Залётные птицы

Имена наши подобны свету, что мерцает ночью на волнах морских, и умирают — не оставив следа.

Рабиндранат Тагор. "Залётные птицы"

Солнце медленно скрывалось за горизонтом, и ещё совсем недавно светлый и чарующий медовыми красками лес начал погружаться во тьму, серея и становясь незнакомым и пугающим. Мужчина выставил перед собой саблю, угрожающе смотря на селян, которые в недоумении отступили на пару шагов. На их лицах читалось непонимание, но он лишь зарычал на людей, точно дикий зверь перед нападением. —Прочь! — закричал он. — Убирайтесь! Мужчина из толпы, тот самый здоровяк, пытавшийся отхватить побольше перьев, выступил вперёд, будто собираясь образумить безумца, но Хуа Чен сделал выпад, порезав переднюю часть одежды крестьянина и тем самым заставив его отскочить назад. Не оставалось никаких сомнений, что этот странный человек не шутил. — Позволь спросить, что это ты делаешь? — прохрипела старуха. — Решил единолично прибрать к рукам все эти драгоценности? — Она помахала охапкой перьев перед своим лицом, осуждающе смотря на мужчину. — Я сказал прочь! — Он всё никак не унимался, голос сделался ещё ниже и заиграл животными нотками. — Если вы сейчас же не уберётесь отсюда, я больше не буду предупреждать! Разум мужчины был в агонии, он понимал, что вот-вот может не удержать свой гнев, но прямо сейчас, перед юношей за его спиной, не хотел превращаться в животное и устраивать бойню. Он знал, что крестьяне не смогут защититься. Эту саблю он купил со второй крупной сделки, которую заключил с торговцем живописью. С первой мужчина приобрёл качественные краски и кисти, впервые в жизни понимая, что действительно сможет испытать на себе это бесконечно приятное чувство работы с первоклассными материалами, которые одной своей податливостью внушали уверенность любому, даже самому посредственному художнику. Сабля же была второй вещью, которую он хотел получить к тому моменту уже пять долгих лет. Никто, пожалуй, и не знал, что он вообще умеет правильно держать её в руках, но правда заключалась в том, что недалеко от деревни, близ которой он тогда жил, находилась школа боевых искусств, где будущие воины постигали мастерство обращения с мечом и саблей. Хуа Чен, будучи тогда ещё двадцатилетним юношей, прятался в кустах, со страстью впитывая в себя каждое наставление, которое давал тем крепким мужам наставник. Он внимательно следил за искусными движениями, в которых, точно в живописи, не было ничего лишнего — и именно это составляло их красоту. Из него вышел блестящий ученик, пускай наставник никогда и не встречал его лично. Через несколько лет регулярных наблюдений и тренировок со ржавой саблей, которую он однажды подобрал в лесу, обнаружив тело убитого солдата, его навыки стали пусть и не первоклассными, но уверенными и такими же отточенными, как у мужчин, тренировавшихся под чутким присмотром седеющего мастера. Возможно, это был врождённый талант или же просто немереное упорство — сложно сказать, но теперь, стоя перед толпой крестьян, он воистину выглядел так, будто сабля всегда была естественным продолжением его тела, и этим телом мужчина готов был закрывать того, кто сейчас сотрясался от боли и отчаяния за его спиной. — Пойдёмте отсюда, — сказал здоровяк. — Видно же, что он не в себе, больше нам здесь делать нечего. Только время зря теряем. Люди с сомнением переглянулись, но в итоге, сдавшись, согласились последовать за ним. Мужчина ещё несколько минут простоял в оборонительной стойке и, убедившись, что никого вокруг больше нет, тут же убрал саблю и повернулся к юноше позади себя. Тот, казалось, даже не дышал, свернувшись в клубочек на холодной земле. Он выглядел истощенным, а на его плече темным пятном расползлась кровь. Хуа Чен опустился на колени и хотел было осмотреть рану, но человек сжался, будто боясь его прикосновений. — Не бойся, они ушли. Я… я не причиню тебе вреда, просто осмотрю рану. Пожалуйста. Из-под спутавшихся волос на него смотрела пара ясных глаз цвета золотого каштана. Этот взгляд сложно было описать одним словом, он точно говорил: «Я доверюсь тебе один раз. Только тебе. И только лишь раз». Мужчина кивнул и попытался осторожно отодвинуть край одежды, скрывающей изящные плечи, но ткань прилипла к ране, и любое движение заставляло юношу морщиться от боли. — Нужен лекарь. Я лишь наврежу, если попытаюсь… Чёрт! — взревел он. — Как я мог снова стать таким бесполезным идиотом! Журавль вздрогнул от его крика, и мужчина, заметив его испуг, тут же пришёл в себя, попытавшись успокоиться. Он помассировал висок и вскочил на ноги, будто придумав что-то, что помогло бы справиться с ситуацией. — Знаю! У меня есть друг, он… он ученый, он точно сможет помочь. Он же весь день сидит со своими старыми свитками! — воскликнул он, но затем немного замялся. — Я вернусь через час, эти люди не придут сюда снова, тебе ничего не угрожает, я приведу помощь, пожалуйста, подожди здесь немного, всего один час. Юноша на земле ничего не ответил, но когда Хуа Чен собирался было сделать шаг в нужном направлении, тонкие дрожащие пальцы обвили его сапог. В них совсем не было силы, но это движение было таким отчаянным, что казалось, будто это разбитое существо вложило в него последнее, что осталось в его израненном теле. Сердце мужчины сжалось, и он наклонился, накрыв подрагивающие пальцы своей теплой рукой. Это движение было мягким и доверительным, точно обещание, клятва, принесённая им со всей серьёзностью. — Я вернусь, обещаю. И журавль отпустил. Спустя час Хуа Чен действительно вернулся в сопровождении второго мужчины. Человек, которого тот привёл, был высоким и стройным, его чёрные одежды выглядели поношенными, но опрятными, и по всему этому образу можно было считать некоторую педантичность хозяина. Учёный был угрюм и молчалив, без лишних слов опустившись на землю перед журавлём, точно присутствие огромной крылатой птицы в человеческом облике его и вовсе не удивляло. — Это Хе Сюань, он учёный и точно будет полезнее меня. Я привёл его, чтобы помочь. — Не возлагай на меня чрезмерных надежд, я не врач, — ответил этот самый Хэ Сюань. — Ранено не только плечо, если ты не заметил. У него также сломана нога и множество сильных ушибов на теле, а что делать с крыльями — ума не приложу, едва ли кому-то из смертных вообще приходилось изучать анатомическое строение богов. Честно говоря, я даже не уверен в расположении его внутренних органов. — Лучше тебя я точно никого сейчас не приведу, сделай всё, что в твоих силах. — Не забудь об оплате. — Сумма не имеет значения. Учёный лишь хмыкнул, и его лицо тут же стало сосредоточенным и серьёзным. Он ещё раз осмотрел тело юноши и что-то достал из своей сумки. Хуа Чен слабо понимал, что тот делает, но ему не оставалось ничего, кроме того, чтобы довериться старому знакомому. Тот, в свою очередь, уже смог аккуратно освободить раненое плечо от прилипшей ткани и пытался обработать рану. Плечо выглядело просто ужасно: создавалось ощущение, будто кусок плоти просто выдрали, кровь запеклась, а кожа вокруг покраснела. — Скажи, — Хэ Сюань обратился к юноше, — разве ты не можешь позвать других божеств, чтобы они оказали тебе помощь? Ты ведь обладаешь какой-то магией, верно? — Наша магия… заключена в крыльях, — прохрипел он в ответ. — Посмотри же, что осталось от моих. — Ты сам вытащил стрелу? — Нет… — Голос звучал очень тихо. — Кто-то из людей выдернул её… потому что… она мешала вырывать перья. Хуа Чен заметно помрачнел и сжал кулаки, гневно посмотрев в сторону, куда удалились крестьяне после стычки с ним. И это были те, кому он так завидовал, чьё расположение однажды так стремился получить? Да лучше уж пригреть на груди ядовитую змею, чем отдать свои искренние чувства таким, как они. Мужчина был в немой ярости, но упорно сдерживал гнев, чтобы больше не пугать юношу. — Идиоты, — констатировал Хэ Сюань.

