Страх в тебе

20 января 1995 года Снегопад окутал Дерри тяжёлыми хлопьями. Город словно застыл в ожидании: голые ветви деревьев склонялись под тяжестью льда, в окнах домов отражалось серое, ленивое небо. Через мутное стекло своего кабинета Роберт смотрел на двор колледжа, куда студенты спешили укрыться от зимней стужи. Роберт ждал, сидя за своим столом в кабинете, небольшом, больше похожем на коморку. Обычно в нём проводили факультативы. Кружка остывшего кофе стояла рядом с толстым учебником по древнегреческому, который Роберт специально подготовил для Билла сегодня. Лёгкий скрип двери послышался как раз в тот момент, когда он уже почти решил уйти. По правде говоря, утро выдалось длинным и муторным — казалось, оно никогда не закончится. — Простите, мистер Грей, — голос Билла был тихим, но абсолютно уверенным. Он закрыл за собой дверь так тихо, что почти беззвучно, словно боялся потревожить. — Я задержался у брата в больнице. Билл не скрывал никогда и ничего. Билл Денбро всегда говорил прямо, не ожидая жалости, сочувствия или минимальных поблажек. Возможно, именно поэтому на кафедре он приобрёл репутацию надоедливого студента. Но он вовсе не был надоедливым. Придирчивым? Возможно. Мальчик стоял в дверях, а свет из окна позади окутывал его мягким ореолом. Он снял шапку, приглаживая волосы; щеки порозовели от мороза. — Ничего страшного, Билл. Главное, что вы здесь. Мальчик улыбнулся сдержанно и почти застенчиво, но его глаза блеснули чуть ярче. В руках он держал тонкий сборник поэзии. В таких мелочах был весь Билл Денбро. Он таскал с собой книги, пахнул чаем, а когда сильно уставал, тёр лоб. — Я принёс вам кое-что, — произнёс он, протягивая книгу. — Гёте. Надеюсь, это не слишком вульгарный подарок. Миссис Смит говорит, что дарить поэзию Гёте — верх безвкусицы, особенно в переводе. Билл говорил тепло, но без излишнего заискивания. Он поднёс кружку с остывшим кофе к губам, и Роберт заметил, как его тонкие пальцы чуть дрогнули. — Браво, мистер Денбро. Мне совсем так не кажется. Перевод Вальтера Кауфмана вполне можно считать каноничным, мой друг. Я читал в оригинале — отличия минимальны, будьте спокойны. Нет ничего зазорного в переводах. От Билла Денбро у Роберта щемило сердце. Тот давно уже не был мальчишкой, но всё равно подавлял счастливую улыбку. Билл Денбро принёс ему Гёте. Правда, "Фауст" всё же остаётся верхом банальности. — Я очень рад, что вам понравился мой подарок, мистер Грей, — Билл снова глотнул воздуха тонкими губами, влажными от кофе. — По правде говоря, я ужасен в немецком, но всегда мечтал прочесть Гёте и Гофмана в оригинале. — Тогда вы наверняка оцените, если я предложу перевести отрывок для вас? — Роберт хотел говорить небрежно, но голос дрогнул. Как мальчишка, готовый плясать перед одноклассницей, лишь бы она взглянула на него хотя бы раз. Ему тридцать лет, а он радуется вниманию мальчишки, готов заглядывать ему в рот, лишь бы тот слушал. Роберт смотрел на него, чувствуя, как внутри что-то сжимается, словно невидимая рука захватывала его сердце. Он не мог отвести взгляд от тонких пальцев, которые так ловко удерживали страницу. Билл водил важными пальцами по тексту оригинала, сравнивая с переводом. Ничего ведь не понимает. – Давайте, мой друг. Übersetzung für Wer immer strebend sich bemüht, den können wir erlösen. И Билл улыбнулся, так счастливо. Снаружи ветер взвыл в трубах, заставив дрогнуть тонкие окна кабинета. Роберт смотрел на Билла, пытаясь поймать ускользающий момент. 1995 год, 29 января. Он больше не мог не писать. В дневнике, в тетрадях, на полях книг — имя Билла появлялось вновь и вновь, как навязчивая мысль. Как молитва, которую шепчешь днями и ночами, как мантра. Гибель. Несмотря на внутренний голос, кричащий ему о скорой смерти, он не мог отпустить этого мальчика. Нити судьбы уже переплетены. — Я проиграл, — прошептал он однажды вечером, глядя на своё отражение. — Проиграл, даже не начав сражаться. Ему казалось, что он видит Билла повсюду: в каждом силуэте, в каждом отражении. Он писал о нём каждый день, уже впору было заводить новый дневник. Билл Денбро. Билл Денбро. Огонь его чресел, агония его разума. Роберт начал замечать, как дни плавно сливаются друг с другом. Единственным их различием были моменты с Биллом: пары, уроки, факультативы, разговоры, взгляды. Он стал центром его вселенной. Стыдно признаться, но Роберт не помнил половины своих учеников. Зато он знал, что Билл Денбро любит горячий шоколад, чай с фруктами и мечтает побывать в Алжире. Он знал, что младшему брату Билла всего одиннадцать лет, его зовут Джорджи Денбро, и он любит комиксы. Он знал это, ведь однажды отменил последнюю пару в четверг, чтобы сходить в больницу к Джорджи вместе с Биллом. Мальчик болен раком, и спасти его может только чудо. В тот вечер он снова взялся за дневник. Строки ложились быстро, страстно, безжалостно: "Он знает. Он должен знать. Его глаза, его голос, его слова — всё это словно игра, но не игра. Словно он понимает гораздо больше, чем я. Почему он пришёл в мою жизнь? И что я должен сделать?" 