Последний человек Города

      При увеличении численности людей неудивительно, что расширялись и их зоны обитания для попытки прокормить свою численность. Широко использовались экстенсивные методы, то есть увеличение площади земли, а не ее более рациональное использование. Число общин увеличивалось, они укреплялись и в некоторых случаях они воевали между собой ради богатств или ресурсов. Примерно в этот период истории, если не раньше, начали появляться наименования поселений, их гордые имена, характеризующие либо их деятельность, либо их правителей, либо их истории.       С первой пролитой кровью за благополучие своей общины каждое из поселений начинало свою небольшую историю, что закладывало в них особенные способы решения проблем, от экономических до социальных. И с развитием общин, если они выживали, их названия в случае необходимости модернизировались, однако всегда сохраняли свою суть. А с возникновением новых, обычно выходцами из более развитых поселений, сохранялась их память о прошлом жительстве в названии, изменяясь из-за внешних или внутренних особенностей.       Такое положение дел сохранялось веками, однако в Британской империи, как второй державе-законодательнице социальных потрясений после Франции, появились первые недовольные, которые часто причисляли себя к марксистам. Обычно в их ряды вступали молодые юноши, поскольку движение лишь набирало обороты в теориях социальных преобразований, и в новую роль женщины часто не углублялись, желали низвергнуть давящее прошлое в новых поселениях людей, называя их лишь словом “коммуны” и никак иначе. Первые попытки реализации таких обществ спустя несколько лет после введения в эксплуатацию не принесли никаких плодов, отчего юные сердца мечтателей треснули, но им это не позволяло отчаиваться.       Часто города Британии с чем-то ассоциировались: от нечеловеческих трудовых условий до экономического превосходства британца над остальными европейцами. Как например город Глазго, в котором более 75% населения составляли бедные рабочие, которые не могли не только позволить себе и своим детям минимальное количество продуктов, но и минимальные комфортные условия, отчего в нем часто вспыхивали забастовки. Или же можно взять Манчестер, который местные жители называли “Городом хлопка” из-за того, что именно он был гордостью Британии из-за его качественного текстиля, для которого и нужен был хлопок.       Но Великий мороз не мог больше ждать экономических и социальных чудес человечества, отчего выжившим англичанам приходилось адаптироваться к суровым и абсолютно нещадящим условиям. Многие поселения, основанные около Генератора, часто шли по двум путям в выборе названий – либо добавляли к названию своего родного города приставку “Нью”, увековечивая его память, либо на скорую руку придумывали название, связанное со снегом или холодом, подчеркивая обстоятельства и ироничность ситуации из-за теплого Генератора, пока не наступали настоящие холода. Однако объект 233 стал исключением из правил.       Капитан с самого начала никак не говорил о поселении кроме как “Город”, всячески отказываясь от дани прошлому или фальшивой насмешки над настоящим. Он не видел в этом ничего, кроме пустого звука, что явно противоречило понятиям выживания максимального возможного количества людей и эффективности. Да и, как отмечали пропагандисты, Капитан не желал никакой ассоциации Города с прошлым, раз разрешил сжигать старые книги. Лишь стремление построить идеальное будущее для всех выживших англичан давало ему сил просыпаться и работать сверх всякой меры.

