greater than x and lesser than y

В комнате наблюдения уже не должно было никого остаться — но проходя внутрь Коннор неожиданно натыкается на RK900, смотрящего сквозь двустороннее стекло на опустевшую допросную. Подозреваемого уже давно увели, детективы ушли за свои рабочие места, а Коннор просто хотел забрать оставшиеся бумаги, не ожидая подобной встречи. Он останавливается, слегка удивленный, и тихо закрывает за собой дверь. — Твои методики ведения допроса с девиантами снизили свою эффективность на 17,8 процентов. Коннор вежливо улыбается и вскидывает брови, смотря на RK900. Он получил своё признание сегодня, однако не знал, что в это время за стеклом стояла последняя модель Киберлайф, которая анализировала его выбранную линию поведения. Видимо, заскочил где-то в промежутке последнего получаса, пока шёл допрос: Коннор не видел его ни когда входил, ни когда покидал помещение наблюдения. — «Снизили»? Я не совсем понимаю. Коннор не так давно сам был лишённой своего мнения машиной, но иногда логика RK900 его всё равно ставила в тупик. Тот мог бы просто сказать, что у его модели подпрограммы высчитали более эффективный и последовательный вариант ведения допроса, но тот вложил в свои слова всё же другой смысл. Сама формулировка намекала на то, что Коннор допрашивал девиантов раньше более успешно, но сейчас вдруг оплошал. Стоило догадываться, что вот-вот последует очередная критика девиации, но для каждого их спора на этот счёт у Коннора были свои аргументы. Сейчас на его стороне было признание, полученное после успешного втирания в доверие свидетеля, исполненное строго профессионально и без какого-либо развития привязанности или послабления со своей стороны. Поэтому ему правда интересно — что же такого со стороны увидел RK900, если ради этого сам пошёл на диалог с девиантом в рабочее время. Коннор прислоняется к двери и не убирает с губ вежливую полуулыбку. — Я заметил, что ты выставил большой приоритет тактильному контакту в своей стратегии. Это лишено смысла, поскольку девианты не способны синтезировать окситоцин. Вы вдвоем симулируете человеческое поведение, что лишь вредит твоей методике, ведь андроид перед тобой прекрасно понимает, что вы оба в это время врёте. Это снижает первоначальный уровень доверия. Коннор задумчиво поджимает губы, с его лица пропадает улыбка. Он смотрит в серые глаза напротив с искренним любопытством, будто бы пытаясь понять, действительно ли верит RK900 в то, что говорит. Конечно, верит. Всё, что есть в его глупой, слишком умной голове — это установки, которые определяют каждое последующее сказанное им слово. Коннор задумчиво кивает. — Хочешь сказать, что для выстраивания доверительных отношений с другим девиантом я изначально должен избегать тактильного контакта, уделяя внимание исключительно вербальному взаимодействию, потому что в искренность моих слов поверить легче, чем в искренность касаний до ненастоящего человека. Правильно? — Да, всё верно. Коннор хмыкает. Лицо Девятого не меняется совершенно. — Ты не прав. Эта новость, казалось бы, не удивляет того тоже — он с обычным вежливым нейтралитетом клонит голову чуть в сторону, вздёргивает брови, молчаливым вопросом прося раскрыть мысль. Коннор старается вздохнуть не слишком тяжело и не слишком влюбленно. — Девиантам нравятся прикосновения, Девять, даже если мы знаем, что у нас пластик вместо кожи. Это приятно, и когда кто-то рядом с тобой в пустой допросной комнате, проявляющий участие и касающийся твоего плеча — это приятно тоже. Я отлично сыграл роль хорошего полицейского, как сыграл бы его и для человека, и для любого другого девианта. RK900 чуть хмурится на слове «приятно», мигает светодиодом. Не понимает, конечно же, и Коннора это уже не удивляет. Ничего он не понимает в девиантах, пока воспринимает их исключительно через призму Киберлайф. — Это не может быть приятно, Коннор. У андроидов нет… — Я знаю, Коннор, но это приятно. И всё. — Нет. — Ну, мне кажется, что мне лучше знать. RK900 хмурится чуть сильнее, тянет взгляд в сторону. Коннору стоит больших сил подавить улыбку, смотря на то, как тот обновляет себе бесконечно длинные логи информации о девиации, внося заметку об очередной иррациональной аномалии в системах, чем он уже не раз называл любую девиантскую привычку. — Это глупо. И невозможно. — Да. Может быть. Только неужели успех допроса и слова настоящего девианта тебя не убеждают? — Не убеждают, потому что андроиду не могут быть приятны прикосновения. Наши тела это просто пластик, сенсоры и скин, что никак не