Книга I На кануне дня святых

Тысячи неизвестных и непостижимых для человеческого воображения существ накинулись на отца Влада. Изощрённо они пожирали его, каждая частичка была утолением голода и словно небесным нектаром, запретнее плода для Евы и Адама. Человек в маске ухмыльнулся, словно наслаждаясь последним мигом отца Влада. Глаза янтарного цвета переливались медом и восторгом. Неспешными шагами он отстранил мужчину в агонии, и вскоре его тело испустило последний вздох, на лице застыло выражение боли и мучения. Но это было ненадолго: одно из существ вцепилось ему в лицо, отдирая глаз, и с удовольствием проглотило его. ***       Отец Влада не вернулся домой. Первые дни слуги ничего не предпринимали. Господин мог часто отлучиться по делам исключительной важности и секретности, не уведомляя о своём приходе и уходе, потому волнение начало нарастать лишь после первой недели. Бэрл с каждым днём всё больше и больше уходила в себя. Глаза её блекли, и они напоминали кукольные — такие же безжизненные и стеклянные. Лишь она понимала, что неизбежное грядёт, и оно необратимо, ведь отец Влада исчез на её глазах. Значит, надежды на спасение нет. В этот момент уныние постигло Бэрл, и она осознала: «Теперь Бог не на их стороне. Здесь, в этом мире, больше нет света, нет небес, только пустота, поглощённая мракобесием. Это место стало тем самым пустынным пространством, о котором молчал Фаустианский вселенский предел:"И если он отвергнут, то свет погаснет навсегда."Нет уже никакого спасения, здесь не будет ответа на её молитвы, ибо этот мир стал местом, где нет Бога. Только камень и холод. И тени, бесконечно ползущие по земле, как когда-то опустошённый Логос». В этих тенях мерцал янтарный свет, и хриплый смех раздался по комнате.       И тогда Бэрл почувствовала, как её душа растворяется в этой бездне отчаяния, и её разум, как разбитый сосуд, не знал ни утешения, ни прощения. В этом крахе, где тьма и холод, она осознала, что даже ангелы не осмеливаются ступить в эти небеса, ибо они стали для них закрытыми, как однажды были для Адама, изгнанного из Эдема. - Прости меня, Господь, Творец наш единый, но ведь поздно для молитв. Это место лишилось Господа ещё век тому назад!— Бэрл взвыла, чувствуя, как частички её сознания и разума угасают, как её душа разлагается от бремени и тяжести ее бытия. Даже ласковые руки смерти не смогут её освободить, ибо её душа давно не принадлежит ей самой. Она во власти дьявола с золотыми глазами. -Да будь ты проклят! Дьявол из преисподни!— крикнула что было мочи Бэрл и рана на груди отдала болью такой силы что женщина потеряла сознание. *** Влад же задумался о пропаже своего отца, испытывая смешанные чувства. То ли юношеская дерзость и обида на отца брали верх, то ли страх, испытываемый с горечью и подозрением. Последние дни казались особенно тяжкими, и янтарные глаза повсюду мерещились Владу. Как назло, осенняя пара окрасила город в ярко-рыжий и желтый свет, и куда бы он ни взглянул, воображение рисовало глаза медного света. Незаметно подкралась ночь, и Владислав с тяжёлым сердцем уснул. Юноша сам себе не мог объяснить, откуда взялся страх перед этим мужчиной, которого он усиленно пытался забыть.Это лишь плод моего воображения— заверял себя Влад, однако червь сомнения грыз его, как гнилые яблоки на заднем саду. Уснув беспокойным сном, Влад оказался в неизвестном ему пространстве. Он оглянулся и заметил, как из длинного коридора пробирался мужчина с тростью и глазами ненавистного ему света. Он инстинктивно попятился назад, как вдруг сзади появилась стена с картиной, знакомой ему. Это было произведение Микеланджело —"Преображение святого Павла".       —Я ошибся, — пронесся голос мужчины в маске, как холодный ветер, проникший в самую душу Влада. Влад гордо поднял взгляд, стараясь скрыть растерянность и страх, но его голос дрогнул, когда он спросил: — И в чём же? По комнате раздался бархатный смех, едва уловимый, но проникающий в каждую клеточку тела. Внезапно перед Владом появился стол, уставленный чаем и сладкими угощениями, словно из ниоткуда. Легкий пар поднимался из чашек, аромат жасминового чая наполнил воздух.       — Присядь, дерзкий мальчишка, — сказал мужчина, и его голос был одновременно мягким и властным. — Я соизволю тебе ответить на сей раз. Ведь ты так отчаянно меня звал и искал меня. Влад, внутренне сдерживаясь, уселся за стол, но взгляд его остался настороженным. Сладости, словно заманчивые иллюзии, не могли его привлечь. Он сосредоточился на чашке чая, но в её теплоте не было ни уюта, ни умиротворения. Всё казалось чуждым. Мужчина в маске, не обращая внимания на сомнения Влада, отпил из чашки, и его взгляд вновь блеснул янтарным светом, словно глубины золота скрывали в себе нечто большее.       — Пахнет, как той девицей, — заметил он, его голос наполнился ироничной мягкостью. Влад сжал кулаки, его лицо исказилось от ярости, но он сдержался и тихо, почти сквозь зубы, произнес: — Где мой отец? Мужчина с янтарными глазами не спешил отвечать, его взгляд был подобен неумолимому огню. Он изучал Влада, его движения, каждое слово. В его глазах было что-то древнее, почти жуткое. Улыбка на его губах растянулась в нечто зловещее, и Влад почувствовал, как в его груди начинает замирать сердце.       —Как же, ты не помнишь? Позволь мне напомнить, — произнёс мужчина, и его голос стал тонким, как лезвие ножа. Вдруг картина Микеланджело, висящая на стене, упала, и разбилась на мелкие кусочки. В глазах Влада вспыхнула боль, и он вскрикнул, схватившись за голову. В его разуме прорвались воспоминания, которых он лишился. Он вспомнил, как ему приснилось убийство отца, как в его тело вселился этот мужчина в маске, как он сам отправился в церковь, словно под воздействием неизведанной силы.       — Владислав, как же ты юн и глуп, — рассмеялся мужчина, и смех его был глубоким, как бездна. — Это ты убил своего отца. — ЛОЖЬ! — выкрикнул Влад, его голос рвался от отчаяния. — Я не мог так поступить с отцом! Ты дьявол! Ты вселился в моё тело! Что ты сделал с Бэрл? Почему я этого не помню?       Воспоминания сжались в его голове, отдаваясь резкой болью. Мысли рвались в разные стороны, как грозовые облака, и звук их какофонии сводил его с ума. Теперь Влад понял, откуда появился этот иррациональный, непонятный страх перед этим мужчиной. Он был хуже демонов, которых он когда-то представлял в кошмарах. Смех мужчины, как металлический лязг, раздался в голове Влада, и каждая его волна прибавляла мучительную боль к вискам. Лицо Влада скривилось от страха и изнеможения.       — Вспомни о своих дерзких мыслях, — прошептал мужчина. —О том, как ты мечтал совершить суд над отцом. Ты прировнял себя к Богу, Владислав. Тебя обязательно настигнет кара, и суд будет уже над тобой. Влад замер, не в силах выговорить ни слова. О Боге говорил ему сам дьявол. Всё это было настолько извращенно, что он не мог поверить в происходящее. Но боль в голове, глухие удары по вискам, и ироничный смех в ушах делали эти слова ещё более пугающими.       Комната начала исчезать, словно таяла под тяжестью кошмарных образов. Прекрасные сладости, прежде манившие своим видом, стали превращаться в гниль, кишащую червями. Чашка с чаем треснула, и его запах стал резким, как запах разлагающейся плоти. В ужасе Влад попытался оттолкнуться от стола, но не успел. В следующее мгновение он с ужасом проснулся.