Расплата

***

      — После первого же шквала выстрелов я, кажется, поняла, что если останусь в доме, то погибну. О, ладно, не извиняйтесь за тех людей, не имело бы значения, что они делали в том доме, все пошло наперекосяк, как только они появились. Наверное, я должна сказать, что все пошло наперекосяк, когда мы остановились в пещерах Лонг-Хорн и встретились с Уэнсдей и Ксавье.       — Ситуация вышла из-под контроля, — печально сказал мистер Хокинс. — Переговорщик по освобождению заложников был на пути из Хьюстона. Был отдан приказ не стрелять, потому что они знали, что вы там, они знали, что там заложники. Но как только Уэнсдей открыла огонь, все было кончено. Вспыльчивый полицейский из спецназа, который не пробыл в подразделении и двух недель, вышел из себя и начал палить из автомата.       — Что ж, я сказала, это было ужасно, но Уэнсдей не позволила бы нам уйти без боя. Во время следующей перестрелки мама была ранена. Мы держались друг за друга, пытаясь не упасть. Я не знаю, откуда прилетела пуля и как она попала в нее, но это случилось. Я обнимала ее за талию, уткнувшись головой ей в колени, когда в нее попали. Она упала назад, отпустив меня, пытаясь удержаться на ногах. Должно быть, она закричала, но из-за всего этого шума я ее не услышала.       Я почувствовала, что она убрала от меня руки, и начала приподниматься, чтобы посмотреть, что случилось. На ее лице было непонимающее выражение. Я закричал: — Мама! — когда она перевернулась на бок. Я попыталась перевернуть ее, чтобы посмотреть, куда ее ударили. Никто, кроме меня, даже не знал об этом.       Папа был занят у окна, он был вне закона, помогал своим новым партнерам.       На груди у мамы была кровь, и хотя ее глаза все еще были открыты и моргали, я поняла, что она, вероятно, умирает. Я вскочила и побежала к двери. Я уже не понимала, что делаю. Я открыла дверь и услышала, как папа кричит мне остановиться, подождать, но я уже была на маленьком крыльце и летела вниз по ступенькам, а потом пересекла двор, в то время как вокруг меня все стреляли друг в друга. Я подняла руки к небу и закричала: — Моя мама ранена, моей маме больно!       Теперь я знаю, что это был очень глупый поступок, который я совершила. Меня могли легко убить. Я не думала, я даже не боялась. Я должна была позвать на помощь, это все, о чем я могла думать, я должна была выйти из дома и позвать на помощь, иначе она умрет.       Мистер Хокинс закурил новую сигарету. Он затянулся, прежде чем сказать: — Ты храбрая маленькая девочка, Хедди.       Я хотела сказать ему, что храбрость тут ни при чем. Он не понял. Моя мама — это все, что у меня осталось. Если я потеряю ее, у меня никого не осталось бы.

***

      Тайлер перестал стрелять, когда увидел, как его дочь бежит по земле между домом и полицейскими машинами. Он почувствовал, как его сердце подпрыгнуло к небу, когда он поднял дуло пистолета к потолку и, затаив дыхание, с ужасом наблюдал, как Хедди пересекает стрельбище. Когда ей удалось спастись, когда ее схватил один из дежурных офицеров, который прятался за задним крылом одной из машин, и когда ее оттащили за машину, чтобы укрыть и обезопасить, у него перехватило дыхание. Все произошло так быстро, что он все еще не мог поверить, что видел это.       — Вот везучая маленькая сучка! — закричала Уэнсдей. — Черт возьми!       Галпин отвернулся от окна, чтобы посмотреть, где его жена. Неужели она тоже собиралась последовать за ними за дверь под град пуль? Второй шок пронзил его, когда он увидел ее распростертой на полу и кровь, заливавшую перед ее блузки. — Черт! — пробормотал он, опускаясь на четвереньки, чтобы подползти к ней.       — Тайлер? Тайлер, вернись сюда!       Он проигнорировал команду Уэнсдей. Энид была ранена. Может быть, она уже была мертва.       — Тайлер!       Крик Уэнсдей наконец дошел до него, и он остановился на полпути и повернулся. Он заключил сделку с этой женщиной. С дьяволицей. Он заключил сделку с самим Архангелом, и теперь пути назад не было.       Тайлер вернулся на свое место у окна как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ксавье ползет по полу к Энид. Он отвернулся. Пусть Уэнсдей разбирается с ним, предательским сукиным сыном.

