Соседи

Она даже не подозревала, что умрет так глупо. Что все ее чувства, жалкие остатки стремлений, ее желание жить в конце концов — все это такая никому не нужная безделушка. Над ее смертью только посмеяться, да она и сама бы так сделала, если бы не чертовы обязательства. Перед культом, перед мужем, перед самой собой в конце концов. Но кто это поймет? За последнюю неделю Пакертон потеряла больше нервных клеток, чем за все года преподавания в школе. Волосы клочьями выпадали от стресса, но каждое утро, еще до восхода солнца, она вставала с неизменной улыбкой, проветривала квартиру и входила в комнату, скрытую от посторонних глаз. Жизнь мистера Пакертона вот уже несколько лет сохранялась исключительно стараниями этой женщины, ее любовью и заботой. Каждое утро она меняла подгузники мужу, мыла его и старалась поговорить хотя бы несколько минут. Она все еще надеялась, что он может ее слышать, а может когда-нибудь даже ответит. И ее бы ни капли не напрягало это, если бы не одно «но». Ей обещали, что ее муж станет вместилищем его и обретет вечную жизнь, но годы идут, а все их старания напрасны — на их молитвы не отвечают, их жертвы недостаточны, мало крови, мало веры… Хоть она и не хотела в этом признаваться даже самой себе, но ей уже начало казаться, что все это бессмысленно. Ее муж в таком состоянии по их общей вине. Мистер Пакертон когда-то был горд стать сосудом для самого Дьявола, истинной и первородной энергии. Она его поддержала, как и всегда; культ одобрил их рвение и службу истинному всевышнему существу. В течение долгих недель ее муж принимал различные вещества, чтобы подготовить свое тело и дух, чтобы его разум был по-настоящему открыт для него. Каждый раз, когда их Дьявол не внимал их молитвам, по-настоящему кровавым ритуалам и жертвам, ее руки опускались все больше и больше. До тех пор, пока Пакертон не поняла, что она просто старуха, а ее муж — инвалид в коме и больше ничего. Было страшно, но она продолжала служить культу и дьяволу, пока втайне ее вера и страсть постепенно угасали и подвергались все большим сомнениям. И, конечно, это не осталось незамеченным. Чертов Терренс с его зоркими глазами и черт знает откуда взявшейся паранойей уже пытался ее убить. Хрен его знает, с чего он вообще решил, что она где-то прокололась, но он уже был уверен в этом, и Пакертон решила не тратить время на то, чтобы убедить его в обратном. При разговоре с ним она чувствовала, словно ходит по лезвию. Терренс Эддисон — молодой мужчина, который гробил себя тем, что безвылазно сидел в своей каморке и контактировал только со своими. Его лицо потемнело и потеряло цвет от долгого нахождения в этой скорлупке, которую он называет домом, но его движения были хваткими и уверенными, несмотря на некоторую леность. Вечером в четверг, он вызвал ее, чтобы обсудить то, как она справляется со своим заданием. Перед подготовкой к каждому новому ритуалу требовалось определенное количество жертв, на которых указывал Фелпс, будучи единственным, кто может слышать его голос. А они, остальные, делали то, что требуется. Эддисон проверял. Терренса можно было назвать добрым и участливым человеком, когда дело касалось служению их Дьяволу, но в этот раз он словно расковыривал ее мысли, шелудил ногтями под кожей, пытаясь ухватиться за что-то, что сдаст ее, заклеймит предательницей и сделает мертвой для культа, мертвой для Спасителя. Взгляд его был далеко не приветливым. Словно на допросе Пакертон сидела на кресле в центре гостинной. Лампа, висевшая прямо над ней, светила тускло и почти не давала света, окна наглухо зашторены, пыль и духота витали в воздухе. Обои пожухли и почернели от копоти и грязи, почти на каждой стене были нарисованы многочисленные символы и обереги неаккуратными дерганными движениями. Терренс сидел напротив нее на обычной деревянной табуретке. — Значит, проблем никаких нет? — Нет. — Ее старый, скрипучий голос лишь слегка выдавал волнение, но Пакертон лучше многих могла держать себя в руках. — Мне нужно лишь перемолоть кости и органы, и я могу приступать к следующей избранной. — Это хорошо. Такой шанс выпадает нечасто. Мы должны приложить все усилия. Люди не понимают нашей жертвы, того, как далеко нам приходится заходить ради истинного благополучия и знания, но благодаря таким преданным последователям, как ты, мы сможем пойти дальше. Сможем осуществить его желания и нести его волю. — Мрачные, карие глаза обследовали любое тончайшее изменение в мимике женщины. Она сидела, замерев и расслабив мышцы лица, но ее сердце стучало так, что она слышала собственную кровь в ушах. — Преданность и вера — самое светлое, что может быть в человеке. Как жаль, что не для всех это так. Люди по природе слабы и безвольны, ленивы и тупы, чтобы понимать, что для них правильно, а что