кроватью, и ему даже беглого осмотра хватает, чтобы понять, как сильно пострадали ноги мальчика. Он вовремя сохраняет непринуждённое выражение лица. – Дезинфицировал? Давай помогу. Где ты так вляпался? – Кипящее море. – Хантер выдавливает сквозь стиснутые зубы, но Дариус замечает, с какой силой он сжимает кулаки. – Почему сразу к целителям не пошёл? Дариус роняет вопрос как бы невзначай, руководствуясь здравым смыслом, но он всё ещё надеется на честный ответ. Ровно с долю секунды он чувствует на себе этот знакомый затравленный взгляд. Когда он смотрит на Хантера, перед ним уже сидит не ребёнок, а Золотой Страж с непроницаемым выражением лица. Флепджек, сидящий на подоконнике, вдруг напрягается. Дариус достает свежие бинты и очищает окрашенную в красный воду в медном тазике; терпеливо ждёт, пока Хантер заговорит. — Я почти провалил миссию. Император Белос разочарован во мне. Я должен сделать все сам. Это мое наказание за то, что я снова подвёл его. Хантер чеканит это, как выученную наизусть скороговорку: «Я-подвергаюсь-физическому-и-эмоциональному-насилию-с-раннего-дества-от-собственного-дяди-и-считаю-что-это-абсолютно-нормально». Ничерта это не нормально Хантер, но сейчас они не будут говорить об этом. Дариус стискивает челюсти, чтобы сдержать ругательства. Ребёнок выглядит больным и вымотанным, мешки под его глазами стали будто в два раза больше. Он похож на свою тень, нежели на себя, и это пугает. Меньшее, чего заслуживает Белос — гореть в аду. Дариуса ломает его собственное бессилие. Он готов забрать Хантера отсюда прямо сейчас и спрятать там, где эти мерзотные клешни не смогут дотянуться до него. Но ещё не время. Это может навредить ребёнку сильнее, чем его пребывание в замке. – Как давно он заставляет себя лечиться самостоятельно? – Ам… – Хантер удивлённо смотрит на него, и тон его голоса вновь приобретает эмоциональный оттенок. – Это… Первый раз за последние два месяца? О, Титан. Так такое происходит не впервые. Сколько раз Белос заставлял его самостоятельно справляться с тяжёлыми ранениями? Дариус не хочет знать. С другой стороны, это означает, что в последнее время Хантер мог обратиться за помощью и умышленно пренебрегал этой возможностью. – Это будет очень больно. Дариус принимает более удобную позу. Ткань расплавилась, въелась в рану и отходит с таким трудом, что ему приходится постараться, чтобы потушить вновь взъевшуюся ненависть к Белосу. Сейчас не время. Не тогда, когда его ребёнок едва ли находится в сознании и от него несёт жаром за километр. Боже, как он вообще ходил после этого... Раны пузырятся, сочатся сукровицей, и форма кое-где отходит с кожей, обнажая кровавые подтёки. Смотреть на это невыносимо больно, и он не хочет думать, через что проходит Хантер. — Постарайся оставаться в сознании, ладно? Мы сейчас охладим твои ожоги, а потом ты выпьешь что-нибудь от температуры и тебе станет лучше, я обещаю. Расскажи мне о своих друзьях из Хексайда. Они славные ребята, да? Хантер прерывисто вздыхает и жмурится, прежде чем пробормотать что-то о победе над профессором Скверн в воздушном дёрби. Дариуса пугают почти полностью обескровленные губы ребёнка, и он старается сделать все как можно быстрее и аккуратнее. Промывает, накладывает повязки. Хантер с присущей Золотому Стражу стойкостью выдерживает эти сорок минут, даже не пискнув, прежде чем окончательно отрубается. Дариус убирает с горячего лба налипшие пряди и только сейчас замечает слабую дрожь в руках. За свою жизнь он не раз истекал кровью и видел, как погибают его напарники. Со временем вид размазанных по полу внутренностей, открытых переломов и неестественно торчащих конечностей перестал пугать и прочно устоялся в сознании, как что-то обыденное. Ему не нравится то, насколько сильно он привязался к этому ребёнку. Влажной марлей Дариус аккуратно стирает кровь с прокушенной губы мальчика. – Ты отлично справился, Хантер.

***

Дариус остаётся в комнате Хантера до позднего вечера. Белос не станет искать его сегодня, но на всякий случай он отправляет к себе небольшую мерзость. У ребёнка поднимается температура, зелья не помогают, так что он укладывает на лоб мальчика холодный компресс и продолжает поддерживать его температуру с помощью магии. Хантер, кажется, бредит и не понимает, где находится, поэтому позволяет себе болезненно захныкать. — Дариус... — Да, я здесь, — он даёт ребёнку вцепиться в свою ладонь. Хантер выглядит слишком беззащитным сейчас. Титан, пусть Белос сменит гнев на милость к утру. — Больно... Всё болит... Дариус укладывает светлую макушку себе на колени, чувствуя, как сухой горячий нос неосознанно тычется ему в живот. Флепджек мостится рядом с хозяином, между лопаток, и недовольно хохлится. Мужчина гладит Хантера по светлым, взмокшим от пота и жара волосам. Ребёнок доверчиво льнет к нему, ослабляя напряжение в теле. — Скоро станет лучше. Потерпи немного, маленький принц, ты отлично держишься. — Дариус раздумывает, прежде чем добавить. — Я горжусь тобой. Хантер, кажется, немного успокаивается. Дышит через нос, сопит, и наконец-то напоминает обычного ребёнка, а не приближенного к Императору идеального солдата. Белос действительно постарался с воспитанием Золотого Стража, манипулируя детским сознанием так, что ложь и правда — если она там вообще была — выстроили плотный барьер вокруг мальчика. Но вот, рядом с Хантером сидит палисман. Он сбегал в Хексайд, подружился с человеком и начинает потихоньку осваивать дикую магию, с присущим детям любопытством. Значит, Белос допустил ошибку и в этот раз. Оно и к лучшему.

