С последнего необычного инцидента, а именно странного и пугающе реалистичного сна, прошла уже неделя, серой и довольно обычной жизни, что к слову, безумно нравилась Антону. Спокойные деньки, о которых он так мечтал, мирное время, что казалось чем-то необычным, да настолько, что сам Антон, не мог заставить себя верить, в реальность этого.
Не смотря на личное спокойствие и безмятежность, Антон не мог не замечать событий, что происходили с городом, в котором он и жил. Спустя два дня, после той драки, на школьной доске объявлений, появилась новая и довольно пугающая заметка, что заставило школу болезненно оживится, будто умирающего зверя, от мощного удара током. Семён Бабурин, что был самым мерзким и ненавистным для Антона одноклассником, пропал. Он не просто прогуливал школу, нет, он именно что пропал, и что-то подсказывает Антону, что уже не первый день, просто полиция не хотела браться за него, отнекиваясь и говоря что надо подождать 48 часов, чёртовы бездари и пьяницы, что не желают выполнять свою прямую обязанность.
Не смотря на почти всеобщий ужас и непонимание, Антон был другим, он радовался этому, радовался со всеми теми не многочисленными людьми, коих так сильно раздражал и ненавидел Семён, они всё радовались и смаковали этим моментом, словно это их личный маленький триумф, что вызывает чуть ли не физический оргазм и наслаждение, такой силы, что даже колени начинают дрожать, а мышцы ног и таза, сводят приятной судорогой и покалыванием.
Не смотря на этот, невероятно приятный факт, окружение, будто начало ещё сильнее отстраняться от него, пытаясь сделать вывод будто его не существует, будто в школе нет новенького, что за день до пропажи Семёна не участвовал с ним в конфликте, настоящей пропажи, а не официально как на заявление, ведь всё понимали, когда именно он пропал. А на следующий день, не пришёл весь избитый и драный, как и дружки Семёна, в отличие от их главаря. Всё понимали это, все знали и обсуждали это между собой, стараясь не подавать виду. Некоторые справлялись, а некоторые будто специально хотели, чтобы объект их сплетен знал об этом, чтобы он был готов к тому, что с ним будет, когда эти слухи распользуться дальше этой прогнившей школы. Однако Антон, будто и не желал их слушать, предпочитая игнорировать, за что явно потом будет проливать горькие, и такие едкие слёзы для него, что будут обжигать его лицо, заставляя кричать в агонии и мучение, словно от кислоты.
Но не смотря на это, Антон действительно был по настоящему счастлив, счастлив тому что всю эту неделю, он проводил с Софией, девушкой лисицей, что своим видом и телом антропоморфной лисы, должна была напугать его, оттолкнуть и заставить бояться как огня. Но вместо этого, он начал тянуться к ней сильнее, словно влюблённый идиот, что потерял голову от романтики и любви, хотя что значит, «словно»?.. Как бы то не было, он радовался каждой секунде того время, что в его жизни был этот огненный ураган, что срывал с него всякие негативные мысли, ненависть и проблемы, что преследуют его всю его жизнь. Он был рад, настолько что будто алкоголик после завязки, тянулся к ней как к дорогой и прекрасной бутылке элитного алкоголя, с ярко оранжевой упаковкой. Его беспокоил лишь один момент, того что она обещала ему, показать ему, свою семью, что по её словам, была как она. Хоть Антон и явно напрягался от этого, однако в душе ему что-то словно говорило, что он должен радоваться и считать дни, до того момента, пока они встретятся.
Однако, ничего не могло длиться вечно, и новый день, с новыми событиями, резко заставил вспомнить Антона, за что именно, он так сильно раньше ненавидел каждую секунду своего существования, что не тянула на полноценную жизнь, как у других людей…
**********
В дали от природной границы, между Тайгой и посёлком, что была образована мелкой речкой, что отделяя исполинские ели, с хаотичными и толстыми ветками, от аккуратно выстроенных домов, построирых с явным архитектурным замыслом. Такая картина, сильно играла на контраст, между диким и грубым нравом природы, и жестоким, холодным человеческим расчётом, что порой кажется, является намного более ужасным и мрачным зрелищем, чем простой, но от того не менее жестоким, природным порядком. В глубине же самой Тайги, сидел не замысловатый, и ничем не примечательный подросток, в тёплой куртке, на удивление без перчаток в лютый мороз, и в шапке с надписями «Спорт». Одежда старая и явно не в лучшем состоянии, подтертая и явно не один раз она была вынуждена терпеть чуть ли не «смерть», однако ловкие манипуляции с тканью, поролоном и прочими инструментами, помогали вытащить её, с «того света». Мальчишка сидел у корней дерева, подложив под свой зад собственный портфель, он не хотел простудить себе почки или любую другую часть тела, не хотел испытывать судьбу и проверять уровень медицины в этом всеми богами забытом и лишённым надежд городке, не хотел рисковать остаться на больничном режиме, оставаясь в четырёх стенах, с теми отбросами человеческого вида, что зовутся его родителями, он не хотел рисковать, остаться с ними один на один… Но больше всего, он боялся, что останется один, совсем один, лишь наедине со своими мыслями, пороками, тараканами и демонами, что даже сейчас пытаюсь вывернуть его нутро наизнанку, заставив его из-за всех сил орать, пытаясь разодрать свои голосовые связки, заставив себя истечь кровью, чтобы он ощутил холод, такой что после себя, не оставит место другим ощущением и эмоциям.
Он не желал этого, знал что этот выбор не его, а лишь его демонов в голове. Он сидел тихо, стараясь даже не издавать звука, но громкие вдохи и выдохи, что сопровождались большими и глубокими затяжками, тяжёлого табачного дыма, что он вдыхал через раковую палочку, шумно выдавал его, сопровождая тяжёлое хриплое дыхание, заметным дымом, что даже сейчас, не могло сойти за зимнее дыхание. Яркий и резкий табачный запах, пропитал его всего, отбивая даже сильный еловый запах, что был у него, только при входе в животное царство.
