Catharsis

12 июля, Йокогама Неизвестная лаборатория Если бы только Чуя знал, что его давние, забытые уже и запертые в сейфах на дальних полках страхи воплотятся, вернутся в жизнь снова — уже отжитые и отпущенные, влетят, накинутся, как ядовитые змеи. Если бы только Чуя мог выбраться из этого кошмара, он бы не раздумывая бежал. Но бежать некуда. Отсюда нет выхода. Он даже не знает, где находится. Знает только, что ничерта он не может проснуться, потому что и не сон это вовсе. Ни времени, ни местности, ничего. Здесь — глубокая пустота, которую он, открывая глаза, видит мутно, словно сквозь закрашенное черным маркером стекло. А потом он понимает, что не может дышать. Не может использовать способность. Не может ничего, кроме как барахтаться пришпиленной иголками бабочкой, пытаясь отыскать спасение. И не стекло это вовсе — а чёрная жидкость, в которую он погружён с головой. Его тело сжимается в панике, накрывает вспышками воспоминаний с его шестнадцати — и дальше, с его семи лет, которые он даже не помнил никогда, и становится до жути страшно. В воде холодно. Черная жидкость топит, душит, тягучая и тяжелая, не выпускает из цепких лап. Он хочет вынырнуть, глотнуть хоть немного воздуха, но получается глотать только эту же воду. Одежда давит, тянет на дно, и Чуя панически рыщет, пальцами водит по стеклу, стучит, оборачивается, но вокруг окружен он только этой запертой клеткой, бочкой, в которой совсем скоро утонет. А в легких совсем скоро закончатся те слабые остатки кислорода, едва ли насыщающие кровь. Он внутри цилиндра, наполненного черной жидкостью. Как та, в лаборатории профессора Н, которую он разрушил. И цилиндр этот разбить хочется, но ничерта не получается, и силы покидают его так стремительно быстро, что невозможно. Мысли путаются, но Чуя не хочет сдаваться. Чуя не хочет умирать. Не хочет, но не может всплыть. Перед глазами мушки, смешивающиеся с мутной темной водой, сквозь которую слабо видно окружающую обстановку. Он видит только яркие прямоугольные лампы и кушетки с ремнями. Совсем как тогда. — Чуя! Этот голос… Слышит этот раздражающий, до боли знакомый голос. Почему, черт возьми, каждый раз, когда Чуя попадает в неприятности, он рядом? Но сейчас обладатель этого голоса, человек, который его зовет — его единственная надежда на спасение. Больше здесь никого нет, и Чуя не видит, на самом деле, вокруг себя ничего и никого, и не может понять, откуда слышит зов. Может, это его помрачневшее от недостатка кислорода сознание, уплывающее, утекающее, как вода сквозь пальцы. Иронично. — Чуя! Дай руку! Ещё бы знать, где ты — думает Чуя. Перед глазами всё расплывается, но сдаваться нельзя. У него нет сил, и он бесполезно стучит по стеклу, царапает ногтями, вертит головой и не знает, куда смотреть. А потом чувствует всплеск рядом с собой и чьи-то забинтованные руки, которые тянут его за запястье наверх. Он делает жадный вдох спасительного кислорода, и видит перед собой размытый силуэт Дазая и его расширившиеся от страха глаза. А тяжелая черная вода жадно тянет назад. Дазай держится одной рукой за край крышки сверху, отодвинутой ровно настолько, чтобы через неё пролез только один человек. Ему хочется встряхнуть Дазая, спросить, какого хрена он здесь делает, почему добровольно прыгнул в этот цилиндр, заполненный почти до краев мутной жижей. Но изо рта не вырывается ни звука, пока Чуя делает частые и глубокие вдохи. Как он вообще сюда попал — не помнит. В последних воспоминаниях только мгла, пустота, как пожирающая Исповедь в душе Дазая. — Поднимайся, я помогу. У нас мало времени. Чуя пытается подтянуться на руках, но силы быстро покидают его тело. Он знает, что Дазай не оставит его здесь, уверен в этом, но ещё он знает, что одному из них, оставшемуся в этой капсуле, не выжить точно. Как только Чуя отпустит руку Дазая, тот утонет вместо него — из этой воды не выбраться самому. А потом он слышит какой-то взрыв — и перед глазами вспыхивает серым облаком ядовитый туман. Черт возьми. Он тонет снова, не в силах больше держать веки открытыми. Не может не дышать отравленным газом — и Дазай тонет вместе с ним, всё ещё крепко держа за руку. Он не должен был попасть сюда. Не должен был рваться со спасением внутрь этой прозрачной гробницы. Чуя не должен был оказаться внутри без своей способности. Где его Смутная Печаль, так выручающая всегда? Они оба не должны были быть законсервированы в этой банке в человеческий рост, которую создали руки лабораторных крыс. Чуя шепчет из последних сил слова активации Порчи в надежде на свое последнее спасение — о, дарители темной немилости, не будите меня вновь — но это ничего не меняет. Он не знает, срабатывает она или нет, потому что больше ничего не чувствует. Не ощущает себя ни в пространстве, ни в этой реальности. — Прости, — шепот, последний и тихий, как пушинка на ветру, который он слышит перед тем, как потерять сознание и раствориться в темноте. Всё длилось вечность. Всё закончилось за секунду.