***

      Ксавье добрался до тела Энид и схватил ее окровавленную рубашку спереди, разрывая ее. Из раны под левой грудью, чуть ниже линии лифчика, хлынула кровь. Он подумал, что это легкое. Он увидел, как вздымается ее грудь, и увидел, что рот женщины широко открыт. Она пыталась вдохнуть побольше воздуха, чтобы остаться в живых.       Торп изогнулся и закричал: — Энид ранена! Она умрет, если мы не вытащим ее отсюда.       — Да пошла она на хрен! — прошипела Уэнсдей. Она высунулась из-за оконной рамы и сделала два выстрела, прежде чем снова спрятаться.       — Давай попробуем выйти через черный ход, пока они будут заниматься ребенком, — предложил Ксавье. — Нам нужно убираться отсюда, Уэнсдей. Сейчас же!       Аддамс посмотрела на него, и на ее лице появилось странное выражение. Казалось, она только сейчас по-настоящему увидела его рядом с телом Энид, и от этого зрелища ее затошнило. Она пригнулась и, крадучись, подошла к тому месту, где он стоял на коленях. — Давай, мы уходим.       Ксавье взглянул на Энид; его взгляд был прикован к ее напряженному лицу.       — Ладно, — сказал он наконец, отходя от истекающей кровью женщины.       — Я говорю тебе в последний раз, Тайлер! — крикнула Уэнсдей Галпину, присевшему у окна. — Мы уходим. Это наш единственный шанс. Ты идешь?       Тайлер внезапно упал на пол и пополз к ним. — Да, я иду, — сказал он, избегая смотреть на свою раненую жену.       Уэнсдей махнул рукой Ксавье, и они направились на кухню к задней двери.       Стрельба по-прежнему велась со стороны дома, и никто из находившихся снаружи полицейских не подозревал, что люди, оказавшиеся в ловушке, направляются к выходу.

***

      Ксавье подумал, что он знает будущее, когда увидел, как девчонка выбегает из двери прямо под перекрестный огонь. В тот день они все были бы мертвы еще до того, как солнце поднялось до середины неба. Предчувствие? Нет, было достаточно просто понять, что его ждет.       Когда Энид упала, Ксавье понял, что все рушится. Его предложение выйти с Уэнсдей через черный ход было последней отчаянной попыткой избежать того, что, как он знал, должно было произойти. Они не смогли бы противостоять целому отряду полицейских в защитном снаряжении. Они уже разрядили три пистолета. Он не сказал Аддамс, но в его собственном пистолете была пустая обойма.       И что толку от Тайлера? Он был похож на какого-то обкуренного шимпанзе, который ходил как ошалелый или что-то в этом роде. Он сделал так, как сказала Уэнсдей, но, казалось, в его глазах ничего не осталось, как будто он уже был мертв и знал об этом.       Ксавье также не верил, что у копов не было прикрытия с тыла. Они должны были быть где-то там, ждать, выжидать удобного момента. Снайперы, без сомнения, расположились за деревьями или залегли в укрытии в колышущейся высокой пожухлой траве на поле.       Когда его приперли к стенке, все, что он знал, — это то, что он должен был делать. Вся его чертова жизнь была такой: делать то, что он должен был делать, идти туда, куда он должен был идти, побеждать тех, кого он должен был победить. И теперь он умрет, он был уверен в этом, так, как должен был умереть. Возврата в Ливенворт для него не было. Больше никаких камер, охранников и корыстных ублюдков-зэков. Это была не та жизнь, тюрьма, смерть предпочтительнее. Кроме того, на этот раз они потребовали бы смертного приговора, и они бы его получили. Он был в Техасе, где, слава богу, по дюжине заключенных в месяц подвергали смертельным инъекциям. Боже, в Техасе любили камеры смертников. Им нравилось расправляться с убийцами, засоряющими их штат. Какая, к черту, разница, умрет он сегодня или через год? Он бы не хотел, чтобы у Техаса была такая привилегия, когда он мог бы справиться с этим сам, сегодня, прямо сейчас.       У задней двери, как раз перед тем, как Уэнсдей прошла вперед, он притянул ее обратно и заключил в свои объятия. От нее остро пахло страхом. Он уткнулся лицом в изгиб ее шеи, потираясь о ее кожу, впитывая в себя ее пот. Мельком вспомнил, что встретил ее у задней двери другого дома, в прошлой жизни, за тридевять земель, и они соединили свои судьбы. Если бы он знал, что это приведет его сюда, отвез бы он ее домой в ту ночь?       Да, он ожидал, что так и будет.       — Нам нужно идти, — сказала она, отталкивая его.       Стрельба прекратилась, и над домом воцарилась торжественная звенящая тишина ожидания. Внезапно они оба вздрогнули, услышав голос в мегафоне: — Выходите. Никто не будет стрелять. Сдавайтесь сейчас и сначала высылайте заложников.       Ксавье порылся в своей кожаной сумке, глубоко зарывшись под конверт с деньгами. Он вытащил остатки своей дозы, разорвал фольгу и засунул кристаллы в рот. Он вытащил их из-за коренных зубов, заталкивая все под язык, где они выпирали из нижней губы. Это был единственный раз в жизни, когда он пожалел, что у него нет способа впрыснуть их прямо в вены.       — Ты готов? — спросила Уэнсдей.       Солнечный свет отражался от ее шоколадных волос и усиливал блеск ее безумных глаз. — Боже! — подумал Ксавье, — Она самая крутая женщина на земле! Она чертова богиня!       — Да, — сказал он. — Давайте выбираться отсюда.       Он подтолкнул ее сзади и первым вышел из двери, перепрыгнув через ступеньки на твердую сухую землю. Издал стон от боли, которая пробежала по его ноге от огнестрельного ранения. Повернулся, чтобы вытянуть руку, и только кончики пальцев Уэнсдей оказались в его ладони, когда он понял, что она целится ему в сердце.       — О, Уэнсдей… — только успел сказать он. — О, черт, Уэнсдей…       — Тебе не следовало приходить к той женщине, Ксавье. Тебе не следовало скрывать от меня деньги.       Она нажала на спусковой крючок, и пуля попала ему в грудь, отбросив его на пятки, где он, пошатываясь, попытался удержаться на ногах. Ему показалось, что небо разверзлось, потому что теперь со всех сторон сверкали молнии и раскаты грома наполняли его тело. Они стреляли в него из-за деревьев, уводя его против его воли от Уэнсдей. Он дергался с каждым выстрелом, который попадал в его тело, поворачиваясь все сильнее и сильнее, как заводная игрушка. Он кричал от боли и повторял снова и снова: Уэнсдей… Уэнсдей… Уэнсдей… Уэнсдей…       Но она ушла, уже пропала из поля его зрения, страдая от той же боли, что и он, где-то в одиночестве, вдали от него.       Умирать было больнее, чем он мог себе представить. Это было самое дерьмовое событие, случившееся с ним.