нет. Но это не касается ни тебя, ни меня, ни всех тех, кто следует истине, верно? Пакертон кивнула и прошелестела: — Я следую только истине, и только ему. — Ах, верно. Ты так долго служишь ему. Скрывать свои благие цели от непосвященных столько лет… Это не каждому под силу. — Мягкий, вкрадчивый голос совсем не успокаивал. Пакертон думала о том, что ей нужно просто перетерпеть это, как она раньше терпела страх и вину за крохотные ошибки, так и сейчас. — Нам ведь не о чем беспокоится? — Вы… — Она сглотнула, но почувствовала только сухость. Попросить воды не решилась. Ей казалось, будто Терренс понимает, что ее язык уже присох к небу, но предпочитает делать вид, что между ними происходит самый обычный разговор. — Вы намекаете на что-то? Если я в чем-то провинилась… — О, нет, нет. Просто хотел поинтересоваться, нет ли у тебя трудностей. Мы все понимаем, как тебе тяжело и как стойко ты справляешься с его испытаниями. Если существует вероятность, что тебе что-то или кто-то мешает для выполнения цели, мы поможем. Если тебе кажется, что кто-то узнал больше, чем надо… Или, если тебе кажется, что наша тайна находится под угрозой. Мы всегда на стороне своих, на твоей стороне. Одно твое слово и мы поможем. «Сал.» Едва не сорвалось с ее языка. Она все-таки заставила себя замолчать, потому что интуиция уже давно орала о том, что нужно бежать и как можно скорее. Плевать, что это маленькое отродье Сал Фишер пытается копать под нее, плевать, что он мелет своим бескостным языком и знает ли об этом Эддисон, она сегодня же собирает вещи, а на следующей неделе валит в другой штат. Терренс заметил замешательство на ее лице, длившееся не более мгновения. — Так что? Есть какие-либо подозрения? Кто-то на примете? Кто-либо, кому не следует знать, о чем ему не дозволено? — Нет, все идет как обычно. Никто не знает. — Ровным голосом ответила женщина. Она была рада, что все еще как-то могла его слышать, несмотря на шум в ушах и странную боль в груди, которая мешала ей нормально думать. — Тогда можешь идти. Мужчина махнул рукой и Пакертон наконец-то смогла подняться с этого злосчастного кресла с мягкой обивкой, которую она почему-то стала ненавидеть. Терренс молча проводил ее взглядом и лишь у выхода мягко остановил ее. — Кстати, совсем забыл, приготовил для тебя кое-что. Он сунул ей в руки чай, упакованный в крафтовый пакет. — Успокаивает, помогает заснуть. У нас у всех сейчас тяжелые дни, но нужно стараться и дальше. Приятного вечера, миссис Пакертон. *** И этим же гребаным чаем она умудрилась отравиться и отравилась бы насмерть, если бы не поняла сразу, что что-то не так. Промыв желудок, она еле нашла в себе силы поставить капельницу. Ей нужно было выиграть совсем немного времени, пусть даже ее план не совсем продуманный, да и не ясно — рабочий ли он вообще. Пакертон собиралась съездить на ферму, как обычно, делать все то же самое, что и обычно. Она уже была уверена в том, что отравленный чай — это просто ерунда, почти даже развлечение. Человека можно убить многими способами, если какой-то из них не работает, то в ход идут другие варианты. И, если вспомнить, они уже делали так. Подстраивали убийства своих же, когда те оказывались негодными или когда чувствовалось, что их вера не так чиста, как раньше. Редко кто мог выбраться живым за непослушание или ошибки. Впрочем, даже предатели продолжали верно служить своими телами в ритуалах. Их кровь и плоть не были хуже тех, кого выбирали специально для угождения их Дьяволу. Вечером в пятницу она уехала на ферму, навести там порядок, а заодно побыть вдали от культа, чтобы приготовиться к побегу. У нее уже болела голова, стоило ей только подумать, что ей — старухе, придется так сильно стараться, чтобы выжить. Переезд казался ей кошмаром, побег в неизвестность и того хуже. Она даже не была уверена в том, выдержит ли ее сердце все это, ведь особенно крепким здоровьем она никогда не могла похвастаться. И ее муж… Нет, она не может оставить его, но и не представляет, как забрать его. Инвалид, прикованный к кровати и аппарату жизнеобеспечения. Просто тело. Она даже не была уверена в том, есть ли в этом теле человек, которого она знала, или это просто мясо, жизнь которого она поддерживает. *** Дело было не в отмычке. Сал это понял, когда уже минут пять ковырялся ключом Пакертон от ее же квартиры. Он перестал надевать маску в стенах апартамента, поэтому можно было видеть весь спектр его эмоций. — Охуеть, у нее тут ритуальчик. Она в курсе, что замок поменять надо, раз он так погано открывается с родным-то ключом. — Ворчал Салли, пока совершенно без жалости раздалбывал замочную скважину двести первой. Ларри стоял рядом и даже не пытался вмешиваться в процесс, пока Сал дрожащими от раздражения руками вскрывал наконец-таки эту злосчастную