Под зимним мостом

      Холодные дни осени окутывали город, насыщая его влагой и тусклостью. Сидя в квартире, такое, конечно, не почувствуешь, ведь тут тепло, светло и беззаботно.       Совсем не обязательно находиться под каплями дождя, чтобы ощутить приятную влагу, холодок и услышать лёгкое журчание по трубам. Достаточно выйти на балкон со слегка приоткрытым на задвижку оконцем, надеть на себя свитер или тёплую кофту и взять в руки любимую чашку с не менее любимым травяным чаем. Олежа не всегда хотел проводить такие дни в одиночестве, хотя ему нравилось погружаться в работу с головой, зная, что никто не помешает. Его сосед и по совместительству друг, Антон, порой задерживался в университете, ведь у старосты много обязанностей.       Душнов знал, что Звёздочкин — самый ответственный из всех его сокурсников. Даже ответственнее, чем сам Олежа, которому такая беготня и, грубо говоря, геморрой были не по силам. Одно хорошо — за труды Антона пожилая преподавательница предложила свою квартиру для съёма, зная, что он порядочный юноша. Лишь потом, когда парни стали часто общаться и по итогу дружить, Душнов переехал жить к Звёздочкину. Антон тогда настоял, чтобы друг перестал тратить деньги и время на дорогу до университета, ведь тому приходилось ездить на маршрутке и потом ещё около получаса добираться по разным улочкам пешком. Не то чтобы Олежа был самым проворным и расслабленным человеком, с которым тишь да гладь, но он хотя бы не напрашивался, как другие, съехаться.       Так они около года делили двухкомнатную квартирку и довольно хорошо вместе уживались. Двое зануд-достигаторов — это довольно сильная аура для развития и успешного обучения.       В какой-то момент настали трудности, которые крутились как вихрь в пустыне, сметая здравый смысл и фокус Олежи. Антон заполонил его мир своим присутствием, больше чем дружеским и даже родным. Несмотря на изредка возникающие ссоры, тот был его идеалом парня. Вежливый, добрый, понимающий и подолгу слушающий, симпатичный молодой человек. Липло к Антону, конечно, много кого, и он лишь довольно отвечал флиртом, ничего не имея под ним. Зависть кипела внутри Олежи, а тоска сидела рядом и шептала о том, что не быть им вместе. За год совместного быта и дружбы стало ясно лишь одно: учёба и трудоголизм — это то не многое, к чему неравнодушен Антон.       Олежа имел небольшой опыт в любовных отношениях, и тем не менее он давно не испытывал сильной симпатии и интереса к какой-либо личности. Только порой задумывался о том, что нужно отдалиться. Даже на общежитие настроился, чтобы не видеть Антона так часто. Помимо дома, они постоянно встречались в университете, ведь учились в одной группе.       И все эти страдания Душнов тихо записывал в заметки на телефоне, не думая о каком-либо шаге навстречу, потому что боялся потерять Антона и тёплые отношения с ним.