Судя по горстки окурков, что были рядом с ним, это была далеко не первая раковая палочка, и далеко не в первом десятки. Сам же подросток, прикрывал глаза одной из рук, держа уже изрядно замученный сигаретный фильтр, второй рукой. Кажется, это последняя, и тот уже неизвестное количество времени, просто курил фильтр, ощущая как жёсткий дым, будто состоящий из сотни тысяч, металлических песчинок, разрывал его изнутри. Сначала губы, потом внутренности рта, глотку, трахею, а в самом конце, он будто белый фосфор, выжигает его лёгкие изнутри, заставляя его сжиматься всем телом, желая исторгнуть из себя, подобный, неприятный и болезненный дым. Но он лишь держит его в себе, и лишь ощущая то, как его лёгкие в ещё большей агонии сжимаются, из-за недостатка кислорода, тот выдыхает углекислый газ, вместе с дымом, давая себе и своему телу, новую порцию кислорода.
Антон почувствовал, как кто-то щёлкнул пальцами по сигарете и отбросил её вперёд, оставляя парня без фильтра в руках. Вместо неё в руке почувствовалась мягкая шерстяная лапа той, что держала его в объятиях, что гладила его в фантазиях по всем интимным местам, но сейчас она лишь ткнула ему в щеку носом и отстранилась.
─ Кто-то снова убил лошадь каплей никотина? Я снова вижу, что кто-то играет с судьбой и прямо кричит, что он здесь, и его нужно забрать~ — Антон же, опуская руку со своего лица, и смотря на свою собеседницу, красными и явно уставшими глазами, заметно начал дрожать, словно вместе с фильтром, у него исчезли последние силы, чтобы сдерживать все эмоции, что давно бурлили в его маленькой черепной коробке. Он сжал челюсть, смотря на Софию будто загнанная в угол птица, со сломанным крылом, жалобно и с мольбой. Сильнее всего, дрожали его плечи, словно на них была тонна невидимого груза, что давила на него сверху вниз. Прижимая его тельце к земле, припорошеной снегом. Лиса не ожидала, что то, что ей будет видно в первые минуты их возобновившегося общения будет настолько убитый вид Антона и она быстро отпустила его и переметнулась к его лицу и присела, положив лапы на его колени. ─ Тоша, что случилось?! — Явно будучи выбитой из равновесия такой картиной, она заметно начала волноваться и забыла про то, как она обычно себя ведёт и берёт руки мальчишки в свои и греет их. ─ Они ледяные…
— Прости… Надеялся что ты меня здесь не найдешь… Надеялся… Не хотел чтобы яркий огонёк под твоей шубкой, видел мою подлинную и слабую физиономию… — Голос дрожал, а красные и набухшие глазницы, будто плавятся изнутри, сдерживая кислоту что по ощущениям, была у него вместо слёз. Руки подростка, действительно были ледяными, даже синими, кажется получив лёгкое обморожения, а кожа потрескалась, будто при тяжёлой болезни, что символизируют безнадежность пациента.
─ Ты так окружение провонял, что тебя не найти было невозможно…
— Прости… Сильно воняю табаком?.. — В голосе лисицы, был вагон недовольства, но его перебивал и отдавал на второй план, словно истошный вопль переживания за Антона. А голос и взгляд Антона, словно плыли куда-то и становились более тусклыми, оповещая собеседницу, о том что подросток, будто медленно лишается разума, из-за чего, он будто наркоман под приходом, старался выдавливать из себя хоть какие-то звуки, чтобы те делали подобие слов.
— Замёрзнуть насмерть?.. Звучит так интересно, мне бы наверное понравилось… — Заметно, что Софии было не очень приятно ощущать настолько сильный запах дыма, но она начала пытаться взять его на руки и куда-то унести, пытаясь помочь Антону в этот момент.
─ Что-же с тобой, Тоша, произошло… — София ощущала, словно израненный зверь, Антон сжался на её руках, будто из-за острой боли по всему телу, сжимая руки в кулаки, из-за чего и без этого сухая кожа, начала растягиваться и трескаться, покрывая руки длинными кровавыми следами, от разрыва сухой кожи. Ощущался он, довольно лёгким для ребенка его возраст, а через куртку и рубашку, чувствуются тонкие, будто птичьи кости. С определённой периодичностью, Антон сжимался и разжимался, словно от волн неприятных и ужасно сильных ощущений.
— А что могло?.. Просто милая и добра беседа, с доблестными защитниками порядка в городе… Они так мило общались со мной, мне даже неловко было… — Антон ощущал, как лиса медленно шла куда-то вглубь леса и грела ребёнка собой, как получилось. Она хрустела снегом и оглядывалась, будто искала кого-то, но фыркнула и просто шла по своему пути.
─ А мы с Волком построили иглу… Думала, там посидим, поболтаем, я вас так хотела сегодня познакомить…
— Ты так часто говоришь о них… Будет печально, первый раз появиться перед ними в таком положении… Наверное, я сейчас так жалко выгляжу… — Тихий, едва заметный смех, что заставляет его тело ещё сильнее и более болезненно сжаться, словно рёбра, болезненно сжимали его лёгкие, прокалывая и заставляя его истекать кровью изнутри.
─ Молчи! — Раздался грозный рык лисы, полный переживания и страха за ребёнка на её лапах.
— Ну почему же, мне сейчас так хорошо… Меня лиса несёт вглубь леса… Только так холодно… Но ты рядом, это так греет душу и тело… — Голос стал тише, едва слышимый, будто даже обычный ветер способен перекричать его. Антон едва мог увидеть, как лиса внесла его внутрь большого снежного здания, похожего на иглу древних народов пигмеев, и положила на снег и села рядом, внутри было даже тепло и явно они были не одни, но второй зверь сидел тихо и лишь смотрел на них. Антон медленно моргает, будто веки смазаны мёдом, и каждое движение ими, является непосильным трудом для него, словно каждая клеточка его тела, медленно выжимает из себя все соки, стараясь держать измученный разум а сознании. Губы двигались, словно он говорил что-то, но это было настолько тихо, что даже звери со своим слухом, не могли расслышать ничего. Лиса гладила его по голове и надеялась, что тот начнёт греться, а второй зверь показал свою морду и посмотрел на Антона. Резко и дергано раздался голос второго зверя, что до этого молча наблюдал за ними.
