The Sun of the Sea

— Мудзан-сама, а, Мудзан-сама, я вот одного не понимаю… Если вы так боялись смерти, что ждали её с ранних лет, зачем же подались в море? Ведь там так легко встретить свой конец. Всё Аказа, конечно, понимал. Ну, или ему так казалось: одно дело — зачахнуть в четырёх стенах в обществе страшного недуга, и совсем другое — пасть жертвой стихии или погибнуть в сражении, оставшись героем в памяти товарищей. Но если он всё-таки прав, то ему хотелось, чтобы капитан задумался над тем, что творит. Потому что между славной гибелью в объятиях что ревущего моря, что острой стали и глупой смертью в логове врага, где твой труп в лучшем случае оставят гнить в подземельях, тоже была разница. Огромная. — Я тебя предупредил, — не поворачивая к нему головы, напомнил Мудзан. — Будешь мешаться — убью. Какое-то время их преследовали лишь отзвуки шагов в пляшущем полумраке тоннеля. По грубо отёсанному камню полз оранжевый свет от самодельного факела, на который за время их недолгого пути ушло уже два лоскута, оторванных от подола исподней рубахи Аказы, и сейчас догорал третий. Подземный путь до особняка пролегал не по прямой, иначе бы они довольно быстро добрались, но, к счастью, никаких хитросплетений коридоров и развилок пока не наблюдалось. Лишь изредка — в местах, где особенно сильно пахло сыростью, а стены поблёскивали от влаги, — им встречались небольшие лужицы. Некоторые размочили проступающую меж камней землю, отчего было очень легко поскользнуться. Что с капитаном Кибуцуджи и произошло. Аказа успел среагировать и схватил его за локоть, не давая упасть. — Или вы боитесь умереть от болезни? — вновь попытал удачу бывший старпом, решив, что только что успешно доказал, что совсем не мешается, а напротив, очень даже полезен. — Что вы хотите получить от Солнца? Несокрушимое здоровье? Глупо было надеяться на то, что Мудзан удостоит его ответом. Однако, как это изредка, но случалось, вдруг произошло чудо. — Я действительно боялся, — спустя непродолжительную паузу признался Кибуцуджи. Голос его звучал отстранённо, но чем больше он говорил, тем сильнее пробивались нотки клокочущего внутри гнева, который, вероятно, копился в мужчине годами. — Даже когда мне казалось, что я смирился с неизбежностью, я боялся однажды проснуться и обнаружить на себе такие же уродливые язвы и струпья, которые заживо сожрали моего отца, и деда, и всех тех, кого я видел на портретах в нашей фамильной галерее. Вечно молодые на холсте. В действительности — сгнившие в муках. Болезнь не свела меня в могилу, но всё равно лишила жизни. — Что значит «лишила жизни»? — искренне удивился Аказа, хмуря брови. В признании капитана явно отсутствовало какое-то важное звено — без него последние прозвучавшие слова никак не вязались друг с другом. Болезнь либо отнимает жизнь, либо нет. Если недуг Мудзана не коснулся, тогда о каких лишениях шла речь?.. Он стал одним из самых прославленных пиратских капитанов и умудрился дожить до своих лет, не лишившись ни одной части тела. К сожалению, узнать, что скрывалось за столь противоречивым заявлением, было не суждено, потому что чудо оказалось столь же быстротечным, сколь и внезапным. Мудзан счёл, что с него достаточно откровений, и сделал вид, что никакого вопроса не услышал. — Всё равно в голове не укладывается — ненаступившей болезни вы страшились, а погибнуть пиратом — нет. Хотя столько всего могло оборвать вашу жизнь. Неудачно угодившее пушечное ядро. — Аказа принялся загибать пальцы. — Нелепое падение в морскую пасть во время шторма, голодная смерть в затянувшемся штиле. Вариантов — целый океан! И болезням среди них тоже место. Цинга, лихорадка джунглей, да взять хотя бы банальную любовную оспу. Учитывая, в каких условиях порой нам приходится жить долгие