может сравниться с человеческими нервными окончаниями. — Я знаю, — просто отвечает Коннор, наконец отрываясь от двери и подходя к RK900. Ловит его взгляд, смотрит невозмутимо, без улыбки на губах, но с елейно прищуренным взглядом. — Но это приятно. И всё. Девять неожиданно не отвечает — его социальные подпрограммы за миллисекунды способны высчитать социальный климат ситуации, когда при таком разговоре к нему без причины приближается девиант, и тот выбирает радикальное бездействие, сохраняя молчание гораздо дольше, чем на эту долю секунды. Коннора это забавляет. Новейший охотник на девиантов, которому строго-настрого запрещено начальством тесно с девиантами взаимодействовать — настоящая комедия в мире бессмысленного постреволюционного капитализма. Коннор расписывался, что не будет пытаться пробуждать новое «устройство» Киберлайф, разработанное по новейшей, не подверженной девиации системе, и они оба могут разговаривать исключительно по работе. Для RK900 изучение девиантов — работа. А для Коннора возможность сблизиться с таким очаровательным и занудным дураком, да ещё и наставив палки в колёса этим своим бывшим хозяевам — небывалое удовольствие. Он задерживает дыхание, снова улыбается и совершенно не скрывает то, как его веселит полное равнодушие во взгляде RK900, которое тот включает всегда, когда разговаривает с девиантами. — Давай покажу. Девятый разворачивается к нему всем корпусом, и на какое-то мгновение Коннору кажется, что тот в очередной раз напомнит ему о их рабочем соглашении, собственной неприкосновенности, устарелости его системы и нелогичности каждого сказанного слова. Но он перестаёт хмуриться и с привычным себе безразличием кивает. — Давай. Коннор мигает желтым светодиодом, сверкает глазами — хотя они оба со стороны и выглядят неизменно спокойными, обычными андроидами, ему со временем становится все сложнее подавлять свои эмоции, особенно рядом с Девятым, который провоцирует его своим бесконечным безразличием. Тот никогда раньше не соглашался на такие шуточные предложения, подразумевающие хоть сколько-нибудь межличностный контакт. Коннор протягивает ему руку, раскрывая ладонь, и RK900 тянется, чтобы осторожно ее коснуться. Сначала одними кончиками пальцев, потом смелее, беря чужую кисть в свою. Он трогает действительно намеренно успокаивающе, гладит ненастойчиво, лишь скользит по костяшкам, словно бы действительно примеряясь, как будет взаимодействовать с задержанными девиантами по ту сторону стекла, если выберет ту же тактику, что и Коннор сегодня. Коннор замирает, позволяя росткам чужого любопытства прорасти, и делать RK900 всё, что тот ни захочет. — И есть ли какая-нибудь разница между тактильным восприятием у девиантов и людей? — В каком смысле? — запоздало понимая смысл вопроса, Коннор насильно вырывает себя из приятных ощущений, стараясь выглядеть всё так же профессионально и невозмутимо. RK900 смотрит на него с недоверчивым прищуром, ну, или просто как на идиота. — Девиантов нужно касаться так же, как и людей, чтобы оказать то же самое успокаивающее взаимодействие — ты это утверждаешь? Его ладонь всего на пару секунд заползает под рукав рубашки, а потом возвращается на поверхность, тянется выше, к локтю, касаясь сначала его, а потом и плеча, просто из любопытства примеряясь к потенциальным точкам соприкосновения. Для него это действительно безжизненные и пустые касания, но Коннору приятно, и он опять подавляет улыбку. — Да, вроде того. Точно те же места и мягкие касания, чтобы выразить свои доброжелательные намерения. — Тогда это тем более лишено смысла. У разных моделей разные сенсорные возможности, но ты ведь вряд ли будешь это учитывать, когда решаешь, где и как коснуться того или иного девианта. Коннор пожимает плечами. — Людям тоже без какой-то причины нравятся совершенно разные касания. Каждому своё, никогда не угадаешь. — Андроиды — не люди. — Андроиды не люди, я не спорю. Но руку ты не убирай. RK900 хмурится и сразу же убирает ладонь с плеча Коннора, смотря на него будто бы с легким укором. Хотя, возможно, любой эмоциональный оттенок в этих пустых серых глазах он надумывает себе лишь сам. — Мне невероятно интересно, что ты тогда думаешь о поцелуях между девиантами. Коннор говорит это раньше, чем понимает всю глупость сказанного, и давит неловкость усмешкой, а RK900 снова хмурится, и, кажется, — просто кажется, — на секунду мажет взглядом на губы Коннора. — У девиантов есть эмоциональный коннект, который я более-менее понимаю. Но взаимодействия сухого пластика с сухим