***

      Относительно недавно у Антона умер пёс, и тот не смог его похоронить. Тогда были экзамены с присутствующим из-за них стрессом, поэтому родители умолчали о смерти пса. Звёздочкину стало обидно, что с ним так поступили, и об этом он довольно грубо высказался в трубку телефона.       Антон прибывал в мучительных воспоминаниях о своём друге детства. Ему было трудно осознавать, что он его больше не встретит. Звёздочкин облокотился о громоздкий холодильник. Сгорбившись, поднёс ладонь к губам, дабы его всхлипы не услышали соседи. Голова вскипала и болела, словно её сдавливали. Глаза жмурились, не желая что-либо делать, кроме как изливать свою боль, пока он один.       Не прошло и десяти минут горестных страданий юноши, как в замочной скважине прокрутили ключ. Олежа не спеша зашёл в прихожую с шуршащим, тяжёлым пакетом. Как только пакет достиг пола, часть продуктов вывалилась. Из-за этого юноша стал тихо ругаться, ведь Звёздочкин мог ещё спать в субботний день. Кеды быстро оказались на потрёпанном ковре, а пачка макарон с чипсами — в руках, пока Душнов не увидел красные от слёз глаза друга. Вмиг бросив всё, он подошёл к Антону, который отвернул от него голову. Тогда взволнованный Олежа сел на стоящий рядом стул и взял его за руку.       Антон не хотел, чтобы его видели таким тоскливым, отчего не смел смотреть в глаза Олежи. Но тёплые руки словно стали для него спасением, и тот почувствовал себя лучше.       Небольшая тактильность приемлема в характере Душнова, но этот жест нельзя было счесть за обычный. Его мыслительные процессы в момент отключились, сосредоточившись на том, чтобы понять, что он может сделать для Звёздочкина.       — Антон, чем я могу тебе сейчас помочь? Выслушать, там, подать воды?..       Пришедший ответ на заданный вопрос слегка смутил горюющего юношу. Первое, что пришло на ум, это объятия. Опустив голову и пройдясь рукой по сопливому носу, он посмотрел на Олежу, произнеся:       — Обнимешь меня?       Воспылавший от смущения Душнов округлил глаза и легонько в согласии качнул головой. Руки плавно оказались на столе, после чего стали опорой, чтобы поднять взволнованное такой неожиданностью тело.       Оба встали. Звёздочкин обхватил плечи друга и словно утонул в этих тёплых ощущениях дома и покоя. Чёрные волосы и куртка неприятно пахли табаком, который остался от соседей, что часто курили у подъезда. Стало неуютно. Носом Антон отодвинул куртку и упёрся в кофту Олежи. Уголки губ растянулись в лёгкой улыбке, когда парень почувствовал одеколон, напоминающий полевые цветы.       Худощавые руки Олежи медленно поглаживали массивную и подтянутую спину Антона, радуясь такому мгновению близости. Это поистине расслабляло, из-за чего в голову пришла старая песня, которую Душнов стал тихо напивать и покачиваться:       — Чунга-чанга, синий небосвод… Весело живём. Танцуем и поём.       Антон подумал, что Олежа заскучал, раз стал что-то напевать. Песня, правда, была не к месту, но она смогла рассмешить его. Из-за подрагивающей спины Звёздочкина Олежа решил, что сделал что-то не так. Но Антон лишь тихо стал выдыхать смешки и потом вовсе залился смехом, продолжая напевать песню. Олежа, помня только припев, с трудом старался попадать под слова друга.       Держась уже за руки, Звёздочкин покачивал их в более живом темпе. Тепло разливалось по всему телу, когда тот снова взглянул в глаза Олежи. Такие сияющие заботой и радостью глаза... и всё из-за этого мгновения? «Когда его улыбка была столь милой и манящей в последний раз?» — раздался вопрос в голове, на который он пока не стал отвечать.       Антон снова положил голову на плечо Олежи, не разнимая их рук.       — Давай побудем так ещё немного, если тебе это не доставляет дискомфорта.       — Нет. Ничуть, Антон, — произнёс Олежа, предательски трясясь и разгораясь от приливающей к рукам и ушам крови.       Так они то стояли, то снова обнимались, пока соседи с дрелью не напомнили о себе. Антон понял, что внутри больше нечего преодолевать, и поблагодарил Олежу.       — Всегда... для тебя пожалуйста, Антон. Мы могли бы повторять эту практику, когда тебе удобно… — усмехнулся с привычным для Олежи смущением и сопровождающимся касанием указательного пальца о палец.       И снова это неистовое желание быть ближе, чем Звёздочкин себе позволял к слегка стеснительному и хрупкому Олеже. Снова коснуться его, подолгу глядеть в эти сияющие голубизной глаза. Они уже давно ассоциируются с первой подаренной коллекционной машинкой, что по сей день его радует и находится на прикроватной тумбочке.       — Олежа… Ты... Ты очень хороший, — на вздохе произнёс Антон       — Ох, ам… спасибо! — засиял парень, как осколочек стекла на солнце. Антону, правда, хотелось от этого жмуриться. В нем возникало неприемлемое желание касаться Душнова, не ограничиваясь объятиями.       — Слушай, мне лучше сейчас выйти подышать… — с притворной улыбкой он быстрыми шагами удалился в свою комнату.       Переодевшись, Антон оказался у порога, а спустя минуты послышался звук закрывающейся входной двери. От быстрых шагов раздавался гул по лестнице, что стихал с каждой секундой, пока и вовсе не прекратился.       Олежа, опечаленный таким исходом, остался наедине со своими тревожными мыслями. Неужели он со своим «гейством» к нему полез, а тот только сейчас это понял? Все эти руки и взгляд стали отвратительны для него?       Сев на кухонный стул, Олежа закрыл руками лицо, думая, что за чудесный и ужасный сон ему приснился.