недели и где искать утех… Мудзан остановился и повернулся всем корпусом к собеседнику. Пляшущее на конце факела пламя постепенно слабело, и Аказа расценил направленный на него взгляд как призыв к действию. — Эти риски — мой выбор, — пояснил Кибуцуджи, пока Аказа в который раз укорачивал свою несчастную рубаху ещё на один лоскут. — В то время как болезнь — нет. Но это не значит, что я готов к смерти. Поэтому… Капитан «Лилии» замолк, будто колеблясь, а может, просто ждал, пока несложные манипуляции с тканью продлят их факелу жизнь. Впрочем, после того, как пламя взбодрилось, он молчал ещё какое-то время, затем еле слышно вздохнул и проговорил, глядя прямо на Аказу: — Поэтому моя просьба остаётся прежней. Если я погибну раньше того, как доберусь до Солнца, а оно попадёт к тебе в руки, верни меня из мёртвых. У меня ещё есть в этом мире дела. — Так, может быть, вы лучше ими займётесь? Вопрос пролетел мимо капитанских ушей. Мудзан лишь молча развернулся и продолжил путь, разгоняя перед собой тьму, Аказе же ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. С тяжёлым вздохом и неозвученным вопросом, который он в очередной раз сам себе задал. Почему? Почему он не может просто махнуть рукой на этого своенравного гордеца? Почему не может перестать следовать за ним? Даже теперь, когда у него появился собственный путь. Собственное сокровище. А к капитану Кибуцуджи он больше не привязан. Их не связывают никакие клятвы и никакие обязательства. Аказа и так уже сделал намного больше, чем должен был, для человека, который демонстративно отрёкся от него. И всё же… Всё же этот дикий план с воскрешением Мудзан доверил именно Аказе. И именно Мудзан в своё время стал тем, кто увидел в амбициозном пареньке не выскочку, которого все прежние капитаны отправляли на пушки чистить, чтобы не мешался, а толкового и наблюдательного человека, которого стоило держать при себе. Да, ни клятвы, ни обязательства их не связывали. Связывало что-то другое — то, чему Аказа всё никак не мог подобрать точного определения, но что сформировалось за долгие годы совместного пребывания в море и привело их обоих в сегодняшний день. Мудзан дал Аказе расправить крылья и проявить себя, а Аказа сопровождал Мудзана на пути к успеху, верно служа ему не только клинком, но и не менее острыми умом, слухом и глазами. Их пути сложились бы иначе — не лучше и не хуже — просто по-другому. Хотел бы этого Мудзан, Аказа не знал. Но себе бы он другого пути не пожелал — ни раньше, ни сейчас. Вскоре в факеле отпала необходимость. Сначала грубый камень стен принялся постепенно расступаться перед путниками, а твердь под ногами — приподниматься: искусственно выбитыми ступенями и естественным наклоном вверх. И вот впереди неровными пятнами забрезжили тусклые закатные отсветы, а гуляющее по тоннелю эхо принесло тихий плеск воды, растворяющийся в завывании ветра. К тому моменту, как погас последний язычок пламени, капитан и его бывший старпом могли хорошо видеть друг друга без огня. Тоннель упёрся в зубастую пасть из тянущихся сверху вниз сталактитов и растущих снизу вверх сталагмитов, за которыми виднелись уходящие ввысь своды огромного грота. — Видимо, мы всё-таки пошли не в ту сторону, — произнёс Аказа. — Там явно не особняк. — Не особняк, — подтвердил очевидное Мудзан, опуская потухший факел. — Но как так получилось, не пойму… Мы совершенно точно взяли курс на него, и никаких разветвлений не было, так что пропустить нужный поворот мы не могли. — Не могли, — вновь повторил за ним Кибуцуджи и шагнул вперёд. — Мы вышли к северной части острова. Скалистые утёсы есть только там. Приблизившись к одному из крупных проёмов между каменными «зубьями», Аказа положил ладонь на рукоять своей сабли. Инстинкты опередили разум на