***

В этом году сезон дождей накрывает Японию в начале июля. Небо закрывают серые тучи, не прекращающие плакать весь день с короткими перерывами — капли стекают с крыш домов, ручейками несутся по ровному асфальту и огибают дорожные знаки и шины автомобилей. Жители Йокогамы спешат по делам, скрываясь под зонтами, и среди них ранним утром вышагивает сотрудник Вооруженного Детективного Агентства. Его руки по привычке сложены в карманы плаща, а на лице приклеена легкая улыбка — глаз она не касается. Волосы быстро становятся влажными и слегка кудрявятся на концах, пушистые, пока парень не спеша направляется на работу. Конечно, он опаздывает — но едва ли его это волнует. Возмущенные вскрики Куникиды так же привычны, как замотаться после утреннего душа в бинты, как выпить чашечку черного кофе, не съев ни куска на завтрак, как улыбаться прохожим милым дамам в красивых одеждах. Они жмутся под своими зонтами, стараясь не дать погоде испортить прическу и макияж, а Дазай идёт под дождем в своей обычной одежде, ничем не прикрывая голову. Зонт, купленный в комбини через дорогу, он отдал почти на выходе из общежития одной расстроенной девушке, которая в спешке забыла о нём вовсе. Вроде и доброе дело сделал, и номерок дамы получил в благодарность, но от холодных капель, затекающих за ворот рубашки, всё равно ежится. В кафе на первом этаже тепло и сухо — наконец-то, нет проклятого дождя! — и его встречает с хмурой миной Люси. — Ты похож на мокрую крысу, Дазай. Намочил тут весь пол, а мне потом убирать! — И тебе доброго утречка! ~ — Будешь кофе? — вздохнув от неизбежной участи спрашивает она. Рабочий день только начался — и чего она такая злая с самого утра? Дазай зарывается рукой во влажные волосы и встряхивает их. Высохнут. — Спасибо, пожалуй, откажусь, — он шагает к лестнице. Ещё одной чашки кофе его голодный организм не выдержит — будет потом тошнить всё утро из-за голода, а так к обеду он спустится себе спокойно и поест какой-нибудь удон с любимыми крабами. Но сейчас ни одна мысль о еде не привлекает его. Неудивительно — он не зарабатывается так, чтобы совсем забывать о еде, но всё равно питается как-то несистемно, а сломанный по жизни режим сна и бодрствования совсем не помогает этому. Наоборот, только притупляет даже базовые потребности — и чаще всего Осаму просто таскает сладости у Рампо и кусочничает, когда вечно голодный Ацуши приносит себе булочки из кафе. Из-за двери в кабинет офиса слышны приглушенные голоса его коллег. Дазай хватается за ручку и проходит внутрь — и его тут же встречает строгое выражение лица Куникиды. Он поправляет очки, протягивая папку в руки Ацуши, и топает в сторону опоздавшего. — Сорок минут! Имей совесть, Дазай! — Ох, не переживай, Куникида-кун, я тоже по тебе соскучился! Как дела, Ацуши? — он треплет мальчишку по волосам. Плащ противно мокрый, и Дазай стягивает его с плеч, вешая на крючок у двери. Хочется завернуться во что-то потеплее и уютнее — плед, например, но он скрипя зубами мирится с влажными бинтами и ощущением дискомфорта. Не так уж и страшно, в офисе тепло, просохнет за час. — Все хорошо, Дазай-сан, — улыбается Ацуши. — Вы что, без зонта шли? Там такой ливень, вам не холодно?.. Ну божий одуванчик! Дазай отмахивается, садясь за свой стол. — Под дождем гулять полезно. Эй, Куникида, ты не знал? Кстати, это даже способствует росту, так писали во Всемирной Организации Здравоохранения. Куникида хмурится и сомневается, потому что верить словам Дазая — словно верить мошенникам, но достает из кармана свой блокнот. Он быстро строчит новенькую заметку о пользе дождя, пока Дазай хихикает, прикрывая рот ладонью. — Вы опять издеваетесь? — шепчет Ацуши, склоняясь к плечу Дазая. От него пахнет дождем и кофе, и ему вспоминается снова сладкое предложение Люси — хотя свою единственную чашку он выпил ещё дома, почти не наслаждаясь вкусом. Энергии от него особо тоже не прибавилось — какая жалость, такой прекрасный напиток. — Кто знает, Ацуши-кун, кто знает, — с поучительным видом тянет Дазай, разваливаясь в кресле. Он бегло оглядывает остальных в офисе. Закинув ноги на стол, Рампо сидит с пакетом чипсов и слушает по радио волну с полицейских раций — ничего интересного не намечается, отчего он только скучающе зевает. За столом напротив Ацуши сидит Кека, что-то старательно вырисовывая в книжке по математике — ужас, неужели Куникида вернулся к роли учителя? Танизаки и его сестры ещё нет, они учатся до обеда, а Йосано наверняка перебирает бутыльки с лекарствами в своем медкабинете. Кенджи… Ну, Дазай предполагает, что он возится с какой-нибудь кошкой на улице. Или же Рампо отправил мальца за очередной порцией еды, подкрепляя свои слова тем, что для работы его гениальных мозгов нужно хорошо питаться. Он так вкусно жует свои чипсы, что Дазаю тоже захотелось. Залезть, что ли, в его заначку потом?.. Куникида хлопает в ладоши, убрав блокнот обратно в карман. — К слову, Дазай, у нас новое дело. На сегодня назначена встреча с одной клиенткой — она подойдет через пятнадцать минут. Дазай зевает, растекаясь совсем по спинке кресла. — Что-то интересное? — Сказала, что её брат пропал и ей нужна помощь Агентства. Подробности при личной встрече. Куникида достает вчерашние отчеты, которые, конечно, не доделал Дазай, и кидает стопку бумаг перед ним. — А пока — будь добр, займись делом! — Ну Куники-ида, какой смысл мне начинать сейчас? Я не успею за пятнадцать минут… Почему она вообще обратилась к нам, а не, например, в полицию? Кажется, это они расследуют пропажи и похищения. — Во-первых, её брат эспер. А во-вторых, вот сам и спросишь, откуда мне знать? — Какой ты благородный, Куникида-кун! Каждой даме оказываешь помощь! — В отличие от тебя, я делаю свою работу, а не распугиваю клиентов предложениями о суициде, упырь! — ворчит Куникида, и его зеленые глаза под очками блестят раздражением. Ах, чистой воды ложь! Наглая клевета! Не так уж часто Дазай прибегает к таким методам, на самом деле. Не Куникиде судить Дазая за то, что ему скучно практически в ста процентах случаев. — К слову, о суициде! Я как раз хотел попробовать новый способ. Ты знал, что рыбой фугу можно отравиться и умереть от паралича? В ней содержится яд гораздо токсичнее цианида, представляешь? Все отведенные пятнадцать минут Дазай умело уклоняется от написания отчетов, рассказывая ещё и бедному Ацуши о прекрасном подводном мире и прелестях некоторых видов рыб. Чертовы бюрократы — кто вообще придумал эту кучу бумажек, которые нужно заполнять после каждого действия? — Извините, можно?.. В офис, постучавшись, заглядывает невысокая милая девушка. Она одета в черное платье, на плечах висит такого же цвета пальто, а в руках — влажный после дождя зонт. У неё прямые темные волосы и челка, а на щеках смущенный румянец. Дазай мгновенно выпрямляется, пока Куникида провожает гостью к диванчикам. Дазай тут же оказывается рядом и берет её бледную мягкую кисть в свои руки. — Милое создание, вы прекрасны, как свет радуги после дождя! Позвольте узнать ваше имя, — он дарит ей самую обворожительную из своих улыбок. Куникида устало вздыхает позади, доставая блокнот и ручку для записи важных деталей. — Ох, я… Меня