─ Р-р, что с ним? — Рачаший голос, тут же выдал его владельца, Волк что был самым гиперактивным из всех зверей, точно не мог сдержать энергию, даже в обычных словах, при разговоре.
─ Дурак он редкостный… — При очередном движении век, Антон не стал их раскрывать, держа глаза закрытыми. Тело резко расслабилось, а руки что продолжали до этого момента сжиматься в кулаки, так же медленно расслабились, переставая расширять и так, не маленькие раны на руках. Он будто в горячке, открытые участки тела, были алыми, словно горели изнутри огнём.
─ Мы ему не поможем… Его надо вернуть родителям.
─ Хочешь идти к его дому? Тебе же там не нр-равилось. — Удивлённо спросил Волк, не думаю над ситуацией не на секунду.
─ Ему плохо, очень плохо, Волчок. — Немного отодвинув голову, Антон раскрывается, из-за чего на его шеи, видны чуть ли не фиолетовые следы больших рук, на худой подростковой шее. Он медленно переворачиваясь так, чтобы принять позу эмбриона, прижавшись ногами к животу, а руками обнимая себя за шею, будто стараясь принять положение, в котором по нему будет сложнее ударить. Только сейчас, присмотревшись повнимательнее, София могла заметить, что его ногти, будто были другого цвета. Волк смотря на Антона, перевёл свой взгляд на лису и отрицательно покивал головой. И София обняла парнишку и греет собой, взяв его руку и смотрит на ногти. Глубокий и тёмный синий цвет, настолько насыщенный что кажется что местами он переходит в фиолетовый оттенок, словно ему их накрасили, но кто бы стал этим заниматься? Больше похоже, на кровь что успела свернуться, словно он сильно прищемил их дверью, все 10 сразу, и явно поочередно, или, ему в этом доблестно помогли те, кто с ним мило и ласково беседовал. Лиса стиснула зубы и взяла его руки в свои лапы и греет их, начиная прижиматься к парню и подумывать, что это с ним сделал отец и немного злиться на его семью, за ужасное обращение с Антоном. Даже через не самый большой слой одежды их обоих, София не могла почувствовать пульс Антона, словно его и никогда не было, словно перед ней, лишь изрядно замученная кукла, что явно была в руках извращённого ребёнка, что явно не сдерживался, и не скупился на изобилие, методов своего развлечения, имея явно богатую фантазию. Лиса немного трясла и переминала лапами по рукам Антона, ища намёк на пульс и тихо поскуливала, а Волк сел ближе к лисе и гладит по спине шубы. Задрав рукава на его запястьях, София всё же увидела, что прятал Антон под ними. На его запястьях, били сильные и глубокие следы от металлических наручников, в некоторых участках, где должны быть следы, была грубо содрана кожа, а в добавок ко всему этому, поверх них, были ожоги, что были будто варварским и садистским решением, как не дать бедолаги истечь кровью, и видимо не запачкать себя и одежду. Закрыла глаза и прижав Антона к себе, лиса продолжала скулить и отогреть парня, сильно не желая идти к людям, а Волк покинул их, оставляя их лишь вдвоём. Антон отключился, слабый пульс, и будто полное отсутствие дыхания, слабо давало понять, парень жив, но истощения и избиение, слишком сильно ослабили его организм, а стресс и нервы, что он до этого момента скрывал, всяко не давали подростку, большой пользы. Он слабо прижался к лисички, будто инстинктивно ища тепло.
Прошло больше 8 часов, на деревню уже полностью опустилась ночь, многие дома уже пошутили весь свет, предпочитая отдаться в царство Морфея, откладывая все проблемы и заботы на завтра. В доме Петровых же, были свои события, но ясно одно, сына, не отец не мать, явно не ждали, даже не думая о нём, предпочитая забыть про него полностью. Сам же подросток, медленно открывает глаза, не ощущая ничего, будто все чувства, полностью атрофировались. Однако, с каждой секундой, его тело словно просыпалось, принося вместе с этим, дикую, жгущую боль по всему телу, заставляя его чувствовать настолько яркие и сильные ощущения, что он буквально за пару секунд, начал болезненно стонать и мычать, начиная тихо рыдать, пачкая шерсть Софии, горячими и горькими слезами. Он никогда не ощущал подобного, настолько острая и сильная боль, от макушки и до ногтей на его ногах, настолько острая и сильная, что словно острым скальпелем прорезает его кожу на голове, медленно снимая скальп, словно индейцы, что измываются над англичанином. Лиса открыла глаза и смотрела на Антона, начиная нежно его обнимать, даже не подозревая, что своими касаниями, она приносит парню лишь большее количество боли и страданий.
─ Ш-ш-ш… Тоша, я здесь. — Раздался тихий, нежный и полный заботы и переживания голос лисички, что был единственным, что приносило парню, хоть немного спокойствия и удовольствия, в этой неприятной и отвратительной ситуации. Антон выгибается, стонет и продолжает тихо рыдать, слабо обнимая Софию, прижимаясь к ней. С каждой секундой, рыдания становятся всё громче и сильнее, медленно перерастая в истерику. Лиса была довольна и тем, что Антон очнулся, от чего лишь гладила того по спине и расслабилась, начиная фырчать. Продолжительное время, Антон просто рыдает, срываясь на крик и скулеж, выдавливая из себя всё слёзы, что накопились у него за долгое время, не сдерживаясь, показывая Софии всю свою слабость. Это длилось долго, действительно долго, пока Антон не начал медленно и постепенно, становиться всё тише и тише, начиная просто тяжело и глубоко дышать.
