Носик дирижёра

🎵

      Это был самый сложный секс в их жизни — и в чонгуковой, и в тэхёновой.       Сначала тяжелее было Чонгуку: удерживать под собой извивающееся тонкое тело Тэ, одновременно зажимая ему рот сначала рукой, а потом собственными губами, при этом делать всё это совершенно беззвучно, чтобы ни один Намджун не прервал свой мирный сон.       Наконец Ким понял, что не нужно так злобно пыхтеть — смысла нет. Гук всё равно сильнее, а его руки успевают отследить все манёвры, пресекая их на старте. Он чуть затих, восстанавливая дыхание и возвращая себе самообладание. Момент неожиданности был самый максимальный! Посмотреть бы на того же Намджуна, как бы он молча вынес, если бы у него в постели так вот оказался… например, Сокджин!       Когда Тэ перестал безрезультатно дёргаться, точно убедившись кто на нём, и, покорно выдохнув, с наслаждением впустил язык Гука в свой рот, он понял, что лучшего вкуса ещё не чувствовал. Поэтому закинул свои ноги на талию прижимающего его мужчины и растворился. И тут же ему заткнули рот чудесно пахнущей большой ладонью:       — Ч-ш-ш, детка, Джун спит. Ни звука…       Тихо целоваться? Без влажных всхлипов? Ка-а-ак?! Оказалось, что можно. Но до чего же хотелось застонать от невообразимых ощущений: голая сильная спина под пальцами — м-м-м, кайф!.. упругий язык почти в гландах — твою ма-а-ать!.. сладкое с трудом сдерживаемое дыхание — пить его и пьянеть!.. прижимающийся к его члену такой же крепкий ствол — бля-а-ать, да что ж за треш!       Они очень скоро нашли способ договариваться:       Гук опустил руки на задницу Тэ и чуть забрался под резинку — в ответ Тэхён поднял бёдра и дал снять с себя бельё;       Тэ приложил пальцы к губам Гука — тот понятливо перестал целовать шею и подождал пару секунд, пока Тэхён вытащит откуда-то из недр полки с нотами тюбик смазки;       Гук присел на колени, выдавил на пальцы гель, положил руку на внутреннюю поверхность бедра Тэхёна и очень горячо, чуть царапая, провёл к промежности — на это Тэхён с рваным беззвучным выдохом шире раздвинул ноги;       Чонгук, закрыв глаза и, теряясь от фантастической ситуации, аккуратно погрузил палец в тугое нутро Тэхёна. Очень тугое! И со счастливой улыбкой начал растягивать его, понимая, что эту дырочку никто не трогал сегодня, и сам хозяин не готовился — она девственно узкая!       Тут, конечно, Тэ пришлось приложить немыслимые усилия, чтобы не стонать сладко. Ведь эти два… эти три пальца — такие длинные, такие нежные, гладкие и точно знающие, что ласкать и с каким нажимом — о-о-о! Он готов был прокусить сначала себе ладонь, а потом и Чонгуку, который положил руку поверх тэхёновой. Ужас! Больше никогда он не подпишется на беззвучный секс!       Но это всё была детская фигня. Потому что настоящий ад начался, когда Тэхён, ловя звездопад под закрытыми веками, вцепился в ягодицы Чонгука и потянул его на себя, а Чон при этом всё правильно понял. Вошёл на всю свою охуенную длину в дрожащего от вожделения Тэ и замер на несколько мгновений — ему показалось, что он потерял сознание. Но нет: сознание было с ним, Тэхён был под ним, а он был в Тэхёне. Да! Этот сложившийся пазл покрывал весь его предыдущий опыт, стирал все сомнения, подтверждал все самые смелые мечты.       И он запустил процесс, как новое сердце.       Пульсация, с которой двигался Чон, была больше всего похожа на вальс: сильная протяжная доля и два толчка полегче. Раз-два-три, раз-два-три… Хорошо, долго, глубоко и медленно, чтобы не шлёпать звонко бёдрами по тэхёновым ягодицам. Затем он перешёл на мазурку с пунктирным ритмом. Но недолго пробыл в таком танце — вскоре начался бешеный канкан. Такую музыку сыграть может только виртуоз-солист, а вытрахивать это, наверное, только один человек умеет — и он сейчас в постели с Тэ.       