дверь. Замок щелкнул и вход в логово коварной сектантки открылся. Ребята на сто процентов были уверены в том, что Пакертон на своей ферме и должна вернуться не раньше, чем на следующий день, вечером в воскресенье. Наверняка работа на ферме отнимала много времени, хотя Ларри смутно представлял, как эта старушенция умудряется везде все успеть, особенно, если предположить, что ей нужно умудряться находить окошко в своем расписании для распиливания людей и превращения их в мясные котлетки. Квартира встретила их знакомым затхлым запахом, который исходил даже от ее хозяйки. Сал, перестраховавшись, запер дверь на ключ. С внутренней стороны он закрывался гораздо быстрее. — Эш сказала, что ей придется сидеть с братом, поэтому придет позже. Жаль, конечно, но что поделать. — Пробормотал Салли, медленно осматривая квартиру. — Сколько интересно лет этому брату, что с ним сидеть нужно… Наверное, совсем мелкий. — Скорее шебутной. — А вот Трэвис мог бы не морозиться. Он что-то там брякнул в отмазку, но, походу, ему просто стремно лезть сюда. Не думал, что он такая ссыкуха, хотя… Сал в целом предположил правильно, Трэвис действительно боялся. Боялся, что с него шкуру сдерут дома, если его отец узнает, что он действует против него же. Как бы он ни хотел оказаться поближе к Салли, используя любые предлоги и причины, но на это он пойти не мог. А вот Тодд, например, с самого начала не был заинтересован в этом, и даже Эшли не смогла уговорить его, чтобы узнать, что происходит на самом деле. Так что в итоге осталась бравая команда из троих ребят, промышляющих проникновением в чужие дома — морда и дылда. Ресницы опаздывали. Ничего подозрительного сразу они не обнаружили и, так вышло, что посреди гостинной не стояло никакой пилы для разделки тел и распиливания костей. Ларри чувствовал себя стремно, но тоже включился в поиски, хоть и страдал брезгливостью, в отличие от Салли, который, казалось, не стеснялся залезть даже в чужие трусы, лишь бы докопаться до правды. С кухни это чудо додумалось прихватить тесак и, игриво покручивая рукоятью, шлялось из стороны в сторону, в поисках чего-нибудь, что указывает на причастность к секте. Они обнаружили, что дверь в одну из комнат заперта на ключ, но, к счастью, в связке ключей, которую украл Салли, был подходящий. Спертый, зловонный запах мгновенно вырвался из запертого помещения. Вонь стояла такая, словно смешала в себе все — и гниль, и отходы, и сырость. Ларри зажал нос и успел добежать до окна, чтобы открыть его. Плевать на конспирацию, не хватало еще, чтобы из-за бабкиной чистоплотности его так мутить начало. Сал тем временем спокойно вошел внутрь. Недолгое молчание прервалось очередным радостным воплем: — Ларри, срочно, тут дед! — Какой еще дед, ты чего там надышался? — Не знаю, он не особо разговорчивый. Я бы даже сказал дохленький. Ларри все же заставил себя войти в скрытую комнату, которая больше напоминала каморку, переоборудованную под… больничную палату, наверное. На жесткой кушетке лежал старичок, жизнеспособность которого оставляла желать лучшего. Кожа его выглядела мягкой и рыхлой, как старый пластилин. Дед был подключен к аппарату жизнеобеспечения, по крайней мере, на это была похожа огромная махина непонятного предназначения. Ларри предположил, что старик скорее всего мог быть мужем Пакертон, а может и нет. У него хранилось смутное воспоминание из детства о том, что муж Пакертон то ли разбился в аварии, то ли умер из-за болезни. Так или иначе, на кладбище у него точно есть могила. Сал подошел поближе, чтобы разглядеть. — Черт, да ладно. Он точно из секты, иначе эта карга бы его не прятала. Какого хера? Как только мы добрались до чего-то, это чего-то лежит овощем и не хочет давать ответики на мои небольшие, вполне себе скромные, сука, вопросики. Например, у какой именно бляди есть собачья шуба, и какого хера меня вообще должны были касаться их свистопляски с бубнами? Лари из этого монолога нихрена не понял и постремался уточнять, предполагая, что Сал только больше разойдется и его речь начнет походить больше на бессвязный бред. У него часто было такое, когда диалог о секте начинал уходить куда-то в глубокие дебри, и тогда начинали литься живодерские комментарии о всех собаках мира, угрозы всем, кто как-то связан с этим долбанным культом, и особенно тем, кто шмаляет из ружья всякой дрянью. Слова начинали слипаться в комок и намного легче было переключить Фишера на другую тему, чем найти логическую цепочку в этой. Поэтому и сейчас Ларри просто молча дослушал, ничего не уточняя. Сал потыкал острием лицо старика, но лишь случайно вспорол кожу. Решив не заморачиваться с такой ерундой, он принялся дальше обследовать помещение. Комната не представляла из себя ничего необычного — медикаменты, мусорка с использованными, вонючими