Чёрный цвет солнца

— Идите нахуй, я вас не звал, — говорит спокойно, но в глазах беснуется золотое пламя. Смотреть страшно. А Сфинкс и не смотрит. Делает вид, что его не существует, очень старательно. Чешет лодыжку подошвой ботинка и улыбается как сельский дурачок на ярмарке. — Ты уверен?.. — даёт ему шанс одуматься Ральф. Широта жеста поражает. Но Стервятник явно сегодня не в духе, и всякая добродетель ему чужда. — Звучит так, словно бы я не уверен? — огрызается он тут же, глядя на Ральфа с высоты стремянки. Готовый взбешённой гарпией броситься вниз, если только воспитатель не съебётся сию же секунду из комнаты. А когти у него острые, блестят… Ух. Ральф равнодушно пожимает плечами. Усмехается, но не так, как обычно. С каким-то оттенком, от которого у Сфинкса встают дыбом несуществующие волосы на затылке. На месте Стервятника он бы как минимум извинился, а лучше — подумал о политическом убежище где-нибудь за полярным кругом. Говорят, Ральф не любит холод. Значит, шансы на кровавое отмщение падают в разы. Выдают же там политические убежища?.. «Скоро узнаем», — думает Сфинкс меланхолично. — Да в общем-то нет. Как хочешь. С секунду Ральф ещё смотрит на Стервятника убийственно-безразличным взглядом. Ждёт, что он всё же одумается. Упадёт в колени, зарыдает и поклянётся больше никогда не говорить ему таких ужасных вещей. Хер там плавал. Стервятник дерзко смотрит в ответ, пилит воспитателя взглядом так, что на несчастного Сфинкса, свидетеля какой-то крышесносной трагедии (или фарса?..), летят чёрные опилки. Он бы отряхнулся, да только грабли дома оставил. Наконец, нервы Стервятника сдают. Он дёргается, стремянка под ним опасно дребезжит, и орёт на Ральфа (боже, думает Сфинкс, ни разу в жизни не слышал, чтобы Рекс на кого-то орал), — Вон отсюда! Когда дверь Гнездовища хлопает, а белый туман потревоженной штукатурки оседает по углам, Сфинкс какое-то время ещё делает вид, что ничего особенного и не произошло. Ну, подумаешь, Стервятник послал Р Первого нахуй… С кем не бывает (ни с кем не бывает, после такого не выживают)?.. Очень дипломатичная тактика. Ему так кажется. — Ну, так зачем я пришёл, стало быть… — тянет он, но понимает, что и сам уже не вспомнит. А Стервятник не глядит в его сторону. Сидит, сгорбившись, водрузив руку на свод стремянки. Слишком уж несчастный, даже по меркам Гнездовища. — Ладно, — легко соглашается Сфинкс. — Я тогда пойду. «Пока ты и меня не послал», — добавляет про себя. И действительно уходит. От греха подальше. Стервятник, вроде как, не возражает. В четвёртой сидит какое-то время, тихо переваривая случившееся. Проваливается в медитативный транс. Нужно успокоить нервы, чтобы не выработался посттравматический синдром. В конце концов, он чуть не стал жертвой природного катаклизма — тайфуна по имени «Ральф». Очень опасного. Смертность — девяносто девять и девять десятых процентов. Когда он выходит из транса — к собственному ужасу понимает, что Курильщика нет в комнате. — Где Курильщик?.. — спрашивает. — А, чёрт его знает, — отзывается Табаки из снежного кома одеял. Лохматая голова кажется на свет, два тёмных глаза глядят на него с любопытством. — Отчего спрашиваем?.. — От страха, — признаётся Сфинкс. — Я бы сегодня из комнаты не выходил. — Это ещё почему?.. — Шакал выглядит испуганным, чувствует лёгкую вибрацию в голосе. Сфинкс смотрит на него в упор. Усмехается. — Чёрный день, Шакал… чёрный день. — Перестань пугать ребёнка, — шепчет Слепой откуда-то снизу. Его не видно, но он здесь. — Я чувствую, как у него поднимается артериальное давление от твоего тона. Да и у меня, честно говоря, тоже… — Бойтесь, — нагнетает Сфинкс дальше. — Живее будете… Шакал, спой что-нибудь про похороны, пожалуйста. Предчувствие у меня, знаешь, нехорошее… Сфинкс, как всегда, оказывается прав. Первые два часа Ральф ужасен в гневе. Достаётся всем, даже невинным и недееспособным. Сначала он методично орёт на Рыжего, что тот его уже заебал со своими