***

— Ты совершенно не умеешь скрываться. — Дариус закатывает глаза, и ему даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, кто за ним наблюдает. Хантер отфыркивается, спрыгивая с перекладины под потолком. Маленькая красная птичка пикирует за ним и устраивается на его плече, заинтересованно разглядывая Дариуса. Точь-в-точь копирует Хантера. Дариус слабо дёргает ребенка за выбившуюся прядь. Его не может не радовать, что в последнее время Хантер стал более открытым по отношению к нему. Вообще-то, он не кажется напряжённым рядом с Дариусом, в отличие от всего остального времени. И он начал больше напоминать обычного подростка. Особенно зависая над подаренным свитком. — Теряешь бдительность. А если я тебя выдам? — Не выдашь. — Хантер копирует его, дурашливо закатывая глаза, и Дариус наигранно вздыхает, поражаясь такой наглости. — Подростковый возраст подкрался незаметно. Сейчас ты превратишься в мелкую злющую язву и будешь ненавидеть всех вокруг себя. — Ты слишком драматизируешь. Хантер подходит к замершей в неопределенной форме мерзости, и Дариус усмехается святому доверию. Раньше он держался на расстоянии от его големов. Возможно, им удастся поговорить об Императоре в неправильном ключе в скором времени. Если они с Рейн и Эвервульфом удачно проникнут в разум Белоса, Дариус сможет принять окончательное, и, он надеется, правильное решение. Такое, которое смягчит вред, нанесённый психике ребёнка, как можно сильнее. Хантер достаточно натерпелся за свои шестнадцать лет. И Дариус виноват в этом. Тоже. Он мог помочь мальчику раньше. Забрать его из замка до того, как Белос окончательно вобьёт Хантеру в голову мысль о том, что есть только точка зрения Императора и та, которая неправильная. Если бы не обгладывающая его кости злость. — Флепджек, не трогай его! — палисман совершенно бессовестным образом оказывается на голове у Дариуса. Безобразнейшее поведение. — Ну, маленькая язва, по какому делу пришёл? Хантер мнётся с мгновение, прежде чем кинуть взгляд на монстра. — Ам... Вообще-то я хотел попросить тебя помочь с тренировкой, но я вижу, что ты занят, так что это может подождать. Правда, не так уж важно, я просто вернусь в библиотеку. Прости, что отвлек. — Никаких "прости", — Дариус щёлкает его по носу. — Хватай посох. В глазах ребёнка моментально загорается азарт, но он ещё с секунду с явным сомнением смотрит на Дариуса, ища подвох. Судя по всему, не находит, потому что всё-таки принимает боевую стойку. Дариус давит в себе улыбку.

***

— У тебя на лице написан каждый твой следующий шаг. Слишком предсказуемо двигаешься. Хантер валится на пол, жадно глотая воздух. Флепджек вертится вокруг него, и мальчик поднимает руку, чтобы ласково растрепать яркие перья. Дариус смотрит на часы: Хантер выдержал почти пятьдесят минут, беспрерывно двигаясь, уклоняясь и атакуя, что весьма... Похвально. Мерзость растекается вязкой лужей. — Поэтому я всегда ношу маску на миссиях? — Хантер скептично выгибает бровь, глядя на Дариуса, но тут же тушуется. — Прости. Всё настолько плохо? — Нет. Нет. На самом деле, наоборот. Ты молодец. Не забывай, что устраиваешь тренировочный бой с главой Ковена Мерзости. — он треплет светлые волосы, слыша, как Хантер ворчит: «Я по званию выше». — Хочешь продолжить или вернуться в библиотеку? Хантер раздумывает, и на его лице очень четко отражается мыслительный процесс. — Думаю, я хочу понаблюдать за твоей тренировкой. Но мне нужен блокнот для записей, а он остался в комнате. — Иди уж, я сделаю тебе одолжение. Завтра. Он решит всё завтра.