— Я не хочу быть сильным… Я просто хочу быть счастливым…
─ Будь счастливым, всю силу буду делать я… — Некоторое время, Антон просто шмыгал носом, собираясь в кучу. Постепенно, его дыхание стало более спокойным, хотя всё таким же слабым. Медленно поднимается, продолжая обнимать Софию, прижимается к ней, однако он задрал глаза, смотря в её, ярко жёлтые, хищные глаза. Просто молчит некоторое время, пытаясь хоть как-то мыслить трезво, собрав мысли и мозг в кучу.
— Нет… Точно не одна, я не смогу позволить… Я ведь видел и чувствовал, когда ты делаешь всё один… Не позволю… — Лиса обнимала Антона и дальше, смотрят в ответ в его глаза.
─ Я вижу у тебя в глазах небо.
Глаза были мокрыми, после недавней истерики, что будто выжила из него всё что только можно было. Он был ватным, будто и вовсе не отдыхал, но было нечто неуловимое, нечто такое, что до сели не было в его взгляде, тонкая ниточка, что словно тянулась в глубины его подсознание. Он смотрел в глаза Софии, одаривая её подобным сведением, словно давая странную загадку, меняясь с ней ролями, выступая сейчас, лишь как слабый, и нуждающийся в помощи ребёнок.
— А я хищника, что кажется ужин в лапах держит… — Лицо парня медленно, и будто через усилия исказилась в улыбке, радостной, хоть и уставшей и грустной.
─ Ужин нужен тебе. — Спокойной, но с сильной заботой ответила лиса.
— Ха… Я не голоден… Правда… Я кажется, не чувствую своё тело… Сначала было очень больно, я словно ребёнком опять стал, в первое избиение отца… А сейчас так легко стало, словно это и не моё тело избитый кусок фарша.
─ Врёшь. — Голос Софии был твёрдым и ровным, но лёгкая дрожь, всё же выдавала её эмоции.
— С чего мне врать сейчас?.. — Не смотря на возраст, жизненные обстоятельства и недавнюю ситуацию, он явно не мог нормально врать, либо София, спокойной читала его, словно открытую книгу.
─ Почему тебя превратили в фарш? — Лиса явно была недовольна и раздражена, но не на Антона, так как гладила его так же нежно и прижимала к себе.
— Я всю неделю после пропажи Семёна, проподаю в лесу, как и до… По школе пошли сплетни, что конкретно в этом, могу быть замешан я… Сама посуди, троица дебилов меня в лесу догнала? Догнала. Драка и конфликт были? Были… На следующий день та троица была в школе? Нет… А я был… Пошли сплетни, что я поехавший тихий маньяк, что виноват в пропажи одного из моих обидчиков, а тот факт, что я живу где-то в пизде леса, не добавляет оптимизма… Городок как я понял, чуть ли не село, поэтому пожалуйста, наверное всё уже окрестили меня маньяком, что убил того уебана… А если все думают что я маньяк, значит они правы… Правда прекрасная логика?.. Вот и блюстители закона, так же подумали… — Слова иногда путались и повторялись, словно ему было сложно говорить и формулировать мысли. София лишь смотрела на Антона и утробо рычала, из-за злости и бессилия.
─ Да пусть вся их деревня на корм пойдёт. ─ Антон в ответ, лишь тихо рассмеялся.
— Признание кстати, так и не выбили… Зато теперь, у всего полицейского отдела, есть фотки голого, избитого, плачущего подростка, в школьном кабинете, рядом с двумя полицейскими… Наверное они очень гордятся собой…
— (Свиньи, это лишь моё…) — Подумал это, София закрыла глаза и фыркнула.
— Обещали распространить по всему городу… А как я понял, про то что такие фотки есть, знает уже вся школа… И наверняка даже больше… Ебанная стерва… А я ведь и правда считал её подругой…
— Ты о ком, Тоша?
— Говоришь так, будто убить её собираешься… — Тихий смех, после которого парень тихо и болезненно простонал. — Помнишь я говорил, что среди всего блядства, была одна нормальная девушка?..
— Да, помню, Тоша. — (Ты с ней терся, как я могла не помнить)
— Меня переебали… По итогу, именно она и сделала так, чтобы всё так и пошло… Понятие не имею, зачем и почему… Похоже, смеха ради… Смешно, но похоже, в моей жизни была лишь одна пушистая и честная женщина…
— Мне с ней поговорить? — Тихий смешок, пока ватное тело Антона, медленно старается встать, хотя-бы на колени, держать за тельце Софии.
— Ты её убить собралась там?..
— Женский разговор, убивать не будем. — Желудок Антона, всё же не выдержал, и перед тем как тот успел хоть что-то сообразить и сказать, он заурчал. А сам его хозяин, от неожиданности лёг обратно на пол, стараясь не сгореть на этот раз, от смущения.
— Мне кажется, что от вида незнакомки в «маске» лисички, она крышей поедет…
— Это меньшее, что её будет ждать.
— Ты меня пугаешь, милая… А сколько… И где я?..
─ Глубокая ночь, Тоша. Я тебя принесла в иглу, что с волком построили.
— Ах… Ночь… Иглу… Волк?.. Он меня видел в… Не самом лучшем состоянии… Стыдно перед ним… ─ Проскулил Антон.
─ Тебя только это волнует? ─ Начала дёргать ушами от гнева София
— Мне просто стыдно… Похоже, я заставил вас слишком сильно напрячься…
─ Не ты, а я.
— Меня даже привилегии заботы лишили. — В туже секунду, словно по команде режиссера, Волк заглянул внутрь и тихо прорычал, обращаясь к Лисе.
─ Лиса, идём. Мы с Совой приготовили ему поесть. — Посмотрев на него, Лиса покивала головой и вздохнула.