За 10 дней до падения Города

— Что ты хочешь? — спросил Капитан.        Обычно невозмутимая фигура Капитана теперь слегка вздрагивала, сохраняя при этом неумолимую выдержку и постоянство. На лице Градоначальника отразилась смесь страха и гнева, подобная бушующему океану. Генри не мог быть уверен в искренности гнева Капитана, но страх был очевиден после ухода Мортимера.        Генри понимал, почему Капитан скрывал свою личность. Наверняка многие жители Города знают об этом недалеком офицере, и раскрытие его личности перед ними может быть непредсказуемым, отчего Капитан надежно скрывал ее, маскируясь под маской безличности.  — Я повторяю, что тебе нужно? — чуть более изучающим и нетерпеливым голосом спросил Капитан. — Ты бы не просто так пришел ко мне, если бы ты не хотел что-то требовать у меня своим ртом?       Генри решительно посмотрел в глаза Капитана, зная, что именно последний сейчас в самом уязвимом положении из всех возможных. Необычное сочетание нетерпеливости, гнева и страха было нехарактерно для сдержанного Джона. Но на этот раз нетерпение закованного в кресле не проявило себя в обычной мере, позволяя Генри насладиться своим триумфом, который был слишком сладок и в то же время отравлен неопределенностью. — Начнем издалека, Джон. Ты ведь верный человек, да? Никогда не бросал тех людей, что кормили тебя слишком долго. Я ведь прав, согласись, — утверждал Генри, намеренно запутывая Капитана, что смотрел на него все более изучающим взглядом, пока внутрь него уходило пламя прошлой ярости.       Капитан промолчал и лишь с чуточку большим презрением продолжал слушать, не отвечая на провокацию. — Ну и в конце концов, какой из тебя управитель, когда ты столько раз проваливался. И посмотри что стало с теми, над кем ты взял ответственность на этот раз! — с сдерживаемой все нутро желчью повысил голос юноша.       Капитан чуть менее заинтересовано начал слушать, мельком глядя на отчеты и на самого юношу, но не теряя бдительности. — Что ты сделал с людьми, скажи мне! Ты заковал Город и всех его жителей в стальные цепи, лишая их того немного, что они смогли сохранить в своей душе. Ты просто... — Ответьте на вопрос, кто все эти люди в Городе? Кто они? — стальным голосом спросил Капитан, максимально сдерживая внутренние порывы, что было не особо эффективно. Впервые за разговор проскользнуло уважительное обращение, которое, пускай и было абсолютно пустым, но расставляло границы общения, словно и здесь нужна была привычная формальность общения Капитана.       Генри слегка опешил перед столь очевидным вопросом и, смутившись, ответил на него, тем самым передавая инициативу в разговоре Капитану, что хоть и было неприятным фактом, однако изначальной цели это не мешало. — Это люди, что практически сдались перед натиском погоды и лишь желают увидеть проблеск надежды в этом холодном мире. — Это ублюдки, что лишь своим обманом, силой и гнилью мыслей смогли выжить, пока достойные умом и намерениями люди погибали под их эгоизмом, — со злостью прорычал Капитан, всячески отрицая позицию оппонента.       От этого заявления можно было опешить любому простому обывателю Города, ведь вера в свою исключительность и навязанная необходимость Порядка в большинстве случаев исключала возможность задуматься о своей судьбе и отношению Лидера Города по отношению к каждому человеку. Однако для сидящего и прикованного на стуле юноши эти слова были лишь очередным косвенным доказательством виновности и лицемерия Капитана. — Они становятся такими из-за вас. Они никогда не были настолько сломанными внутри, чем при вас, Хейвс. Скажите мне на милость, кто их довел до такого состояния? — укоризненно и даже тоном напыщенного молодого аристократа спросил Генри.       