Бездна

      Итадори сделал неуверенный шаг. С трудом передвигая ногами, парень медленно подходил ко мне:              — Прости меня, Мэй, — его добрые глаза были мокрые от слёз, а голос предательски дрожал, — иначе он тебя убьёт.       Вдоль позвоночника пробежалось нехорошее предчувствие. Мозг начал воспринимать происходящее слишком медленно, страх въедался в плоть. В голове всё никак не укладывалось: почему это происходит со мной? Мне хотелось проснуться, очнуться у бабушки дома в Лондоне и никогда не приезжать в Токио. Повернуть время назад и не встретить на своём пути Сатору Годжо, ведь всё началось с него.       Испуганные глаза сразу же находят объект своей ненависти. Он сидел на диване, лениво покачивая в своей руке бокал с алкоголем. Рядом с ним Гето, откинувшийся на спинку мягкого дивана. Его насмешливый взгляд впитывал мой собственный страх, наслаждаясь этим моментом. Они все наслаждались, пусть и некоторые делала равнодушное лицо, но глаза их выдавали с потрохами. Они упивались моей слабостью.       — Вы все конченые психи! — моя нервная система попросту не выдержала такого напряжения, и я закричала, надрывая голосовые связки и ударяя кулаками о мягкий ковёр под собой. — Ненавижу!       — Поздно, девочка, лить слёзы, — голос Тоджи был сухим и властным, таким, каким выносят смертный приговор, — нужно было думать раньше.       — Но я ничего не сделала! — слёзы градом лились из глаз, размывая перед собой картину застывшего Итадори с ножом в руке.       — Хочешь сказать, мой брат солгал?! — не принимавший до этого никакого участия Сукуна подорвался с кресла, коршуном нависая над моей дрожащей фигурой. Его гнев можно было ощутить на ощупь. — Какая же ты после этого подруга, свои ошибки спихиваешь на другого.       Мужчина присел на колени, впиваясь пальцами в стальном захвате в мой подбородок, оставляя синяки. Глаза напротив пылали злостью, и эта безумная ухмылка на его лице вбивала последний гвоздь в крышку моего гроба.       — Своя шкура дороже, пташка?!       — Нет! — ни капли не задумываясь, выкрикнула я, пытаясь отцепится от болючего захвата дрожащими руками. — Я бы никогда не подставила Юджи!       — Но ты его всё-таки подставила, а теперь трясёшься вся от страха, — он приблизил моё лицо к себе и со всей серьёзность произнёс в самые губы вполголоса так, чтобы только я могла услышать. — Знаешь, что с ним сделает Тоджи?! Он его не просто убьёт, он его живьём закопает, и я ему помочь никак не смогу.       От этого могильного шёпота всё тело сжалось от услышанного. Сукуна не врал, а говорил действительность.       — А ты, пташка, сможешь. Это целиком и полностью твоя вина, и всё, что произошло с мои братом сегодня, твоя вина. Если тебе действительно дорог Юджи — прими её.       Слова болью отозвались в сердце. Мне не хотелось в этом признаваться, но Сукуна был прав: это моя вина. Всё, через что прошёл Юджи, это была я виновата. Мне не следовало так поступать, нужно было поговорить, разобраться, в чём дело. Но я была так рассержена на Сатору и его очередную выходку, что тогда просто не думала. И, вот, чем всё обернулось.       — Если… Если это наказание спасёт Итадори, то я готова, — ком стоял в горле, но всё же я смогла проговорить слова перед казнью, — если мои мучения уберегут друга от Тоджи Фушигуро, я готова принять их.       — Умничка! — он легонька похлопал меня по щеке, отрезвляя от ступора принятого решения. Сукуна переместился мне за спину, прижимая хрупкое тело к своей твёрдой груди. С каждым его действием моя смелость улетучивалась с колоссальной скоростью, и я начала сопротивляться. — Неужели передумала, пташка?       — Какое будет наказание? — я не собиралась забирать свои слова обратно, просто страх был слишком силён, и я совсем не спрашивала, что меня ждёт.       — Юджи, объясни девочке про наказание, — дал команду Тоджи Фушигуро.       Оцепеневший от происходящего парень всё молчал, уставившись стеклянными глазами на мою дрожащую вытянутую руку, что крепко держал Сукуна в своей хватке. Слёзы так и катились по щекам. Ещё недавно я думала, что всё выплакала, но теперь, когда я чувствовала тёплое тело за спиной, воспоминания былого дня вспыхнули в моей памяти, и я вновь очутилась в своём кошмаре.       — Юджи?! — с нажимом подал голос Сукуна, возле моего уха. — Не сделаешь ты — сделаю я.       — Давайте уже завязывать с этим цирком, — заскучавший Сатору цокнул языком: ему было уже в нетерпёж увидеть мои страдания. Только я всё ещё не понимала причину его намерений, ведь для него я ничего плохого не сделала. Тогда зачем? — Отдай мне девчонку, Тоджи, я сам с ней разберусь.       — Да, и как же, позволь узнать?! — Тоджи растянул губы со шрамом в похабной улыбке, смотря прямо на меня, от чего я плотнее прижалась к Сукуне в поисках спасения. — Смотри, мне кажется, ты ей больше неинтересен, вон, как трётся о Рёмена.       — Пташка просто поняла, кто тут настоящий мужчина, — хохот Сукуны вибрациями прошёлся вдоль моего позвонка.       Паника, отчаяние — всё смешалось в одно безумие.       — Я с ней ещё не закончил, — спокойно ответил он Тоджи, игнорируя Сукуну. — Девчонка отступилась, бывает, я её научу, как не стоит делать.       — Не смеши меня, Сатору, ты её не смог научить нормально трахаться, сомневаюсь, что у тебя вообще хоть что-то получится!       От замечания Сугуру по помещению прошёлся басистых смех мужчин. Им было весело измываться над запуганной девушкой. Смеялись все, кроме оскорблённого Сатору, пытавшегося как-то заткнуть Гето. Юджи, как и парень у окна, никак не участвовали в общем веселье.       — У меня просто не хватило времени! А ты, Гето, вечно торопишь события!       Сатору был непреклонен в своих словах, а вот я совсем потерялась в сказанном: получается, это был его изначальный план, «научить» меня, а потом кинуть в лапы своему ублюдочному другу?! Я в немом шоке открыла рот. Сказать было нечего, для Годжо я была всего лишь игрушкой, ничего серьёзного.       — Ну? Что скажешь, Тоджи?!       Внимание парня переключилось на Тоджи Фушигуро, а мне лишь хотелось провалиться сквозь землю от унижения, да вот только руки Сукуны не позволили бы.       В голове не укладывалось: Сатору торговался с Тоджи не для того, чтобы меня спасти, а для того, чтобы продолжить свои издевательства. Возможно, я окончательно свихнулась, но я была готова слёзно молить Фушигуро, чтобы он не отдавал меня ему, пусть лучше меня накажет Итадори, это хотя бы будет справедливо, нежели вновь быть куклой для Сатору.       — Я должен отрезать ей палец! — комната, полная грохочущего спора, резко затихла после твёрдых слов Итадори. — И никто больше из вас к ней никогда не прикоснётся!       Под звенящую тишину и цепкие взгляды Итадори сделал уверенный шаг на встречу моего приговора. Глухой стук сердце отбивался от груди Сукуны. Его мёртвая хватка расправила мои онемевшие пальцы, подставляя их под лезвие своего брата.       — Ну, что, пташка, какой не жалко?! — глумился Сукуна, держа мою правую дёрганую, руку. — Страшно?!       Я ничего не могла ответить, слова застряли комом в горле. Итадори действительно отрежет мне палец? Если до этого я не воспринимала случившиеся за правду, то сейчас в миллиметре от холодной стали я начала осознавать, в какое дерьмо вляпалась.       — Я пойму, если после этого ты не захочешь со мной общаться, — обречённо сказал Юджи, прикладывая острую сталь к моему безменному пальцу. — Прости меня, Мэй…       Оглушительную тишину нарушил мой пронзительный крик. Глаза не верили, тело пыталось вырваться, а палец, что когда-то был единым целым с моей ладонью, медленно катился по полу, оставляя после себя кровавый след.       Осознание, когда Юджи одним резким движением отсёк мне фалангу, доходило до мозга неописуемой болью. От содеянного у Итадори нож выпал из рук, и он прижал меня к себе, вырывая от стального захвата своего брата.       — Прости. Прости. Пожалуйста, прости, Мэй…       Сознание плыло. Из открытой раны хлестала кровь. Я совсем не слышала, что шептал мне Юджи, покачиваясь и гладя меня по голове. И совсем не заметила, как кто-то начал обрабатывать мою травму. Всё стало слишком, и мой мозг просто отключился от пережитого страдания, погружая меня в черноту небытия.