─ Не зря запомнили домик в лесу. — Антон старается медленно встать самостоятельно, но слишком он слаб, а конечности продолжают трястись, а сам он, кривиться от боли. София помогает Антону встать и идти из иглу, через пару метров они сели у костра с котелком на нём с подпорками из толстых и сломанных палок, Волк даёт лисе тарелку с мясным супом и она берёт ложку в лапу, черпает и дует, чтобы остудить кипяток. Антон лишь поправляет свои окуляры, смотря на зверей что сидят рядом. Он явно не слишком хорошо соображает, но из-за всех сил старается держаться свой разум в сознании. Рядом с Антоном и Софией, сидела троица остальных зверей, Сова, Волк и Медведь. Первая внимательно и с изучающим взглядом смотрела на него, пока Медведь лениво валяется на земле, теребя себя за бинты на лапе. Лицо и всё открытое тело Антона было красным, а кожа начинала слазить с него, что вызывала большое раздражение и боль.
— Простите, что так выделяюсь. — Понимая, что похоже он самый выделяющий из них, и вспоминая стандартную реакцию на это, он решил сразу же извиниться, понимая насколько же он возможно им отвратительный. Однако, зверята лишь удивлённо наклонили голову, не понимая за что он извиняется. Первая, решает подать голос Сова.
─ У-у, а тебе не больно? Это заживёт? — Не смотря на то, что они впервые в жизни видятся, её голос был обеспокоенным, и даже заботливый.
— А… Заживёт… Я просто потерплю, как всегда… — Антон не ожидал, что услышит в свой адрес, хоть что-то кроме порицания и негатива, за его отличие от них. Он был удивлён, будто такой реакции, просто не могло быть.
— Кушай. — Раздался голос Софии, и она протянула ко рту Антона ложку, полную странного варева. Он посмотрел на Софию, и хоть это не видно, но смутился.
— Софи, я ведь и сам могу… Правда…
─ У самого у тебя сейчас лишь лицо облезет. Не став спорить и отпираться, Антон послушно открыл рот, беря ложку в рот, глотая её содержимое, приятно удивляясь его вкусу, а затем отпуская уже пустую ложку.
— Ты не обязана ведь…
─ Мы хотели игр-рать, но мы испугались за тебя. — Раздался рычащий голос Волка, но не смотря на это, даже он был доброжелательным к нему, проявляя заботу. Антон же, смущённо и стыдливо опускает глаза на землю.
— Простите меня… Я так много проблем для вас создаю, и это ещё первое знакомство…
─ Ешь сначала. ─ Вновь строгий и одновременно заботливый голос Софии, что протягивает снова еду. ─ Пока у тебя желудок не начал есть себя. — Тихий смешок служил ответом, от Антона.
— Глотать немного больно… — (Неужели я наконец-то умер? Если это и есть мир после конца, то надо было сделать это раньше). — Продолжает есть, послушно принимая еду из лап Софии. — Простите, а кто готовил?.. — В ответ на это, Волк быстро и резко поднял лапу, виляя хвостом. — Спасибо, очень вкусно… Хотя я даже не знаю что это… Спасибо, Волчонок? — Понимая, что не знаю как ему нужно обращаться, он внимательно посмотрел на него. Волк лишь, опустил лапу и несколько раз кивнул, продолжая вилять хвостом, начинает ёрзать на месте своим тазом, словно его зад чешется.
─ Я же говорила, имена это глупо и бессмысленно.
— А давать себе ярлык, в честь животного, это очень умно? — Лёгкий смех, раздался на свой же комментарий. — И тебе же я дал имя, милая…
─ Ты сам захотел дать мне имя.
─ Нам и так удобно, у-у. — Угугнув, подтвердила Сова. София же, лишь внимательно смотрела на Антона, виляя кончиком хвоста.
─ Выглядишь вкусным.
— Если хочешь съесть, пожалуйста сделай это быстро. Хоть что-то полезное за жизнь получится сделать.
─ Тебе лишь бы тебя покусала лиса. — Антон, лишь улыбнулся на такое.
— Не бешеная, а значит могу нарываться. Мне будет хоть приятно.
─ У кого-то настроение поднялось.
— Меня не назвали человеческим уродом, хотя я здесь единственный, кто отличается от вас… Почему бы и не насладиться нейтральными, или даже положительным отношениям ко мне? За всю жизнь такого не было, и… Тут ты, так что настроение всяко лучше будет… Лиса, даёт плюс десять в удовольствию в компании…
─ У-у, а зачем нам над тобой издеваться? — Антон перевёл взгляд на Сову, удивлённо смотря на неё. — Я отличаюсь от вас, а вы так добры ко мне… Лучше любого человека, что был в жизни… И я не знаю зачем… Чтобы получить удовольствие… Наверное…
─ Куда ты пойдёшь позже, Тошенька? Домой я тебя не отпущу силком.
─ Его родители звер-ри! — Словно объясняя Антону причину, добавил Волк.
— Кроме того дома, у меня нет другого места…
─ Давайте отведём его в хижину, откуда мы взяли котелок? — Впервые, раздался голос Медведя, что до этого лишь внимательно смотрел и слушал их разговор.
─ А мне нравится! У-у!
— (Ничего не понимаю… Такой диссонанс… Они ведь просто хотят съесть меня? Если да… А зачем мне сопротивляться?.. Надеюсь, что самое вкусное будет для Софи…) — София же, докормив Антона, сидела и смотрела на костёр под котелком и на то, как чу-чуть кипит в нём жидкость, зачерпнула тарелкой себе и сидит, ест, думает.
─ Лиса, что-то не так? Ты же не любишь такое — Раздался удивлённый голос Волка, что впервые видит такое поведение, у своей подруги. Она же, лишь отрицательно кивает головой, ест дальше.
─ Меня волнует то, что дети пропадают, и их пытаются повесить на Тошеньку, а тела нет.
─ Ну и хвост с ними!
─ Тошенька не как мы, ему нужно ходить в школу, это важно.
─ Зачем ему школа, у? Там же люди!
─ Ходить в школу очень утомительно… — Лениво подтвердил слова Совы, Медвежутка. Антон же, рукой легонько коснулся шеи, на большой след удушения. Лицо скривилось от боли.
— А я не человек?.. Хотя да, они меня за своего не считают, это точно… Зачем мне туда ходить, вопрос действительно хороший…
─ Считать ворон, ты же у нас хорошист. ─ Ехидно улыбнулась, пока ела. ─ На душу не чист. — Антон смеётся, отпуская свою шею.