***

Поиски занимают у него около часа. Рейн и Эвервульф категорически настаивали на том, чтобы он оставил заботу о Хантере Идалин, и он соглашается, но только чтобы отделиться от них. Он не может. Дариус замечает ребёнка издалека. Хантер сжался в комок между корней толстой ели. И у него приступ гипервентиляции. Мужчина напрягается и специально ступает чуть громче, чтобы не напугать подростка. Хантер все равно шарахается. Тут же подскакивает, хватаясь за посох с палисманом, и всматривается в заросли бешеным взглядом. — Тише, Хантер, это всего лишь я. — он протягивает руку к ребёнку, но тот отскакивает от него, врезаясь спиной в дерево. — Не. Тронь. — Хантер ощетинивается, рычит почти отчаянно. Он загнан в угол. — Хорошо. — Дариус поднимает руки, чтобы показать, что он безоружен, но Хантер по прежнему стискивает посох в руках. Он не знает, что именно они с ребёнком Идалин видели в сознании Белоса, и может лишь догадываться, но чем бы оно ни было, Хантер больше не чувствует себя в безопасности рядом с Императором, рядом с Дариусом и вообще с кем бы то ни было. Он напуган, разбит, и у него явно вывихнута лодыжка, которая доставит много дискомфорта, когда адреналин схлынет. Дариус не хотел скрывать от него правду. Он лишь пытался подготовить Хантера к этому, чтобы его сознание не травмировало ещё сильнее. — Я не вернусь во дворец, — цедит Хантер. — Что бы ты мне не сказал, я не пойду с тобой. — Тебе и не придется. Хантер, пожалуйста, выслушай меня. Я на твой стороне. Мы не заодно с Белосом. Взгляд Хантера проясняется на мгновение, и он выглядит так, будто готов поверить. Через секунду он поднимает посох с палисманом выше. — Ты лжёшь. Как и он. Как и все вы. Ты просто хочешь, чтобы я пошёл с тобой. — Хантер, — Дариус растирает переносицу, старательно подбирая слова. — Если бы я действительно хотел, чтобы ты вернулся во дворец, ты бы уже давно был там. Давай, маленькая язва, подумай об этом. Он видит болезненное сомнение в глазах мальчика, прежде чем он медленно опускает посох. У Дариуса есть ровно секунда, чтобы уберечь нос Хантера от перелома, потому что в следующую секунду его ноги подкашиваются. — Хантер. Хантер, слышишь меня? Посмотри на меня. Не забывай дышать. Взгляд Хантера мечется по его лицу, и ребенок цепляется за его плащ с такой силой, что ткань скрипит под его хваткой. Дариусу все равно. Его ребенок перепуган до смерти чем бы то ни было, и Дариус сделает все, чтобы помочь ему. — Я... Мы с человеком были в сознании дя... Императора. Я-я ошибка, Дариус, я его ошибка, меня не должно быть здесь, он просто... Я делал все эти ужасные вещи для него, я должен был догадаться, я... Хантер захлёбывается в собственных словах, и его дыхание вновь срывается. А Дариус вдруг понимает. И от этого осознания его вдруг пробивает холодным потом. — Хантер, — он слабо встряхивает ребенка за плечи, — Хантер, приди в себя. Ответь мне, он знает? Император знает, что вы там были? — Да... Да, да, я думаю, да, он пытался убить меня, Дариус, он знает, он... Дариус прижимает трясущегося мальчика к себе, раскачиваясь взад-вперед. Он не уверен, что Хантера не отпугнёт этот жест, но у него срыв и приступ гипервентиляции. Ему не нужно справляться с этим в одиночку. — Не забывай о дыхании, малыш. Мы что-нибудь придумаем. Просто дыши сейчас, хорошо? Тихий скулёж, который позволяет себе Хантер, быстро переходит в судорожные рыдания, и мужчина поглаживает его по светлой макушке. Он не знает, что ещё он может сделать прямо сейчас, когда Хантер ломается у него в руках. Но он не позволит Белосу и пальцем тронуть этого ребёнка. — Здесь неподалеку есть хижина Рейн. Мы можем укрыться в ней на некоторое время. Как ты на это смотришь? — Хантер кивает неестественно резко, и Дариус осторожно отстраняет его от себя. — Давай, я помогу тебе подняться. Они добираются без происшествий. Почти. Хантер прихрамывает и его всё ещё колотит, но он упрямо поджимает губы. «Ну что за ребёнок», думает Дариус, прежде чем, наконец, опустится на одно колено перед ним. Он не разбирается в подростках, тем более, в таких, как Хантер, но он постарается. Рейн как-то сказали ему, что с ними нужно уметь разговаривать. Что ж, он постарается. – Что не так? – Хантер недоумённо поднимает бровь, и Дариус кивает на его ногу. – Тебе же больно. Почему не скажешь? – Мне не больно. Хантер хмурится, смотрит на него с явной долей сомнения, и этот взгляд... Ох. Дариус, наконец, понимает. Ребёнок все ещё боится его. Ну конечно. Дариус никогда не признается себе в этом, но что-то в этом задевает его. И это глупо. Потому что вряд ли он смог бы сосчитать, сколько раз шестнадцатилетнему мальчику подсыпали яд в его тарелку. Или пытались задушить во сне. Белос лгал ему с первого дня. — Подвоха нет, Хантер. — Что? — Я же говорил, что у тебя все написано на лице. Я не лгу тебе. — Дариус сдерживает порыв обнять ребёнка, чтобы не отпугнуть его. — Я не собираюсь возвращать тебя к твоему деспотичному дяде-тирану. И я не заодно с ним. Ты в безопасности здесь, и, поверь, я не позволю ему тронуть тебя. Плечи Хантера немного опускаются. Он выглядит менее напряжённым и сконфуженно кивает, явно чувствуя себя неуютно со знанием того факта, что Дариус с лёгкостью считывает его эмоции. И он всё ещё соблюдает дистанцию. Они так долго строили это доверие, чтобы Белос задушил его за жалкие часы. Император убивает всё, к чему прикасается, и это ещё один железный аргумент для того, чтобы не подпускать его к Хантеру.