Капитан в свою очередь пропустил мимо ушей тон невольного собеседника, незаметно для себя увлекшись им и разговором, который, так сказать, был одним из интереснейших и, самое главное, не определяющим жизнь Города в целом. График позволял немного выйти за рамки. — Они и были таковыми изначально, просто чувство благородства... — как бы не хотел продолжить Капитан, однако при последнем слове Генри еле заметно ожесточился, что, по заметкам осведомителей, было практически ему не свойственно, — способно лишать человека ясности ума. — Это еще как объяснить? — возмущенно спросил Генри, пока Капитан вновь перечитывал отчеты, чтобы иметь все доказательства своих слов. Почему-то стремление доказать свою логику практически незнакомому человеку, которого Градоначальник невзлюбил еще с первого его упоминания, а некоторое время назад даже возненавидеть, начало активно подавлять страх и лишь немного его контролируемую злобу, что можно было списать лишь на очередной механизм защиты человеческого эго. — Возьмем, к примеру, вашего бывшего соратника – Гарри Визента, — начал Капитан. — Сын священника, сбежавший от него самого в юном возрасте. Есть признание в том, что он хотел его убить, однако боялся наложения на себя греха, отчего и сбежал. Затем присматривал за детьми в одном небольшом приюте, а потом и бросил их умирать. Теперь же он пытается истязать себя за "грехи", не желая принимать на себя ответственность и пытаться стать более лучшей копией. Да и к тому же, он предал вас, что несвойственно достойному члену общества.       Генри внимательно слушал, зная, что не всё, что говорит Джон, является правдой. Дикое смешение истины и лжи, а также исполнение лишь духа закона и обещаний, а не сути вполне естественны для этого человека. Да и к тому же, Гарри уже долгое время содержится в тюрьме, а значит Капитан не просто так говорит о его непорядочности. Юноша предположил и сам себя убедил, что именно Капитан и пытает Визента, намереваясь полностью сломать, как и делает с Томасом. — Что вы с ним сделали, что он травмировал себя ежедневно. Вы просто наблюдали за его поведением, пока он не выдохнется и вы не сможете это изучить, как безумец за листопадом.       Капитан лишь разочарованно посмотрел на Генри. — Не существует прогресса без наблюдений. Да и к тому же, без радикальных мер ему все равно не помочь. В чем смысл покоя, если его разум требует ненужных разъяснений собственных поступков? — немного отойдя от темы и, намереваясь вернуться к собственной мысли, продолжил Капитан. — Однако это сейчас не важно. Возьмем следующего — Томас Гудрингс. Помешанность на членах семьи, вплоть до безумия, глубокая асоциальность, порча имущества, отсутствие эмпатии, суицидальность, склонность к насилию... — Вы убили его сына, а затем приказали Мортимеру убить Маргарет. До этого Томас и ребенка обидеть не мог, — тотчас же возмутился юноша, однако Капитан не особо лестно отреагировал на перебивание. — Несчастный случай в первом случае, на который я повлиять никак не мог. А во втором случае ваши слова пусты, так как не имеют под собой никаких доказательств. — Тогда почему его ребенок работал на опасном производстве? Почему хоть кто-то из детей заслужил такой жестокий труд, когда их родители или другие взрослые могли их заменить, отправив детей хотя бы на безопасные работы? — упрекая, не со сдержанным недовольством спросил Генри. — Чтобы выжил Город, — со стальным голосом ответил Капитан. Не было ни секунды промедления в ответе.       Сказанные слова про выживание Города могли иметь значимость для простого люда в первые разы, однако при дальнейшем их повторении не могло не вызвать ничего более, чем простое раздражение. Непомерные для человека силы тратились на работу всех механизмов Города, который не был оснащен мерами безопасности, а жизнь простых людей становилась все тяжелее и безрадостнее. Какое немногочисленное развлечение ни возьми, а все равно лучше ты себя не чувствуешь, лишь безмолвно наблюдая, как исполняются новые и, по твоему неучёному мнению, бесполезные нововведения.       Для Генри же, ввиду его прошлого раздражения, такая фраза не была ничем иным как очередным оправданием Хейвса. Ничего более он не мог больше от него услышать, даже если бы захотел. Ведь в конце концов, Джона волновало только Городское обустройство, нежели населяющие здесь люди. — Очередное оправдание, Хейвс, — парировал юноша. — Ты никогда не меняешься. Чтобы не произошло, а результат будет одним и тем же. Вверенные тобой люди погибнут ужасной смертью. Так почему не сделать что и раньше, офицер? Почему бы не оставить пост, на котором ты не можешь хорошо руководить для спасения людей от смерти?       