Контрабасист даже не пытался определить, что вытворяет бёдрами его сильный ударник, в какую музыку затягивает своим мощным членом, контрапунктом лаская соски — один языком, а второй пальцами — и при этом игриво перекатывая в ладони нежные яички… Ничего подобного никогда с Тэ не делал никто! Чонгукова координация — это алмазный фонд, который нужно упрятать в самый секретный сейф и не делиться ни с кем! Ни с ке-е-ем!       И всё-таки, как Тэхён ни старался быть осознанным, когда Гук какой-то третьей рукой обхватил его пульсирующий член, он гортанно и низко вскрикнул, содрогаясь, изливаясь и метаясь на постели, вонзив пальцы в бока Чонгука.       — Ай! — не ожидал Чон и тоже вскрикнул коротко, но сообразил резко накинуть на них с Тэхёном лёгкое одеяло. И затих, прижавшись ухом к грохочущему сердцу Тэ. Прекрасный ритм… Слушал бы всю жизнь этот сильный, быстрый, радостный перестук.       Наверное, сегодня этим двум парням, слившимся в одно целое, господь Бог решил припомнить все самые прекрасные поступки из их предыдущих жизней, потому что от краткого дуэтного вопля Намджун лишь повозился на подушке, почмокал по-детски и отвернулся спиной.       Для верности Гук подержал над ними душный полог одеяла ещё минуту и лишь затем убрал. Ночь была тиха и прекрасна, глаза Тэхёна сверкали ярче звёзд, спина Намджуна двигалась равномерно и очень медленно… Ну что ж, можно и о себе позаботиться, не так ли? Он показал руками свою идею: перевернись, Тэ, и попрыгай на моем члене за всё, что сегодня пришлось от тебя испытать! Тэхён понял — улыбнулся обворожительно, дотянулся до брошенных своих боксеров и вытер живот. Затем, не позволяя Чонгуку выйти, перевернул его на спину — как тяжёлый контрабас — и поправил у него под головой подушку, поудобнее усаживаясь.       И в этот момент, когда Тэ возвышался над Чонгуком, скупое освещение уличных фонарей позволило ему увидеть, насколько этот ебливый и наглый (по словам Хосока) парень невозможно красивый… Вот так, словно обух на голову Тэхёна, обрушились мощь и соразмерность широкой груди, сильных рук с невъебенными мышцами, которые в этот момент ласково оглаживали талию и рёбра Кима, до безумия чёрные огромные глаза, изогнутые влажные губы, крупный нос — это всё вместе, как лавина, подмяло под себя Тэ и одновременно выбросило на какую-то сияющую высоту!       Умопомрачительный парень сейчас ждёт сексуального танца от Тэхёна, тоже замерев в созерцании. Тэ наклоняется к нему и шепчет прямо в ухо: «Ты нереальный, таких не бывает, Чонгук…», тихо-тихо, ласково-преласково засасывая его мочку уха. Чонгук выгибается, прижимаясь грудью к груди, и отвечает: «Я-то бываю, а вот ты — это какой-то пиздец…», после чего, не выпуская Тэхёна из захвата, начинает двигать бёдрами вверх, погружаясь в него и снова стараясь не шлёпать.       Разговоры не нужны. Тэ выпрямляется и начинает гибко насаживаться на Гука — действительно словно танцуя. Чонгук не смог удержаться и стал выстукивать пальцами лёгкий ритм на талии Тэхёна. Улыбаясь и продолжая импровизировать танец, Тэ снова чувствует, как наливается член. Он мягко снимает со своего бока одну руку Гука, выдавливает на неё смазку и укладывает на вставшее естество. Партнёр плотно и плавно начинает двигать по члену, рифмуя руку с тем ритмом, в котором поднимается и опускается на нём Тэ.       Чонгук с невыразимым восхищением рассматривает, как выгибается Тэхён, запрокинув голову и так красиво изогнув прекрасную шею, как поблёскивает его влажное тело, как вздымается грудь. Это завораживающее, колдовское зрелище! Чон заставляет себя молчать, иначе он бы пел настоящую оду красоте и грации своего контрабасиста.       …Наверное, самое главное, что чётко понял за сегодняшнюю ночь Тэхён в их неожиданно начавшихся отношениях — это то, что они с Чонгуком понимают друг друга без слов. В буквальном смысле!       … А Намджун точно понял за эту ночь, что хочет так же: чтоб вкусно, страстно и безбашенно!       Он поначалу старательно изображал спящего, а сейчас даже не сильно заботится о том, что эти двое заметят его задумчивый взгляд, устремлённый в потолок. Нам убедился в верности своих догадок — напряжение между парнями искрило слишком очевидно. Однако ведь не спросишь ни Чонгука, ни Тэхёна прямо: «А вы не влюбились ли часом друг в друга, а сами хуйню творите вместо того, чтобы вместе быть», да? А вот теперь и спрашивать не надо.       Конечно, был у него соблазн часа через два после начала этой интересной встречи спросить негромко: «Вы скоро закончите? А то кое-кто спать собирался, если не заметно», но потом решил ещё потерпеть. Тем более, что почти сразу после этой мысли Чонгук заскулил тоненько и резко всхлипнул, а Тэхён зашептал: «Тихо, милый, тихо — Джуна разбудим». Нам ещё немного потерпел. Чонгук кончил, потом кончил Тэ. Может, сейчас успокоятся? А кстати, нужно ли утром показать им, что он всё видел или сбежать по-тихому?       Когда уставшие любовники, наконец, уткнулись друг в друга и затихли, Джун мысленно похвалил себя за терпение и сам себе сказал: «Ты настоящий друг». И решил завязывать со своим сексом по дружбе. Тем более, что и о друге своём, Мин Юнги, у него тоже есть ох какие стойкие подозрения! А насчёт себя — так и вообще стыдно сказать. Пора уже давно заняться своей личной жизнью, которая такая красивая, такая душевная, с такими губами — как только он держится? И главное: нахуя он держится?!

🎵

      По-тихому решил свалить с утра Чонгук. В начале седьмого он проснулся от первой же ноты своего будильника и быстро заткнул соло малого барабана из «Болеро». Открыл глаза и дал себе несколько минут на осознание счастья. Вот оно: Ким Тэхён, обнявший его поперёк живота, закинув для надёжности ногу на мускулистые бёдра, пухло сложил губы и дышит Гуку прямо в сосок. Рядом на гладкой груди несколько засосов. Чон спускается взглядом на свой радостный утренний член и по дороге замечает россыпь фиолетово-багровых цветов ещё и на полянке возле своего лобка. Угу, Тэхён времени не терял. Интересно, а Чон куснул его где-нибудь, чтоб тоже хоть одна метка была? Не помнит. Зато сколько всего остального помнит…       Блять! Здесь же Намджун! Чон резко поворачивает голову, чтобы проверить, спит ли его старший мудрый друг — и упирается в весёлый взгляд. Ох…       Намджун лежит на боку, с теплым одобрением рассматривая обнявшихся младших.       Ну что ж, это всё равно стало бы известно — Чонгук уж точно не стал бы скрывать, что с ним такая красота теперь! Пусть завидуют и капают слюной: Тэхён его!       Гук показывает бровями: «Ну, вот как-то так, Джун-и» и смущённо поджимает покусанные губы.       Нам молча показывает большой палец: «Молодец, Гук-и! Я рад за тебя!» и улыбается широко, щедро, со своими замечательными ямочками. Встаёт, надевает удобную одежду и отправляется на пробежку, многозначительно помахав Чонгуку и одними губами сказав: «На час». И подмигнул, похабник!       Ура. Целый час!       Чонгук встаёт следом за ним и закрывает дверь изнутри.       Ну что, друг Тэхён, пора опробовать утренний минет? Тэ, как котёнок, потягивается под руками Чонгука, пока не открывая глаз. А Гук опять не может поверить своим глазам и рукам, что этого прелестника он теперь хозяйским жестом может оглаживать и раздвигать его ноги, чтобы поудобнее устроиться между ними. Аккуратно, мягко касается Чонгук солоноватой головки своего партнёра. Тот сразу выгибает спину дугой и стонет уже как надо — глубоко, томно, обжигая слух.       — О-о-ох, Гук-и, сколько ж в тебе ласки, детка, — хриплым сонным голосом тянет он, зарываясь длинными пальцами в волосы Чона.       … Меньше чем через час Чонгук выходит из комнаты и ожидаемо напарывается на крайне заинтересованных Чимина и Хосока, которые дуэтом чистят зубы. Так же одновременно они полощут их из стаканчиков, наблюдая неспешное дефиле Гука по коридору.       — Я должен что-то вам объяснить? — почти без смущения поднимает на них брови ударник.       — Хоби, — оборачивается к соседу Чим, — тебе что-нибудь осталось непонятным из этого?       — Нет, всё предельно ясно, — ясным солнышком улыбается почищенными зубами Хоби. — Доброе утро, Гук-и!       — Доброе, — почему-то официозно кланяется Чонгук, — и до встречи на концерте, коллеги!       — Да, мы непременно там будем, — обещает Чимин.       … Когда из комнаты выплывает расслабленный счастливый Тэхён, Чим, склонив голову к плечу и прищурив один глаз, резюмирует:       — Я бы говорил, что нижний у них именно Тэхён-и. М, Хоби?       — И даже это тебя не должно ебать, Чимин-и, — с достоинством пресекает Ким и гордо проходит в ванную немного специфической походкой.       Чимин тяжело вздыхает ему в спину:       — Вот и у тебя есть утренний секс…

🎵

      Хосок позвонил Суён и отправился в филармонию с ней, а не с парнями. Су сегодня обворожительна! Он чмокнул девушку очень близко возле губ, забрал её футляр со скрипкой, закинул на плечо, не занятое собственным альтом, и ласково скользнул рукой по тонкой талии. В серебристом платье с небесно-голубым широким поясом она выглядит как изящная статуэтка.       *       Чонгук и Тэхён опять затеяли целоваться — невыспавшиеся, восхищённые своей первой ночью, дышат между поцелуями друг другу в шею, в волосы, в губы… Не терять же времени, пока они дожидаются Джуна и Джина в холле первого этажа! Эти два философа опять что-то разумное, доброе, вечное обсуждают по дороге из курилки.       — За мной, дети мои, зажжём эту вялую филару! — скрипит Джин, словно не удивившись тому, что парни стоят, переплетя руки. Джун молча улыбнулся.       Так вот ввосьмером и высыпаются из общаги: Джин с тромбоном, Джун с тубой, Тэхён с контрабасом и Чонгук с барабанными палочками. С двумя. Значит ли это, что вдевятером?       *       Чимин успел всё-таки сделать пару-тройку лёгких волн на своей длинной светлой чёлке, опоздав выйти вместе с друзьями. Зато получилось очень симпатично! Он надевает тщательно отутюженный серебристо-серый концертный костюм. С небесно-голубой рубашкой сочетается на все сто! Капельку духов. Пенкой подчеркнуть причёску. Лаковые чёрные туфли. Всё. Идеально!       *       Дирижёр Мин настроен и собран. Его оркестр — да-да, он именно так думает про это коварное талантливое сборище, которое держит в постоянном тонусе, и не только творческом — готов к выступлению. Костюм выдержан контрастно: тёмно-синий, с серебристой рубашкой и голубой бабочкой. C пепельными волосами очень даже звучит.       …Утро не готовило Мина к тому, что Нам предложит вместе выпить кофе.       — Джун-и, сегодня же концерт, детка, — напомнил он, прижимая мобильник плечом и раскладывая ноты в нужном порядке.       — Я знаю, Юн, но мне с тобой нужно поговорить, потому что после концерта тебя наверняка заберут к остальным шишкам. А завтра у тебя будет нестояние.       — Да, конечно, я приглашён на фуршет, — неосознанно добавляя себе чувства собственной значимости, подтвердил Мин.       — Тогда я сейчас приду. Ставь кофеварку!       И уж совсем не такого сюжета ожидал Юнги. Ну, думал, про концерт поговорят или немного приласкают друг друга (как-то в последнее время не складывался у них с Джуном удобный дружеский перепих). Но усевшись за стол напротив, Нам сказал:       — Юнги, я не буду больше тебя трахать.       Мин поперхнулся:       — Не понял… Э-э-э… Я не то, чтоб прям сейчас ебаться тебя звал, но… Почему именно теперь ты это говоришь?       — Потому что именно сегодня чётко это понял. Я так больше не хочу. В этом нет любви.       — Ну-у-у, мы с тобой и не признавались друг другу. Чтоб в любви трахаться…       — Вот именно. А я хочу в любви, — тише сказал Джун и опустил глаза.       — Джун-и, дорогой, — мягко и проницательно спросил Мин, — ты влюбился? Или?       — Скорее всего да… — так же тихо и не поднимая глаз ответил тот.       — Ну, поздравляю тебя! — с энтузиазмом воскликнул дирижёр.       — Спасибо. А ты?       — А что я? Да я справлюсь — главное, чтоб ты смеялся, — всё же немного погрустнел Юнги.       — Нет, я не про это спрашиваю. Как твой малыш?       — Не знаю… Понимаешь, он словно никак особо на меня не реагирует, зато Чонгук хуем передо мной вертит. Может, мне с ним замутить?       — Нет! — резко и горячо возражает Джун. — Чонгука точно не трогай!       — Воу! Ты чего так резко? Он сам на мне виснет, это ж очевидно! А он красивый, от него таким сексом несёт — с ног сшибает!       — Мин, я тебе отвечаю: не трогай Гука, он занят, — с уверенностью говорит Нам.       — И с кем он? И какого хера он свои яйца передо мной раскладывает? — раздражён Юнги.       — Да ты сам всё увидишь, поверь. Он с Тэхёном.       — С контраба-а-асом?! Да ну нахуй! Это невозможно! Они вообще на разных концах сцены! — не верит Мин.       — Поверь мне. Они вместе — всё.       — Хм… Ну ладно, хрен с ними… А ты-то в кого вляпался?       — А ты подумай пять секунд, друг мой, и тоже всё поймёшь.       Мин сдвигает брови и, подняв подбородок, пронизывает взглядом влюблённого Джуна.       — Ну… У меня никаких версий, кроме Сокджина.       — В точку, — улыбаясь, опускает глаза Нам.       — Ну что тебе сказать… Удачи! Вы с ним так давно дружите, сложно будет перейти на другие рельсы, — размышляет Мин.       — Да, я понимаю. Но я должен попробовать, потому что то, что у нас с тобой — неправильно.       — Ну, возможно… Давай, допиваем и пошли костюмчики примерять.       — Да, конечно, — согласен Нам.       — И что ж? Ты не поцелуешь меня на прощанье? — спрашивает Юн вроде бы в шутку, а вроде и не очень.       — Нет, брат. Не поцелую.       — Но член у тебя охуенный, так и знай.       — Ты только не говори это Джину, — смеётся хозяин члена.       — Договорились, — тоже улыбается Юнги.       Жаль, конечно, с Намом было очень удобно. И прямо сейчас Мину так захотелось, чтоб кто-то обнял и поцеловал! И чтоб он ответил на поцелуй, а потом спокойно оделся. И чтоб вернулся, зная, что вечером снова сможет быть с кем-то, кому по-настоящему дорог, а не потому что друг…       Юнги вздохнул и пошёл собираться на концерт.       *       Только Джексон злой, как сволочь.       И не только оттого, что вчера обломался секс с Тэхёном (хотя это было очень тупо), а ему из-за неизвестной жуткой вони пришлось спать у соседей. Больше всего его потрясло то, что происходило сегодня в восемь утра. С непрошибаемым лицом сотрудника клининговой компании Чонгук лазал по их комнате и вытаскивал какие-то мерзкие вонючие облатки, складывая их в зип-пакетик. И точно, сука, знал, где они лежат! Вот это был шок! Такой подлости от Чонгука, которого Ван до сегодняшнего утра считал классным парнем и почти другом, он не мог ожидать! Ка-а-ак?! Эта подлая тварь, которую он пригрел в комнате, проявила свою гнусную суть!       Танцор полыхает огнём из глаз и почти дымом из ноздрей, до какой степени он зол! Как же он зол!       А Чонгук, выползши из-под джексоновой кровати с ещё одной гадостью, положил её ко всем остальным и закрыл пакет. Последняя.       Чон выдержал взгляд Джексона — он и не такое видал — и сказал так, чтобы было слышно и понятно даже на задних рядах:       — Тэхён — мой.       — Что?       — Повторить?       — Блять…       Затем ударник раскрыл настежь всё в комнате и ушёл в душ. Вернулся минут через пятнадцать в одном полотенце, молча позакрывал окна, потом засветил голой задницей и надел трусы с носками. Так же без слов упаковался в концертный костюм и тщательно причесался, чуть помогая гелем.       