***

В хижине темно, пахнет сандалом и сыростью. Хантер воровато оглядывается, и Дариус видит, что его напряжение вновь возросло. Ребёнок походит на натянутую струну. Поэтому Дариус включает свет и проходит в дом первым, осматривая его на предмет внезапных гостей. Никого. Только ветер в щелях воет. — Я готов помочь. — Дариус слышит хриплый голос и удивлённо смотрит на Хантера, который с необъяснимой решительностью уставился на него в ответ. — С чем? — Тогда, в лесу. Ты сказал «мы не заодно с Белосом». Значит, есть кто-то ещё? И если вы и правда хотите свергнуть дя-Императора. Вы готовите восстание, так? В сознании Белоса мы с человеком увидели достаточно, и я знаю о его планах на День Единения. И на меня. Я могу помочь. О чёрт, этот ребёнок намного сообразительнее, чем Дариус думал. Он не сомневался в его блестящих дедуктивных навыках или способности к быстрому анализу окружающей среды. Особенно с учётом того количества книг, которое Хантер в среднем поглощает. Но чтоб до такой степени. Сохранить возможность рационально мыслить во время приступа панической атаки, выцепить нужную информацию, проанализировать её и найти решение. — Нет, не можешь, — отрезает Дариус и хочет выругаться, когда Хантер отшатывается от его слов. — Не сегодня, Хантер. И не завтра. Для начала тебе нужно восстановиться. Поесть, выспаться, принять горячий душ и прийти в себя. Не смотри на меня так. Ты не во дворце. И ни завтра, ни через неделю, никогда либо ты туда не вернёшься. Тебе не нужно заслуживать право на жизнь — тем более, на жизнь — как и на все остальное. Ты ребёнок. Оставь восстание взрослым магам, которые знают, что делать. Я обещаю, мы поговорим обо всем этом позже, когда тебе станет лучше. Хорошо? Хантер мнётся, и Дариус видит, что он хочет возразить, но годами взращиваемая Белосом выдержка даёт о себе знать. Им предстоит много работы. — Топай в душ. Я пока гляну, чем мы можем перекусить. Похоже, Рейн регулярно пополняли запасы съестного. Дариус рассматривает оставленные в шкафу всевозможные виды трав и, кажется, в человеческом мире это зовётся кофе. Судя по всему, одолженный у Совиной Леди. Он не материализует мерзость, чтобы не отпугивать Хантера, и сам разбивает пару грифоньих яиц на сковородку. В шкафу он находит мёд к тёплому молоку. Это то, что ему сейчас нужно. Хантер появляется за столом бесшумно, и он кажется ещё более потерянным и отсутствующим, чем до этого. Дариус ставит перед ним чашку и садится напротив, разглядывая белое, как полотно, лицо. Ребёнок ковыряется вилкой в тарелке. – Не хочешь есть? – А? – Хантер выглядит сбитым с толку, когда его окликают, но тут же съёживается. – Нет. Нет. Всё в порядке. – Если не хочешь, не ешь. Нет нужды мучить свой желудок сегодня. Между ними вновь повисает тишина. Хантер сверлит взглядом яичницу, как будто она может сбежать. Флепджек дремлет в его волосах, удобно устроившись на светлой макушке. Дариус. – он концентрируется на отвисшем ребёнке. – Я просто… Может, мне не стоило сбегать. Может, мне стоило позволить дя-Белосу сделать то, что он хочет. Принести меня в жертву или... Другой золотой страж справился бы со всем этим лучше меня. И быстрее. Дариус оглядывает Хантера, решая, стоит ли ему подойти ближе к ребёнку. Он выглядит таким уставшим и сбитым с толку. Мужчина посылает все к чёрту. Флепджек спрыгивает с головы, когда Дариус притягивает Хантера к себе, позволяя подавить всхлип в складках рубашки. — Пожалуйста, не относись к своей жизни так, будто она ничего не значит, — он проводит по светлой макушке, чувствуя, как Хантера вновь пробирает дрожью. — Подумай, кто бы заботился о Флеппджеке, если бы тебя не стало? — Ты? — О-о, не переводи стрелки на меня, это твоя святая обязанность. Хантер фыркает ему в плечо и слегка оттаивает, прекращая напоминать безжизненную тень. Они сидят так какое-то время, обмениваясь колкостями, прежде чем Хантер глотает зевок. Дариус бросает взгляд на настенные часы. — Как думаешь, сможешь уснуть? — Хантер ведёт плечом. — Я расстелю тебе в спальне, и мы попытаемся, ладно? Тебе нужен отдых. Дариус не замечает, как говорит «мы». Возможно, поэтому он остаётся на краю кровати, пока Хантер не уснёт. Он наблюдает за палисманом, пытающимся свить себе гнездо из волос ребёнка, и постепенно отпускает свои мысли. Дариус не замечает, как начинает думать об Идалин и Аладоре и… Хантер, закутанный в кокон из одеял, тихо окликает его. — Что теперь будет? – он поджимает обкусанные губы и хмурится. Дариус смотрит на образовавшуюся меж бровей морщинку. Прямо как у Алана. – Хочется уснуть и не проснуться. Или проснуться, когда всё это закончится. Дариус вздыхает, смахивая непослушные волосы со лба ребёнка. — Эй. Посмотри на меня. — он дожидается, пока Хантер не придет в себя, и продолжает. — Всё будет хорошо. Сейчас трудно это представить, но это не означает, что это не так. Мы свергнем Белоса. Устроим тебя в Хексайд. И ты продолжишь играть в воздушный дёрби, а потом тебя настигнет переходный возраст и ты будешь постоянно ругаться со мной, прогуливать школу, возвращаться домой после двенадцати и устраивать саботаж. Хантер испускает тихий смешок, а потом приподнимает бровь. — Ты позволишь мне остаться с тобой? — Не мели глупостей, — он чувствует, как Хантер напрягается всем телом, — Конечно, ты останешься со мной, Хантер. По крайней мере, если ты сам этого захочешь. — Даже если я буду возвращаться домой после двенадцати? — По ушам получишь, — Дариус усмехается и щиплет ребенка за нос.