подгузниками, грязь, обрывки газет, в которых упоминалась смерть мистера Пакертона, но ничего связанного с оккультной деятельностью. Сал с досадой цыкнул языком и с раздражением посмотрел на растекшуюся тушу старика, словно он был виноват в том, что не представлял из себя ничего стоящего. Информация с газет о том, что овощ на кушетке — муж Пакертон, никак не впечатлила его. — Пока что мы узнали только то, что Пакертон больная дура, но это и так ясно было. Не оставляя надежд, он принялся дальше исследовать квартиру, пока Ларри послушно ходил за ним следом. Сам он не сильно хотел здесь что-то трогать, а отвращение к Пакертон возрастало с каждой секундой. Он понятия не имел, какая нужна мотивация, чтобы хранить собственного мужа в квартире в вегетативном состоянии, скрывать это и не обращаться за нормальной помощью. Сал же об этом даже не задумывался, поскольку это не касалось его интересов. Он был помешан на существовании некой секты, у которой даже названия не было. Своей маниакальной дотошностью он вычислил, что кусок обоев в коридоре смотрится слишком странным и вырезанным, так он нашел дверь, которую зачем-то скрывали. — Ну ясен хрен, за этой дверью всякое дерьмо! — Победно сказал Сал и вышиб эту дверь к чертям собачьим. Эта комната тоже пропахла чем-то сырым, скользким и душным. И Сал, конечно, первым вошел внутрь, не обращая внимания на запах. — Пила-а-а! Я знал, что она здесь, а ты нахрен не верил мне. Какая, блять, пила, подумал Ларри, какая, нахрен, пила, когда на стене висели ножи, топоры и другие инструменты для разделки туш. Пол в грязи и свернувшейся крови, в разводах от засохших телесных жидкостей. А пила… Ларри плохо разбирался, но выглядела пила достаточно качественной для того, чтобы делать свою работу и производить мало шума. И все же Сал умудрился ее услышать. Эта его чуткость была немного пугающей, особенно если учесть то, что он при желании умеет очень тихо двигаться. Сейчас, конечно, он не утруждал себя такой ерундой, но его движения, скорее всего по привычке, были легкими и невесомыми. Никакой скованности в нынешней ситуации он не испытывал, впрочем, как всегда. Единственной неопознанной вещью была странная морозилка, которая, казалось, совсем здесь не к месту. Испачканная грязью и слизью, она незаметно стояла в самом углу. Джонсон, конечно, надеялся, что это просто дополнительное место для хранения продуктов, но здравый смысл подсказывал, что это слишком наивное предположение. Плакаты о пропавших без вести висели на стене, наслаиваясь друг на друга. Ларри подумал о мясе, освежеванных телах, порубленных на одинаковые куски и утрамбованных в эту самую морозилку. Все это время он жил в доме с чертовой маньячкой. А сам он как часто был на волоске от того, чтобы оказаться на столе для разделки? Кровь застыла в жилах, стоило ему подумать о том, что его тоже могли убить, как и остальных. Смерть будто была в шаге от него, раздумывая о том, стоит ли вцепиться в горло и разодрать его. Кто угодно мог оказаться здесь, в этой душной комнатушке и стать мясом. Ларри вспомнил, как в конце лета ему пришлось зайти сюда. Что, если тогда…? Ларри помотал головой. В итоге он живой, но если… Сейчас жив, но если бы он задержался, выбрал неправильные слова, или сделал что-то, что спровоцирует ее. Или, или, или… Он почти впал в ступор, закапываясь в дебри мыслей и осознавая, что у кого-то другого может быть возможность решать: жить кому-то или умереть. Он вздрогнул от неожиданности, стоило Салу с щелчком открыть морозильник. Оказалось, Ларри в своей голове придумал довольно чистую и цензурную картинку с аккуратными, свеженькими кусочками мяса, совсем не то, что он увидел в реальности. Кожа, внутренности, непонятные обрезки плоти наслаивались друг на друга, образуя красно-розовое месиво. Очевидно, все это было частями человеческой плоти: срезанная кожа лиц, пальцы и половые органы выделялись из общей массы, дополняя и так отвратительную картину. С небрежностью и равнодушием все было скинуто в одну кучу. Как будто эти люди были не более, чем свиньями, которых и жалеть не стоит. — Какого хуя, блять… — Прохрипел Ларри, прежде, чем его вырвало. Сал сочувственно погладил его по спине, прежде чем вновь внимательно рассмотреть ошметки плоти, когда-то принадлежавшие живым людям. Он выглядел так, словно его глупое, детское желание, загаданное в Рождество, и правда исполнилось. С абсолютно счастливым лицом он немного поворошил эту кучу острием лезвия, убеждаясь в том, что это человеческая плоть. — Мы ее разделаем нахрен, эту конченную суку. Клянусь, она сама на фарш пойдет, но для начала ответит на кое-какие вопросы. — Как же я заебался. — Пробормотал Ларри и уперся в ванную, чтобы прополоскать рот и вымыть руки. Это ощущалось мерзко — как будто вода