Джексон без единого слова пересчитал все засосы на чоновой груди и затеял изо всех сил его ненавидеть: и взглядом, и сложенными на груди руками, и сжатыми в раскалённую нить губами.       А Гук, падла, словно не замечал! Надел начищенные туфли, брызнул за ухо парфюмом и добавил спокойно:       — Без обид.       — Блять! — повторил Ван.       Так просто у него парней ещё не уводили. Он задумался: а не набить ли Чонгуку рожу? Что-то нос у него слишком ровный, сука…

🎵

      За сценой распорядители и координаторы носятся бешеными ястребами, высматривая и выхватывая нужных артистов, курсируя между гримёрками и репетиционными залами. Это даже не назвать суматохой — это упорядоченный и хорошо спланированный пиздец. Выступление молодёжного оркестра по программе стоит ближе к концу, после них только сводный хор педагогического состава трёх университетов. Стоит ли упоминать, что для усиления к педагогам под видом преподавателей литературы и физики засланы профессиональные хоровики из Академии искусств? Ну, не одним же педагогам горланить правильные песни, соответствующие празднику…       В двери репетиционного зала нервно входит координатор: лицо деловее некуда, беспроводной микрофон раскалён — он ведёт какие-то важные переговоры прямо сейчас, в руках планшет с нужными списками. За спиной у него — дирижёр Мин Юнги. Оркестр сбавляет громкость и в основном замолкает.       — Так, мы через четыре номера, — объявляет Мин, заметно волнуясь и покусывая губы. Осматривает состав — а хрен поймёшь, все ли тут. — Прошу сесть по группам, концертмейстерам проверить всех! — поворачивается к деловому работнику сцены: — Всё в порядке, мы за один номер будем на месте.       — За кулисами соблюдайте тишину! — строго, как провинившемуся, говорит координатор и начальственным шагом уходит.       — Ну что? — осматривает Юнги свою паству. — Все на месте?       — У нас Тэхёна нет! — докладывает струнник.       — У нас Чонгук где-то шляется, — фривольнее добавляет духовик.       — Где они? В курилке? Найдите их кто-нибудь прямо сейчас! — уже нервничает Мин. — Позвоните этим…       Но это уже и так делают Чим и Джун. Пак дозванивается первым, прикрыв трубку шепчет что-то резким матом.       — Они сейчас будут, господин дирижёр, — не очень громко говорит он.       — Что? — раздражённо переспрашивает Юнги и хмурит брови на Чимина. — Я не слышу!       — Ребята сейчас придут, — не сильно громче, но сильнее смущаясь повторяет Чим.       Дирижёр уже собрался съязвить что-то насчёт регулятора громкости, но тут в зал ввалились обе занозы с яркими искусанными губами и горящими восторгом глазами.       — Живо на места! — змеёй прошипел на них руководитель.       Сразу после этого все потянулись к дверям согласно рассадке на сцене: первыми пошли высокие струнные, за ними виолончели с контрабасами, затем деревянные духовые, после них начищенными боками протиснулись медные. Сокджин шёл богически красивый — Джуна можно понять. Нам улыбнулся ободряюще, а Мин ответил чуть грустной усмешкой. И последним прошествовал Чон Чонгук. Юнги, стоя возле дверей и как утят пересчитывая всех по головам, нечитаемо посмотрел в глаза ударнику. И в очередной раз поразился красоте парня — наглой, взрывной, сексуальной… А Гук по уже привычному сценарию улыбнулся пошло, поиграв кончиком языка на пирсинге и на нервах дирижёра. Совсем недолго. Постукивая барабанными палочками по бедру, тоже вышел.       Мин всосал воздух сквозь зубы и пошёл за ним следом, наблюдая приятное перекатывание чонгуковых ягодиц под коротким серебристым пиджаком.       Но, как дирижёр уже убедился, чонгукова задница — не единственный шедевр в этом оркестре.

🎵