***

      В сознание меня привели лёгкие шлепки по щекам. Расфокусированный взгляд блуждал по высокому потолку, цепляясь за висящую в тусклом свете люстру, а затем к розовой макушке.       — Итадори… — голос мой охрип от криков, и дрожащие руки притянули к себе парня, нависающего надо мной, за толстовку. — Я никогда не откажусь от тебя… Это мне нужно извиниться… Это я во всём виновата…       Слова так и лились из моего рта, как из рога изобилия. Я была так рада видеть друга целого и невредимого. Мне было абсолютно всё равно, что в своих объятиях я не давала ему вздохнуть. Мне так хотелось многое ему сказать. Объяснить. Но я понимала, что времени у нас полно, а всё пережитое осталось в прошлом. Поэтому я крепче сжала в объятиях своего друга, уткнувшись заплаканным лицом в изгиб его шеи. Это был слишком длинный день для нас двоих. Кошмар, который наконец закончился.       — Мы вернёмся в академию. Забудем об этом, как о страшном сне, и вместе продолжим жить дальше, не оглядываясь назад, — давясь слезами и быстро тараторя, я почувствовала над собой, как напрягаются мышцы парня от моих слов. — Я вычеркну из своей памяти их всех и никогда больше не встречу на своём пути этих подонков. Пусть они все горят в аду! Ненавижу…       Итадори не проронил и слова. Он обхватил меня за талию и перевернул так, чтобы я оказалась сверху него. Голова пошла кругом, и я не сразу заметила смену нашего положения, а когда подняла своё лицо, с румянцем на щеках от столь интимной позы весь ужас пережитого хлынул обратно, выбивая остатки кислорода из лёгких.       — Что, пташка, уже не так рада видеть «Итадори?!»