зовут Мицуко Хираока. Можно просто Мицуко. — Милое дитя света, госпожа Мицуко, не желаете ли вы совершить со мной двойное самоубийство? Девушка удивленно распахивает глаза — такой фразы она точно не ожидала, и это её очень смущает. — Дазай! — Куникида хватает непутевого сотрудника за ворота рубашки и оттаскивает на противоположный диван, напоследок треснув ему подзатыльник. — Кхм… Мицуко-сан, прошу прощения. Вы сказали, ваш брат пропал. Расскажите об этом. Её руки сжимают край платья и слегка подрагивают — нервничает. Она создает впечатление хрупкой и невинной девушки, но проявлений характера пока не заметно; казалось, Мицуко была вся такая воздушная и нежная, как сладкая вата, и её легкий голосок лился из уст, медом ластя уши, хоть и выглядела она смущенной. Дазай не увидел в ней ничего примечательного — таких, как она, в Йокогаме сотни. Те же длинные прямые волосы, тот же невысокий для японки рост. Хираока собирается с мыслями и смотрит в строгие глаза Куникиды, видимо, посчитав, что слушатель из него куда лучше, чем из Дазая, который, к слову, всё ещё миленько улыбался и рассматривал девушку. Будто бы флиртовал — хотя ему просто было скучно ранним рабочим утром. — Моего брата зовут Юкио Мисима. Насчет фамилии — это его загоны. Когда брату было семнадцать, наши родители развелись и разделили нас — я осталась с отцом, а Юкио с мамой. Он терпеть не может отца. Как только стал жить отдельно, тут же сменил фамилию Хираока на Мисима. Впрочем, не так важно, я отвлеклась… Сейчас ему двадцать девять, работает программистом в одной компании. — Жена, дети есть? — вставляет вопрос Куникида, пока Мицуко снова не отвлеклась на что-нибудь. — Нет. Он живёт один. Знаете, мы с семьей всегда жили вместе, постоянно видели друг друга, я думаю, он так устал от этого, что наслаждается одиночеством последние десять лет. Работает из дома, иногда и в офисе сидит, редко выходит и редко с кем-то видится, — она вздыхает и опускает взгляд на свои колени. — Недавно наш отец погиб, и он оставил нам завещание. Почти двое суток назад я приходила к нему, чтобы поговорить с Юкио о разделе денежной суммы, которую он нам оставил. Я предполагала, что он откажется от денег, потому что они отцовские, или вообще не захочет разговаривать, а он… просто пропал. — Пропал, значит… Вы уверены в этом, Мицуко-сан? — Дазай почесывает указательным пальцем подбородок. — Возможно, ваш брат просто куда-то уехал на время, пока вся шумиха после смерти вашего отца не уляжется — как вы сказали, он его терпеть не может? Мицуко качает головой. — Нет. Я его знаю. Он бы забрал свой ноутбук, с которого работает, какие-то вещи… Но когда я пришла к нему домой, дверь была не заперта, а вся одежда и вещи лежали на своих местах, там, где были оставлены. Ноутбук включен и открыт, на спинке кресла его любимая толстовка, а на столе ещё теплая порция лапши. Будто он только хотел сесть и пообедать, но отвлекся — и пропал. Как сквозь землю провалился. Я переночевала там, хотела дождаться брата, но больше в квартиру никто не возвращался. Сегодня утром я проверяла снова — пусто. — Вы часто общаетесь? — Переписываемся время от времени. На звонки и сообщения он не отвечает, а номеров его коллег я не знаю. У меня есть только доступ к ноутбуку Юкио. Последнее сообщение от Мисимы было датировано четыремя днями назад. Мицуко показала фотографию — их у парня было очень мало, и та единственная, которая была у младшей сестры, представляла детективам Юкио в возрасте двадцати семи лет. У него были довольно резкие черты лица, острый подбородок и густые черные брови. Волосы оттенком совсем как у сестры пушистым облаком накрывали голову, а прядь у лица была выкрашена в фиолетовый цвет. Глаз из-за длинной челки почти не было видно, да и выражение лица у него на этой фотографии было совсем затуманенным, отрешенным и угрюмым, будто сфотографировали его случайно, нехотя, да и сам Мисима особо не позировал. Не знал, скорее всего. Ещё одной отличительной чертой была белая хатимаки, повязанная прямо поверх непослушных волос, и не защищала она его совсем от этой длинной, лезущей на глаза челки. Выглядел он непримечательно, самый обычный молодой человек. Яркая прядь и повязка отличали его от остальных, украшали, как изюминки, его образ закрытого и отрешенного от всего мира программиста. — Вы сказали, ваш брат эспер, верно? — задаёт вопрос Дазай, забрав со стола Куникиды блокнот и делая в нём какие-то заметки — а на самом деле валял дурака и лишь создавал вид активной деятельности. В действительности ему не нужна была ручка и бумага, чтобы запомнить информацию. — Да, — Хираока смотрит ему в глаза, ища в них поддержки. Лицо Дазая ничего не выражает, но он слушает. Она быстро понимает, что Куникида больше проникается её историей, поэтому переключает внимание на него. — Его способность… нестабильна, и до четырнадцати лет он не знал даже, что обладает ею. Моя семья довольно обычная, никто из нас не является эспером, поэтому мы и не думали, что он, первый сын, родится с такой особенностью. Списывали всё на детские шалости и странности. Он назвал её «Золотой храм». Его способность позволяет ему создавать небольшие подпространства, которые очень похожи на реальные места, и внутрь может попасть лишь он один. Наши родители говорили, что у него слишком богатая фантазия для ребенка, а ещё называли его рассказы об этом глупостями — поэтому он часто убегал от реальности в свои «выдуманные» миры. Нестабильность эта, насколько я знаю, заключается в том, что Юки-чан не контролирует возникновение этих подпространств. Дазай подмечает, с какой теплотой в голосе Хираока называет своего старшего брата милым «Юки-чан». Рампо кивком подзывает подслушивающего Ацуши, и он, пойманный с поличным — хотя ничего никто и не скрывал особо, он ведь тоже детектив — смущённо уходит заваривать чашку зеленого чая для Хираоки-сан. Он не думает, что это странно; часто эсперы рождались и в семьях людей без способностей, часто эсперы не владели в полной мере своим даром, особенно — если он не в полной мере был передан от родителей. Дазай не посчитал бы Мисиму исключением в этой семье — в его жизни достаточно было примеров людей, кто обладал родственными узами, но лишь один из них был одарен. Та же Гин, в отличие от брата, не являющаяся эспером. Танизаки и его сестра Наоми. Коротышка Чуя, чьи настоящие родители были людьми без даров — врач, бывший военный, и его жена, выходица из рода самураев. Дазай хмурится, пытаясь будто самого себя уколоть за мысль такую неожиданную — и злится, но больше из-за того, что в его светлую, занятую работой голову влез Чуя, а не из-за его бездарных отца и матери. На лбу пролегает едва заметная складка, но её не замечает никто из сидящих напротив — ни Куникида, поглощенный вниманием Хираоки, ни она сама, ни Рампо за своим столом, развалившийся, как ленивый кот. А даже если бы и заметили, подумали бы, что он, благородный детектив, так озабочен пропажей эспера. Дазай вздыхает, почесывая кончиком ручки подбородок. Скучное дело — он сразу понял это, взглянув в глаза этой милой девушке. Красивая, вежливая, легкая, как лепесток сакуры, ещё бы