Осколок бесконечности

«Борись со мной, сколько сможешь.

Ты довольно быстро поймешь,

что у меня больше опыта в игре с вечностью».

©Дарклинг. «Тень и кость».

      …Пертурбация из доброй сотни атлетичных тел вилась в долгих милях от Чёрного Еретика, извивалась исполинской гадюкой, исступлённо вопя от жертвенных обетов до кощунственных клятв насадить кровоточащее темя врага на золотые стрелы. Дымчатый небосвод, вторя инфантильно скрывшейся на территории Цемны шуханской роте, разразился ледниково-белой полосой молнии, разрывая мироздание, поглощая его краски, ревя в предвестии очередного кровавого побоища на подавно обглоданных окаменевших костях.       Дарклинг — очередной для всех, но тот же, который возглавлял равкианскую армию сотню лет назад — склонил набок голову, окидывая ухабистые равнины и обломки расположившегося вдали от лагеря обрыва аналитически изучающим взором. За его спиной, воюя под незримым знаменем двуглавого орла, кучно толпилась ватага бравых воителей. Часть из них вот-вот замертво падёт на поле брани, кому-то снесут секирой голову и отнесут ту в Шухан в качестве трофея, а кому-то, возможно, посчастливится выйти из боя живым (но они, все до единого, пришли сюда с готовностью погибнуть и возложить ответственность за победу на плечи братьев по орудию. Ими помыкать не составит труда: достаточно лишь с детства вбить в голову велеречивые оды о долге и чести перед страной).       Победного предвкушения Дарклинг давно не ведал: фьерданцы залегли на дно и не показывались после его третьего перерождения, а шуханцы не сразу осмелились пойти на них войной.       Он мог давно сокрушить этот военный кластер.       Он мог наслать тьму, довести противников до Тенистого Каньона на милость голодным волькрам, раскидать, как пешек на шахматной доске, но почему-то продолжал изощряться и биться, как очередной безумный отказник, затерявшийся в соцветии из беспокойного гомона и ритмичного перезвона тяжёлых кольчуг.       «Шестьдесят четыре, семьдесят пять, восемьдесят восемь» — мысленно вёл он счёт людишек из вражеской роты, скрывшись под сенью широких листьев лантаны.       Шухан явственно не собирался атаковать с таким ничтожным количеством солдат. Наверняка обыкновенная разведка, хотя для той людей слишком много.       Плавно съехав с пологого склона и ведя шеренгу бойцов на верную погибель, Дарклинг ещё раз пристально взглянул на тайно разбитый лагерь. Гнилая плеяда, посмевшая ступить на их земли, которую можно было с завидной — и даже унылой — лёгкостью расщепить на вереницу частиц, но которой он решил устроить обыкновенную засаду.       Бытие в бессмертном теле, пусть и с определённой целью, превратило жизнь в дряхло-бесстрастное существование.       «Девяносто один».       «Девяносто два».       «Девяносто три».       — Сейчас! — воскликнул Дарклинг за мгновение до того, как дозорный успел бы что-то предпринять.       Из равкианской стороны тут же полетел в воздух лунообразный серп, безошибочно угодив в грудь одного из шуханцев.       «Девяносто девять».       — Дарклинг! — всколыхнуло вражескую территорию обеспокоенно-разъярённое крещендо из многочисленных голосов, ненавистно сплёвывающих его имя.       «Сто тринадцать».       «Сто тринадцать шуханских солдат сегодня умрёт без смысла».       Внятное тактическое планирование атаки ушло к чертям, уступив место экспромту.       В опостылевше-знакомой манере он сбил с пути и рассёк глотки двум оппонентам, торопливо лишив вражескую сторону сразу двух бойцов. Третий попытался кинуться на него со спины, словно спущенная с поводка злобная гончая, но, не смея повторять старые ошибки, Дарклинг вовремя предотвратил неумело форсированную атаку, вогнав клинок по самые рёбра обидчика и высунув копьё с пронзённой спины. Упиваться тем, как рубленные куски нервов доносили до мальчишки пульсацию клеток, как перекосило до хтонического ужаса лицо, времени не предоставилось, и Чёрный Еретик немедля бросился в гущу событий.       Кровь — не пойми чья, у покойников она всё равно одинакова — хлестнула по ратной ниве клюквенным морсом и впиталась в песчаную землю.       Для пыточного процесса и лицезрения разваленных в нелепую груду противников не дано ни секунды, а упиваться мучительно-громкими воплями было бы непростительной ошибкой: то вполне мог быть один из равкианских воинов.       Но это не помешало Дарклингу бегло и точно оценить обстановку, чтобы удостовериться, что количество шуханцев заметно сократилось.       Самое время исчезнуть.       Самое время стать новой легендой, чтобы много лет спустя на смену ей пришла другая.       Генерала Сан Юл-Намдага Дарклинг велел своим солдатам не трогать, чтобы дать ему разобраться с ним самому в нужный час. Отыскав его в этой трескотне, Чёрный Еретик схватил врага за кожаную броню и повалил на землю, дабы в следующий миг перекрутиться и вероломно подвести разгневанно вопящего генерала к краю обрыва. Вскрики войска были лучшим доказательством, что эта реприза не останется не замечена, что в этот день королю и всей Равке доложат о его кончине.       Дарклинг умирал в четвёртый раз.       Простому люду этого знать не стоило.

* * *

      Юл-Намдаг скончался через минуту после рокового падения, развалившись под звёздным плато на чужой и земле и превратившись в сплошное рыхлое месиво из кожи и порванного текстиля — такой ничтожной смерти не заслуживали даже сержанты из младших составов, не то что генералы.       Чёрный Еретик пришёл в себя многим позднее, когда звуки побоища прекратились.       Он мог давно бросить эту нелепицу и скрыться. Он мог умереть для всех, чтобы больше никогда не возвращаться и закончить эпоху Дарклингов, но бесконечность из лейтмотива скрещённых клинков и кровавых клякс на земле стала слишком привычной, чтобы от неё отказаться. Вечность, взращенная на жадности так же, как и вера в бессмертие — обыкновенная игра, шахматное поле, с которого пешке без конца приходилось скидывать вражеские фигуры.       «Но пешка может стать королём, если постарается».       Дарклинг поднял взгляд на боязливо мерцающие звёзды — своих временных спутников, единственных, — кроме Багры — кто будет знать, что главная беда Равки так строптиво намеревалась ту спасти, пока другие её из раза в раз хоронили, а после, стиснув кулаки, погасив в перевязи мышц лепет той части себя, что устала скрываться под чужими именами, ринулся в скалящиеся пасти теней на ребристых каменных стенах.       К следующему возвращению во врата короля он должен придумать, как расширить Каньон.