в квартире Пакертон была грязной, запачканной во всем этом дерьме, которое она втихушку делала, попутно создавая образ безобидной старухи. Когда он вернулся обратно, то старался не смотреть на морозильник, игнорировать пилу… Короче говоря, был здесь исключительно в качестве моральной поддержки Салли, пока он обшаривал каждый угол, в поисках чего-то, что имело для него значение. — Может, в полицию позвонить? — Слабым голос предложил Ларри. Его руки дрожали, так что он не пытался строить из себя крутого и поэтому стоял немного в стороне. — Как только, так сразу. — Хмыкнул Сал. — Эти ебланы нам все испортят. Про справедливость, которую мы так упорно добиваемся, можно будет забыть. Эти бессердечные мудаки нам и шанса не оставят. Ларри каждый раз поражался его самоуверенности и нечеловеческой хладнокровности. У того отец недавно хотел прирезать себя и почти это сделал, так Сал попсиховал один вечер, а на следующий день сиял, как начищенная монета, готовый посягать на старушачьи секреты. А дальше? Открыл морозилку с человеческими потрохами — гнусно похихикал своим мыслям, посмаковал будущую разделку Пакертон и продолжил, радостный, шарится по ее квартире. Удивительный по своей природе человек. Внезапно, навернув еще пару кругов по квартире и небрежно разворотив все, что лежало неровно, Сал подошел вплотную к Ларри и вцепился в его запястья, через чур сильно сжав. Его руки подрагивали, а в глазах блестело нездоровое возбуждение. — Ты же мне веришь теперь, да? Ты же видел это своими глазами, как и я? Она убивает и разделывает людей, мясо и кости — в колбасу. Видел же? И она не одна такая. Другие делают то же самое. А знаешь… я правда очень хочу, чтобы все было правильно. Я так хочу лишить их всего. Я постоянно нервничаю, что уже слишком поздно. Что я могу взять? Жизнь? Наверное, только это. Но даже так, я выдру из них их жалкую душу. Заберу все, что смогу. Понимаешь меня ведь, да? Хватка его жестких рук становилась все сильнее, почти причиняла боль. Нет, Ларри нихрена не понял, а тревога только усилилась. До него впервые дошло, что Сал не сумасшедший фрик, придумавший секту. Она существует, и он связан с ней, поэтому… — Ларри, ты же на моей стороне? Ларри со смесью страха и сочувствия вглядывался в чужое, изуродованное лицо, так лихорадочно горевшее идеей мести — это было видно по румянцу на левой щеке, по блеску в здоровом глазу, по пересохшим от волнения губам, обнажившим почти всегда скалившиеся зубы. Сердце Ларри стучало, как сумасшедшее, а сам он был близок к тому, чтобы сделать что-то странное, лишь бы выплеснуть накопившуюся тревогу, страх и боязнь быть настолько близко ко всему тому дерьму, куда так упорно лезет Салли. Внезапно послышался щелчок со стороны входной двери. Ларри и Сал замерли, словно примороженные к месту, в мгновение обернувшиеся в сторону звука. Замок еще немного потрещал, а затем снаружи послышался мат, выплюнутый уставшим старушачьим голосом. Сал словно с цепи сорвался, оттолкнув Ларри, он почти полетел к двери со счастливым воплем. — Это она! — Стой, блять! — Ларри рывком притянул его к себе за шкирку и крепко прижал к груди. — Сука, она точно грохнет нас. Его сердце колотилось, как бешеное. Если эта старуха настолько сумасшедшая, что спокойно хранит развороченные останки трупов прямо у себя в квартире, то им придется разделить участь пропавших бедолаг и отправиться в фарш. Нетерпеливый звон замка только усилился. Дверь ходила ходуном из-за напора снаружи. — Сал Фишер! Я знаю, что это ты там, мразь! Убью! — Слова звучали глухо, но в голове Ларри слишком отчетливо и громко, чтобы понять — надо валить, но как? — Я убью тебя первым! — С яростью выкрикнул Салли, выворачиваясь из рук Ларри, попутно стараясь не задеть его тесаком, хватку на котором он не ослабил ни на секунду. Что бы эта парочка друг другу не орала, Ларри уже мысленно похоронил себя. Считай, умер в самом расцвете сил — молодым, глупым, хоть и вполне себе симпатичным. Не продал ни одной картины, не переехал из этих блядских апартаментов, не разбогател до усрачки, не был на концерте SF. Зажмурившись, он безуспешно боролся с Салли, пока старушня, видимо из-за нервов, возилась с замком еще дольше, чем нужно. Ах да, Ларри даже не успел вывести дурного Трэвиса на чистую воду и разгадать, что за муть твориться у него в голове. Ну, умирать, так умирать. Кто-то съест колбасу, сделанную из его кишок, и даже не поймет, какая история стоит за, казалось бы, самым обычным школьным бутербродом. А Ларри, по крайней мере, что-то, но успеет сделать перед смертью. Все равно жизнь закончилась, а умирать, может быть, придется долго и мучительно. Неужели он не заслуживает хоть какого-нибудь прикола перед своей смертью? Похуй, пляшем. — Сал, мне кажется, мы тут сдохнем, можно тебя