Это было решительное предложение инженера, причем, если смотреть со стороны, оно было абсолютно безрассудным и даже нелепым, если учитывать условия происходящего. Закованный в странном устройстве, к которому подключен рычаг, не просил, но требовал оставить пост Главы поселения человека, что множество раз удерживал власть при беспорядках, нещадно подавляя любое инакомыслие жестокими средствами. Словно мышь угрожает коту расправой.       Однако в глазах Генри это было не так, поскольку он был окрылен прошлым успехом и реакцией Капитана на его слова. Первый считал, что пускай последний и не будет согласен с идеями инженера, однако, зная натуру Джона Хейвса, можно было не бояться. Верность человека, создаваемая долгом жизни, способна творить чудеса. Генри знал, что до этого бедные, оскорбленные и голодные люди будут всегда лояльны к силе или их родственникам, которые их согрели и приютили.       Капитан в свою очередь смотрел на юношу странно, не понимая к чему были такие вопросы, которые казались более бессмысленными, чем они были на самом деле. В его глазах гнев начинал уступать некоему осознанию, однако слишком тонкому для человеческого глаза. Он мог лишь сохранить напряженное, но сосредоточенное выражение лица, чтобы проверить свою безумную догадку. — И кто же вы такой, чтобы предлагать столь нелогичное предложение? — размеренно и слишком манерно спросил Градоначальник. Генри же, не теряя времени, решил ошеломить своего противника заявлением. — Потому что я сын твоего спасителя, Хейвс. Пускай и непризнанный, — заявил Генри с самодовольной улыбкой победителя. — Мой отец, как вы знаете, был еще тем любовником до назначения, отчего таких как я много. Однако я был последним из его связей, отчего он обо мне и узнал. Он даже имени и титула, как у него самого, мне не передал, отчего я и звучу смешно, не используя полного имени дворян, которого мне он не дал.       Капитан внимательно слушал, всматриваясь в рот юноши внимательней чем никогда ранее, жадно запоминая каждое слово. Глаза же его опасно прояснялись, но Генри этого не замечал. — Именно поэтому в вашем деле огромное количество несостыковок? — Все верно, Джон, — слегка малодушно ответил Генри. — Имя Генриха Крейвена не могло быть среди обездоленных, учитывая славу моего папаши как борца с человечеством.       На последнем предложении Генри чуть ли не выплевывая сказал это, что не осталось не замеченным для Градоначальника. — Хоть я также и обманывал людей, однако... Я делал это не только ради своего выживания, но и чтобы они больше мне доверяли, — немного задумавшись, продолжил бастард. — Конечно, это было не очень хорошо с моральной точки зрения, но... В конце концов, в этой комнате мне не перед кем скрываться. Так что, Хейвс, пора платить вам за вашу хорошую жизнь. Передайте мне власть над вашим аппаратом и я обещаю, что, несмотря на все ваши преступления, вы будете жить.       Полным серьезных намерений, закончил Генри, смотря на Капитана с уверенностью благородного джентльмена и честностью. Юноша слабо представлял себе как он сможет сдержать обещание, данное им только что, однако сделал бы все что в его силах. В его памяти, Джон Хейвс всегда был одиозным персонажем, которого нужно заинтересовать всеми возможными способами, однако молодой бастард мало понимал скрытность личности Градоначальника и того, как он испугался разоблачения.       Формирование стройной догадки в глазах Градоначальника приблизилось к полному завершению. Внимание к рассказу Генриха Крейвена было потрачено не зря, а значит, теперь можно было с большей уверенностью идти вперед. В конце концов, юноша так и не понял, как ведется политика, несмотря на чудовищный опыт его родителя. — Ответьте мне на один вопрос, прежде чем произойдет судьбоносный момент, — растяжно, максимально сдерживая бушующий праведный гнев, монотонно спросил Капитан. — Каково мое имя?       Неожиданный вопрос Капитана застал врасплох Генри, который не понимал его сути. Это было известно изначально для него, еще до того, как Мортимер схватил его. — Вас зовут Джон Хейвс, — ответил Генри, подозревая подвох.       