несколько мгновений. Снаружи к горизонту тянулось мерцающее красноватыми бликами море, но здесь, в тени мрачной пещеры вода была под стать. Чёрные волны мелко колыхались вокруг скалистых островков, усеянных чем-то мутно-белым. Сперва Аказа решил, что это высолы и вымытые штормами морские раковины, но слишком уж необычен был этот осадочный узор. И слишком часто за свою жизнь Аказа видел обнажённые человеческие кости. Спустя короткий миг, потребовавшийся ему, чтобы моргнуть, он безошибочно опознал, что предстало перед ними. Десятки, если не целая сотня, скелетов. Одни были распластаны по каменным островкам, другие — наполовину утопали в воде. Какие-то были разбиты прошедшими штормами, в то время как от некоторых остались лишь изъеденные солью черепа. — Что ж… — протянул Аказа, оглядев зловещую картину и остановившись взглядом на яркой точке в стене грота по ту сторону этого солёного озера, принадлежащего мертвецам. — Кажется, вы были правы, Мудзан-сама. Никому не нужен треклятый колодец посреди сада. Капитан «Лилии» его словно не услышал. Опять. Вот только на сей раз не потому, что желал избежать неприятного разговора. Причина была заключена в оковы горной породы и манила искателя пульсирующим золотистым сиянием. Как далёкий маяк в безлунную ночь. Как подхваченный благоволящим ветром корабль, Кибуцуджи Мудзан устремился туда. Он быстро миновал каменные наросты и, не сильно осторожничая, в несколько прыжков по россыпи валунов очутился на берегу. Край воды был всего несколькими сантиметрами ниже, поэтому берег хоть и был широким, но высыхать в промежутке между приливами и отливами не успевал: стоило ветру снаружи хоть немного разгуляться, как волны начинали бросаться на камни. Легче лёгкого было снова поскользнуться и неудачно приложиться головой о грубую породу. — Погодите, кэп, — Аказа поспешил догнать забывшегося мужчину и схватил его за плечо, задерживая. — Посмотрите вокруг. Посмотрите, сколько людей здесь пало. — У них не получилось, — резко дёрнув плечом, Мудзан высвободился и продолжил своё упрямое шествие. — Не получилось что? Взойти по лестнице, услужливо высеченной прямо в скале? — Аказа не хотел ехидничать. Он прежде всего стремился дозваться до здравого смысла капитана, который оказался ослеплён сокровищем, и всё же несколько капель ядовитой язвительности просочились в его голос. — Да по ней и младенец проползёт! С младенцем он, конечно, сильно перегнул, однако путь до Солнца Морей — а в том, что они имели дело именно с ним, сомнений практически не было, — действительно казался простым. Слишком простым. Совершить полукруг по лишённому видимых препятствий берегу и взойти по добротным ступеням прямо к небольшому углублению в скале, где таилось и влекло ничем не охраняемое Солнце… Что могло быть проще? И что могло быть подозрительнее? Подвох ощущался отнюдь не призрачным, не беспочвенным. Единственная причина, по которой хозяин столь могущественного артефакта не озаботился тем, чтобы спрятать его за семью замками вместо того, чтобы выставлять на обозрение любого, кто случайно здесь окажется со стороны моря или подземелий, могла заключаться лишь в одном. Хозяин артефакта не переживал о том, что слишком удачливый проходимец действительно сумеет похитить сокровище. — Подумайте, Мудзан-сама, — не уступая капитану в упрямстве, Аказа вновь вцепился в его плечо. — Посчитайте. Сколько вы видите павших? Неужели вы думаете, что все они, все, не справились с тем, что собираетесь сделать вы? — Они — не я. — Но вы вот-вот пополните их ряды! Вы говорите, что всю жизнь боялись умереть от болезни, но знаете, что вас на самом деле погубит? Ваша гордыня! Последние слова прокатились по гроту хлёстко, словно кто-то плетью ударил. Хотя почему «кто-то». Это был Аказа. И