20 января 1995 года. "Билл начал исчезать с занятий. Но странное дело — у него всегда есть оправдание. Письма от родителей. Справки от врачей. Даже записка от директора. Всё идеально. Слишком идеально. Иногда я и сам подделываю записки для него. Я могу лишиться работы, если правда всплывёт наружу. Вся правда. Non curo quod " 10 февраля 1995 года На улице бушевал снегопад. Снова. Для Дерри это привычное дело: зимой снег ложится плотным белым саваном, превращая улицы в бесконечный лабиринт — безмолвный и безжизненный. Деревья стояли, как тёмные, искривлённые стражи, согнувшись под тяжестью льда, а крыши домов казались погребёнными под слоями снега. Колледж тоже замер. В этом городе всё зимой замедлялось: половина жителей предпочитала пережидать мороз в своих домах, студенты толпились в коридорах, другие грелись в машинах. Роберт вновь остался в кабинете допоздна. Из Бостона пришли правки к его статье, но ни строчка, ни цифра не желали укладываться в голове. Время тянулось мучительно медленно. Билл должен был уже прийти, но часы двигались слишком медленно. Ледяной ветер выбивал мелодию по крышам, а Роберт то и дело посматривал на дверь. Он придёт. Всегда приходит. Когда Билл наконец появился, это случилось почти беззвучно, как всегда. Тонкий силуэт мальчика вынырнул из полутьмы. На нём была та же неизменная белая рубашка, приглаженные волосы и безупречные манеры. И снова — опоздание. — Вы пришли, мистер Денбро, — сказал Роберт тише, чем собирался, не поднимая глаз. Ему показалось, что голос дрогнул, как и руки, тщетно пытавшиеся писать. — Простите, — голос Билла прозвучал обыденно, но взгляд, брошенный на преподавателя, был странно пристальным. — Джорджи сегодня было особенно плохо. Просил передать вам привет. В груди Роберта разлилась ледяная боль. Он пытался говорить, но слова застревали в горле комом. — Садитесь, Билл, — выдавил он наконец, кивнув на стул напротив. — Вы принесли работу? Билл положил перед ним листы, написанные аккуратным, слегка округлым почерком. Роберт машинально начал их рассматривать, но сосредоточиться не мог. Всё его внимание было приковано к фигуре напротив: мягкие плечи, немного ссутулившаяся спина, пальцы, скользнувшие по столу. — Выглядит неплохо, — произнёс он спустя мгновение, не поднимая глаз. Билл усмехнулся — коротко, почти незаметно. Роберт поспешно отвёл взгляд, притворившись, что углубился в работу Билла. Нельзя. Зверь чувствует интерес. Не смотри. Не поднимай глаз. Не слушай. — Мистер Денбро, вы талантливый ученик, но ничего более, — сказал он холоднее, чем хотел. — Боюсь, у меня закончились часы приёма. Встретимся завтра. Когда Билл ушёл, Роберт долго сидел в тишине, пытаясь восстановить дыхание. На краю стола всё ещё лежали листы с работой. Он взял один из них, машинально пробежав глазами первую строчку: — Вам действительно интересно, что я написал, мистер Грей? Или вы просто ищете повод поговорить? Роберт поднял взгляд. Их глаза встретились — тёплые, внимательные, слишком пронзительные для подростка. Иногда Билл Денбро бывал до неузнаваемости наглым. Авось не заикание в юные годы, мог бы стать школьным задирой. — Что вы имеете в виду, мистер Денбро? — Роберт улыбнулся натянуто. Это была игра на двоих. Победители непременно проиграют. — Ничего особенного, — ответил Билл с мягкой, чуть лукавой улыбкой. Такой, какой школьники улыбаются перед каверзными вопросами: «Почему-вы-не-женаты?». — Просто мне иногда кажется, что мы могли бы... Роберт поспешно отвёл взгляд, притворившись, что углубился в работу Билла. Нельзя. Зверь чувствует интерес. Не смотри. Не поднимай глаз. Не слушай. — Мистер Денбро, вы талантливый ученик, но ничего более, — сказал он холоднее, чем хотел. — Боюсь, у меня закончились часы приёма. Встретимся завтра. Когда Билл ушёл, Роберт долго сидел в тишине, пытаясь восстановить дыхание. На краю стола всё ещё лежали листы с работой. Он взял один из них, машинально пробежав глазами первую строчку: "Когда тьма