Градоначальник всматривался в глаза юноши, желая увидеть в них фальшь или хоть какой-то обман, однако убеждался раз за разом, что Генри не врет ему и даже не хочет ему смерти. Резким движением руки Властитель Города потянулся до рычага. Секунда, что могла поменять будущее остатка человечества, наконец его определила. Капитан со всей сдержанной злостью нажал на рычаг.       Первое, что почувствовал Генри, закрепленный на стуле, стало невыносимое жжение, словно проникающее в каждое нервное окончание тела юноши. Неестественная реакция для человеческого тела угрожала сжечь всё на своем пути, не взирая ни на крепость мышц, ни на их молодость. Первые секунды сдерживания боли были прерваны оглушительным криком молодого бастарда, который не мог быть услышанным за пределами "белой комнаты". Все внутренние силы юнца были направлены на уменьшение боли, однако это было бесполезно. Ощущение, что сжигают внутренности простым движением, осталось.       Однако не успела промелькнуть мысль о завершении жизненного пути, еле слышимо послышался скрип механизма рычага, отчего подача электричества в стул прекратилась. Лишь через мучительные мгновения Генри сумел понять, что все прекратилось. Однако он не мог до конца осмыслить что произошло, пока Капитан, смотря на него с ненавистью и разочарованием, решил прервать крики боли своим голосом. — Ну как вам терапия, о уважаемый лорд? Отлично продлевает жизнь? — несдержанно и чуть ли не выплевывая слова сказал Градоначальник.       Генри устало дышал и не мог ответить. Смелости ради, он и не смог бы в этой ситуации. — Знакомьтесь, это аппарат Халсова, один из методов допроса нерадивых и особо несговорчивых преступников Империи. Подает электричество в стул, если объяснять простым языком. Конечно, это изобретение не было поставлено на поток, однако... — раздраженно продолжал Капитан, пока вновь не нажал на рычаг.       Невыносимый импульс вновь вернулся, не дав Генри и шанса на отдышку. Теперь ко всему прочему прибавилось и ощущение раскола мозга, что вызывало сильнейшую головную боль, что лишь ухудшало возможность хоть как-то воспринимать информацию. Лишь постоянный вопрос крутился в голове Генри, словно бешенный скакун. Почему Хейвс поступил так?       Снова неприятный скрежет механизма распространился по комнате, тем самым прекращая подачу болезненного тока, который не щадил ничего на своем пути. Капитан же продолжал. — Он все равно эффективен. Большинство заключенных прошли через этот этап для дачи показаний или вербовки их в осведомители. Конечно же, такой человек как вы не должен был испытывать на себе все тягости данного аппарата, однако возрадуйтесь. Вы стали ближе к людям, как и хотели, — с невообразимой едкостью проговорил Капитан, смотря на Генри с животной злобой, будто бы он сумел перехватить все планы неопытного мальчишки, желавшего воспользоваться его слабостью.       Бастард Крейвена глубоко и быстро дышал, пытаясь восстановить дыхание после электричества, однако, из-за своей неопытности в данном деле, особенно в столь специфическом и волнительном, сделать это было максимально не просто, если вообще возможно для первого раза. Однако, запыхаясь как рыба на суше, Генри сумел сказать несколько слов. — Что... Как... Кто...Ты...? — еле разборчиво спросил Генри, стараясь поймать взглядом неподвижную фигуру Градоначальника, поскольку в его глазах все плыло. — Мне не нужно понимать сути вопроса, — раздраженно и резко ответил Капитан, не желая разбираться в этом. — Главная мысль, которую ты должен запомнить, так это то, что ты никогда отсюда не выберешься, покуда я жив. Каждого человека можно использовать до самого конца, не взирая ни на что. И даже из тебя я выжму весь сок для Города!       Прокричал Капитан, тяжело дыша. Во время разговора лицо его было покрасневше-розоватым, вена на виске малозаметно вздулась, а лицо неестественно для него самого исказилось, словно его давняя маска начала неравномерно плавиться, будто в печи, что придавало ему угловатость и перекошенность в отдельных частях, что явно говорило, что таких ярких эмоций лицо Капитана не отражало на протяжении большей части его жизни.       