лишь в дымке тающей пламенной речи он осознал, что впервые в жизни не просто поднял голос на своего капитана, пусть и бывшего, а вступил с ним в злой спор. На «Паучьей Лилии» за такое могли легко отправить если не по доске прогуляться, то под удары уже настоящей плети. Однако сейчас, когда вокруг них вместо десяток пар глаз товарищей по команде были лишь пустые глазницы бесславно погибших неизвестных, показательные наказания устраивать было не перед кем. И всё же подобная выходка была недопустима. Сухо сглотнув, Аказа разжал пальцы и отнял руку от ошалевшего Мудзана. Тот, как ни странно, возмущаться не торопился. Оставалось надеяться, что это потому, что сознание его хоть немного прояснилось, а не потому, что единственный, кто после схватки с людьми Ворона имел оружие на руках, был Аказа. — И что ты предлагаешь? — буравя бывшего старпома взглядом, процедил Мудзан. — Просто стоять и смотреть? Аказа свёл брови и посмотрел на предмет их спора, безразлично мерцающий в темноте. Идей у него не сказать, что нашлось много, но парочка вариантов была. К сожалению, озвучить ни один из них он не успел. — Как насчёт обмена? — донеслось из глубин «клыкастой» пасти, которую они оставили позади. Оба пирата вздрогнули от неожиданности. Поглощённые неожиданной находкой и своей перепалкой, они не заметили, как к плеску воды и гуляющему ветру добавился ещё один звук. Забыли, что за ними по-прежнему могла вестись погоня. Не учли, что пиратский барон наверняка знал, куда ведёт единственный тоннель. Правда, посторонние звуки донеслись чуть дальше того места, откуда вышли Аказа и Мудзан. Значит, тоннелей всё-таки было несколько. Где-то, помимо колодца, находился ещё один вход. Дымка тёплого света от факела всё ярче окутывала каменные столбы по мере того, как три фигуры продвигались между ними. Аказа без колебаний выхватил саблю и встал на изготовку. Ворон Уз, шедший во главе этой небольшой компании, впрочем, ничуть не смутился. Лишь следовавшие за ним головорезы предупреждающе обнажили свои клинки и угрожающе скривили лица. Наверняка уже были наслышаны, как не поздоровилось их предшественникам. — Пути богов, как говорится, неисповедимы, — с деланным миролюбием продолжил Ворон. — Я давно пытался найти способ использовать Солнце вновь, но, увы, тщетно. И раз уж боги всё-таки привели вас сюда, кто я, чтобы мешать их воле? Пиратский барон остановился на почтительной дистанции, демонстрируя, что не ищет новой схватки. Аказу это не успокоило, острие его сабли продолжало указывать прямо на противников. Мудзан же явно растерял былой пыл. Если разумные доводы бывшего старпома для него были почти что пустым звуком, то резкая уступчивость Ворона, который последние полгода только и грезил, что увидеть перед собой голову капитана «Паучьей лилии», наконец-то разогнала морок, охвативший его разум при виде желанного трофея. — Их, — Мудзан взглядом указал на останки тех, кому посчастливилось увидеть Солнце Морей вживую, — тоже боги сюда привели? — Ни у кого из них не нашлось достойной жертвы, — пожал плечами Ворон, странно улыбаясь. — Или же они оказались недостаточно бессердечны, чтобы принести в жертву Солнцу своих детей? Повисшая тишина сдавила уши. Аказа перевёл взгляд с Ворона, чья улыбка не дрогнула, на Мудзана. Тот, впрочем, тоже не выглядел так, словно его обвинение должно было сразить всех наповал. — Кэп, — тихо произнёс пират, еле шевеля губами, чтобы Ворон не слышал, как он указывает Мудзану на ошибку. — Его дети живы. Дочь с внучкой с ним живут. Сын — градостроитель, осваивает остров к югу от… — Младший сын, — не отрываясь от Ворона, в полный голос поправил Мудзан, давая понять, что не намерен шушукаться. — А где старший ты, Аказа, в курсе? Для того в принципе стало открытием наличие