Фатум

      За обедом Александр ел с таким аппетитом, что и без того прекрасная еда в ресторане при «Астории» показалась Кате ещё вкуснее. Сделав первый глоток эспрессо, он мечтательно проговорил:       — Наконец-то настоящий кофе.       — Всегда заказываете чёрный без сахара? — полюбопытствовала Катя, орудуя ложкой в своём капучино с ванильным сиропом.       Он кивнул.       — В США пил американо огромными стаканами, но потом провёл каникулы в Италии и столкнулся с таким презрением к этому напитку, что вернулся к эспрессо.       — А я вообще больше всего люблю крепкий листовой чай.       Катя вдруг подумала, что ещё вчера пила заваренный Андреем чай на его кухне. Не верилось, что это было так недавно — слишком многое успело произойти за последние несколько часов. Она машинально достала из сумки мобильный и просмотрела входящие. Ответила маме и нерешительно уставилась на очередное сообщение от Андрея. Открывать его не хотелось, и она захлопнула «раскладушку». Воропаев внимательно за ней наблюдал.       — Вы допили свой капучино? — он заглянул в её чашку. — Пойдёмте гулять, пока солнце не скрылось.       — Вообще-то у меня была одна идея… — задумчиво произнесла Катя, и он понял её с полуслова.       — На кладбище мы не пойдём, — жёстко ответил Александр. — И не просите.       — Давайте просто пройдём мимо, вдруг увидим какой-нибудь знак!       — Мы не можем просто пройти мимо, Катя. Веру похоронили на Смоленском православном кладбище. Это довольно далеко отсюда. И я не имею ни малейшего представления, как… её найти, — с горечью сказал он.       — И всё-таки попытаться стоит, — настаивала она. — Вам станет легче, обещаю.       — Да не станет мне легче, — прорычал Александр. — Мне и тяжело-то не было. Что толку смотреть на могилу в надежде хоть что-нибудь испытать?       — Не спорьте со мной, пожалуйста. Доверьтесь моей интуиции.       — Где же была ваша интуиция, когда Жданов вам врал, да ещё так топорно?       Катя сверкнула глазами.       — Я была влюблена. А к вам у меня нет ничего, кроме уважения.       Он поднял бровь, но не стал комментировать её уверенную ложь. Хочется ей так думать — ему же лучше.       — Хорошо, будь по-вашему. Но после того, как я исполню ваш каприз, всё будет по-моему.       Катю это вполне устраивало. Они зашли в ближайший цветочный салон; Александр выбрал тёмно-бордовые розы, а Катя — фиалки. Он посмотрел на неё удивлённо.       — Что? — не поняла она.       — Нет, ничего…       Правда была в том, что из всех цветов Вера больше всего любила именно фиалки. Он давно об этом забыл, а сейчас в памяти всплыла её квартира с видом на Фонтанку и широкий подоконник спальни, уставленный горшочками с фиалками. Ему остро захотелось покурить. Как же хорошо было несколько лет не вспоминать ни одной детали их короткой совместной жизни. Совместной для Веры, не для него, появлявшегося в Петербурге набегами. Каждый раз, приезжая к ней после нескольких недель разлуки, он заново привыкал к её преданным чайным глазам, лучившимся всепрощением, не таившим в себе ни одного упрёка. Она всё принимала как должное и ничего не просила. Терпела его ужасный характер, с которым он и сам едва уживался. Нет, не терпела; просто любила его вот такого, и всё. Это продолжалось два года.       Он мог дать ей гораздо больше. Быть мягче и нежнее. Но он тяготился её чувством, серьёзность которого ощущал на клеточном уровне, хоть и не признавался в том самому себе. Он был слишком молод. Он и в солидные двадцать девять не взвалил бы на себя такую ответственность за чистую хрупкую душу. Не было в нём ни капли смелости. Все поступки тогда совершала Вера. Это она первой его поцеловала, она осталась на ночь после двух дней знакомства, она открыла для него двери своего дома, подарила ему свою жизнь, полностью подчинила её графику его появлений, часто неожиданных. Ради него она отменяла любые обязательства и прогуливала университет, даже визиты к врачам откладывала на неясное «потом». Она понимала, что её время на Земле истекало, но всё равно щедро одаривала им его, московского гастролёра, относившегося к ней потребительски. Она была безупречна, и это её моральное совершенство смыкалось теперь вокруг его шеи, душило и рождало почти ненависть. Казалось, что к ней, но на самом деле — к самому себе.       