буквально на две секунды? — А? Салли оборачивается в кольце чужих рук, и его улыбка из оскала превращается в немного растерянную. Он не совсем понял, когда это они собрались умирать, и хотел было уточнить, но не успел. Ларри рывком разворачивает его к себе за плечи и целует. Получается резко, порывисто и не очень приятно, с учетом того, что целовать особо-то и нечего. Губы Салли жесткие, неподатливые, а сам он вцепился в предплечья Ларри, не совсем понимая, что именно от него хотят. Он еле как вдохнул через нос и уперся руками в чужую грудь, в попытке отодвинуться, но хватка Ларри стала только крепче. И все же Джонсон оторвался от его губ, чтобы перевести дыхание, и еле слышно просипел: — Прости, я просто кретин, блять. — Я нихера не понял. — Простодушно ответил Салли. — Я пока что тоже. Если бы у Ларри осталось хотя бы пару нервных клеток, они бы, конечно попытались наладить контакт с остальными нейронными связями в его чудесном, бестолковом мозгу, и попытаться завалить его очевидными аргументами о том, почему нельзя целовать упырей в квартирах пенсионерок-маньячек, но здравый смысл уже откинулся, а кукуха более не могла поддерживать порядок в его башке и тоже, лихо присвистнув, поехала. Сал окончательно растерялся, реакция бей или бей перестала работать, на счастье самого Ларри, иначе бы он точно остался с отбитыми в смятку почками после таких выкрутасов. Но коварные черти в голове Фишера никогда не дремали. Справедливо рассудив, что старушня будет еще долго в замке ковыряться, а нервировать ее дальше своими комментариями смысла не было — того гляди откинется там от злости, поэтому было принято решение о том, что целовать кого-то именно сейчас, когда полоумная бабка долбится в дверь — это самое то. Он активно включился в процесс и два пубертатных подростка без особой причины крепко сплелись, едва ли не вгрызаясь друг в друга. Тесак со звоном упал на пол. Открывшаяся перед Пакертон картина потрясла ее до глубины души. А ведь она просто хотела тайно вернуться пораньше, чтобы дожить свои годы где-то далеко отсюда, а вместо этого… — Педерасты! — Схватившись за сердце, завопила математичка, наконец-то поняв, что видит действительно то, что видит. В ее родной квартире двое подростков мужского пола (один из которых выглядит как срань господня), отчаянно вылизывают друг друга и обжимаются всеми местами, приличными и не очень, попутно не забывая обшаривать руками все, до чего можно дотянуться. — В моей квартире! — Прогремела она и испустила последний вздох, брякнувшись на пороге. Ее старое сердце, несколько дней пребывавшее в полном пиздеце из-за всего, что на нее навалилось, просто не выдержало финального босса — двух блядских, бесстыжих пидорасов, один из которых чуть ли не в кошмарах ей снился. Из-за превышения уровня разврата и распущенности сердце благополучно сделало последний финт, после чего отказалось работать насовсем. — Ларри, харе, бабка походу откинулась. Ларри, у которого мозг поплыл от количества адреналина, гормонов и другой чуши в его организме, чувствовал себя так, словно шарахается в густом тумане. Его руки безвольно обвисли, соскользнув по чужому телу, после чего Сал мгновенно выскочил из его объятий и, подобрав нож, вприпрыжку приблизился к Пакертон. — Вот скотина. Он задумчиво постоял над трупом, недовольно потыкаев его краем ботинка, нахмурился и сел рядом с ней на корточки. — Реально сдохла. Это нормально по ее мнению? Эй, да ладно, вставай, что за хрень… Ларри, эту каргу надо откачать. Что с ней вообще? Ларри с силой хлопнул себя по щеке и наконец-то вернулся в реальность. Оказалось, что их мало того, что не зарезали, так Сал еще и пытается возвратить бабку к жизни. Никто из них не умел делать непрямой массаж сердца, но Салу было искренне похуй умеет, не умеет — он перевернул тело и несколько раз с силой надавил на грудную клетку. Послышался странный, надрывный хрип, тело старухи даже напряглось на мгновение, но тут же обмякло, теперь, кажется окончательно. — Походу, ты ее добил, — заметил Ларри, не желавший слишком близко подходить к трупу и проверять, что там с ним. — Ну давай, думай что-нибудь тоже, подсказывай, бля. Она типа насовсем умерла? — Обычно так и происходит. На чуть-чуть редко у кого получается. — А-а. Сал не заметил сарказма в его голосе и искренне расстроился от того, что единственная ниточка, ведущая к проклятущему логову сектантов, взяла, и так по-идиотски оборвалась. Он поскрипел зубами от досады, но вдруг до него дошла одна радостная мысль. — Мы все еще можем разбудить дедушку! Допросить его, а потом прикончить самим. Должна же какая-то радость мне достаться. Ларри, быстрей, а то и он откинется! Эти дедушки, они, такие, знаешь, шустрые, когда не надо… Повертев тесак в руках, Сал направился к нужной комнате, но