старшего. Ответное молчание сказало всё само за себя, и тогда Мудзан продолжил: — Смерть — незримый спутник любого, кто отправится в море. Мало у кого возникнут лишние вопросы, если пират не вернётся на сушу. Будь-то безымянный сирота или сын капитана корабля. Ворон молчал. Не возразил ни разу, не подвергнул слова Мудзана насмешкам или сомнениям, не обвинил в клевете и бреднях. А Аказа, между тем, начал понимать, что именно его так напрягало в улыбке барона. Она была мёртвой. Как маска. — Чтобы боги поделились с тобой могуществом, ты должен поделиться с ними чем-то в ответ, — Мудзан выдернул из кармана штанов кулак и взмахнул им перед собой. Сердце Аказы в предвкушении пропустило удар. Почему-то он вдруг подумал, что Кибуцуджи Мудзан, лишившийся своего оружия ещё наверху, всё-таки имеет какой-то козырь. С другой стороны, какое оружие, сгодившееся бы им сейчас, могло уместиться в обычном кармане? Бледные пальцы капитана разжались, выпуская из ладони круглый предмет, хорошо знакомый любому моряку. Звякнула цепочка, и компас закачался в воздухе, ловя своими гладкими позолоченными боками свет от факела. Свободной рукой Мудзан театрально подхватил его и перевернул задней частью к себе. — «Пусть ветер всегда будет попутным, Кай», — зачитал он выгравированную надпись, после чего продемонстрировал её Аказе. — Если ты вдруг не знал, имя нашего барона — Касугай. Аказа не знал. Зато знал, как зовут двух его отпрысков и внучку. У всех троих в имени присутствовал один и тот же символ. Такой же, как в имени на компасе. Такой же, как в том, что назвал Мудзан. Золото. Строить свою родословную, передавая потомкам частичку своего имени — частая практика среди безродных, которым судьба позволила сколотить себе состояние и возвыситься над простым людом. Фамилии им не полагались, а те, кто осмеливался на дерзость и шёл наперекор традициям, довольно быстро лишались всего. Уж сильно не любили аристократы, коих было не так уж и много, когда кто-то пытался встать с ними в один ряд. С доказательством в виде компаса слова Мудзана о старшем сыне и жертве обрели серьёзный вес, но даже так Ворон не стал ничего отрицать. Напротив. — Не тебе рассуждать о чужом бессердечии, Кибуцуджи, — протянул он, сохраняя удивительное спокойствие. — И не тебе диктовать сейчас условия. Свою жертву ты уже принёс. Своё желание исполнил. Стоило оно того или нет, боги не будут благоволить тебе дважды. — Хочешь сказать, что я загадал не то, что нужно? — Хочу сказать, что ты не в том положении, чтобы предлагать обмен. Я просто заберу Солнце, и ты никак мне не помешаешь. — И чем же ты отплатишь богам за доброту? — криво усмехнулся Ворон. — Неужто наш дорогой Аказа согласится лечь на алтарь? На одно-единственное мгновение Аказа почти поверил в это, но затем вспомнил, как Мудзан неоднократно пытался от него отвязаться. А ведь он уже тогда знал, что Солнце потребует жертву… Знали ли все эти мертвецы, наводнившие грот? И действительно ли ни у кого из них не нашлось ничего, что можно было предложить взамен? Всё, на что их хватило, это подняться по лестнице к Солнцу и, возможно, коснуться его, и… — Мудзан-сама, стойте! — выпалил Аказа, с сильным запозданием делая шаг следом за капитаном, который тянуть время не стал и поспешил исполнить сказанное. Мудзан остановился и обернулся. Во взгляде его, помимо стальной решимости, читался немой вопрос. Голос разума наконец-то пробился сквозь неуёмное желание во что бы то ни стало завладеть сокровищем — теперь капитан решил прислушаться к бывшему старпому. Ворон, между тем, не сдвинулся с места, что лишь подтверждало растущие в Аказе подозрения. — От чего на самом деле погибли все эти люди? — обратился он к барону. — Я уже ответил на этот вопрос. — Я вам не верю. Ни