Книги на Перекрестке

Две недели, чтобы добраться до крепости. Месяц — чтобы привыкли, перестали спрашивать имя, научились не замечать. Два с половиной — чтобы выучить расписание патрулей, узнать, у кого ключи, запомнить, кто с кем спит, выяснить, кто чаще прочих отлучается в местную таверну. Две секунды — чтобы умыкнуть ключ. Гаретт заметит не раньше, чем проспится, а к тому времени Вейспхаут окажется в паре десятков миль позади. Ключ был тяжелый, бронзовый. Из тех, что отворяют двери и сундуки, скрывающие тайны. Когда-то давно Настоятель продал немногословному человеку в капюшоне пару секретов, чтобы выручить горстку серебра. Он занялся этим делом, потому что хотел помочь семье, остался в нем — потому что почувствовал вкус к такой работе. Монеты, сколько бы их ни было, не могли сравниться с тем волнительным чувством, что возникало, когда перед ним готова была открыться очередная тайна. Он капнул заранее припасенного масла на петли. Проверил, не установлены ли ловушки в проеме. Осторожно прикрыл дверь за собой и оглядел поле боя. Горели настенные светильники. В воздухе висел тяжелый запах северных благовоний. Высились до потолка шкафы, набитые книгами, пожелтевшими свитками, костяными тубусами. Сапоги с мягкой подошвой и выучка не подвели — ступая вперед, Настоятель не слышал собственных шагов. Двадцать один шаг вперед. Оглядеть стену в поисках скрытых механизмов. Замереть, прислушаться. Попробовать левую дверь. Настоятель добрался до лаборатории, где запах реагентов был сильнее запаха благовоний, нашел спальню с нетронутой постелью, обнаружил помещение, где хранились руны и знаки. В комнате с камином поискал рычаги — безуспешно. Отметил, что обитых бархатом кресел два — одно напротив другого. Остановился перед дверью, которая, похоже, вела в кабинет. Прислушался к тишине. Первый Страж занимал целое крыло, которое никогда не покидал; право посещать его во всем Вейспхауте имели лишь четверо. Распоряжался в замке сенешаль, вопросами поставок руководила интендант, расписание патрулей составлял камергер. Верховный констебль за два с половиной месяца лишь однажды появилась в Вейспхауте, и настоятель видел ее только издали. За дверью будет пусто, понял Настоятель. Он оказался прав. Первый Страж был всего лишь чучелом. Непропорционально высокое, оно восседало за столом, положив руки на столешницу. К диковинному головному убору крепилась полоска ткани, которая открывала взору лишь глаза, прикрытые лишенными ресниц веками. Фаланг у пальцев было многовато. Чад благовоний, испускавших сизые ленты дыма, не мог скрыть сладковато-трупного запаха скверны. Настоятель взялся за бумаги на столе. Три донесения от патрулей. Доклад о Бреши. Доклад стража Ренье. Тевинтерский манускрипт, не хватит времени скопировать. Карта с отметками. Настоятель потянулся к поясной сумке за бумагой и вздрогнул от постороннего звука. Чучело хлопнуло в ладоши. Инстинкт почти сдернул его с места в безотчетном желании сбежать. Он знал, что это было бы его ошибкой, и принудил себя стоять. Чучело пошевелилось развело ладони. — Прошу прощения, — сказало оно. — Не мог отказать себе в удовольствии. Оно чуть наклонило голову, глядя на Настоятеля, и указало на обитый бархатом стул с высокой спинкой. — Присаживайтесь. Еще было время предпринять попытку — быть может, безнадежную — удрать. Но любопытство всегда было первейшим грехом Настоятеля. Он занял предложенное место. — Я действительно порождение тьмы, — сказало чучело, качнув головой — тихо звякнули золотые украшения в головном уборе. — Это я изобрел Посвящение, стал первым из тех, кого теперь называют Серыми Стражами, и бессменно пребываю на этом посту несколько столетий. А теперь — не ответите ли вы любезностью на любезность? Скажите, кому вы служите. — Тому, кто больше заплатит, — хрипло сказал Настоятель; ему не нужно было прикладывать усилия, чтобы выглядеть испуганным. Порождение тьмы сплело свои бесконечные пальцы в замок. — Ложь, — вздохнуло оно. — Вы не первый шпион, пробравшийся