Ларри, испугавшись перспективы реального убийства, вовремя перехватил его и просто поднял в воздух, изо всех сил стараясь удерживать на месте это несносное существо. — Да ты совсем охуел, блять?! — Салу, ясное дело, такие приколы со стороны Ларри не понравились. — Сал, я серьезно, мы не будем убивать человека. — Сектанта! — Завопил Салли, задвинув ногой куда-то, куда не следовало, но Ларри, собрав всю волю в кулак и стараясь не заныть от боли, оттащивал Салли дальше от комнаты. — Он точно сектант, у них всегда так! Семья сектантов, папа сектант, мама сектант, сын тоже, сестра… Ну ты понял. Это не касается только Лестера, остальных мочить надо! Пусти, блять. Эшли, появившаяся на пороге, была в культурном шоке не меньше, чем бедная Пакертон пятью минутами ранее на этом же месте. Сердечко Эшли, в отличие от старых и немощных, было еще вполне рабочим, так что ей удалось понаблюдать, как Ларри, ухватив Салли поперек, старался держать его на месте, пока тот, словно разъяренный ебанутый кот с мусорки, пытался вцепиться посильнее, а потом дать деру. Все это сопровождалось их яростной перепалкой. — Сал, на две секунды! — В прошлый раз, когда ты попросил мои две секунды, ты засосал меня на две минуты, отцепись уже, иначе я тебе что-нибудь сломаю, — зашипел Салли, но в следующее мгновение резко успокоился, чем сильно удивил Ларри. Он уже было подумал, что здравый смысл победил, но дело было вообще в другом. — О, Эшли, ты что-то долго. — Эшли? — Ларри наконец оглянулся на входную дверь и действительно заметил Эш, которая откровенно не знала, с каким лицом ей смотреть на все это. Ларри даже не заметил, что Сал как-то странно перехватил его запястье, и зря, потому что через секунду он почувствовал резкую боль, из-за чего рефлекторно расслабил руки. — Не бойся, связки в порядке будут. Полчаса поболит и пройдет. — Пояснил Салли, не заморачиваясь на этот счет слишком сильно. — Зараза ты. Хорошо хоть левая. — Ну, правой ты рисуешь и дрочишь. Ларри с этим мог лишь молчаливо согласиться. Эшли недоверчиво приподняла бровь, наблюдая за этими двумя. — Мои хорошие, может расскажите, что с Пакертон? Про остальное спрашивать не буду. — Она заметила в руке Сала тесак и на секунду испугалась, что тот не сдержался из-за постоянных унижений со стороны Пакертон и в попытке восстановить всеобщую справедливость случайно соскользнул на коварный путь личной мести. Но на лезвии не было крови, так что… — Вы же не убили ее? — К сожалению. — Со вздохом ответил Сал, а затем кивнул на труп. — Она сама откинулась, но у нее еще остался дед в каморке. — Живой пока что, получается? — Пока что. Он типа овощ. — Подтвердил Салли. — Так, ребята, действуем по обстоятельствам. Пока что никого не добиваем. У нас уже одна подозреваемая мертвая. Ларри нахмурился и с неохотой пояснил: — Не подозреваемая. Она реально сектантка. Убивала людей, и походу что-то использовалось для ритуалов, что-то в фарш. У нее тут морозилка со всяким. Лицо Эшли вытянулось от удивления. Когда она лично увидела эту самую морозилку, то лишь нахмурила брови и скривила губы. — Ебать она конченая. И что, нам вот это вот в столовке подавали покушать? — Да ладно, подавали, половина народу это и не ела. — Вставил Ларри, держась на расстоянии от кишок и мяса. — Сал, тебе норм, кстати? — А что ты мне предлагаешь? Поковыряться у себя в желудке теперь? — Спросил Салли, раздражаясь из-за такого глупого, по его мнению, вопроса. — Еда — это еда. Не нужно об этом много думать, чтобы понимать такие простые вещи. — Ты же не мог знать, — Эшли не совсем была уверена, правильно ли поняла его слова, но решила, что Сал не имел ввиду ничего странного. На самом деле, действительно не было даже самой возможности понять, что колбаса сделана из человечины, так что возмущаться или удивляться тому, что кто-то мог хотеть есть это, Эш не могла. Сама ведь тоже пару раз ела. В общем-то скорее всего каждый в школе попробовал эти странные бутерброды хоть раз. Затем они прошли в комнату, где располагался мистер Пакертон. Спит он или в коме — никто не знал. Железная махина рядом с ним напоминала аппарат жизнеобеспечения, но на самом деле они не быть уверены так это или нет. Нужно было как-то проверить, попытаться растормошить это тело. Эшли вспомнила противное, жутковатое ощущение, когда ей пришлось касаться отца Салли, чтобы перевязать его руки. Она рефлекторно сжала руки и спрятала их за спину, отступив на полшага от кушетки. — Что ж… наверное, он в коме, не думаю, что у нас что-то получится… — Похуй, погнали. Голос, конечно, принадлежал Салли. После нескольких попыток расшевелить старика ничего не получилось. Даже параметры на экране аппарата не поменялись. Проще говоря, Сал опять остался ни с чем. У него разве что впервые появилось подтверждение