крысами, которые не знают, что такое приватность. Почему он должен наблюдать, как Мертвец сосётся с Генофондом посреди коридора? Почему должен терпеть это вопиющие нарушение личных границ?.. Может, он тоже хочет с кем-нибудь сосаться у всех на глазах, с какой-нибудь пернатой тварью, которая шлёт его нахуй из-за пустяковой хуи… — тут Ральф останавливается. Пользуясь внезапной передышкой, Рыжий закуривает, обтирает потные ладошки о грязные джинсы в цветочек и готовится ко второму раунду словесного изнасилования. Они даже ноги не могут вытереть с улицы, орёт Ральф, внезапно переменив тему беседы. Видимо, ветер подул в другую сторону. Наиграются в свои снежки поганые, а потом тащат эту слякоть прямо в Дом. Ты видел, какая по коридорам грязища?! Рыжий хочет возразить, что в снежки играют все люди со здоровой психикой, но понимает, что Ральф может и обидеться — ведь он в снежки не играет. Смиренно выслушивает про музыку, бритвы и трахательный мешок (ну вот что ему сделал спальник?). В общем, этот ор длится и длится, и нет ему конца и края. Рыжий уже не надеется, что уйдёт отсюда живым. Он закатывает глаза, мысленно прощаясь со всеми. Хочется верить, крысы выберут себе достойного вожака (боже, хоть бы не Соломон, только не Соломон), но вряд ли. Нужно было прописать это пунктом в своём завещании. Озаботиться заранее. Ладно. Он их прощает. Вдруг, на горизонте возникает Шериф. Рыжий ненавязчиво делает ему знак ручкой «валите, пока не поздно», но воспитатель понимает как «боже, спасите меня от этого психа». Очень похожие знаки. Легко перепутать. Неосмотрительно спрашивает: «чё это ты орёшь на моего мальца?..» Рыжий закатывает глаза, снова. Понимает, что им теперь пизда вдвоём. Бедные крыски осиротеют дважды. Ральф начинает с фразы «слышь, гонор убавь». И продолжает — пересказывает ему примерно ту же телегу, с которой наехал на Рыжего, только меняет акценты. Теперь Шериф виноват, что Рыжий такой дебил, что не может уследить за крысами. И вообще, как можно быть таким алкашом. У тебя же в холодильнике одно только пиво, хоть бы раз минералки взял для разнообразия. Ты знаешь, что такое минералка, Шериф?.. Это без алкоголя, если что. То есть без градуса. Понимаешь ты или нет, господи прости? Столько ведь напитков на свете разных. И тебе чай, и кофе, квас. Кефир, в конце-то концов. Выбирай любой. Только «Мальтинскую» минералку не бери, она мерзкая. Солёная. Фу. И необязательно притаскиваться каждый раз, когда хочется нажраться. Пей в одиночку, скотина ты эдакая!!! Тут Ральф выдыхается. Смотрит на них взглядом, означающим «свободны». Рыжий реагирует мгновенно — хватает бедного Шерифа, охуевшего от жизни, под руку и тащит в сторону Крысятника. Им явно нужно переждать тайфун «Ральф» в безопасном месте. И выпить. Им нужно выпить. Рыжему так уж точно. Воспитатель закуривает. Прислушивается к своим ощущениям. Всё или не всё?.. Нет, не всё. Тогда он тащится прямиком в кабинет к Акуле. Чего уж мелочиться?.. Орать так орать. На нужных людей. Старая плешивая рыбина пытается наорать на него за то, что Ральф курит в кабинете — но Ральф орёт первым. Высказывает всё, что копилось на донышке воспитательской души не одну декаду. Воспитателя вообще очень легко обидеть (например, послать его нахуй). Так вот. Вы видели мою зарплату, господин директор?.. Да за то, что я тут выслушиваю, мне должны платить в два раз больше. Оплачивать психолога, зубного и массажиста. А за ваши россказни на планёрках — ещё и ящик водки сверху ставить. И не абы какой! Хорошей. Финской. Акула притихший, слушает внимательно, и постепенно вид у него становится несчастный. Видимо, проникается горестями педсостава. Под конец обещает выписать всем премию в самое ближайшее время. С северными надбавками. Ральф хочет сказать, что премия ему нахуй не нужна… но потом решает всё же не говорить. Премия — это хорошо, даже когда ты в гневе. Она не залечит душевных ран, но на неё можно купить водки. Или