Аказа, ни Мудзан, ни сам Ворон — никто не упомянул, на что последний потратил своё желание, однако по какой-то причине тот воспринял слова Мудзана превратно и решил, что ему указали на несоразмерность желания той жертве, которую он принёс. И это не говоря о том, что количество мертвецов было уж слишком велико, чтобы списать всё на их удачу в поисках и неудачу в возможностях «договориться с богами». — Возьмите Солнце сначала вы, — потребовал Аказа, разворачиваясь к Ворону. — Нет! — зло прорычал Мудзан. Оба громилы обошли своего господина на шаг и вскинули сабли вперёд. Аказа рефлекторно напрягся и крепче стиснул рукоять своего клинка, готовый к любому раскладу. — Пусть возьмёт, — пристально глядя на барона, но обращаясь к человеку за своей спиной, с нажимом произнёс он. — Мудзан-сама, здесь что-то неладно. Скрывать свои подозрения не было смысла. Наоборот даже, чем быстрее они всё выяснят, тем скорее всё закончится. А если нет, то как минимум станет понятно, как действовать дальше. — То есть ты, подозревая, что контакт с Солнцем может привести к таким последствиям, — Ворон махнул рукой в сторону скелетов и усмехнулся, — хочешь, чтобы я рискнул своей жизнью ради проверки твоей теории? — Ваше нежелание приближаться к Солнцу мою теорию лишь подтверждает, — хмуро заметил Аказа. — Да нет, ты просто, видимо, забыл, что я ничего не делаю просто так. — Что вы хотите взамен? — Компас моего сына. Аказа оглянулся на Мудзана. Тот возмущённо фыркнул, но затем дёрнул плечом и бросил прибор своему подельнику. Рассекая воздух хвостом-цепочкой, компас совершил дугу, пока не встретил на своём пути преграду в виде ловкой руки. Жестом приказав своим телохранителям оставаться на месте, Ворон подошёл к Аказе, а когда компас перекочевал ему в руки, двинулся дальше. Чинно прошествовал мимо Мудзана, застывшего на полпути к лестнице, и всё с тем же важным видом принялся подниматься вверх, преодолевая ступень за ступенью с раздражающей нерасторопностью. Удивительно, думал Аказа, как человек, легко обменявший жизнь родного сына на магический артефакт, сейчас захотел вернуть себе компас ценой уже своей жизни. Была ли это совесть или?.. Или же на самом деле не Солнце принесло этим бедолагам смерть, о чём Ворон был прекрасно осведомлён? Краем глаза следя за головорезами, Аказа приблизился к Мудзану, который, казалось, ещё чуть-чуть и зубы себе переломает — настолько сильно он стиснул челюсти. — Между камней у воды — сабля, — шепнул Аказа на тот случай, если Ворон, его люди или все они вместе вдруг выкинут какой-то фокус. Мудзан бросил быстрый взгляд туда, где в паре шагов от них вода встречалась с берегом, изломанным камнями. Посреди тёмных силуэтов валунов действительно просматривались очертания чего-то длинного и увенчанного вполне угадывающейся формой рукояти. Оставалось лишь надеяться, что сабля не застряла намертво и её удастся легко извлечь. А такая необходимость может настать очень скоро. Уж слишком Ворон затягивал с этим своим театральным восхождением. Ждал, пока подоспеет подмога? Но вот фигура в чёрном плаще достигла последней ступеньки, а никаких изменений на их поле боя, замершем во временном затишье, так и не произошло. Оба головореза, вооружённые саблями и факелами, стояли всё там же, пристально следя за пиратами, а барон… просто вытянул руку перед собой и всё так же просто обхватил пальцами пульсирующий золотым сиянием кристалл. Ничего не произошло. Никаких фокусов. Никаких хитростей. Никаких внезапных смертей. Аказа ошибся. Глядя на то, как Ворон вынимает Солнце Морей из незамысловатого тайника, он с горечью корил себя за то, что, кажется, лишил капитана Кибуцуджи преимущества, единственной возможности действительно завладеть сокровищем, не ведясь ни на какие предложения