пластиком — совершенно бессмысленная имитация человеческого поцелуя, не способная приносить никакого сенсорного удовольствия кому-либо из участников. Я пойму, почему человек может поцеловать андроида, или почему андроид-сиделка может поцеловать ребенка, но друг друга — нет. Это просто глупо. Он спокойно рассуждает вслух прямо на ходу, и Коннора это опять неизменно забавляет. Он сам никогда не целовался, но почему-то знает, что это тоже будет приятно, даже если у него действительно не человеческое мягкое, теплое лицо, и нет никаких гормонов любви и привязанности. Он всё ещё старается не улыбаться, потому что ему кажется, что его следующее предложение будет звучать еще абсурднее, если он произнесет его серо и всё так же «профессионально»: — Хочешь попробовать? — Не хочу. Ну конечно. Не стоило даже пытаться, и Коннор уже хочет отшутиться, пожимая плечами, но Девять продолжает мысль. — Я не могу ничего «хотеть», — как же часто он это повторяет. — Но мы можем попробовать, чтобы наглядно доказать, что это не работает. Жёлтый светодиод мигает на виске Коннора несколько раз и он неосознанно тянет руку, укладывая её на предплечье RK900, будто бы пытаясь подбодрить его, но на самом деле, конечно, успокаивая себя. Его первый поцелуй будет с глупой, непробуждённой машиной, желающей доказать ему, что касаться друг друга — это глупо. А Коннор вовсе не против. — Тогда целуй. Девятый делает это совершенно не романтично — никаких тебе трепетных касаний ладони до щеки, медленных приближений и чувственности мимолетного момента. Просто приближается, закрывая глаза в имитации поцелуя, и вежливо касается своими губами губ Коннора, пластиком о пластик, действительно просто сухо соприкасаясь частью тела до другой части тела. Это и правда не может быть приятным, если вы две машины. Но Коннор не машина, и он тепло выдыхает на чужие губы, чуть оголяет скин на собственных и ответно тянется к RK900, сжимая его предплечье в ладони. Тот же вскоре отстраняется и смотрит безразлично, словно бы намеренно игнорируя все эти мелочи. Настоящие, чувственные. Как он игнорировал все знаки внимания последние полтора месяца, а до этого — попытки подружиться. — Мне понравилось, — спустя несколько секунд затянувшейся тишины Коннор говорит это так, что не понятно до конца, всерьёз он или нет. Он и сам не понимает, насколько этот нелепый тычок ему действительно понравился. Ему понравился Девять, который делает глупости по его просьбе, это точно, и то, как тот выглядит, когда закрывает глаза и приближается к нему сам. — ...Хм. Тот ничего больше не говорит, хотя и мигает светодиодом — голубым, явно ничего не испытывая самостоятельно, но делая какие-то собственные, неозвученные выводы. Он поднимает руку и любопытно касается лица Коннора, и тот снова старается не слишком явно вздохнуть. — Что ты делаешь? — Людям бы не понравилось, если бы их касались вот так, без спроса, посторонние, — пальцы RK900 аккуратно дотрагиваются до лица Коннора около уха, потом под бровью, на переносице, подбородке. Совершенно по-детски изучающе, бесцветно и всё так же приятно. — Приемлемыми зонами касания считаются руки, плечи и спина. Не лицо. Тебе всё ещё это «нравится»? Какой же он глупый. Невероятно глупый. — Ты не посторонний. Ты мой коллега. И друг. — Коллега, но не друг, — RK900 отвечает это с вежливым спокойствием и осторожно касается шеи Коннора, прежде чем убрать руку насовсем. Он очень хочет среагировать: но не хочет свои реакции делать очередной единицей и нулем в отчетах Киберлайф, давая Девятому однозначные ответы на его тактильные вопросы. — Хорошо, коллега. К слову, можешь целовать меня снова, когда захочешь. Девятый слабо и натянуто улыбается, но это, конечно же, просто социальная подпрограмма вежливо реагирует на очередную шутку Коннора. Тот всё-таки не сдерживается, улыбается тому достаточно широко в ответ, по-настоящему искренне, чуть хитро, а потом огибает RK900, забирая наконец-то бумаги. Уходить не хочется, так и тянет остаться с ним, подольше, юной, неосознанной и любопытной душой, скрывающейся под безразличием машины — но он не имеет права, уже станцевав на лезвии ножа нового выговора в своем личном деле. Коннор не хочет потерять работу в этом участке, не хочет перевода в другой, не хочет разлучаться с любимым наставником, хорошими коллегами и тем более — с этим очаровательным болваном. Он машет тому напоследок, а сам удаляется, думая, под каким предлогом получится продемонстрировать Девятому все изъяны в восприятии мира у девиантов в следующий раз.