Чёрный цвет солнца

Стервятник сидел на полу, вытянув больную ногу в узкой туфле. Посреди пустого, пыльного класса биологии. Неспешно перебирал в пальцах какие-то вещи, освещённые тусклым светом налобного фонарика. Теперь ему было некуда спешить. Не из-за чего переживать. Всё осталось далеко позади, за пеленой тумана. Вся, бесконечно долгая, жизнь. За судорожным объятьем, в котором стиснул его Лорд. За надрывными рыданиями Стервятника. Голосами, рассказывающими сказки, слишком похожие на правду. Те слёзы давно высохли, обратились в мутные подтёки на щеках. Но и они Стервятника не беспокоили. Последняя Самая Длинная. Полностью в его распоряжении. Он это точно знал. И она не закончится, пока Стервятник этого не захочет. Время по-прежнему текло сквозь пальцы, просачиваясь между колец, но больше не утекало. Оно не имело ныне власти над ним. Не пугало своей быстротечностью, неотвратимостью — как пугало всегда. Альбом с высушенными листьями растений, лепестками полевых цветов. Помятая, выцветшая фотография. Единственная в своём роде, потому что на ней запечатлены они с Максом. Стопка писем, пожелтевших от времени и частого касания. Перечитывания. «Если мечтаешь о велосипеде». «Если завидуешь ноге». Почему так хочется плакать?.. И что-то ещё, блестящее, таинственно мерцающее в полутьме, на тонкой цепочке. Шестерёнка. Он сидел, сгорбившись. Ничего вокруг не замечая, кроме своих сокровищ. Длинные волосы ниспадали вниз, заслоняя узкое лицо вуалью от посторонних глаз — если бы только те обнаружились в этот час. Но Стервятник был уверен, что до него никому нет дела. Все прощаются с Домом и людьми, его населявшими. По-своему. Каждый — как умеет. Он ошибался. Ральф понял, что больше так продолжаться не может. Всё-таки подглядывать — дурной тон. Тем более, на его глазах явно происходило некое таинство. Последнее прощание с тем, с кем так и не удалось проститься по-настоящему. Ральф предусмотрительно кашлянул, обнаруживая себя перед Стервятником — и сразу вошёл, не дожидаясь приглашения. Парень содрогнулся всем телом, роняя шестерёнку из рук. Та с грохотом ударилась об пол — и затихла. Голова, объятая налобным фонариком, вскинулась на Ральфа — и тот невольно сощурился от слишком яркого света, заслоняясь ладонью. На секунду Ральфу показалось, что на него смотрят не два, а три янтарных глаза — причём тот, третий, глядел насквозь, минуя плоть. Прямо в душу. Сиял звездой. Солнцем, ослепляющим до черноты. Стервятник торопливо вырубил фонарик. Моргнул на Ральфа — двумя совершенно обычными глазами. — Что вы здесь делаете?.. — спросил он хрипловатым тенором. — Пришёл попрощаться, — отозвался Ральф глухо. Он всё ещё стоял на пороге, пережидая россыпь чёрных звёзд у себя перед глазами. Когда всполохи поутихли, сфокусировал взгляд на лице пернатого. Усмехнулся, — Ты же не удосужился этого сделать. Или ты не насовсем?.. — Насовсем, — подтвердил он чуть грустно. Ральф ждал, что Стервятник ещё что-нибудь скажет — но тот молчал, словно воды в рот набравши. «Он уже попрощался», — догадался Ральф. С кем считал необходимым попрощаться. Птицами. Лордом. Четвёртой. Со всеми, кроме него. Ну и ладно. Этого следовало ожидать. В конце концов, а что их связывало?.. Одна ночь, проведённая в комнате воспитателя, и тысячи загадок, которые Стервятник время от времени помогал ему разгадывать. Ральф даже не знал, можно ли называть эту их связь дружбой. Слишком уж явственно она отдавала принуждением, неоплаченным долгом. Судя по тому, что Стервятник решил свалить, не обременения себя лишними словами — всё-таки нельзя. Он ощутил укол обиды — но всего на секунду. Боль ушла моментально, толком не успев проступить. Набухнуть алой каплей на уколотом пальце, чтобы можно было её слизнуть. — Покурим?.. — предложил Ральф. — На дорожку. Курили они молча. Пепелили прямо на пол. Он возвысился над Стервятником, оставшимся сидеть на прежнем месте. В прежней позе. — Я фоткал, — подал голос Ральф, взглядом указывая на выцветшую фотографию. Два счастливых, дурашливых и до жути похожих силуэта, проступавших в полутьме комнаты. — Вы, — согласился Стервятник, едва заметно улыбнувшись. Когда сигарета оказалась выкуренной до фильтра, Ральф запустил ею в дальний угол комнаты. Всё равно снесут к чёртовой матери. Чего мелочиться?.. Посмотрел на пернатого — сверху вниз. — Ну, бывай, пацан. Удачи тебе там, куда ты собираешься, — сказав так, он развернулся, и, не дожидаясь прощальных слов, двинулся шаркающей походкой к двери. — Стойте, — окликнул его Стервятник. Ральф остановился. Повернулся лицом к классу. Несколько секунд чаячьи глаза глядели на него, не моргая. Серебрились, как луна за окном. Потом Стервятник быстро поднялся, сморщившись от внезапной боли, и подошёл к Ральфу. Развёл руки в стороны для объятия. Они обнимались молча. Долго. Ральфу показалось, что на улице даже успело чуточку посветлеть. Какая бесконечная ночь, всё-таки. Или жизнь?.. Стервятник стоял, крепко зажмурившись, не шевелясь и, кажется, не дыша. Сцепив у него за спиной длинные, суставчатые пальцы. Когда он отстранился, то посмотрел воспитателю прямо в глаза. Выдохнул, — Прощайте, Ральф. И — спасибо вам за всё. Словно этих слов было недостаточно, он снял через шею жетон на длинной цепочке и накинул поверх чёрной рубашки. Ральф замер, не в силах пошевелиться. — Это подарок, — пояснил Стервятник. — Чтобы вы меня помнили, когда все остальные забудут. Оживая, Ральф медленно стянул перчатку с левой руки. Протянул её. — А это тебе. Чтобы ты меня вспомнил. Ну, там, — он вдруг, ни к месту, усмехнулся чему-то. — Куда собираешься. «Если будет, кого вспоминать», — добавил про себя. Когда дверь класса притворилась, Ральф замер. Прислонился к прохладной стенке спиной. Посмотрел на беспалую ладонь, беззащитно-голую без привычной экипировки. Пощупал кусочек металла, повисший у него на шее невесомым воспоминанием. Буквой «Р», общей для них обоих. Заглянуть, не заглянуть?.. Он знал, что если зайдёт в класс снова — то никого уже там не обнаружит. Стервятника больше не было здесь. И Ральф мысленно понадеялся, что там, где он всё-таки есть, у него всё очень и очень хорошо. Счастливо. Пернатый заслужил. А за окном светало…