спирту, у проверенных людей в белых халатах. Он находит упокоение на Перекрёсточном диване. Забирается на него с ногами, не разуваясь. Какое-то время ещё покрикивает на случайных прохожих, но без былого пороху. Они всего лишь шугаются, а должны падать в обморок от одного взгляда, не разбирая слов. Наконец, выдыхается окончательно. Как открытое пиво, оставленное до утра на подоконнике. Выкуривает три сигареты к ряду. Нервы ни к чёрту. Мимо степенно проезжает ничего не подозревающий Курильщик. — Курильщик!.. Колясник останавливается. Смотрит на воспитателя жалобно. — Иди сюда. Курильщик послушно подъезжает. — Вот скажи… что такого в фразе «хоть бы раз показался без всей этой мишуры»? Курильщик хлопает на воспитателя глазами. Думает какое-то время. Спрашивает, — А кому вы это сказали?.. — Неважно, — отрезает Ральф. Он молча глядит на воспитателя. Потом пожимает плечами. — Наверное, можно обидеться на слово «мишура». Всё-таки неприятно, когда твою внешность оценивают в негативном ключе. — Понятно… — цедит Ральф. — Свободен. Он смотрит Курильщику вслед. Тяжело вздыхает. Вообще-то, вместо «мишуры» он сказал «хуйни». Бля. Вечером желание орать испаряется, появляется желание выпить. Но не с кем. Шериф будет дуться ещё неделю, пока сам не притопает к нему с бутылкой самогонки. Мириться. Он этого алкаша знает как облупленного. В дверь стучат. Ральф открывает с некоторой опаской, втайне полагая, что это крысы пришли порешить его бритвой за обиженного вожака (на воспитателя им глубоко равнодушно). Но, нет. На пороге стоит Стервятник. В руке у него бутылка вина. На лице — боевой раскрас. — Ты чего?.. — удивляется Ральф. — Пришёл показываться, — со вздохом говорит пернатый. И суёт Ральфу в ручищи вино. Проходит в кабинет как к себе в Гнездовище, осматривается рассеяно, словно в первый раз оказался в этих широтах. — Ага, — он кивает сам себе, не замечая очумелого вида воспитателя, застывшего с бутылкой в дверях. Усаживается за столик и стягивает рюкзак с плеча. — Уверен, зеркала у вас нормального нет, так что я принёс своё, — и вытаскивает из рюкзака готическое зеркало в завитушках. Ставит его, начинает вытаскивать следом: мицеллярную воду, ватные диски, палочки… Ральф нихуя не понимает. — Садитесь, — вздыхает Стервятник снова, указывая на соседний стул. Ральф послушно садится, не выпуская бутылку красного полусладкого. Дальше начинается магия. Стервятник распускает волосы. Они у него длинные, пшеничные, как у Маленького Принца. Легко проходят сквозь пальцы, должно быть. Приятно холодят кожу. Хочется прикоснуться, проверить, но он как-то не решается — боится, что Птица въебёт ему с локтя. Первым делом он снимает все свои кольца. Потом начинает вынимать серёжки по одной. Дальше промакивает ватный диск, стирает стрелки, тушь, тени. Ральф наблюдает, как у него под глазами образуются тёмные лужицы. С ними Стервятник похож на… панду. Всё это очень странно. И слишком интимно. — Надо умыться, — объявляет Стервятник под конец. Уходит в ванну, слышатся какие-то плескания. Ральф терпеливо ждёт. Глядит на кольца и серёжки, а сам улыбается самой придурошной из своих улыбок. Когда Стервятник возвращается, он смотрит на него — и на секунду забывает значение слов. Понимает это по тому, как ему очень хочется признаться пернатому в любви — но он, чёрт возьми, не может. Ну, забыл. Как говорить. Как же это слово… Люблю, — вспоминает он. И говорит, — люблю. Рекс усмехается. — Вы просто конченный псих, Ральф. Вот правда. Наливайте вино, что ли… И только попробуйте ещё раз назвать это «хуйнёй». — А ты меня тоже нахуй послал, — напоминает Ральф жалобно. — Вы были первым, — огрызается Рекс. — Больше не буду, — обещает Ральф. — Я вас, кстати, тоже люблю, — уточняет Рекс. — Я уже понял, пернатый, — и он смеётся, разливая вино по столу. «Блять, мои серёжки», — хочет заорать Рекс, но ему некогда — он наклоняется, чтобы поцеловать этого рукожопа в его сквернословные (ские?..) губы.