***

Они единогласно решают, что Хантеру пока не стоит выходить из дома или появляться в пенстанрамме. У стен есть уши, — ни один из них не уверен, буквально ли это выражение – поэтому они не рискуют. Рейн приносят Хантеру книги. Много книг. По истории дикой магии, о палисманах, даже совсем тонкая обо всём, что известно о гримволкерах. Хантер удерживает напускное спокойствие, но Дариус замечает, как светятся глаза ребёнка. Рейн посылают ему понимающий взгляд. Это утро среды. Дариусу удаётся улизнуть из замка, чтобы провести день с Хантером под предлогом патруля на Колене. Он не хочет оставлять ребёнка одного надолго. Хантера всё ещё мучают кошмары и приступы панических атак, и ему нужен кто-то, кто может позаботиться о нём в такие моменты. Не потому, что он сам не справится, а потому, что он и так всю жизнь справлялся сам. Дариус просто хотел позаботиться о нём. Он смирился с тем фактом, что считает Хантера своим ребёнком. Дом как всегда начищен до скрипа. Дариус щёлкает языком, делая пометку поговорить об этом с Хантером. Чистоплотность — хорошо. Но работать на износ в святой убеждённости в том, что ты должен заслужить своё место – это то, что ему нужно вытравить из детской головы. – Дариус! – Хантер выскакивает из гостинной, встрёпанный, с одной из массивных книг в руках. Он выглядит радостным. Дариус позволяет себе приподнять уголки губ. – Как на счёт чая? Ты уже позавтракал? Хантер кивает с едва сдерживаемым энтузиазмом и начинает лихорадочно вещать об истории развития элементарной магии. Дариус знает, что при Рейн и Эвервульф он всё ещё напряжён. В такие моменты в нём много чего проглядывается от Золотого стража, как бы он ни пытался задушить это в себе. Воспитание Белоса не то, что можно быстро залатать. Если вообще возможно. Но когда они вдвоём, ребёнок действительно напоминает ребёнка, коим он и должен быть. – Ам, Дариус? – Хантер нерешительно окликает его. У Дариуса нехорошее предчувствие. Что бы Хантер ни собирался спросить или сказать, ему это не нравится. – Я не сказал тебе об одной вещи, которую мы с человеком видели в разуме Императора. Я всё время хотел спросить тебя, но… – он запинается, и Дариус даёт подсказку. – Ты можешь спрашивать меня о том, что тебя интересует, Хантер. Я не собираюсь ругать тебя за это. – Предыдущий страж. Ты знал его? Оу. Дариус, кажется, понимает. – Да, – он удерживает тон ровным, отворачиваясь к шкафчикам, чтобы уйти от проницательного взгляда Хантера. Чёрт, он слишком открыт перед этим ребёнком. – Но я думаю, это вполне логично. Ты же сам понимаешь, в то время я уже вступил в Ковен Мерзости, просто не был назначен его главой. А Золотой страж – довольно значимая фигура. – Ты выглядел расстроенным. – Что? – Ты выглядел расстроенным, – Хантер упрямо повторяет, не давая Дариусу возможности отступить. – Подавленным. Так выглядят люди, когда теряют кого-то. Ты знал его, и ты понимаешь, что я имею в виду. Фарфоровая чашка лопается, как шарик, от того, насколько сильно её стискивает Дариус. На мгновение в кухне повисает звенящая тишина. Через секунду Хантер ощутимо вздрагивает. – Прости. Прости, прости, прости, я не должен был спрашивать об этом, мне не стоит лезть не в своё дело. Ты не обязан отвечать. Мне жаль. Правда. Я, я сейчас всё уберу. Дариус мягко ловит ребёнка за плечи прежде, чем тот успеет метнуться к стеклу, и осторожно усаживает его обратно на стул. Хантер кажется почти напуганным, дыхание отдаёт свистом сквозь щербинку между зубами. Возможно, Дариус нашёл бы это забавным. Но не сейчас. – Поспокойнее, маленькая язва. Давай-ка два глубоких вдоха прямо сейчас. – он поглаживает ребёнка по спине, чтобы предотвратить новый приступ паники. – Вот так, ты молодец. Прости, я не собирался пугать или ругать тебя. Хантер удивлённо смотрит на него, и Дариус видит знакомую нотку упрямства в его взгляде. Что-то, что, кажется, было неотъемлемой частью каждого из них. – Разве ты не должен, не знаю, разозлиться на меня? Придумать наказание? Белос обычно использовал тренировки повышенной сложности, или запрещал мне лечиться с помощью магии, или забирал ключ от библиотеки и рвал записи, которые я делал в свободное время, или– – Ничего из этого. – Дариус ставит перед ним чашку. Хантер хмурится, просверливая её взглядом, и Дариус усмехается от скрипа шестерёнок в его голове. – Я серьёзно. Ты, кажется, забыл, где ты находишься. Никаких наказаний, тренировок, и, тем более, пыток. Не смотри так на меня, я знаю, что ты собирался это сказать. Хантер фыркает и снова утыкается в кружку, когда Дариус садится напротив него. Они молчат некоторое время, позволяя тиканью настенных часов заполнить тишину. Дариус взвешивает, готовы ли они к этому разговору сейчас. До Дня Единения рукой подать, до всеобщей мобилизации – ещё меньше. Он не уверен, доживут ли мятежники полным составом до завтрашнего дня. Белос врал Хантеру шестнадцать лет. И поэтому Дариус не может оставить его в незнании ещё на неопределённое время. Едва ли он поступит лучше его родственничка. – Ты прав. Я знал его. Он был моим наставником. – Дариус использует тот безмятежный тон, которым он обычно пресекает сплетни в дворцовых стенах. Краем глаза он видит, как Хантер заинтересованно смотрит на него. – Его звали Алан. – Как «добродушный»? – он недоумённо приподнимает бровь, когда Хантер посылает нерешительную улыбку. – Я-я видел это в книге человека. Там были сноски под именами и некоторыми словами с переводом. – Ну, ему подходит. Они вновь замолкают. Дариус не уверен в том, что должен сказать дальше. Он с удивлением отмечает, что с этим ребёнком слова никогда не становились проблемой для него. Несмотря на полное отсутствие опыта в воспитании детей, Дариус точно знал, что он должен сказать или сделать в определённый момент. Это не было похоже на бремя. Хантер ломался раз за разом, и это было больно, действительно больно, но он продолжал приходить именно к нему. – Вы были близки, так? – Дариус вздрагивает от неожиданности. – Ну, он заменил мне моего дерьмового папашу в каком-то роде. Так что да, я думаю, да. Он был намного старше такой мелочи, как– – Знаешь, ты мне тоже. Хантер произносит это так тихо, что Дариусу приходится хорошенько напрячь слух. И от этого становится тепло. Он не сдерживается в этот раз и тянет руку, чтобы щёлкнуть ребёнка по лбу в любовном жесте. Кажется, он начинает понимать Идалин.