согласилась на парное самоубийство — цены бы ей не было! К слову, Чуя обещал как-то направлять всех прекрасных дам к нему, топиться и убиваться вместе, что ж не сдержал слово? Кто его знает, чем этот гном в шляпе занимается. Да и неинтересно Дазаю вовсе. Мафия к этому делу ни капли не причастна, отчего и думать об этом — пустое дело. — Мицуко-сан, можно ещё один вопрос? — натягивает дружелюбную улыбку Дазай. — Почему вы не обратились в полицию с этим вопросом? Вы уж нас простите, но это выглядит как обычная пропажа человека, которыми занимаются полицейские Йокогамы. — Потому что он скрывает свою способность, — отвечает за неё Рампо, невозмутимо запихивая в рот очередной леденец. Девушка вздыхает, снова опуская взгляд на колени. — Незарегистрированный эспер, значит. Способность Мисимы имеет какое-то отношение к пропаже, не так ли? Возможно, он пережидает время в своем подпространстве, которое создала его способность сама, пытаясь уберечь обладателя от стрессовой ситуации, вы не думаете? Может, он даже не в состоянии выбраться сам оттуда, или добровольно не хочет. Хираоко вскидывается, округляя глаза. Об этом она не думала вовсе, и не ожидала даже, что детективы так открыто при ней будут обсуждать сценарии развития ситуации. — Дазай! — шипит гадюкой Куникида, видя прекрасно, как его предположения напрягают взволнованную девушку. Тот пожимает плечами — и ничего сверхъестественного он не сказал, лишь предположил самый очевидный вариант, учитывая имеющуюся информацию. Он мог бы сказать, что Мисиму похитил какой-нибудь враг и завистник их отца, лишь бы внушительная денежная сумма не попала в руки детей-наследников. Мог бы предположить, что о его способности узнал какой-нибудь злой гений, решивший использовать подпространства в собственных целях. Или даже начавшуюся, как гром среди ясного неба, охоту на эсперов. Но это дело оказалось скучнее, чем Дазай думал. Тратить на него свое время было лень, как и лень рассуждать о мотивах непутевого брата Хираоки и его странностях. — Я была в полиции вчера. Я не могла сказать им больше, а за пропажу обычного человека браться они не хотели — не прошло и трех суток, за которые мой брат мог бы вернуться или хоть как-то объявиться. Заявление я всё равно написала, и офицер сказал мне, что поиски начнутся завтра утром. Я… простите меня, но я не могу ждать больше. Прошу вас, помогите найти его. Хираока умоляет, поджимая губки, смотрит глубокими взволнованными глазами то на Куникиду, то на Дазая. Видит в них свою последнюю надежду, божье благословение, на которое ей и остается только надеяться и молиться, что в этом храме помогут. Дазая эта женщина перестала привлекать уже после неоднозначного отказа от двойного самоубийства, а теперь, услышав большую часть истории, и подавно не хотелось лезть в эту заварушку. А вот Куникиду-куна, кажется, очень за душу взяла история милой Мицуко. Проникся прямо, даже под очками глаза загорелись, и Дазай видел в напарнике это рвение бороться за справедливость, добиться правды и закончить дело. Помочь этой бедной девушке, безумно любящей родного брата, переживающей из-за смерти отца и пропажи близкого человека. Какое у тебя доброе сердце, — думает Дазай, и тут же его собственное получает больной укол, когда в голове всплывает тот же огонь, но в глазах голубых уже, давным-давно мертвых и стеклянных даже на изнанке век. Ведь и у него было такое же доброе, и сердце, и натура вся его, пусть местами и казалось, что нет, работал ведь и наемным убийцей, и в мафии даже состоял. Сам Дазай мог только завидовать обреченно тому, как у него самого никогда не получалось быть даже на толику похожим. Даже сейчас, в агентстве. А может, ему просто и правда скучно браться за дело Хираоки-сан. Ну, эспер. Ну, пропал — каждый день люди пропадают. Кажется, зря он не выпил ещё одну чашечку кофе с утра. Люси, милая, твоё предложение ещё в силе? Дазай бы всё отдал, если бы она появилась сейчас здесь с подносом и ароматной кружкой горячего напитка. Впрочем, у Мисимы могла быть довольно интересная способность, если бы парень мог использовать её в полную силу. А так — никто, кроме него, подпространства не видит, никто и войти туда не может, потому что не знает, где вход. Бесполезно. Один плюс — рай для интроверта и затворнического образа жизни Мисимы. Растворился в воздухе и оказался в мире мечты на время, и ни одного раздражающего человека вокруг — Дазай бы и сам хотел бы побыть в таком месте. Ненадолго правда, потому что быстро начнут его пожирать собственные мысли и скрытые и растоптанные глубоко в душе невыраженные эмоции, выползая страхами и виной, царапая острыми когтями грудную клетку изнутри. В двери офиса влетает Ацуши, неся в руках поднос с тремя чашками, а потом, едва не запнувшись в ногах, ставит его на столик между детективами и девушкой. Благо, ни одна капля не пролилась. Два зеленых чая, которые с улыбкой разбирают Куникида и Мицуко, и чашка повыше с кофе, покрытая нежной молочной пенкой — для Дазая. Он несдержанно улыбается, мысленно воспевая оды любви к этой язве по имени Люси. Есть в жизни и приятные моменты, оказывается. Представляет себе самодовольное лицо аловолосой девчонки, которая настолько, видимо, выучила привычки каждого члена агентства, что знает точно — без ещё одной чашки кофе Дазай будет ныть и лениться лишние два часа. Он же сам считал, что ничего в этом криминального нет, и привычнее ему гораздо работать в тумане ночи, пусть Дазай об этом никогда и не говорил никому прямо. Так и мозг работает лучше, почему-то, и силы какие-то берутся из воздуха. Хираока-сан благодарит Ацуши за чай, довольно жмурясь от растекающегося на языке вкуса. Они все берут себе эту минуту на то, чтобы насладиться горячими напитками, а после продолжают разговор. Ну, Дазай молча слушает, черкая виселицы на полях блокнота. — Когда вы сами видели его в последний раз, Мицуко-сан? О чём говорили, может, заметили что-то подозрительное в его поведении? — интересуется Куникида, не напирает, но умело ведет допрос. — Мы виделись где-то неделю назад, встретились в маленьком кафе недалеко от его дома, просто обедали и разговаривали, — Мицуко вздыхает. — Нет, ничего подозрительного я не заметила. Он был таким же, как и всегда, слегка отстраненным, весь в себе и раздумьях, но для него это нормально. Юки-чан редко делится своими проблемами, никогда не просит помощи, но я и не почувствовала, на самом деле, ничего странного. Простите… Куникида огорченно опускает взгляд. Ну совсем никаких зацепок, быть такого не может. Всё это уже кажется очень странным, и он начинает даже верить в теорию Дазая — Мисима мог просто скрыться от всего мира в своем созданном подпространстве. — Есть что-то ещё, что мы должны знать? Дазай вертит в руках карандаш, перекатывая между пальцев. Гиблое дело, и тут он согласен даже с полицейскими, которые не хотели браться за поиски Мисимы, но сам прямо отказать этой милой девушке не в силах. Ему кажется, что всё так просто, лежит на поверхности, и расследовать тут нечего, да и сама Хираока-сан ничего толкового не рассказала особо. Складывалось впечатление, что она многое недоговаривает, боится — или за