***

Через два часа мужчина в черных одеждах закончил свою работу и вытер со лба проступившие капельки пота. Он ужасно устал, сосредоточенно пытаясь разобраться в том, какие действия следует предпринять, чтобы по крайней мере не навредить совсем уже ослабшему существу. Когда-то давно он прочитал множество свитков о божественных журавлях, но не думал, что хоть в раз в его скучной жизни сможет увидеть одного из них так близко, тем более в человеческой форме, которую боги, спускаясь в мир смертных, принимали очень и очень редко. Их лица были ослепительно прекрасны, кожа бела, а крылья жемчугом переливались на солнце. От одного лишь вида этих птиц нельзя было отвести глаза, поэтому им сложно было оставаться незамеченными среди простых людей с их чумазыми лицами. Мужчины переглянулись, и Хэ Сюань снял свои длинные верхние одежды, сшитые из плотной ткани, сооружая подобие носилок, чтобы осторожно перенести журавля в более безопасное место. — Не забудь заплатить мне за эту одежду, — напомнил он. Тот, в свою очередь, быстро кивнул и помог ему передвинуть юношу на ткань, мягко стряхивая землю с его растрепавшихся волос. Журавль поморщился, но не издал ни звука, терпеливо перенося всю боль, что причиняло ему даже малейшее движение. Кровь уже остановилась, но множество порезов и синяков не позволяли забыть о себе ни на секунду. Но самым худшим были крылья. Они отдавали такой болью, какую сложно было представить даже в самых худших его кошмарах. Всё внутри него сжалось, и казалось, что открой он рот — из того вырвется раздирающий душу крик, открой глаза — из них ручьями потекут горькие слёзы. Поэтому он лежал тихо и старался сдержать этот ком внутри, чтобы не создавать ещё больше проблем своим спасителям, а через какое-то время и вовсе провалился в забытьё. Когда он открыл глаза, был уже полдень. Солнце ласкало его своими тёплыми лучами, пробираясь через большое круглое окно, рама которого переливалась изящными узорами, что бесспорно были работой выдающегося мастера своего дела. В светлом помещении стоял приятный аромат благовоний, который ненавязчиво проникал во все уголки дома, успокаивая разум его обитателей. Место казалось таким знакомым, будто он уже десятки раз видел его в своих снах. Или это были не сны? — Это моя мастерская, — послышался тихий и ласковый голос. — Мы вернулись домой.