***

Нестерпимый гул в ушах полностью Дезориентирует Дариуса. Он чувствует, как кто-то настойчиво тормошит его за плечо, и это отдаётся волнами боли по всему телу. Ему не хочется просыпаться. Темнота мягкая и тихая, и он пытается вновь ускользнуть туда, пока детский голос не срывается окончательно. – Дариус! Его окатывает холодной волной, и этого с лихвой хватает, чтобы он пришёл в себя. У Хантера по лицу разбросано несколько ссадин – под глазом, на щеке, по линии скулы, и на лбу. Он бледный, как полотно и выглядит напуганным, но он в порядке. Белос не добрался до детей. Какая-то часть Дариуса отзывается ликованием. «Какого чёрта», пытается он, но выходит только хрип. «Какого чёрта вы здесь делаете, когда вам сказали сидеть в Хексайде тише воды и не совать свои носы на День Единения». Хантер хмурится, всё ещё сжимая его руку. – Мы переживали за вас, – он отвлекается и вновь бледнеет. Дариус слышит испуганный крик Луз на периферии. – Мы не уйдём. Всё будет в порядке, просто продержитесь ещё немного, ладно? Мы придумаем, как остановить это. Дариус не успевает возразить, потому что сознание снова ускользает от него.

***

Он едва ли может сориентироваться. Вокруг сплошная душащая темнота, запах гнили и крови. Он делает шаг — под ногами раздаётся отвратительное чавканье от которого его, кажется, сейчас вырвет. Белос — человек. Или то, что от него осталось. Нечто. Он и сам не человек, и не маг. Гримволкер. Монстр, собранный из чужих останков. Сколько их уже было? Хантер не уверен в том, сколько времени прошло с тех пор, как он провалился сюда. Он даже не знает, жив ли он, но не он первый и не он последний. Хантер не хочет думать о том, что бесформенная каша под его ногами — предыдущие стражи. Боже, его сейчас действительно вывернет наизнанку, он навсегда останется здесь, как и все, кто был до него, он умрёт, он— Ладонь обжигает болью. Это происходит так внезапно, что выбивает из Хантера весь воздух вместе с криком, но он цепляется за нечто твёрдое и острое, позволяя ему впиться глубже в руку. Боль отрезвляет. Откуда-то сверху доносятся голоса. Они растворяются в эхе так сильно, что слова едва ли можно разобрать, но Луз кажется напуганной. Нет, она в ужасе, как и сам Хантер. Он ощупывает предмет в руках. Нож. Абсолютно прямой, выкованный из серебра, он ложится в ладонь так, будто бы делался под него. Хантер обдумывает вспыхнувшую мысль с секунду, прежде чем адреналин берёт верх над ним. Он собирается выбраться отсюда.

***

– Ц, так не пойдёт. Хантер не успевает моргнуть, как чудовище, состоящее из костей и гнили принимает человеческую форму. Белос – Филипп – смотрит на него со знакомым холодом во взгляде. Хантер всё ещё чувствует себя шестилетним ребёнком, случайно разбившим оконную раму в замке. И поплатившимся за это шрамом на щеке. Он крепче сжимает посох с Флеппджеком. – Шестнадцать лет. Шестнадцать лет, я, Хантер, считал тебя своим племянником. Воспитывал, давал над головой крышу и обучал всему, что знал сам. Так где же я просчитался, что ты решил пойти на поводу у дикой магии? Хантеру страшно. Его колотит, и он едва ли стоит на ногах, но он заставляет себя выпрямиться и сделать шаг вперёд. Он не позволит этому нечто запугать его окончательно. – Ты лгал мне всё это время, – он сглатывает, когда персохшее горло саднит. – Тебе было наплевать на Кипящие Острова. Тебе было плевать на меня. Ты хотел открыть портал, чтобы уйти отсюда, и оставить этот мир разрушаться. – Цель оправдывает средства, если цель — спасение души. – Филипп расслабляет печи, используя будничный тон, словно он говорит о погоде, а не о смерти тысяч живых существ. По позвоночнику пробегает морозь. – Никколо Макиавелли это сказал. Философ из моего измерения. Я обдумывал эту фразу не одно столетие, Хантер, и знаешь что? Он был полностью прав. Хантер не хочет думать, что это значит. Сознание всё ещё затуманивает адреналин после битвы, и он готов продолжать. Он сделает всё, чтобы не позволить Флиппу добраться до Луз и остальных, пока они разбираются с коллекционером. Он не позволит ему приблизиться к Дариусу. Хантер, честно говоря, скорее умрёт и заберёт эту тварь с собой. – В любом случае, – Филипп делает шаг навстречу Хантеру. Ещё один. «Беги», кричит ему в голове голос, похожий на Флеппджека, но подошвы ботинок слово примёрзли к земле. Его обдаёт знакомым запахом благовоний и крови. – Мы могли бы всё исправить. Ты можешь отправиться со мной, Хантер, в тебе есть человеческая кровь. Мы начнём новую жизнь в новом мире. Там, где нет никакой магии, никакого кипящего дождя. Как дядя и его племянник. – Нет. – Хантер ощетинивается в мгновение ока, вскидывая посох. Страх рассеивается, оставляя только выжигающую злость. – Ты — чёртов монстр, и я- – Монстр? Белос усмехается. Тянется, чтобы накрутить на тёмный коготь выбившуюся прядь, тянет её с такой силой, будто готов вырвать. Хантер не уклоняется, хотя его передёргивает, потому что это жест Дариуса. Он держит голову прямо, сохраняя зрительный контакт. – Хантер, мой милый-милый мальчик. Ты, должно быть, думаешь, что сильно отличаешься от меня. Но кто же тогда был самой приближенной к императору фигурой? Кто приносил мне все те вещи, о которых я просил? Не задавал лишних вопросов, всегда был безупречен и послушен? И сейчас ты злишься на себя, но продолжаешь срываться на мне. Должно быть, ты забыл, сколько боли причинил этим людям? Думаешь, вы семья? Думаешь, они считают тебя семьёй? На секунду руки Хантера ослабевают. Он роняет посох и отчётливо слышит, как деревяшка падает на гравий. На лице Флиппа расцветает звериный оскал. – Сама наивность. Как жаль. Он не успевает понять, что происходит. Белос хватает его за волосы, а в следующую секунду правый бок обжигает чем-то тёплым и мокрым. Чем-то знакомым. Он не получал серьёзных травм с этой стороны. Почему… Лицо Филиппа вдруг искажается в странном недоумении. Мир вокруг замирает, когда Хантер опускает глаза вниз. Из левого бока Филиппа торчит знакомая рукоять. Из него из самого торчит нож. Филипп падает первым. Хантера накрывает странное облегчение, когда меркнущий мир взрывается грохотом.