себя, или за брата, неясно. — Только то, что он никогда не стал бы исчезать и уезжать без предупреждения — это на него не похоже. Последний человек, с которым он говорил — это я. В его ноутбуке всего пара диалогов, и все сообщения были от меня. Я… правда не знаю, что делать. Прошу, найдите моего брата. Куникида заверяет, что они обязательно начнут поиски как можно скорее и успокаивает едва не плачущую Мицуко-сан, протягивая чистый платок. Даже провожает сам до первого этажа, из-за чего Дазай придумывает тридцать новых шуток над Куникидой, в числе которых, конечно, очень смешное замечание о его списке пунктов идеальной женщины. Может, хоть у него личная жизнь устроится наконец — утешать расстроенных женщин Куникида умел хорошо. Он расписывает полученную информацию под аккомпанемент шуток Дазая, и через каждые пять минут дает ему профилактические подзатыльники, чтобы не сидел без дела. Дазай, конечно, не затыкается совсем, но и не работает почти, иногда вставляя то, что самому ему показалось важным. План получается неплохим, но довольно сырым — поэтому детективы подключают к поиску информации бедного разленившегося, как сам Дазай, Рампо — и дело идёт гораздо быстрее. Дазай мог бы сам сделать это всё за час, но ему не интересно, и он тянет время нарочно, издеваясь над всеми в агентстве. Никто не смеет винить его за то, что в офисе так прискорбно скучно! Должен же кто-то внести толику веселья в этот отвратительный мокрый день. К вечеру погода становится мутно-свежей, а тьму Йокогамы разрезают лучи фонарей и вывески магазинов и кафе. Неоновые в центре города и желто-белые, обычные, на переферии. Асфальт ещё влажный после целого дня дождя, но небо не плачет больше, грузно только толкает тяжелые облака, почти не видимые в сумерках. Лужи не высохли — солнца нет, да и прохладно, но Дазай любит такую погоду. Воздух свежий и озоновый, и он тянет носом сильнее, вдыхает полной грудью до боли. Куникида так утомил своими бесконечными бумажками и всей этой бюрократией, пока они расписывали имеющиеся факты по делу Хираоки-сан. Дазаю ничего этого записывать не нужно было, он и так прекрасно помнил каждое слово, но ведь «так нужно, и вообще, Дазай, когда ты уже начнешь работать?» В следующей жизни, Куникида-кун, обязательно. Обещаю. А сейчас его ждёт мягкий футон и баночка консервированных крабов. Может, ещё непочатая бутылка саке, как пойдет. Бинт на левой руке растрепался совсем, и Дазай теребит сползающий кончик этой же рукой, держа её в кармане. Расслабленно шагает — торопиться некуда и не к кому, разве только чтобы пораньше завалиться отдыхать. Знает, что всё равно не уснет ближайшие часа четыре, потому и смысла бежать домой не видит. Он устало пинает какой-то камушек под ногами, и тот с грустным бульком падает аккурат в лужу. Дазай чувствует себя иногда этим же камнем — и как хотелось ему так же легко утопиться, хоть в луже, хоть в ванной, хоть в заливе. Было бы ещё это так легко. Ему остается только вздохнуть и тихо усмехнуться себе под нос. Ноги сами собой ведут его вообще по случайному маршруту, и Дазай не думает о чем-то конкретном, напротив, мысли его расплываются и разбегаются на миллиарды тем, и он едва успевает за них хвататься. Само собой так получается, что он выбирает самый долгий и сложный путь к дому, поэтому в какой-то момент обнаруживает себя недалеко от порта. Уже здесь начинается подконтрольная территория Портовой Мафии, и Дазай уверенно, ни капли не смущаясь, вышагивает по ней. Вокруг почти ни души, редкие люди бегут по своим домам, возвращаясь с работы, или проезжают на машине, едва не обливая детектива водой из-под колес. И среди этих неприметных личностей без лиц Дазай замечает странную фигуру. Обычный человек, подросток скорее, невысокого роста, и одет он совсем как те оборванцы из Сурибачи. В голову приходит совсем уже бредовая мысль: неужели кто-то из Овец, восставших из пепла? Что вообще подросток может делать на территории порта? Рук не видно, спрятаны в карманы широкой куртки-бомбера, так же, как и руки самого Осаму. И ничего в нем интересного нет, на самом деле, но какая-то незначительная деталь привлекает его внимание. Что именно — понять не может, зато теперь отвлечься не в силах, следит за фигурой, что идёт впереди него. Он сам отстает метров на пять всего, и со своими длинными ногами мог бы быстро нагнать юношу, но шаг не ускоряет. Дазай все вглядывается, выцепляя мелкие детали, как препарирующий хирург, и соединяет в общую картину. И всё равно кусочка какого-то не хватает. Отсюда он видит только чуть сгорбленную спину и одежду — обычные джинсы, черные, и тот самый огромный бомбер, почти мешком висящий на парне. Голову скрывает черная панама, и не видно ни черт лица, ни цвета волос, оттого и непонятно ничего. Дазаю хочется подойти ближе, чтобы вглядеться немного, хоть одним глазком в лицо подозрительного типа — и с каких пор обычные подростки в самой обычной уличной одежде стали так интересны Дазаю? Смешно даже в мыслях звучит. Но он чувствует нутром, что здесь что-то не так. Подозрительно быстрый шаг, напряженная фигура, и ни разу не поднятая голова в панаме. Может, он вор, убегающий и скрывающийся в темных уголках Йокогамы, а может, шпион, разведывающий обстановку в порту. Только на поведение человека, который что-то расследует и наблюдает, он не похож — ни разу не обернулся даже, хотя чувствует наверняка, как сзади него идет Дазай. Нельзя не почувствовать, к тому же, вокруг и людей нет вовсе. Редко фары проезжающих машин освещают его фигуру, но получше рассмотреть с такого ракурса Дазай все равно не может. В самом деле, какая разница? Думал себе о своём, а тут какой-то случайный подросток, бродящий по своим делам, зацепил его больное внимание. Дазай даже мотает головой, пытаясь переключиться на что-то другое. Обстановку вокруг, например — хотя порт знает, как свои пять пальцев, и смотреть здесь не на что даже. Ну, вдалеке перед ним и этим странным юношей высятся небоскребы Мори, черными пиками с красными фонарями на крышах разрезая облака. Казалось, эти крыши царапают небо, оттого оно и плачет сегодня весь день. Слева набережная и мост, скрывающий за собой холодные воды залива, а справа невысокие дома, в которых все нормальные люди в такой поздний час отдыхают после работы. Пьют чай с семьей, может, смотрят новости по телевизору, или фильмы какие. Неважно. Это всё равно не интересно. Да черт бы побрал этого странного типа. Не могут же они идти в одну сторону вечно, верно? Вот и Дазай решает, что просто дождется, пока подросток куда свернет или удалится, наконец, в направлении своего дома, или куда он там шастает в тени ночного часа. Но пути их не расходятся ещё довольно долго. Они даже порт почти проходят, и Дазая уже тревожит изнутри чувство странное, щекочущее и гнилое, когда он идёт рядом с башнями мафии по левую руку от себя. И захотелось даже замотаться в ещё один слой бинтов, да поплотнее, а не как сейчас — левое запястье совсем уже оголилось, и Осаму прячет кисть глубже в карман. А потом обухом по голове вдруг ниспадает на него осознание. Та деталь, которой он не придал значения с самого начала, и которая показалась