Генри же, сумев разглядеть взбешенное лицо Правителя Города, начал лучше вглядываться. Глаза его наконец заметили странность, но теперь не косвенную, а прямую. — Что...Ты... Хочешь сделать... С людьми? — полумертвым голосом спросил Генри. Образ наглого и не думающего о последствиях юноши улетучился к этом моменту, пока он не получил реальные последствия своих действий.       Капитан на мгновение промолчал, одновременно слегка удивлен, что неудачное пятно на простыне сумело спросить, а также самим вопросом, правда еще меньше, чем первой причиной. — Город будет в полной безопасности. Ему не будет угрожать внутренние распри и разногласия, как это было всегда при Королеве, ни холод. Настанет эпоха стабильности и спокойствия. — Ты... Убил... Много людей... — на постоянном выдохе сказал Генри. — Ты... Еще хуже чем... Крейвен... Так кто ты, машина?       Градоначальник на секунду промолчал. Зловещая тишина начала пропитывать комнату, пока Генри корчился от последствий электричества, а Капитан, не смотря ни на кого, продолжал молчать, в раздумии.       Для юноши вся ситуация давно вышла из-под контроля. Наивная для всех, но не для него, попытка бескровной передачи власти провалилась, причем жестоким образом. Контроль в конечностях был слегка ослаблен из-за шоковой терапии, а звук колокольчика в ушах был терпим, но не более. Бастард размышлял, или по крайней мере пытался, о том кто нажимает перед ним рычаг. Если это не Хейвс, но так активно реагирует на это имя, то кто он вообще такой? Или же, как подумал юноша, это была изначальная игра Правителя Города.       Последний, в свою очередь, думал, однако даже по его меркам слишком долго, особенно на такой вопрос. Привычная ярость, что должна была вспыхнуть с новой силой, стремительно начала затухать, как на тонущих пароходах тушили котлы морской водой. Привычное отвращение заползло в глубины разума, больше не намереваясь влиять на решения. Страх давно ушел. Ни одна эмоция больше не преобладала ни над чем в этот момент. Только пустота и голый ответ остались на языке Градоначальника. — Я есть воля Города. Лишь при моем слове или взмаху руки люди получат то, что они хотят, если это не будет мешать целостности необходимой иерархии Власти, — сказал Капитан, на этот раз не нажимая на рычаг, а вставая из-за стола. — И я выжму из каждого человека всю пользу и знания, лишь бы Город смог чувствовать уверенность в завтрашнем дне.       С тихим скрипом Лжехейвс поднялся со стула и направился к двери. Он не собирался продолжать досмотр ни на минуту более, чувствуя себя слегка выжатым. Судьбу нерадивого полуаристократа он решит гораздо позже. — Ты не можешь быть ничьей волей... Ты украл его место... — смотря на Капитана, еле как проговорил Генри.       Капитан уже держался за ручку двери. Никто бы не смог остановить его, если бы он добил бы Генри электрическим током. Даже наоборот, подобного можно было лишь ожидать. Ни Стража, ни обычные горожане не проявляли пощады или сколь-нибудь значимого акта милосердия по отношению к преступникам. Однако Капитан лишь повернул голову назад. Сам поворот головы не был строго механическим, а скорее соединением человеческого и машинного, лишь не были слышны звуки пружинок и шестерёнок. — Джон Хейвс убил бы своими решениями треть Города в лучшем случае без раздумий. Смерть девятой части горожан ради достижения цели – это самая ничтожная цена за всю историю человечества. Не следует демонизировать живого человека перед вами, когда мертвецы были способны на более безрассудные и бесчеловечные поступки. Не знать ли твоей крови столь очевидное знание? — с упреком и необычайным спокойствием спросил Капитан, прежде чем выйти, оставив Генри.       Дверь закрылась. Генри почувствовал, как весь мир вокруг него разрушился. Все его надежды, все тщательно, по его мнению, продуманные планы по передаче власти в Городе обернулись страшным поражением. Он понимал, что угодил в ловушку, но что было более ужасным, он зашел в нее сам, глупо надеясь на столь высокий пост.       