Александр резко сорвал с себя шарф и сделал глубокий вдох. Такси мчалось по Благовещенскому мосту.       — Вам плохо? — забеспокоилась Катя.       Он предпочёл промолчать, чтобы не нагрубить. С Пушкарёвой он какого-то чёрта старался, хотя она его не любила и воплощением добродетели не была. С ней он действительно прилагал исключительные усилия. Она вообще оценила это признание, поразившее даже его самого? Или такие слова от Александра Воропаева для неё ничего не значили? И почему это так его волновало? Должно быть, мозг просто нашёл простейший способ отвлечься от мучительной темы.       — Может быть, я зря всё это затеяла?..       Он едва сдерживал своё кипение.       — Я вам уже сказал, что зря. Но у вас, по всей видимости, запущенный комплекс спасателя.       — Я не настаиваю…       — Поздно метаться. Выбор сделан.       Катя вздохнула и заговорила с ним только на кладбище.       — Когда… это случилось?       — В сентябре будет три года.       Она подошла к работнику кладбища, высокому седому деду с породистым лицом. Тот что-то долго ей объяснял, сопровождая свой монолог выразительными жестами. Катя всё кивала, потом улыбнулась в знак благодарности и вернулась, виновато поглядывая на Александра.       — Этот дедушка здесь полжизни провёл и очень подробно рассказал, где должна быть Вера. Идём.       Она взяла его за руку, позорно дрожавшую то ли от напряжения, то ли от холода, и повела вглубь кладбища. Если бы не Катины пальцы, переплетённые с его, и не солнце, то и дело показывавшееся из-за плотных облаков, ему было бы совсем неуютно. Кладбище было старинным и по-своему красивым, но сейчас он не мог оценить здешнюю таинственную атмосферу по достоинству.       — Стойте, — вдруг прохрипел Александр и больно сжал Катину ладонь.       Она проследила за направлением его взгляда и сразу заметила невысокий памятник из белого камня, на котором значились лишь имя, фамилия и две даты.       Вера Горина       12.03.1980 — 05.09.2003       — Сегодня её день рождения, — прошептала Катя.       На глаза её навернулись крупные слёзы. Двадцать три года. Вера прожила всего лишь двадцать три года. Невозможно было осознать столь короткий срок и принять безучастную и холодную несправедливость жизни. Катя аккуратно положила цветы у основания памятника. Александр последовал её примеру.       — Наверное, её родители приходили и расчистили всё от снега, иначе мы её не нашли бы… — предположил он. — Как же всё так сложилось… Не понимаю…       — Я вас оставлю.       — Может, не надо? — почти взмолился Александр.       — Думаю, всё-таки надо.       Она ободряюще сжала его руку и отошла на достаточное расстояние, стараясь не всматриваться в надписи на надгробиях; боялась увидеть тех, чья жизнь оборвалась ещё раньше. Александр, оставшись один, ощущал себя растерянным двоечником, вызванным к доске и надеющимся на подсказку. Но Катя ушла, а момент требовал каких-то слов; для кого и зачем, он как атеист не понимал.       — Прости, — наконец сказал он. — Ты замечательная.       Приложил пальцы к губам, прикоснулся ладонью к белому камню и не отнимал её от гладкой поверхности, пока не высохли слёзы. Ждать пришлось долго.       — Всё в порядке? — Катя тронула его за плечо.       Он вздрогнул и повернулся к ней. Отрывисто кивнул, видя в её глазах хорошо замаскированное потрясение — ещё бы, плачущий Воропаев. Зрелище крайне редкое. Выйдя с территории кладбища, они быстро поймали такси, зато адрес водителю назвали не сразу.       — Едем в Центральный район, — объявил Александр. — Дальше посмотрим.       — Теперь, как и договаривались, только… твоя программа, — преодолевая внутреннее сопротивление, напомнила Катя.       — Я не ослышался? — изумился он.       — Ну… — она невесело усмехнулась. — В… Ты ведь преодолел себя, так? Я тоже могу, наверное… Или не хотите?.. Я могу перейти обратно на «вы»…       — Нет, — прервал её Александр. — Мне всё нравится.       — А что делать с… твоим именем?       — Разумеется, сократить, — фыркнул он.       — Чёрт, как же непривычно…       Александр всматривался в опустившиеся на город сумерки и думал о том, что к «ты» они пришли гораздо раньше, чем он предполагал. Главное, чтобы всё остальное не понеслось вслед за этим пройденным рубежом.       — Ты обидишься, если мы сейчас вернёмся в отель? Я хочу выпить и успокоиться.       — Нет. Посмотрим правде в глаза: в марте здесь довольно противно. Особенно на кладбище… — поёжилась Катя. — Я найду, чем заняться. А завтра, пожалуй, загляну в Русский музей.       — Мы едем в «Асторию», — обратился Александр к водителю. Тот кивнул. — Кстати, приглашаю тебя в свой номер. В исключительно невинных целях, — он поднял руки в защитном жесте. — Я пообещал тебе дать определение нашим отношениям, когда мы перейдём на «ты»… Так вот. Для меня это дружба. После сегодняшнего уж точно.       — Хочешь сказать, что больше не считаешь меня воровкой, лишившей тебя компании? И не думаешь о том, что «Зималетто» всё ещё принадлежит мне? Скажи честно, пожалуйста.       Она ожидала его ответа, затаив дыхание.       — Нет, не считаю. И не думаю. Не теперь. До недавнего времени я всегда об этом помнил, — признал Александр. — Но… Я поймал себя на том, что доверяю тебе. Ты спасла меня тогда в казино… Полагаю, в тот момент ты заботилась не только о компании. И у меня нет оснований тебе не верить. Надеюсь, что это взаимно.       Кате захотелось его обнять, но она знала, что он не был к этому готов.       — Взаимно.       Уже в номере, устроившись на диване с бокалом красного вина, она поинтересовалась:       — Ты атеист, да?       Он добавил в стакан с виски несколько кубиков льда и сел рядом.       — Да. Атеист.       — И как тебе живётся? — не без ехидства осведомилась Катя.       — Хорошо, — он сделал глоток янтарной жидкости и пожал плечами. — Помогает жить полной жизнью, не ожидая, что после неё будут райские кущи.       — И в чём же тогда смысл?       — Смысл жизни каждый назначает себе сам. А в масштабе более широком… Я достаточно умён, чтобы понимать, что никакого великого вселенского замысла нет, а если и есть, он нам никогда не откроется. Да и потом… — он снова отпил из стакана и посмотрел Кате прямо в глаза. — Положим, я неправ, и там нас ожидает нечто… Какая-то форма жизни. И что? Идея вечной жизни обескураживает и пугает не меньше, чем идея пустоты. Потому что вечность не постичь ограниченным человеческим разумом. Как и бесконечность Вселенной… Нет, её хотя бы можно представить с помощью фракталов. Но вечность?.. Что мне с ней делать? Наблюдать за тем, как человечество и условные потомки катятся в пропасть?       — Ты рассуждаешь о непостижимом, исходя из наших скудных знаний и представлений. Но ведь это материи, которые, как ты правильно сказал, нам недоступны. А я верю в то, что ничто не уходит в никуда. Хотя бы по закону сохранения энергии, — упрямо возразила Катя и осушила свой бокал.       Он снова плеснул в него немного вина и спросил:       — Если ты в это веришь, почему же на кладбище на тебе лица не было?       — Потому что наличие чего-то после не означает, что рано оборвавшиеся жизни — это не трагедия. Я представила Веру, девушку, которая прожила всего лишь двадцать три года, и мне стало ужасно грустно от несправедливости мира. Какой она была?..       — Не пытайся меня разговорить. Не получится, — усмехнулся Александр.       — Разве она не заслуживает того, чтобы о ней знал кто-то ещё?       — Катя… — раздражённо выдохнул он.       — Что, Саша? — вскинулась Катя.       Он улыбнулся. Странно было слышать такое обращение от неё. Странно, но приятно. Сокращение дистанции ощущалось физически, и виски лишь усиливал осознание их близости. Воображение поворачивало не в том направлении, и не только его; Катя залюбовалась им — задумчивым, с едва порозовевшими от алкоголя щеками и немного печальным. Он наткнулся на её взгляд и понял, что нужно было вернуться в безопасное русло, и лишь поэтому всё-таки ответил на её вопрос.       — Вера отличалась от большинства людей… — он вздохнул. — Вероятно, потому что знала, что умирает. Это давало ей… свободу действий. Поэтому она всегда была предельно честна и не теряла время. Наверное, я перенял это у неё… Она успела выучиться на учителя иностранных языков… Просто чтобы порадовать родителей. Вообще она любила детей и была бы прекрасным преподавателем…       — А как вы познакомились?       — Когда мы встретились, она ещё училась в университете. Проходила практику — работала переводчицей на бизнес-форуме. Она была очень красивой, и я не мог её не заметить… Так всё и началось.       — Ты сразу влюбился?       Катя откинулась головой на спинку дивана и пыталась представить себе всё, о чём рассказывал Александр.       — Не знаю… Не уверен, что я влюбился. Думаю, ты знаешь, как устроены молодые мужчины. Да я до сих пор так устроен… — он ухмыльнулся. — Я её захотел. С ней было легко и хорошо. Она ничего не ждала, ничего не требовала. Я воспринимал это как должное, не задумываясь о том, почему она была такой понимающей. И лишь единственный раз я всё понял… Понял, но трусливо отмахнулся от правды. Мы смотрели фильм… Это была весна две тысячи третьего…       Груз воспоминаний стал невыносимым, и он поднялся с дивана, чтобы налить себе вторую порцию виски. Вернувшись, он сел ближе к Кате.       — Это был фильм «Небо. Самолёт. Девушка». Римейк советской картины. Когда Лара, героиня Ренаты Литвиновой, произносила свой главный монолог… Вера произносила его вместе с ней, слово в слово. Так проникновенно и серьёзно, что… В общем, мне всё стало ясно. Она тогда бросила на меня такой пронзительный взгляд… И, наверное, увидела мой страх. И свела всё к шутке… Мне до сих пор страшно проигрывать этот момент в голове. Я сделал вид, что ничего не понял. И именно после этого впервые задумался о расставании… Но не мог решиться. Во-первых, я к ней привязался. Во-вторых, я боялся… Боялся её реакции. — Он помолчал. — Давай больше не будем об этом… Я рассказал всё, что мог.       Катя не стала спорить.       — Спасибо, что поделился. Тебе стало хоть немного легче… после того, как ты побывал на её могиле?       Он потёр лоб и в один глоток выпил оставшийся виски.       — Наверное… Во всяком случае, я должен был там побывать.       — Расскажи об этом её родителям.       — Зачем? Чтобы они приклеили мне на лоб картонную звёздочку? Нет, Катя. И вообще, давай лучше поговорим о тебе.       — Тогда налей мне ещё вина, — мрачно попросила Катя.       — Хорошо, что я догадался зайти в супермаркет. Мини-баром мы не обошлись бы…       Он вручил ей наполовину наполненный бокал и приготовился слушать.       — А чего ты ждёшь? — развеселилась она. — Сказа о том, как всё было, с самого начала?       — Нет. Мне интересно, почему вы всё-таки расстались. Его здорово ломало, пока ты работала в Египте.       — Потому что мы не любим друг друга, — просто сказала Катя. — Нет, любим, конечно… Но не так, как казалось. Как друзья.       — Тебе удивительно везёт на друзей мужского пола, — с иронией заключил Александр.       — Я просто умею дружить, не сводя всё к флирту.       — Да ну?.. Мне так не показалось. Может, до всех перемен тебе это удавалось. Ну, или до общения со мной, — лукаво добавил он.       — А по-моему, из нас двоих зачинщик ты, — покачала головой Катя. — Но хочешь свалить всё на меня. Где ваши манеры, господин Воропаев?       — Не думай, что Жданов отпустит тебя легко. Он собственник и привык к обожанию. А если помножить это на его подозрения насчёт нас, то…       — Ты неправ. Он совершенно спокойно сообщил мне о свидании Киры с каким-то девелопером.       — Чтобы сделать перед тобой хорошую мину. А я несколько раз слышал, как он зудел Малиновскому, что Кира вся светится и то и дело щебечет с Минаевым по телефону. Наш Андрюша — типичная собака на сене.       — Он писал мне ночью и сегодня днём, — вдруг вспомнила Катя. — Последнее сообщение я пока не читала.       — Хочешь, я прочту?       — Нет, знаешь, почему-то не хочу.       Он пробежался пальцами от её запястья до локтевого сгиба, с удовлетворением замечая, как кожа мгновенно покрывается мурашками.       — Это ещё что такое?       — А что? Друзья так делают.       — Друзья, Саша, не пользуются тем, что их друг немного выпил и ослабил бдительность, — наставительно проговорила Катя и нахмурилась. — Кажется, мой мобильник звонит…       Она достала из сумки телефон — на дисплее жужжащей «раскладушки» отображалось имя «Андрей».       — Что, Жданов? — догадался Александр по выражению Катиного лица.       — Ну да. Он тебе не звонил? Вдруг это связано с компанией…       — Мой телефон при мне, и я периодически его проверяю. Так что он звонит тебе.       — Я не буду отвечать.       Она отложила мобильный, который вскоре перестал вибрировать — ненадолго. Андрей позвонил во второй раз, потом в третий.       — Давай я отвечу, — предложил Александр.       Но Катя уже раскрыла телефон.       — Алло.       — Ка-а-атя! — пьяно протянул Андрей. — Всё-таки взяла трубку…       Она закрыла глаза ладонью, борясь с раздражением. Он сидел вчера на своей кухне такой взрослый и полный достоинства. Что на него нашло?       — Ну чего ты молчишь? Ты с ним, да? С Сашкой? Я звонил тебе домой, и мне Елена Санна доложила, что ты уехала в командировку с президентом компании… Это так… так теперь называется, да?       — Андрей, что тебе нужно?       Александр, посмеиваясь, налил себе ещё виски.       — А я не знаю, Кать, что мне нужно! — заорал Андрей. — Может, я поторопился? Может, зря тебя отпустил? Ты уплыла в другие руки — и в чьи! Как будто ты не знаешь, что он за человек, как будто не помнишь, как он тебя презирал…       Катя зло захлопнула «раскладушку» и допила очередную порцию вина.       — Как всё запущенно, — прокомментировал Воропаев.       Катю раздирало от злости, и это было красиво. Глаза её сверкали, она то и дело прикусывала губу и полосовала взглядом зажатый в руке мобильный.       — Знаешь, он меня окончательно достал, — сквозь зубы произнесла она. Посмотрела на свои часы и обрадовалась: — А ведь вечер только начинается. Может, и нехорошо так делать в день, когда мы были на кладбище, но знаешь, что?..       — Что? — Александр откровенно наслаждался зрелищем.       — Я поеду в клуб. И буду веселиться и танцевать всю ночь. И никакой Андрей Жданов до меня не дозвонится! Отпустил он меня, барин выискался! — всё больше заводилась Катя. — Я сама с ним рассталась, чёрт его дери!       — Ты такая смешная, — не сдержался Воропаев, прекрасно зная, что раздраконит её ещё больше.       — Смешная?! — подбоченилась захмелевшая Катя. — Посмотрим, как ты посмеёшься, когда я переоденусь.       — Я поеду с тобой, учти, — предупредил он. — Ты не знаешь, в какую клоаку превращается этот город по ночам. Не говоря уже о том, что ты вряд ли знаток клубной культуры.       Она лишь унеслась из его номера в свой, что был этажом ниже, и вернулась минут через пятнадцать совсем другая: с распущенными волосами, которым научилась придавать объём, накрашенными красной помадой губами и в обтягивающем — обтягивающем! — коротком чёрном платье. Поверх него она набросила белую рубашку, похожую на мужскую. На ногах у неё были чёрные лодочки на высоком каблуке.       — И как ты собираешься танцевать? — он усмехнулся, стараясь не выдать своей реакции на её внешний вид. — Ты на этих каблуках и стоишь еле-еле.       — Ничего, я упрямая, — она вздёрнула нос и повернулась к нему спиной. — Поможешь надеть пальто?       Она с ним играла. В обычном настроении она надела бы пальто сама, а сейчас специально провоцировала близкий контакт. Ещё и перекинула волосы так, чтобы обнажилась задняя часть шеи. Или он просто параноик, у которого давно не было секса. Последний случился с Клочковой, когда Катя ещё не прилетела из Египта. Он надел на Катю пальто и оделся сам. Ехать в шумный клуб желания не было, а если бы и было, его вытеснили бы другие, все как одно связанные с ней. Но чутьё подсказывало ему, что она заартачится и всё равно уедет, с ним или без него, и обязательно вляпается в какую-нибудь неприятность хотя бы по неопытности.       Он назвал таксисту адрес одного из самых приличных клубов города, хотя ничего хорошего от этого места не ждал; посетители таких заведений были тем отвратительнее, чем они были богаче. Придётся не отходить от Кати ни на шаг. Они легко прошли фейс-контроль и очутились в царстве декаданса и нуара. В тёмном помещении, освещаемом лишь цветными диодными лентами, собралась разношёрстная публика: неприятные дядьки в дорогих костюмах, наверняка депутаты; скользкие типы с зализанными волосами и малярийными глазами, то и дело пристающие к девушкам; холёные юные красавицы; статусные женщины, явно замужние, но оставившие своих спутников дома. Попадались и симпатичные персонажи, похожие на представителей творческой среды, но они были в меньшинстве.       — Ну что, довольна? — гаркнул Александр в Катино ухо.       