— Хорошист, бел да пушист… Хотя должен признать, я люблю считать птиц за окном. Хотел быть какой-то птицей… Наверное это так прекрасно, иметь крылья… Ощущаешь наверное такую свободу…
─ Да! У-у. — Громко и положительно, кивает и машет крыльями Сова.
— Завидно… Плохое чувство, прости Сова…
─ Всё в порядке. ─ София поела и поставила тарелку на снег.
— А, понятно… — Посмотрел на всех по очереди, будто пытаясь понять, как такая странная компания зверят, может быть вместе. — А почему вы всё здесь живёте одни, и вместе?
─ Мы тут из-за хозяина леса, у-у, воронёнок.
— Воронёнок?.. А кто такой, Хозяин леса? — Животные ведут себя так, будто не слышали второго вопроса.
─ Ты же воронёнок, Тоша. Так хозяин леса сказал. — Со звонким смехом, ответила София.
— А почему я воронёнок? Я же человек…
─ А ты не чувствуешь? — Вопросительно посмотрела на него Сова. Антон лишь, отрицательно кивает головой.
— Меня конечно называли животным, но вроде ничего такого… А как я должен это чувствовать?
─ Внутренне ощущение необычное, то, что не пропустишь, оно извне.
─ Мы чувствуем друг друга. — Добавил Волк, на что Антон опускает голову.
— Простите… Я родился, каким родился, живу так… Не могу сравнить, что было раньше и сейчас…
— А как во мне почувствовали ворона? Я являюсь им с рождения, или как?..
─ Тебя выбр-рал хозяин леса! — Решительно ответил на это, Волчок.
─ Дурак, не путай его, ты был им с рождения.
— Спасибо Софи, я правда не особо понимал это, простите, кажется, меня слишком сильно по голове били… — Посмотрел на место, рядом с Софией. Она же, заметила взгляд Антона и посмотрела туда же следом. Антон, как можно более уверенным движением подсел к Софии ближе, так чтобы его плечо, легонько прикасалась к её плечу, слабо берёт её лапку, рукой. — Тепло… — Она посмотрела на Антона и сжала его ладонь.
─ Конечно тепло, глупышка. — Он слабо улыбнулся, показав свои не здоровые, и кривые зубы. Резко прикрыл рот, второй рукой.
— Прости... — Антон говорит это стыдливо, а София смотрит на него и хихикнула.
— Стыдно... Не люблю показывать их... Прости что так близко.
─ Всё в порядке, не волнуйся. — Антон, Сплетает пальцы Софии со своими, слегка прижимаясь к ней, ложа руку и лапку Софи, на их колени, кладя голову ей на плечо.
— Я тоже стану, таким как вы? Красивым зверем...
─ Со временем, да. Хозяин леса поможет тебе стать воронёнком, Тоша.
─ И мы станем семьёй! — Громко и довольно радостно, вскрикнул Волчонок. Зрачки глаз Антона округлились, став больше. Лёгкая дрожь, но благодаря близости Софии, он быстро успокоился.
— Семьёй...
─ Что случилось, воронёнок? — Обеспокоено спросила Сова, а Антон громко шмыгнул носом.
— Простите... У меня просто не нормальная семья... — Тихий и задавленный смешок, будто натянутая улыбка.
─ Мы видим, звер-рюги! Нельзя так делать! ─ Видно, что Волка это сильно это выводило на эмоции.
— Хе... То что со мной сейчас, не они сделали, если ты про это Волчок... Это другие люди. — (Вот бы вся деревня захлебнулась в собственной крови...)
─ Лиса, мы можем дать им по заслугам!
─ Можем, но нам нельзя, ты помнишь. А сюда они не сунуться, спасибо глупым сукам. — Кажется это был первый раз, когда Антон услышал от Софии мат.
— Волчок... А почему ты хочешь дать им по заслугам? Не говори что из-за меня...
─ Они подняли руку на ворона! ─ В голосе слышался рык.
─ Меня тоже это пилит... Р-р... — С явной злобой и рычанием, ответила София.
— И это уже причина мстить?... — Антон действительно ничего не понимает, не может принять, что за него хотят вступиться.
─ Это нельзя! Это неправильно! — На эти слова, Медведь и Сова кивают, соглашаясь с ним.
─ Волк, умерь пыл. — Стараясь укротить собственную ярость, говорила София.
─ Лиса, я же вижу, что и тебе это не нравиться! — На это, ей оставалось лишь молча кивнуть.
— Спасибо... Ребята... За меня получается, впервые хотят заступиться...
─ Мы же семья, Тош. — С лёгкой радостью ответила София.
— Мне... Непривычно просто... Так приятно... Это называется, чувство... А как оно называется?...
─ Безопасность. — Подсказала София, поглаживая его второй лапкой по щеке.
— Безопасность... — Смотрит на всех, медленно проходя по всем взглядом. — Спасибо... — Звери посмотрели на него, из-за чего он смущённо опустил взгляд в землю. — Простите, что я такой... Слабый...
─ Это не проблема для ворона! Когда кого-то бьют, он и не станет сильным! — Громко заявил Волчок. Антон улыбается.
— Вы все очень милые... А как я стану как вы? Что это за ритуал, и... Как он вообще должен проходить?
─ Хозяина пока что нет рядом, у-у.
─ Мы и сами его ждём.
— А кто это такой? И как он выглядит вообще?
─ Для тебя он большое, чёрное животное, похожего на козла. — Терпеливо отвечает Антону София.
— А для вас? — Никак не мог уняться Антон.
─ А это секретик, Тошенька, узнаешь сам. — Смотрит на него. ─ Тоша, расскажи о себе побольше. Чтобы все знали, что хочешь.