Осознание собственных ошибок, от которых его предостерегали в той или иной форме, никак не помогал молодому разуму утвердить его превосходство над всей системой, что он грезил всего лишь час назад. Сравнивать себя с кроликом, что повелся на самую глупую расставленную ловушку неопытным охотником, только усугубляло ситуацию. Всё тело после многочисленных сеансов электротерапии болело, будто бы отказываясь от Генри. Сухой и до откровения горький ком в горле сдавливал его.       Отпрыск высокой крови начал размышлять о своем положении, однако страх за свою жизнь начал прозревать в нем. Если в прошлые разы он чувствовал уверенность в своей правоте и неизбежной победе, как это было с Мортимером, то сейчас даже базовая информация больше недействительна. Однако и для этого была причина. Если Город переживет Бурю во главе с Капитаном, то его власть станет абсолютно несменяемой.       Генри обрадовало то, что Градоначальник считался Хейвсом, на которого можно было повлиять убеждением крови юноши, которую он в тесной квартирке Лондона ненавидел. Он считал, что сможет все легко сделать, однако смутное осознание того, что он увлекся и пренебрег изначальными целями, только больше ранило. И теперь еще и сам Градоначальник, который... Кто он? Он не Хейвс, но очевидно знал его. Тогда почему он испугался? Было очевидно, что он занял место Джона и скрыл это, используя его личность в случае прикрытия. Однако теперь... Кто он? Почему он не использовал свое настоящее имя, чтобы не иметь слегка дурноватую репутацию Хейвса в случае раскрытия, чтобы иметь меньше проблем. Зачем все это? Капитан всегда скрывал кто он и не убеждал всех тем, что Королева его выбрала.       В любом случае, юноша знал, что он не получит ответ. Слова Эстер о том, что лучше остановиться промелькнули в голове молодого человека, однако теперь все это было бессмысленно. Генри понимал, что его судьба будет схожа с Томасом, или по крайне мере того, что от него осталось. Последнего потомка Крейвена печалило, что он не сумел раскрыть глаза жителям Города, тем самым обрекая их на неведение и невежество, чем и пользуется Капитан. Возможно, если бы он попытался, то... Дверь быстро и бесцеремонно была открыта.       Не было ощущения, что дверь была выбита, однако звук скрипа петлей из-за отсутствия должной смазки создавало обратное ощущение, особенно учитывая то, что вошедший приложил немало сил для быстрого открытия двери. Глаза Генри были слегка расфокусированными после Капитана, однако отличить крупную фигуру, держащую хромого вида ведро, можно было хоть издалека.       Мортимер вернулся после приказа Градоначальника уйти. Его движения, наполненные железной размеренностью, теперь казались слегка торопливыми, как будто бы правая рука Главы Города хочет поскорее уйти. Страж быстро осмотрел тело Генри, лишний раз убедившись, что Градоначальник уже воспользовался инструментом.       Сам же Мортимер по лицу был напряжен и будто бы болен какой-то идеей. Он будто бы решался на триумф своих действий и стараний, хотя в его почти прояснившихся глазах была нерешительность, подавляемая предвкушением и злобой. — Капитан уже прожарил тебя, да? — задал риторический вопрос Страж. — Отлично, значит знакомить тебя с этим аппаратом не стоит.       Резким движением рук мужчина выплеснул содержимое ведра на юношу, сделав его с головы до пят мокрым. Это было неожиданно и могло бы быть неприятным, если бы не прошлый час. Генри знал жажду Стража его убить, и, видимо, этот момент наступал. Вода и электричество убьют его ослабленное тело, однако... Ему стоило попытаться, нежели смириться с судьбой. Пускай он и боялся. — Мортимер, Капитан убьет даже тебя, если ты совершишь такое. Он никем не дорожит и ничего не ценит. Не нарушай приказа, иначе Эстер пострадает.       Однако мужчина уверенным шагом подходил к рычагу, что должен был все закончить. Робости в движении практически не было, а значит нужно было использовать все, чтобы спасти свою жизнь. Генри понимал это, но единственное что ему осталось – это скрыть страх за свою жизнь перед человеком, что стал идеальным человеком Капитана даже без вмешательств последнего. — Это просто будет несчастным случаем, ничего более, — невзначай и с ноткой неуверенности ответил Мортимер, положив руку на рычаг.