Она показала ему большой палец, и он закатил глаза, потому что сам перевидал всего этого на несколько жизней вперёд. Ей, конечно, эта атмосфера была в новинку, а его тянуло зевать со скуки. Но пусть веселится — в жизни нужно попробовать всё, что не запрещено уголовным кодексом. Им предоставили небольшой свободный столик, и Воропаев заказал бутылку просекко.       — А почему не коктейли? — надулась Катя.       — Чистоган — самый надёжный вариант. От сочетания алкоголя и кучи сахара наутро будет очень плохо, — объяснил он.       — Ну и что! — она схватила его за ворот рубашки. — Главное, что сейчас хорошо, так ведь?!       — Доверься бывалому человеку, — он отстранился и подмигнул ей.       Завтра она будет обо всём жалеть и недоумевать, почему вела себя так раскованно. А в это мгновение она вытянулась на бархатном диванчике и устроила голову на его плече. От такого простого контакта возникло чувство, будто они вовсе не в клубе, а где-нибудь на крыльце уютного загородного дома. Между ними не гудело электричество, наоборот; в этом было что-то доверительное и трогательное, и совсем не было флирта. Но потом отстранилась уже она, и хрупкая магия спокойного единения рассыпалась. Катю мысленно выбросило в тот момент в казино, когда она обнимала Александра; он периодически всплывал то во сне, то наяву, и вводил её в оцепенение. Приходила растерянность, вместе с ней — страх, да такой, что сердце словно колотилось в горле. Вот и сейчас её накрыло теми же эмоциями, и она, старательно изображая веселье, принялась за просекко. После трёх бокалов вернулась лёгкость, появилась уверенность в себе, и когда какой-то парень пригласил её потанцевать, она вопросительно оглянулась на Воропаева.       — Тебе что, нужно моё разрешение? Танцуй с кем хочешь.       Ей это не понравилось. Мог бы, как порядочный человек, сделать вид, что хоть немного ревнует. По-дружески.       — Извините, сегодня я танцую только с ним! — ответила она парню, показывая на своего спутника.       Незнакомец разочарованно пожал плечами и удалился, а Катя и впрямь потянула Александра на танцпол. Двигалась она несмело, немного деревянно, но стремилась отпустить себя. Он крепко взял её за талию и притянул к себе, сохраняя между ними некоторое расстояние.       — Расслабься и вспомни, что ты не на экзамене, — проорал он.       Она закивала и постаралась так и сделать. Получалось не очень, но ему до этого не было никакого дела. Светящаяся в темноте рубашка сползла с неё так сильно, что плечи обнажились целиком; с одного из них ещё и спадала бретелька платья, и какая, чёрт возьми, ему была разница, как танцует Пушкарёва, если вот она вся, а он несколько недель провёл как аскет? «Воропаев, сосредоточься. Всё это от воздержания и стресса. Сосредоточься. Лучше подумай о том, что было бы, если бы месяц назад тебе рассказали, что скоро ты будешь танцевать с Пушкарёвой под Бенни Бенасси в питерском клубе. Ты, наверное, сделал бы себе лоботомию или умер от смеха. Всё, что здесь происходит, смешно, а не горячо. Смешно. Просто смешно». Толпа вокруг вынудила их прижаться вплотную друг к другу, и ему стало совсем не до смеха. Он должен был прекратить этот сюрреализм и отползти на диванчик так, чтобы не обидеть раздухарившуюся Катю. А она держалась всё свободнее, прикрыла глаза, оплетая его шею руками, и не собиралась его отпускать. Трек Бенасси казался бесконечным, и когда он наконец-то закончился, Александр незаметно для Кати увлёк её к их столику под следующую композицию.       — По-моему, я нелепая и пьяная, — громко заключила она, наконец-то сев на диван.       Нет, она вовсе не была нелепой. Совсем наоборот. Но для одного дня Воропаев пережил слишком много потрясений. Визит на могилу бывшей девушки и пьяные танцы с Пушкарёвой плохо сочетались друг с другом; перегрузка нервной системы в сочетании с нерастраченной сексуальной энергией могли привести к тому, о чём завтра они оба пожалеют. Достаточно было одного неосторожного шага. К счастью, его начала клеить какая-то настырная девица, и Катя пожелала вернуться в отель. В такси она заснула, чему он был искренне рад. Он проводил её до номера, а придя в свой, с удовольствием упал на кровать и провалился в тяжёлый сон.