пёс и (не) его тень.

После первого раза между ними будто рушатся все барьеры. Тишина, которая обычно заполняла их ночи, теперь разбивается о прерывистое дыхание, хриплые стоны и низкое рычание, заполняющие каждый угол их временных убежищ. Они больше не сдерживаются. Локи не может насытиться — его тело, его звериная натура требуют большего, жаждут близости, которая превращается в почти болезненную необходимость. Охра не отстаёт. Его тьма, теперь обретающая форму, кажется бесконечной, но даже она поддаётся этому животному зову, который Локи вызывает в нём снова и снова. Их прикосновения становятся жадными, движения резкими, словно их обоих разрывает изнутри. Локи рычит, когда Охра склоняется к нему, тёплыми, но крепкими руками удерживая его на месте. Едва ощутимая тьма начинает обвивать его тело, превращаясь в ощутимое присутствие на его коже. Локи извивается под ним, дёргается, а затем чувствует, как вокруг его шеи сгущается нечто мягкое, но в то же время непреклонное. Тьма Охры, словно ошейник, охватывает его горло, сжимая достаточно, чтобы лишить воздуха, но не до боли. Вместо этого это только усиливает ощущения, заставляя Локи выгибаться и издавать утробное рычание, переходящее в жалобный, но довольный скулёж. — Ещё, — хрипит Локи, едва в силах дышать, но его глаза горят. Он жаждет большего, неважно, как далеко зайдут. Охра, который обычно был воплощением сдержанности, сейчас теряет контроль. Он знает, что Локи это нравится, что это не боль, а странная, почти дикая форма наслаждения. Тьма на его шее становится плотнее, а руки Охры опускаются на его бедра, удерживая, направляя. Их движения синхронны, дикие, почти звериные. Локи стонет так громко, что, кажется, стены дрожат. Он тянется к Охре, впивается когтями в его плечи, его тело дрожит, как натянутая струна. А Охра — он рычит в ответ, его тьма, казалось бы, живая, окутывает их обоих, закрывая от всего мира. Локи снова вскуливает, когда Охра склоняется к его уху, почти нежно шепчет: — Ты мой. Навсегда. Локи отвечает только новым рыком, бросаясь навстречу Охре, полностью отдаваясь этому моменту, больше не стыдясь своей жажды и дикости.