— Ох... — Некоторое время, он молчал, обдумывая, что ему нужно сказать про себя. — Ну... Я всё ещё тупой ребенок в возрасте 16 лет, в переходном возрасте, с активными гормонами. Правда не знаю что обо мне рассказать можно... Это... Это первый раз, когда кому-то интересно послушать про меня... Я сейчас полностью растерялся... Ну, ещё я в тебя по уши влюбился... Но это мне кажется очевидным фактом... Даже неловко говорить то, что и так ты знаешь... — София немного ехидно улыбалась, виляя хвостом и высоко поднимая его, задевая куртку Антона.
— Всё же, кому-то оказалось мало обычной дружбы?~
— Ха, признался всё же! — Радостно и активно воскликнул Волчонок,так же виляя хвостом.
— А вы мило смотритесь, у-у! — Махая крыльями, добавила Сова.
— Я рёбра и органы не чувствую, не заставляйте меня краснеть и сжиматься из-за смущения, что я так глупо признался в любви... Перед всеми... — София громко фыркнула, лукаво улыбаясь, и дразня мальчишку тоном своего голоса.
— Прямо клювиком напрямую бьешь, Воронёнок~ — От сильного смущения, Антон зарылся в шею Софии, тихо простонал, неразборчивые слова, пытаясь провалиться под землю в самое пекло.
— Съешь меня... Я сейчас от стыда умру... — София, гладит Антона по голове и вздохнула.
— Мы тебя в обиду не дадим, но прости, что не можем дать им по шапке напрямую. Может, мы и найдём случайно тела, всё же, твоя репутация важна.
— Пхех, репутация... Меня уже все видят как маньяка, из которого силой выбивали признание... Даже интересно, а куда ещё хуже?
— Обвинение в изнасиловании, вандализм, избиение группой. — Спокойной проговорила София, на что Антон лишь рассмеялся.
— Рёбра блять... И им кажется, ничего не будет мешать, заставить меня, признаться в чём угодно.
— Здесь, признаваться будут они.
— Лучше р-растерзать гадов! — Добавил Волк. Антон, медленно переводить на них взгляд,так чтобы его лицо вновь можно было увидеть. В глазах читался вопрос, который вслух он не решался задавать.
— (Это ведь из-за них, пропали дети?...)— Тихий лисий смех, раздался на слова Волчонка.
— Волк, ты слишком активный.
— Смотрю, он у вас гиперактивный.
— Лиса, мы так и не поиграли. — Совершенно не обижаясь на слова Антона, говорит Волк.
— Да-да, но ворон был важнее.
— Прости, что из-за меня не поиграли. — Со своего насиженного места, медленно и неохотно встаёт медведь, слегка зевая и двигаясь мышцами, разминая их.
— А может мы пойдём спать? А то у меня так лапка болит, что хочется только поспать и отдохнуть. — Не смотря на непривычность в обращении, Антон будто был только рад тому странному факту, что его больше не называют по имени и фамилии, самых ненавистных ему людей, он будто, испытывал лёгкий внутренний оргазм, что хотя-бы здесь, он может отмыться от отвратного самому себе обращению, получив хоть что-то, что роднит его не только с яркой Софией, но и остальными зверятами. Его лицо, будто впервые, само улыбалась, без усилий хозяина.
— Лапка болит, где же ты её так поранить умудрился?
— На меня напал какой-то дедушка... — Явно неохотно, говорит про воспоминания про тот случай, потирая лапку, от фантомной боли.
— Стр-ранный случай. — Добовляет Волчок, припоминая, что-то своё.
— Дедушка? — С лёгким шоком и непониманием, он смотрел на Медвежутку.
— Давно было, почти не помню... Но это так неприятно вспоминать. — Медведь трёт свой затылок. — Дай вспомнить брат, так просто не скажу.
— Не нужно, можешь не говорить если неприятно. — Сова встанет с места, стало видно и понятно, что большими крыльями, она прикрывала свои руки, словно накидкой или плащем. Она протянула Антону его рюкзак. — У-у, вы забыли там вещи. — Антон, неохотно отлипает от Софии, чтобы свободной рукой, взять свой рюкзак, и положить на свои колени.
— Спасибо, Сова. — Антон вновь посмотрел на Медведя и Волка. — Если это было так давно, что вы не помните, то сколько вам лет?
─ Не прилично у дам о возрасте спрашивать, шалун~ — Смутившись, Антон вновь опустил взгляд в землю, смотря на снег.
— Но меня же, вы просили возраст сказать, а в семье принято, ничего не таить друг от друга.
─ Ворон, проблема в том, что мы не считали, и вряд ли кто-то помнит.
— Ох... Простите, мне прос... — С далека, с боку от странной группы детей, раздались тихие, приближающиеся шаги по хрупкому снегу, что так громко хрустел, словно шейные позвонки, неудачной жертвы. Антон удивлённо посмотрел на источник звука. — Это, Хозяин Леса? — Сова, резко оттолкнулась от земли, своими ногами, взлетев в воздух. София, встаёт сама и отряхивается.
─ Мы бы знали об этом. ─ Лапами накидывает снег на костёр и тушит его с Волком.
─ Уходим, лиса? — Интересуется у неё волк. Пока они занимаются костром, Медведь встаёт и уходит куда-то.
─ Да, к хижине, где хотели поселить Тошу. — Антон встаёт, расслабляя хватку, из-за чего лапка Софии, держится лишь по её желанию, так что она в любой момент способна отпустить её, освободив от хватки Антона. Волк взял крепкую палку, на которой держалась кастрюля над костром и повёл из в лес сам, не заметая следы. София пошла за ним и посматривает наверх, держа Антона за руку чуть крепче. Получая безмолвное разрешение, Антон сжимает лапу Софии крепче, идя вместе с ними.
— Следы разве не нужно убрать?
─ Зачем, ворон? Они придут к нам сами. — Спрашивает Волк у Антона.
— Получается, вы их только наоборот, хотите затянуть глубже в лес?
─ Если они не злые, то отпустим. Ключевое слово, если. — Рядом с ними приземляется Сова, начиная идти с ними в одном темпе.
— Полиция.