ему странной, но за мысль ухватиться Дазай не успел. Настолько привычная, что странно применять её на абсолютно неизвестного и случайного прохожего. И он даже замирает на секунду на месте, и за это мгновение складывает все свои пазлы по крупицам, пока тип ускакивает ещё на пару метров вперед, увеличивая между ними расстояние. И ведь ни разу не обернулся. Дазай, хоть и шел тихо и молча, всё же не был бесшумным. Слышно и шаги, и топот хлюпающих по лужам ботинок, и слабый шелест плаща. Походка. Этот парень шагал очень знакомо, так, как Дазай сотни раз видел. Так, что настолько привык к ней, уже не замечая, просто впитал когда-то давно себе на подкорку даже не по своей воле, а после и не обращал внимания. Эти шаги, эта спина, руки в карманах — точно так же ходил Чуя. Та самая уверенная походка, когда он вышагивал по улицам, как модель на подиуме, как будто не жил никогда в трущобах и не был никогда неприткнувшимся подростком. Ну точно — Дазай приглядывается, и только больше уверяет себя в этой безумной догадке. Верилось неохотно, но своему критическому мышлению и дедуктивным способностям он доверял. И ботинки у парня не выглядели совсем оборванными, наоборот, крепкие и новые, дорогие, из натуральной кожи. На высокой шнуровке, скрывали почти всю щиколотку. У подростка денег на такую вещь не найдется точно, если только этот подросток не снял их с какого-нибудь трупа или выбил силой. Или украл из дорогого магазина, но этот человек перед ним мог позволить себе скупить десяток таких бутиков. Это же точно Чуя, — думает Дазай, удивленно вскидывая бровь, хоть на него никто и не смотрит. Что он забыл здесь в таком виде и почему тогда прошел мимо собственного места работы? Странным казалось и то, что он точно заметил слежку за собой — хотя Дазай и не следил даже, так случайно совпало. И вообще, он идёт домой в том же направлении, он не виноват, что этот коротышка зачем-то тоже направляется туда. И всё равно не попытался убежать, скрыться, напасть, раскрыть свою личность даже и показаться Дазаю, а потом наорать за это преследование и даже поколотить, возможно, пару раз. Что он делает, интересно? Дазаю теперь вообще работать не хочется, и заниматься делом Хираоки — особенно. Какая работа, когда все его мысли теперь занимает странный Чуя, скрытничающий на своей же территории? Чуя ведь точно его заметил. Дазай думает влезть в квартиру мафиози, но потом логически додумывает, что ответы он там вряд ли получит. Даже если спросит напрямую — Чуя просто пошлет его куда подальше. А он идет дальше, целенаправленно в какое-то место, и Дазай угадывает в этом направлении доки порта. Ему самому уже нужно сворачивать вправо, а потом топать целый квартал по прямой, чтобы дойти, наконец, до общежития агентства, но так не хочется уже, и интересно ведь, чем там промышляет эта мини-мафия. Он решает проследить ещё пару метров, но Чуя вдруг резко заворачивает за первый длинный склад, который оказывается у них по пути. Юркает в переулок, и тут же теряется из виду. Дазай ныряет за ним, но видит только тупик и два контейнера рядом со складом — и ни единой души рядом. И Чуя как сквозь землю провалился, даже запаха привычного от его духов с зеленым чаем и какими-то цитрусами не слышно. Куда делся?.. — Черт, — цыкает под нос Дазай, и бегло оглядывается. Никого. Смылся, как чёрный плащ, на крыльях ветра — с его способностью в этом вообще никакой проблемы не было. Он такого от Чуи вообще не ожидал; взбаламутил воду и ушёл, как ни в чём не бывало. И ведь интересно теперь, и все мысли Дазая занимает эта выходка. От кого скрывается, от своих, что ли, раз на своей же территории так темнит? Может, мафия тоже замешана как-то в пропаже этого эспера, как его там… Мисима-сан. Дазай вздыхает, хмурясь. Нет уж, смысл здесь стоять и ждать, Чуя точно уже ушёл далеко, даже если видел его. Скрипя зубами от досады — ничего ведь не выяснил даже — он разворачивается на пятках и бредет в сторону дома. Ему стоит забыть об этом. В самом деле, какая вообще разница, чем занимается исполнитель мафии — разве Дазаю важно? Разве важно ему, что там происходит у Чуи в жизни? Нет. Ни капли. Но жгучий червячок интереса заворачивается где-то над животом, и его это бесит до жути. Бесит, раздражает, но хочется узнать, просто чтобы закрыть эту тему, чтобы не мучала она его — а Дазай не любит ничего не знать. Ненавидит до скрипа зубов. Однако разгадывать сложные загадки всегда было его лучшим умением, поэтому он не сомневается в том, что и эту сможет понять. Просто сейчас в его руках нехватает пары карт. Как же я тебя ненавижу — злится Дазай в мыслях, уже принимая решение отыскать ответы. Только чтобы утолить животное любопытство, не более.

***

— Да где же… Утром Дазая будит раздражающая трель звонка. Не будильник даже, хотя первая мысль была именно о нём, но всё оказывается куда прозаичнее. — Дазай, ты дома?! — испуганный восклик врывается звоном в бедные уши Дазая. Он ещё даже не проснулся почти, можно так не кричать? — Куникида-ку-у-у-н, и тебе доброго утра! Чего ты так рано начинаешь свои нравоучения? Я ещё даже не опоздал сегодня никуда. Куникида устало вздыхает, и даже сквозь километры расстояния чувствуется, как он закрывает глаза и покачивает головой. — Ты… Просто ответь на вопрос. — Дома, где же мне ещё быть? А что, хочешь прийти в гости? Ему спать ещё хочется самому, во рту сухость песков Сахары и ни одного глотка живительного кофе, оттого и шутить особо не хочется, но Дазай на автомате отвечает в своём стиле. Знает, что Куникида либо взбесится сильнее, либо не обратит внимания, если дело серьёзное. Дазай сам ещё в полусне, ничего не соображает и зевает, так удобно устроившись на своем футоне — какие там людские проблемы, какие там вопросы. — Ты не видел Ацуши? Дазай даже брови вскидывает удивленно, не открывая глаз — лень. И понимает сразу по голосу, что Куникида не просто так, ради интереса спрашивает. Ацуши никогда не был разгильдяем, всегда вовремя приходил в общежитие и их с Кекой комнату, даже не гулял особо ни с кем. И редко-редко опаздывал на работу — почти никогда. Что-то странное должно было приключиться, если Куникида первым делом звонит Дазаю в такую рань, чтобы выяснить местоположение мальчика-тигра. — Что-то случилось? — прямо задает вопрос Дазай, а голос его становится тверже, серьёзнее ощутимо — по сравнению с обычной шутливой-беспечной манерой речи. Сам не замечает, а Куникида даже дергается от неожиданно сменившейся интонации. Он чем-то щелкает, ручкой, наверное, и снова тихо вздыхает. Не хватало ему своих проблем, а тут помимо детсадовского поведения Дазая ещё и за Ацуши приглядывать приходится. — Ацуши вчера не вернулся в общежитие после работы. Кека не могла до него дозвониться, подумала, может, он засиделся у Кенджи и заснул у него, но он вообще не появлялся там, — Куникида снова чем-то щелкает, и звук такой нервный, что начинает бесить Дазая и его невыспавшийся мозг. Ну, загулял ребенок, с кем не бывает. Чего сразу его, Дазая будить в такую рань? На самом деле, ничего особо страшного, из-за чего стоит волноваться, Дазай пока не услышал, поэтому и не переживает сильно. — Утром его в