становится частью тебя, свет лишь пугает." Свет давно уже пугал Роберта Грея. 20 февраля 1995 года "Любовь и безумие — вечные спутники. В древности их называли Афродита и Арес. Любовь и разрушение. Две стороны одной монеты. Красота, что рождает хаос. Тяга, что ведёт к пропасти. Любовь стремится к свету, но неизбежно сжигает крылья, оставляя после себя лишь пепел. Разрушение — это не что иное, как обратная сторона восхищения. Я знаю, что это безумие. Я вижу его каждый день. Его голос — тихий, но оглушающий. Его взгляд — спокойный, но прожигающий насквозь. Это не должно было случиться. Моя слабость — это его улыбка. Моя гибель — это его присутствие. Я хочу, чтобы он исчез, но каждое утро, открывая дверь кабинета, я жду именно его шагов. Я падаю. И чем глубже, тем яснее одно: финал неизбежен. Сладкие моменты покоя исчезнут, и придёт расплата". Роберт закрыл дневник. Светало. Его мысли снова вернулись к Биллу. В этом мальчике было что-то… что заставляло руки дрожать. Билл, казалось, существовал вне рамок несовершенства, даже когда опаздывал или пропадал без предупреждения. Роберт давно сомневался в собственном разуме. Он больше не доверял себе. Как тогда, в Бостоне. Разум нашёптывал: беги-беги-беги. 21 января 1995 года — Я сделал перевод «Илиады», как вы просили. Роберт взял тетрадь, но не открыл её. Он смотрел на Билла, пытаясь понять выражение его лица. Он знал. Он понял. Узнай кто-нибудь из коллег, их обоих выбросили бы из университета в ту же секунду. — Почему вы так стараетесь, Билл? Это всего лишь факультатив. Вам не стоит утомлять себя. — Потому что я хочу быть лучше. Роберт усмехнулся, но в этой усмешке было больше горечи, чем радости. Он уже упал. Дальше — только гибель. Соберись, стань наконец мужчиной, напиши заявление и уезжай на другой конец страны. — Лучшим для кого? Для себя? Для брата? Вопрос повис в воздухе. Билл приоткрыл рот, собираясь ответить. Лучше не признавайся, мысленно молился Роберт. Молчи. Потеряй голос, Билл Денбро. — Для вас, — произнёс Билл. Его белоснежная рубашка, безупречные манеры, взгляд, проникающий под кожу. Роберт сделал вид, что не услышал. Взрослым так проще. Билл этому ещё не научился. "Он не может быть настоящим", подумал Роберт. Конечно, нет. Роберта Грея выгнали из колледжа Бостона не за юность или неопытность. Его диагноз — биполярное расстройство. Билл ведь этого не знает. А Биллу нравится Вергилий, Гёте, декаданс, горячий шоколад и… возможно, Роберт Грей. — Обсудим ваш перевод. Подойдите, Билл. Вы спутали «ὑμεῖς» и «σύ» . Они кажутся схожими, но контекст важен. – Например, если я хочу сказать: Πῶς, σὺ περὶ τῶν ἐρωτικῶν ἡδονῶν;... 11 января 1995 года "Каждый раз, когда я вижу его, я падаю ещё ниже. Его улыбка, его голос, каждое движение рук — всё это разрушает меня. Но что хуже: его отсутствие разрушает мне ещё сильнее. Я пытался не думать о нём. Отменил наши занятия. Но стало лишь хуже, в самом деле. Пора отбросить пошлые аллюзии на "Лоллиту". Я отвратителен в своей сути. Будь у меня хотя бы немного мужества, я подал бы заявление об отставке, но я этого не сделаю. У меня нет сил. Я весь в его власти." Роберт открыл окно. Холодный воздух хлестнул его по лицу, проясняя разум лишь на секунду. Он закрыл глаза и услышал в тишине голос Билла. «Меня зовут - Билл - Уильям Денбро, но можете звать меня просто Биллом, для меня честь быть вашим учеником...» Это было так давно. Или, может быть, всего несколько месяцев назад? Чудится целая вечность. Он сжал кулаки. — Ты мешаешь мне, Билл Денбро, — прошептал он в пустоту. 23 августа 1996 года Удивительное дело: спустя время он с трудом мог сказать, что именно тогда толкнуло его на край безумия. Первый лист блокнота наконец полностью исписан. Роберт провёл ладонью по странице, чувствуя шероховатость бумаги, словно каждая строчка была выцарапана прямо на его коже. Он был банален — это ему говорили ещё во времена учёбы в Бостоне. Именно поэтому он не стал великим преподавателем. Именно поэтому оказался в Дерри. Воспоминания о том времени накатывали комом — тёплым, мучительным, с привкусом вины… и, почему-то, пепси, которое так любил Билл. Он помнил всё: улыбку Билла, его мягкий голос, проникающий в самую глубину сознания. Каждый раз, когда Билл входил в кабинет, пространство вокруг словно сжималось, лишая Роберта возможности дышать. Что это было? Болезнь? Помешательство? Или дьявол? "Гибель," — снова мелькнуло в голове. — "Это гибель." За стеной послышался шум. Роберт откинулся на спинку стула, закрыв глаза.