об обмене, угрозы или ультиматумы. Но эти мертвецы… Пират вновь стрельнул взглядом в сторону белеющих во тьме костей, отчаянно пытаясь сообразить, как быть, как ещё объяснить это кладбище неизвестных искателей Солнца. В чёрных водах мелькнуло несколько янтарных всполохов, которые Аказа бездумно списал на отражение факелов лишь потому, что его внимание быстро переключилось на Мудзана. В противном случае он обязательно бы сообразил, что ни один из источников света не находится достаточно близко к воде, а закатное небо снаружи грота уже почти отцвело. Но раздавшийся рядом тихий голос капитана его отвлёк: — Он уже им воспользовался, Солнце может его больше не признавать… — Ну что, убедились? — тем временем громко вопросил Ворон, продемонстрировав кристалл, крепко зажатый в кулаке. — Передай одному из своих! — потребовал Мудзан, который, в отличие от Аказы, напротив, лишь укрепился в подозрениях. — Пусть они возьмут. На лице пиратского барона как будто бы проскользнуло искреннее удивление, но лишь на миг. Признаться, Аказа тоже был немало поражён, учитывая, что ещё недавно капитан Кибуцуджи оставался слеп, глух и невосприимчив к любым вразумлениям, а тут начал настаивать на том, чтобы вожделенное сокровище буквально пошло по рукам недругов. — За «Паучью лилию» — передам. И даже отдам после этого вам. Но сначала ты отведёшь меня на свой корабль, а твой старпом останется здесь с моими людьми. Как только будет совершён обмен, он заберёт Солнце и можете катиться хоть на все четыре стороны, хоть к морскому дьяволу. — Ты думаешь, нас так легко облапошить? — зло хохотнул Аказа, звуча почти что оскорблённо. — Едва вы уйдёте, твои головорезы попытаются меня пришить, чтобы у тебя в итоге на руках было и Солнце, и «Лилия». — Я думаю, — с подчёркнутой доброжелательностью улыбнулся Ворон, — что у вас нет выбора. Как по мне, это довольно честный обмен, учитывая, скольких кораблей меня лишили. «Паучья лилия» — всего лишь обычный парусник, который в сравнении с Солнцем морей ничего не стоил. И Аказа, и Мудзан об этом прекрасно знали, однако для Ворона, которому успешно скормили байку о живом корабле, всё было как раз наоборот. Магия Солнца ему больше была недоступна, но разменной монетой артефакт ещё мог стать. Аказа посмотрел на Мудзана, надеясь увидеть в его лице подтверждение тому, что их мысли сходятся, но тот не повернул к нему головы, даже искоса не взглянул. Всё его внимание было приковано к терпеливо ожидающему его решения Ворону. И вот, когда молчание затянулось, а всем начало казаться, что капитан Кибуцуджи откажет, тот решительно произнёс: — Согласен. — Что ж, — просиял Ворон. — Не будем тянуть! Бесцеремонно подбросив кристалл и вновь поймав его, словно это была игральная кость, а не бесценный артефакт, барон обратился к своим телохранителям: — Кто не поймает, отправится в шахты! И, не дав им и секунды на размышления, с размаху отправил Солнце в полёт над водой. Головорезы рванули к берегу, толкаясь, не желая уступать друг другу. Одновременно с этим чёрные воды озера пришли в движение, а из глубины стремительно светлеющим пятном поднялось нечто, золотой стрелой пробившее поверхность и взмывшее вверх. Округу окатило градом брызг. Поцелованные огнём волосы морского существа мокро липли к обнажённым плечам. Широко распахнутые глаза горели живым янтарём. Рука тянулась к заветному кристаллу. — Нингё! — выпалил Ворон, и трудно было различить, чего в его голосе было больше: потрясения, неверия или ярости. Но Аказе было некогда вслушиваться. Из другой глубины — на сей раз его сознания, распалённого мрачными подозрениями, — рвалось отчаянное предостережение. Увы. Не успел порыв обрести словесную форму, светящийся золотым сиянием кристалл коснулся раскрытой ладони Кёджуро.