общежитии тоже не было. В общем, дуй в агентство, Дазай, может по пути его найдешь, — недовольно вздыхает Куникида — только лишние проблемы на его голову. Дазай клятвенно заверяет бедного детектива, что на всех порах уже мчится на работу, пока сам тянется, нежась ещё в постели. Конечно, в агентство он снова опаздывает. Кофе сам себя не выпьет, да и старые бинты нужно было сменить на новые — и спать хотелось, что никакой потерявшийся Ацуши не прибавлял энергии этим прохладным утром. Дождь в этот раз прекратился аккурат в те пятнадцать минут, пока Осаму шел неспешно до места работы — а потом полил с новой силой, отчего аж холодно в жилах стало. Ему даже жалко стало Ацуши, если тот вдруг бродил по улицам. В свое оправдание, Дазай правда заглянул по дороге в самые очевидные места, где мог бы перекантоваться Ацуши — и поэтому, в том числе, опоздал. Очевидно, даже в офисе мальчик-тигр не нашелся, зато там был злой и взъерошенный Куникида, у которого уже двоих сотрудников не было на рабочем месте. Один шлялся черт знает где, а второй — по жизни безответственный идиот. — Ну и где он? — с порога в лоб рычит Куникида. — Откуда-ж мне знать? В офисе душно. То ли из-за погоды, то ли из-за приставучего идеалиста. Ни минуты покоя в этом бренном мире — думает Дазай, и делает глоток кофе, усаживаясь за свое место. Сегодня он не отказался от предложения Люси, пусть и сушило дико от кофе, но так хотелось ещё одну горячую кружку выпить. К тому же, делала она его явно лучше, чем сам Дазай у себя дома — никаких пакетиков, никаких горьких дешевых зерен, а настоящее искусство в её драгоценных руках. Знал бы он, как будет расхваливать кофе не только владельца кафе, а даже бывшей участницы Гильдии — посмеялся бы себе в зеркало. На сегодня у них назначена ещё одна встреча с Мицуко-сан. Пошёл уже третий день с момента пропажи её брата, и пора бы уже подключить полицию, но детективы сами начали своё расследование. Рампо сказал, что им стоит осмотреть квартиру Мисимы — именно там всё произошло, там же и должна быть зацепка. А Дазай, как и все в агентстве, доверяет его словам. К слову, им выгоднее, если в этой квартире появится Дазай — при случае, его обнуляющая способность может помочь обнаружить, например, часть подпространства, в котором может прятаться Мисима — а такая версия очень даже возможна. Выдвигаться они собирались в обед вместе с Куникидой, а тут — час уже от рабочего дня прошел, и ни слуху, ни духу от Ацуши. И куда запропастился, никто не знает. Что самое странное, даже Рампо ничего дельного не смог сказать. Это и настораживало больше всего. Дазай открывает документ на компьютере, в котором они вместе с Куникидой записали все детали по делу, имена, адреса и телефоны, а ещё даты и время ключевых событий. Он разглядывает эту схему и хмурится: не хватает некоторых ответов, не хватает информации, чтобы сделать точный вывод — это он и собирается исправить в доме Мисимы, а пока строит только догадки у себя в голове. Ещё, как назло, вспоминается вчерашнее странное поведение Чуи. Он вообще никаким боком к этому делу не причастен, только вот вылезать из мыслей что-то не желает — отчего и бесит Дазая, даже будучи далеко, не попадаясь на глаза. Руки даже зачесались написать ему или позвонить зачем-то, но Дазай ругает себя и морщится в отвращении. Не хватало за этой собакой бегать. Мало ли, чем там занимается мафия. Может, у них тоже кто-то пропал, вот и рыщут по докам. Куникида час назад отправил двоих Танизаки на поиски Ацуши, пока они никак ещё не задействованы и в целом свободны, а сам вместе с Рампо пробивал по базам, что это вообще за семья Хираока такая. Они нашли не очень обширное досье на каждого члена — вроде, информации достаточно, но она такая мутная, ничего полезного, по сути, не содержащая. Юкио Мисима, при рождении Кимитакэ Хираока — ещё и имя сменил, о чем его сестра умолчала — родился 14 января, отец был чиновником, оттуда и деньги, и богатая, но не очень счастливая семья. Никто из них способностями не обладал, жили себе спокойно. Развод родителей, разделение детей, Мисима, который остался с матерью, но жил большую часть времени с бабушкой, и, как следствие — полное отрешение сына от семьи. Сестренка Мицуко Хираока, на три года всего младше брата — ей сейчас было двадцать шесть, а выглядела так молодо, будто бы ей едва исполнилось двадцать — у них это семейное, интересно? Были и фотографии, и места работы отца семейства. Записи о том, что Мисима когда-то состоял в литературном кружке — и ни слова о том, как это увлечение привело к совершенно противоположной профессии, не связанной никак с творчеством и писательством. А Мицуко сама закончила юридический факультет и работала на частную компанию помощницей и секретаршей какого-то юриста. Своей семьи у неё тоже не было, ни мужа, ни детей, как и у старшего брата. Ни слова о личной жизни и семейном положении. Отец владел загородным домом, который, скорее всего, остался детям после его смерти, а о судьбе их родного семейного гнездышка ничего не сказано. Дазай думает, что его тоже придётся разделить Мисиме и его сестре, может, даже продать, чтобы выручить денег. Не сказать, что они нуждались в них, но зачем двум уже взрослым, устроившим свою жизнь детям большой дом, оставшийся от отца? Если только не сама Мицуко в нем теперь одна живет. Время до прихода Хираоки-сан тянется неимоверно медленно, но когда она, наконец, появляется в офисе, у Дазая даже настроение поднимается. В этот раз Мицуко одета по-другому: строгий брючный костюм, пиджак, накинутый на плечи, и всё тот же зонт в руках. — Доброе утро, Хираока-сан! — склоняет голову в приветственном жесте Куникида и предлагает сесть на диванчик. — Может, чаю? — О, нет-нет, спасибо, Куникида-сан, я ненадолго. Я оставлю вам ключи, справитесь без меня? Срочно вызвали на работу, никак не могла отпроситься, к сожалению. Придётся бежать, вы уж простите меня. Куникида добреет и поправляет очки, сползшие почти на кончик носа. — Не беспокойтесь, всё в порядке. Только один вопрос вам задам, если разрешите. Вы сейчас живете с матерью? Можем ли мы с ней связаться? Дазая уже тошнить начинает от всех этих любезностей, и ему хочется внести свою лепту, разбавить как-то этот диалог двух идеально-выполняющих-свою-работу офисных клерков, но тут он замечает в поведении Мицуко заминку. После вопроса Куникиды она как-то зажимается всем телом, напрягается, но вида не подает, наоборот, пытается скрыть. Будто не ожидала вовсе от детективов того, что ещё и мать будет вовлечена во всю эту историю — что даже в голове звучало странно. Неужели она не знает, что её сын пропал, а дочь, бедная, по всему городу ищет его, во все организации обращается, чтобы выяснить местоположение Мисимы? Ведь это с ней по документам долгое время жил Юкио. Или, может, у неё теперь новая семья, о чем в базе данных не было сказано и это маловероятно, и теперь этой женщине в принципе не интересно, что происходит с её первенцами. Хираока мнет пальцы одной руки, которая свободна от зонта, но на лице её мягкая улыбка, смущенная как будто. Играет разными красками, и выглядит так естественно на её лице, что Дазай начинает