существования секты именно в этих стенах и того, что их деятельность до сих пор не прекратилась. — Если он в коме, то мы ничего не можем с этим сделать. — Ларри пожал плечами, наблюдая за бесплодными попытками Салли добиться хоть какой-то реакции. — Придется оставить его так. Может, полицию все-таки вызовем? Сал поморщился, но спорить не стал. Он недовольно обошел кушетку и нерадостно посмотрел на аппарат жизнеобеспечения. Эшли в целом была удовлетворена разгадкой странности колбасы, а остальное ее не особо впечатляло. — Да, лучше так его оставить. Главное больше ничего не трогать. Провода от этой штуки особенно. Так-то может, его еще можно спасти… Раздалось странное пиканье и экран с показателями жизнедеятельности погас. Сал обернулся на Эш, держа в руках провод. — Этот не трогать? — Ага. *** — Так значит, вы пришли сюда по просьбе самой миссис Пакертон? Все трое? Старенький, добрый на вид полицейский опрашивал их прямо посреди коридора второго этажа. Сал говорил за всех, а еще, чтобы выглядеть более менее прилично, опять нацепил маску. Врать было легко, а поскольку убийства не было — врачи подтвердили, что Пакертон умерла от сердечного приступа, то все трое избежали серьезных последствий. — Мы отстаем по математике, она согласилась позаниматься с нами. Ну, в особенности со мной. Я до сих пор не понимаю, что с этой таблицей умножения делать. Полицейский покивал, очевидно, не ожидая ушлых умыслов от подростка, который выглядит, как фрик, да и сам по себе, кажется, туповатый. — Вам сегодня повезло. Кто бы мог подумать, что серийной убийцей окажется милая учительница в таком почтенном возрасте. О-хо-хо, ребятки, будьте осторожней. Затем в конце коридора со стороны лестничной клетки появился еще один полицейский, который о чем-то ворчливо спорил со своим коллегой. Он что-то буркнул в качестве приветствия остальным следователям, которые прибыли раньше него, а затем его взгляд тут же зацепился за Салли. — Эй, морда, опять ты вляпался в какое-то дерьмо? — Нет, сэр, просто проходил мимо. Неадекваты повсюду. Кто ж знал, что наша милая старуха Пакертон окажется маньячкой? Полицейский нахмурился, его усы забавно пошевелились. — Не хочется пугать вас, дети, но есть подозрения, что эта ваша Пакертон не просто какая-то рядовая маньяка. Дело тут может быть куда серьезнее и запутаннее, чем кажется. Уж в этот раз я не упущу след этих треклятых… Последние слова он умудрился и пробубнить, и проглотить, и прожевать, но внятного ничего там не было. Наверное, не хотел материться при детях. Ну или выдавать тайны следствия. По итогу всего этого мероприятия Сал был разочарован, потому что у него совершенно не было нормальных зацепок по поводу секты, да и особым умом он никогда не отличался, так что допереть до чего-то самому — задача непосильная, да и вообще все взяли и умерли. Выбить ответы он смог бы с легкостью, было бы у кого. Под конец дня троица собралась в его квартире и Эш почему-то обрадовалась, когда узнала, что отец Салли все еще госпитализирован и находится на лечении. Сталкиваться лицом к лицу с ним не особо хотелось. И обсуждать случившееся тоже. Никто из троицы в итоге не упомянул Генри Фишера, даже из вежливого беспокойства, да Салу, казалось, это и не нужно было. Зато появилась другая, более актуальная тема. И Эш было посрать на тактичность, перебьются как-нибудь. — Ребята, а что за хрень между вами двумя? — Какая хрень? — На лице Салли, вновь свободным от маски, появилось искреннее удивление. — Все нормально, а что? — Вы целовались? Если я правильно поняла? Может, это не мое дело, но я хочу быть хоть немного в курсе, раз уж вы мои друзья. Ларри почувствовал, как у него горят щеки, и впервые обрадовался тому, что на его смуглой коже это не будет так заметно. — Это не то, о чем ты подумала… — А что это было? — Сал включился в обсуждение так, словно сам не был участником, чем застал Джонсона врасплох. Ларри осознал, что он реально лох, и влип, и этот разговор был очевиден, но в моменте он разучился думать и вообще похоронил себя в двести одиннадцатой, когда Пакертон начала долбиться в собственную дверь. Но он уже научился не умирать от собственного кринжа. — Ой, блять, ну было и было. Захотелось, поэтому поцеловал. Никто же от этого не умер. Ну, кроме Пакертон. И ее мужа. Можно, конечно, посочувствовать тем бедолагам, которые пошли на фарш, но это уже не наша вина. Сал посидел с каменным лицом, а затем заржал, от души хлопнув Ларри по плечу. Тот, правда, чуть не потерял равновесие от проявленной дружелюбности. — Действительно, вышли на хорошую концовку. Ларри понял, что спизданул что-то сомнительное относительно общепринятой системы моральных ценностей. Это если судить по приподнятой брови Эшли. А если судить по заливистому смеху Салли, то это конечная.