сюда за столько лет. Вы не знали, что обнаружите, но обнаружили меня. — Кто-нибудь из моих предшественников выжил? — спросил Настоятель. — А вот теперь вы забегаете вперед, — укорило порождение. — Хорошо. Что вы хотели бы знать? — Вы — один из магистров древности? — спросил Настоятель. Порождение наклонило голову. — Склонен заподозрить, что Орлей — несмотря на ферелденский акцент, — сказало оно. — В Ферелдене мало хороших шпионов. Мы почти не получаем оттуда вестей. Да, я был магистром Звездного Синода. — Есть и другие — такие, как вы? — спросил Настоятель. Порождение вздохнуло — совершенно по-человечески. — Возможно. Если они и проявили себя — наши стражи-командоры стали слишком подозрительны и самостоятельны, чтобы сообщить об этом. — Ложь, — предположил Настоятель. Порождение тьмы рассмеялось. Звук был странный, немного сдавленный — словно хохотал над последней шуткой висельник. — Почему вы создали это? — спросил Настоятель. — Все это? — Кто-то из нас отправился в Золотой Град, потому что жаждал могущества, кто-то — ибо так повелели Боги, — сказало порождение и прикрыло глаза полупрозрачными веками. — Мы не желали конца света. Я долго искал способ остановить то, что мы принесли в мир. Посвящение оказалось приемлемым решением. Однако я полагал, что делаю своих соратников подобными мне — правда выяснилась не сразу. — Они приняли помощь порождения тьмы? — Вас там не было. Они бы приняли любую помощь. Настоятель знал эти интонации; он слышал их неоднократно. Он помолчал мгновение, а следующий вопрос задал шепотом — неожиданно для себя: — Был ли он действительно золотым? Порождение тьмы открыло глаза — светлые, в них едва угадывался оттенок голубого. — Инквизиция, — сказало оно. — Это приятный сюрприз. До сих пор лишь тени от теней вашего тайного канцлера падали на нас. Оно поднялось — оказавшись даже выше, чем Настоятель ожидал — и подошло к остекленному шкафу. Открыло створку. Время вопросов подходило к концу. — Мне редко выпадает счастье беседовать с новыми людьми, — сказало Порождение. — И впервые нас почтила визитом новорожденная Инквизиция. Три шага. Стилет в рукаве. Нужно отвлечь, чтобы выиграть время. — Значит, ваши способности схожи с тем, что были у Корифея, — сказал Настоятель. — Вы контролируете разум тех, в ком течет скверна. Так вы управляете стражами Вейспхаута. Порождение тьмы обернулось к нему, обе руки заняты: в одной — кубок, в другой — склянка с темным зельем. — Ошибочное суждение! Мы всегда... Лезвие отсекло часть платка, прикрывающего лицо, вспороло кожу и мышцы шеи. Хлынула черная кровь. Настоятель успел сделать шаг к двери — и его пригвоздило к стене, будто океанской волной. Порождение тьмы зажимало рану ладонью — сквозь длинные, сизо-лиловые пальцы сочилась черная муть. Когда-то, сотни лет назад, оно носило обсидиановую маску — ее осколки въелись в кожу и пробили горло, но порождение все равно продолжало дышать и говорить. Оно крепче сдавило свою шею, словно пытаясь остановить кровь. Давление на каждую кость в теле Настоятеля начало ослабевать, и он вдруг поверил, что сможет это пережить. Распахнулась прикрытая дверь. Сенешаль сжимал в руке меч. Порождение тьмы перевело на него взгляд, просвистело: — Только не ты. Сенешаль в два шага оказался рядом и накрыл пальцы порождения своей светящейся ладонью. Маг. Проклятье. — Кто это? — спросил сенешаль, не удостоив Настоятеля и взглядом. — Инквизиция, — прошептало порождение. Оно убрало руку и слегка запрокинуло голову. Голубоватое сияние целительной магии высветило на его коже темные линии вен; кончик носа словно отсекло когда-то, и теперь тот неровно зажил. — Зелье для Посвящения, — тихо сказало порождение. — Не нужно убивать его. Сенешаль убедился, что кровь больше не идет, медленно убрал ладонь. Наклонился за кубком и зельем — послушная марионетка. Что ж, подумал Настоятель. Прощай, мама. Жаль, написать леди тайному канцлеру уже не получится. Потребовалось лишь малое усилие, чтобы уколоться о собственную булавку.