***

Дариусу кажется, что Кипящие острова вот-вот вывернутся наизнанку. Грохот мешается с гулом в ушах, и от полной беспомощности ему хочется принять позу эмбриона и закрыть голову руками. Вместо этого он использует все оставшиеся силы, чтобы приподняться на локтях. Вокруг разбросаны тела глав ковенов. Некоторые медленно приходят в себя, некоторые — продолжают неподвижно лежать с почерневшими венами и пустыми глазницами. Дариус морщится от головной боли, пытаясь найти Идалин и Рейн, когда… Нет. Нет-нет-нет. Он подскакивает, в мгновение преодолевая расстояние между ним и Хантером. Голова кружится, боль сдавливает легкие и, Титан, почему вокруг его ребёнка так много крови? Он перекладывает голову Хантера на колени в попытке найти пульс, и, слава Титану, он есть. Слабый, но есть. Из правого бока Хантера сияет остриём извилистое лезвие ножа. К горлу Дариуса подкатывает паника, когда он ловит затуманенный взгляд ребёнка. – Хей, малыш, ты со мной? – Хантер кашляет, отзываясь беспомощным хрипом. – Сожми мою руку, если слышишь меня. Вот так, хорошо, ты молодец. Дариус оглядывается вокруг на предмет помощи. Люди постепенно начинают оживляться, и он вдруг ловит взгляд Идалин с другого конца площадки. Она хмурится в непонимании, прежде чем видит Хантера и что-то за ним, от чего её лицо бледнеет. «Я приведу помощь», проговаривает она одними губами так, чтобы Дариус понял. – Хорошо. Мне нужно, чтобы ты оставался со мной, ладно? Совсем немного. Главное, не смотри вниз. – он лихорадочно вспоминает лекции целителей: ни в коем случае не вытаскивать нож. Зафиксировать его повязкой. Дариус разрывает плащ. Он не стерилен, но без него ребёнок умрёт от кровопотери. – Д-дариус, – Хантер резко выдыхает, когда ткань касается раны. – Всё нормально, всё хорошо, потерпи ещё немного, ладно? Ты отлично справился. Хантер зажмуривает глаза, и он выглядит таким напуганным и потерянным, прямо как в день, когда он выбрался из разума императора. Он выглядит ребёнком. Дариус больше не может отрицать, что Хантер стал его сыном. Он крепче стягивает повязку. На пурпурной ткани проступают красные пятна. – П-пап, пап, – сердце Дариуса обрывается, когда Хантер судорожно цепляется за его руки. – Мне страшно, я не хочу, я не… – Всё будет в порядке, слышишь? – он знакомым жестом убирает со лба светлые волосы. – Подожди ещё немного. Слушай меня и постарайся не засыпать. Дариус быстро заканчивает перевязку, удерживая ребёнка в сознании. Вокруг разрастается гул из голосов, народ толпится вокруг чего-то позади них, но опыт научил абстрагироваться от этого. Ему не до этого. Не тогда, когда его ребёнок истекает кровью у него на руках. Он лихорадочно вспоминает что-то, чем мог бы отвлечь Хантера. – Я вступил в ковен, чтобы разорвать связь с семьёй. Я ведь говорил тебе про своего папашу? – осмысленность всё ещё отсуствует во взгляде Хантера, но он кивает, и приступ его паники сходит на «нет». Значит, он всё делает правильно. – О, он был тем ещё мудаком. Из тех людей, которые ставят твёрдые консервативные рамки вокруг тебя. Ты должен вонять, потому что ты мужик. Алану пришлось повозиться со мной и моим подростковым бунтом, настигнувшим меня позже, чем стоило бы, потому что я всячески отрицал, что мне нужен кто-то, кроме меня самого. Хантер издаёт блёклый смешок. Дариус улыбается, когда хватка на его локте ослабевает. – Хантер? Эй, эй-эй, даже не думай засыпать, слышишь? Пожалуйста, пожалуйста. Хантер!