даже сомневаться в своих способностях скрывать эмоции. Расслабился совсем. Мог бы ещё вчера её на чистую воду вывести и выяснить в два счета всю нужную информацию. Но либо это Дазай неправильно понимает язык её тела, либо Мицуко сама не знает, как реагировать, потому что изо рта её льются самые обычные в такой ситуации слова. — Вы правы, я живу с ней. Мы редко видимся, потому что обе работаем, и я не говорила ей о пропаже брата, чтобы она не волновалась… Я думала, получится не вовлекать маму в это дело, но, видимо, я слишком наивна. Она оставляет детективам номер телефона своей матери, Сидзуэ-сан, и просит договориться с ней о встрече в её выходные, потому что женщина она занятая и может довольно грубо их «послать» в случае навязывания. Просто предупреждает о характере этой женщины, но не настаивает — всё же, это именно Куникида и Дазай разбираются с её делом, им виднее, где и как искать информацию. Здесь профессионалом является не она. Как только девушка покидает агентство, дверь распахивается снова, и в офис заходит директор. Хмурясь, он бегло оглядывает своих подопечных, а потом бросает: — Собрание через пять минут, — и удаляется, взмахнув краем черного хаори. Дазай переглядывается с Куникидой. — Ты думаешь о том же, о чём и я? — Ты про Ацуши? — кивает тот, снова нервно щелкая ручкой. Дазай не успевает даже слова вставить, как их прерывает заинтересованный — почти впервые за последние дни — голос Рампо. — Вы оба неправы. И, Дазай. То, что ты вчера видел, произошло не случайно. О. Дазай вскидывает бровь в удивлении — он и не сомневался, что Рампо что-то поймет, но как это связано с их нынешним делом? Он поднимается с места, потягиваясь и хрустя затекшими костями, и медленно плывет вслед за остальными детективами в соседний зал для собраний, размышляя о его словах. Куникида ничего не говорит, только бросает странный взгляд — удивительно, даже не поинтересовался, что там такого увидел вчера Дазай, но и не его это дело, на самом деле. Захочет — расскажет, а если нет, значит, не так уж и важно и никак не касается детективов. — Как продвигаются дела с Мицуко? Йосано садится рядом с Дазаем, постукивая красными ногтями по столу. Спрашивает так, будто говорит о его новой девушке или чем-то таком, чего точно нет и в помине. Дазай насмешливо выгибает бровь. — О, к сожалению, она не согласна совершать со мной двойное самоубийство. Поэтому — очень плохо! — Ты как всегда, — она откидывается на спинку кресла. — А Ацуши не видел? Ты, кажется, тоже поздно вернулся в общежитие. Дазай криво улыбается. Всё-то она замечает, хитрая и кровожадная Акико. — Ты что, следишь за мной, Йосано-кун? Ах, если бы я знал, где мой милый подопечный… В кабинет влетает директор, ровно через пять минут после своего появления в офисе — пунктуален, как всегда. Куникида одобрительно дергает уголком губ, но лицо его сосредоточенное, он готов слушать любую информацию и решать любые проблемы. Его всё ещё беспокоит отсутствие Ацуши, ещё и брат с сестрой Танизаки не вернулись; так и не нашли никого, но физически бы не успели за пять минут дойти до агентства. Фукудзава подмечает, что его подопечные собрались в неполном составе, оттого недовольно хмурится. — Где остальные? Куникида берет на себя ответственность ответить за всех, и объясняет ситуацию, попутно извиняясь за непутевых работников. Фукудзава останавливает его жестом, а потом складывает руки на груди перед собой. — Что ж, ко мне поступила неприятная информация, и я полагаю, она связана с пропажей Ацуши напрямую. Со мной связался Мори Огай — в Йокогаме начали бесследно пропадать эсперы. Я слышал о деле Хираоки-сан, и это не единственный случай за последнее время. Один из эсперов мафии также пропал вчера вечером. Не берусь утверждать, но Ацуши может быть в опасности. Так как между нашими организациями действует перемирие, он вежливо попросил содействия и участия агентства — угроза распространяется за пределы мафии и агентства и вовлекает в себя всех эсперов Йокогамы. Мы не можем допустить очередной катастрофы. Дазай выцепляет два важных момента из слов директора. Во-первых, сам Мори прибежал просить помощи у ВДА — неужели настолько всё серьёзно, что мафия не может справиться своими силами? К черту перемирие, Дазай просто принципиально не хочет помогать боссу напрямую. Во-вторых — пропажа эспера. Это точная и подтвержденная информация, и, хоть Фукудзава не называл имени, Дазай тут же понимает, о ком речь. Получается, вчера вечером он стал свидетелем исчезновения исполнителя мафии. Уморительная череда событий. Слова Рампо звоном отдают в голове — «это произошло не случайно». Не случайно. Значит, и Ацуши потерялся не случайно. Не зря Мори начал беспокоиться, что снизошел даже до детективов и объединения усилий против общего врага — его правая рука и самый сильный эспер во всей Йокогаме пропал невесть куда, а это уже огромный повод для беспокойства. Не сказать, что на Чую Дазаю было совсем наплевать, скорее, ему хотелось устало вздохнуть и закатить глаза. Опять эта собака влезла в неприятности — и надо же было ему вчера так петлять в этой отвратительной маскировке. Может, он именно от врагов и скрывался, а Дазай всю его конспирацию сдал с потрохами, просто идя следом. Черт. На самом деле, Дазай бы похвалил его даже. Он и сам Чую узнал только по походке, которую до последнего движения выучил за семь лет знакомства, а в любом другом случае ни за что бы не понял, что перед ним сам Накахара. Мало, что ли, коротышек в панамках в Японии. — Разделяться опасно — нам стоит держаться вместе. Мори-сан предоставил мне несколько досье на подозреваемых, но большего мафия ещё не выяснила. Поисками Ацуши займутся Рампо и Йосано. Куникида, Дазай, на вас всё ещё расследование дела о пропаже Мисимы-сана, — он слегка кивает. — Будьте осторожны. — Да, директор. Фукудзава раздает детективам папки с распечатанными материалами по делу, которые предоставила ему мафия, и покидает помещение. Он строго наказывает всему своему «детскому саду», как сказал бы Мори, не высовываться, особенно несовершеннолетним сотрудникам. Все они являются эсперами, а значит, автоматически становятся наживкой для подозрительных похитителей. И всё было бы проще, если бы хоть кто-то из них знал, где искать, но всё, что есть у агентства — зацепка в виде пропавшего Мисимы и его обеспокоенная сестра. Начать стоит именно с них. Дазай лениво потягивается. Какое-то щекочущее предчувствие раздражает его грудную клетку и желудок изнутри, потому что, ну, слишком странно это всё. И Ацуши, и Чуя — оба очень сильные одаренные, и с легкостью бы справились даже с парой десятков нападающих, но их просто взяли и похитили прямо посреди улицы, как потерянных котят. И это сильно напрягало. Что за неимоверная сила должна быть у этих людей, чтобы одолеть двух сильных эсперов? Ему это всё не нравится. Пора браться за работу, хоть и лень думать очень — с тихим выдохом Дазай поднимается из-за стола и топает за Куникидой. По крайней мере, теперь ему дико интересно, как связаны три абсолютно разных исчезновения. Вслед он слышит эхо голоса что-то понявшего Рампо: — Это дело серьёзнее, чем вам всем кажется.