─ Кто-то не вернётся домой. — Садистски улыбается Волк, облизывая и обножая свои клыки.
— Простите за вопрос, но... Всё же, это из-за вас люди пропадают?...
— Нет. — Неожиданно спокойной и тихо, ответил Волк, будто стихотворение, что он заучил.
─ Тоша, мы не знаем, куда пропадают люди, мы сами их ищем. — Так же, ответила и София, будто заученную строчку из параграфа.
─ . . .Да... Мы не знаем... Брат...
— Простите, просто мысли вслух, которые я задаю, на не соображающию голову. — (Я... Я будто разочарование испытал? Неужели, я так сильно хочу, чтобы каждый человек в том городке, чувствовал себя в лапах опасности, липком и мерзком ужасе... Я так сильно хочу, знать что каждый из них, умрёт в агонии?... Неужели, я монстр?...) — Дойдя до хижины, можно было увидеть, что она не самая ужасная, а даже приемлемая для жизни, и если разжечь печь, внутри будет тепло, Волк зашёл внутрь. Смотря на хорошее состояние домика, Антон решил спросить.
— Это ведь заброшенная людьми хижина?
─ Егерь, что жил здесь скончался месяц назад. — Ответила ему София. ─ Или больше, но нашли мы этот домик месяц назад и почистили от трупа.
— Миленький домик, вы всё там живёте?
─ Нет, мы тут не живём.
— Ха, звери живут в лесу, понимаю. — Троица зашла в домик, и как только они зашли, в нём оказалось очень даже тепло. Как только они зашли в дом, Антон, тут же издал тихий и довольный стон.
— (Я словно кончил...)
─ Тут всё не тронуто и обжито хорошо, так что, можем оставить тебя тут. — Алиса отпускает руку Антона. — Надо поболтать с гостями.
— Ох, понятно... А что с ними будете делать? — София, хитро улыбнулась.
— Как повезёт. — Некоторое время, он молча смотрел Софии в глаза, внутренни устраивая спор, что ему ответить. В итоге, он решился сказать, что он на самом деле хотел.
— Надеюсь, их не дождутся в отделе... — Посмотрела на Антона и облизнулась, немного прищурив взгляд.
— Какой жестокий и честный ворон. — Взгляд, будто оживился, словно маленький огонёк, начал в них гореть.
— Да... И вижу, что это нравится одной лисе...
— Какой? — Антон улыбается отводя взгляд в пол.
— Любимой... — София погладила Антона по щеке и пошла на выход, вместе с Совой.
— Дверь можно закрыть на пару замков.
— Оставлю для вас открытой.
— Мы зайдём и без этого.
— Хорошо. — Увидя, как София и Сова выходят, закрывает за ними дверь, закрывая её на замки, после чего садится на край кровати, тяжело вздыхая, осматривая дом, подмечая что в нём есть. Эта хижина была явно одинокого человека, что увлекался охотой. На стене ружьё. В доме было светло, откуда-то достали пару маслянуых ламп. Так же Антона начинало тянуть спать, что он не смог побороть, и слышать шаги с чердака, что шли вниз. Болезненно и недовольно хмыкнув, он начал медленно стягивать с себя верхнюю одежду, снимая сначала шапку, затем снимая куртку и рубашку, обножая свой торс, и картину что была на нём. Глубокие и темно фиолетовые синяки и гиматомы, разорванная в некторотых местах кожа, на местах которых, уже образовалась грубая защитная корка, следы ожогов от сигарет, что для него, будто угли продолжающие тлеть внутри его тела, медленно выжигая его изнутри, грубые и глубокие следы от металлических наручников, что будто следы пасти неизвестного существа, оставили на его запястьях глубокие следы своих когтей или клыков, но самым большим и заметным, были следы больших мужских рук, что оставили на его шеи яркий след, словно яркий химический ожог, что жёт его изнутри, заставляя в истерическом желании хотеть содрать с себя кожу, в попытке наконец-то получить сладостный покой. Вся боль что была лишь от этих видимых следов, била его тело сильным электрическим током, заставляя тело болезненно сжиматься и орать в ежесекундной агонии, боли и ненависти, за собственную слабость и никчёмность, что не давая собрать разум в кучу, терзала его метафорической плетью, разрывая его на сотни осколков, заставляя будто сотни голосов страдальчески орать в его голове, обвиняя его за это, за то что это случилось именно с ним. Спина была покрыта не меньше, а словно ещё сильнее, будто его часто, и с особым садизмом пинали, когда тот падал на пол, сворачиваясь клубочком от боли и страха. Всё следы были нанесены с такой фантазией и умением, что не не одна травма явно не была хоть как либо смертельной для его здоровья, и не сняв хоть один элемент одежды, догадаться об их существовании, можно было бы только из-за реакции самого Антона, что лишь страдальчески молча терпел это, желая лишь сладостных и спокойных объятий смерти, что так сладостно завлекает его лишением всех болей и страданий, что словно новая порция наркотиков, манит его как зависимого наркомана, что бежит из реальности в свой воображаемый мир, стараясь спрятаться там от него, от боли и ненависти, что медленно но верно, завладевает им полностью. Антон с громким стоном боли, медленно ложиться на кровать, ощущая как новая волна боли, медленно разрывает все его мышцы и внутренности, на десятки маленьких кусков плоти, что смешиваются и превращаются в непонятный тягучий кисель, что словно кислота, не даёт ему хоть что либо делать, кроме как лежать, и тихо скулить от боли, пока его измученный и истерзанный разум, медленно отключается, давая ему сладостное спокойствие, что так манило его всё это время.
Антон начал чувствовать, как по его голове погладило что-то большое и тяжёлое, а дыхание над его головой было томным. Антон ощутил, как боль и слабость пропали, и его переворачивают на бок, проводят по спине и после вновь на спину, надевая на его лицо что-то лёгкое. Антон болезненно и жалко промычал, тратя последние силы на это, выпуская из глаз горькие и такие едкие для него слёзы, заставляя его разум насильно отключиться, лишь бы не сойти с ума от боли и страданий.