***

Комната Хантера в замке — или то, что от неё осталось – выглядит неживой. По крайней мере, по сравнению с тем, что он устроил в домике Рейн, когда они скрывались от Белоса. Дариус проводит по засыпанным побелкой полкам и сгребает книги в сумку. Флеппджек приземляется к нему на плечо, разглядывая записи на свитках, сделанные Хантером. Он, как губка, впитывал всё, что мог найти во дворце и на рыночных баррахолках за его пределами: от изучения простой древней магии до истории правления Белоса. Последнюю книгу разрывает мерзость. Белос — правильнее будет сказать Филлип — мёртв. По иронии судьбы, зарезан клинком родного брата, которого пытался воссоздать из раза в раз, собирая его останки. Извращённое, маниакальное сумасшествие. Дариус фыркает при мысли об этом: слишком лёгкая смерть для того, кто пытался уничтожить целое измерение и годами издевался над поколениями золотых стражей. Он испытывал удовлетворение, всякий раз убивая их и воссоздавая снова. И Хантер — его собственное творение, положил этому конец. Дариус смаргивает воспоминания залитого кровью гравия. Кипящие осторова медленно, но верно оправляются от императорской тирании последний месяц, восстанавливая из пепла всё нажитое. Дариус не уверен, что сможет восстановить своё. – Динь-динь-динь, Ваше Высочество, – в дверном проёме появляется Идалин. – Рейн закончили, так что… Мы уйдём сегодня отсюда? Знаешь ли, мне всё ещё не очень приятно находится в этой... Пыточной. Дариус красноречиво поднимает брови. Вслух он этого не скажет, но он согласен. Тем не менее, находиться здесь стало более терпимо, когда он смог забрать Хантера. Помогло ли это уберечь его от Белоса? Нет. – А, кстати говоря, – Идалин стучит когтем по подбородку, вырывая Дариуса из мыслительного потока. – Там дети тренировку затеяли перед главным входом. Я просто подумала… – Они что? Дариус мигом протискивается мимо неё, прежде чем вспоминает о чувстве собственного достоинства. Слишком поздно. – О-о, гиперопекающий папочка Дариус идёт разбираться. – Идалин по-лисьи сощуривается. Дариус закатывает глаза. – Титана ради. Он сбавляет шаг, спускаясь по лестнице на первый этаж. Его всё ещё передёргивает где-то внутри от вида широких коридоров и залов. Он понимает, почему дети отказались идти сюда. Особенно… – Хантер! – группа из пятерых детей мгновенно замирает в тех позах, в которых они были. – Прикинуться ветошью не выйдет. Бегом сюда. Гас сочувственно хлопает Хантера по плечу. Тот отфыркивается от него, убирая в карман несколько листочков с глифами и торопливым шагом подходит к Дариусу. Он всё ещё в азарте битвы с этим знакомым блеском в глазах. – Я могу объяснить? – О чём мы с тобой говорили? Ты мне обещал. Два месяца без физической активности. Не бегать, не прыгать, не размахивать посохом, кулаками и ногами, если от этого не зависит твоя жизнь. – Дариус бегло осматривает ребёнка на наличие крови. Особенно в районе правого бока. – Но мне нужно поддерживать форму! Дариус чувствует, как закипает. Он трёт глазами переносицу, на мгновение фокусируясь на остальных детях: они стайкой переключаются на Рейн, но всё ещё обеспокоенно поглядывают в их сторону. У Хантера хорошие друзья. Это помогает Дариусу смягчиться. Его сын в безопасности с ними. – Твоя реабилитация заняла три недели, ты почти умер у меня на руках, тебе, чёрт возьми, даже ковен целителей не помог. Ты учился — и учишься до сих пор — ходить заново. Скажи мне, о каком поддержании формы мы сейчас говорим? – Ну не умер же, – Хантер отфыркивается с присущей подросткам небрежностью, но тут же спохватывается. – Прости. Я не хотел заставлять тебя волноваться, я просто… Безнадёжный ребёнок. Дариус вздыхает, растрёпывая его волосы. Хантер почти перестал бояться резкого тона в свою сторону. По крайней мере, от Дариуса. С другими он всё ещё осторожен и сдержан в словах, его всё ещё мучают кошмары, и они проводят долгие ночи за разговорами с тех пор, как Хантер пришёл в себя. Ему особенно нравится слушать про Алана, и Дариус с удивлением отмечает, что разговоры о нём перестали царапать ему рёбра. Вероятно, только в такие моменты. Он не проверял. В любом случае, им с Хантером предстоит много работы над его физическим и ментальным благополучием. – Я не сержусь. Просто переживаю за тебя, – он протягивает Хантеру сумку. – Думаю, тебя это сможет удержать на месте на некоторое время, маленькая язва. Хантер оживляется, как только заглядывает внутрь. Он оглядывает книги и свитки и поднимает недоумённый взгляд на Дариуса. – Это не моё. – Здесь собраны все твои книги и записи. Я просто добавил кое-что от себя и Алана. Думаю, они тебе пригодятся. И Дариус не ошибается, потому что в следующую секунду его почти сбивают с ног. – Спасибо-спасибо-спасибо! Дариус позволяет себе смешок, придерживая ребёнка за плечи. – Ида зовёт вас пить чай, кто последний — моет посуду! – Луз кричит в их сторону, складывая ладони рупором, прежде чем броситься в сторону Бонсбороу. Хантер недовольно фыркает в её сторону и бросает на Дариуса вопросительный взгляд. – Никакого бега, молодой человек. Так и быть, может, я сделаю тебе одолжение и дойду до совиного дома позже тебя. – всё равно они оравой уговорят его использовать мерзость, чтобы разлечься в гостиной. Дариус больше не пытается отрицать, что у него есть семья.