***

      Выстрелы пронзили всю переднюю часть тела Уэнсдей от шеи до живота, заставив ее растянуться на ступеньках и высунуть голову в открытый дверной проем.       Тайлер, поравнявшись с девушкой, застыл на месте, потрясенный тем, что Уэнсдей стреляла в Торпа, а затем загипнотизированный еще больше, когда из-за деревьев раздались выстрелы, от которых Ксавье закувыркался, как подбитая птица.       Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Уэнсдей получила свои первые выстрелы в грудь, а затем он вылетел на крыльцо, пытаясь остановить происходящее, закрывая девушку своим телом, но к тому времени, как он добрался до верхней ступеньки, она упала назад, и он был тем, кто принял на себя огонь. Теперь случайные выстрелы, предназначенные для Аддамс, вонзились ему в спину, как раскаленные сверла, выбивая из него дыхание, лишая жизни, сбивая мир со своей оси. Тайлер споткнулся. Заметил, что стрельба снова прекратилась, и жуткая тишина наполнила его уши белым шумом. Он посмотрел на застывшее необыкновенной красотой лицо Уэнсдей, прежде чем упасть на колени, принимая боль, понимая смерть, и скатился с деревянных ступенек на землю, и весь мир погрузился для него во тьму.

***

      Фрэнк встал из-за стола и потушил окурок в переполненной пепельнице. Пепел посыпался на стол. Он отодвинул пепельницу и сгреб пепел в руку. Он сказал Хедди, бросая пепел в мусорное ведро рядом со столом: — Мне жаль твоего отца.       Девочка взглянула на свои руки. В ее пальцах все еще был камень, который она подняла с земли за полицейской машиной. Именно этот милый человек вышел на открытое место и, схватив ее, отнес на землю, в безопасное место. Она перевернула камень и осторожно потерла его, как будто тот мог в конечном итоге засиять магией. Рубиновая жилка в камне, проходящая через коричневый цвет, напомнила ей кровь.       — Мне тоже жаль, — сказала она. — Он был плохим только некоторое время.       Мужчина прочистил горло и подошел к ее креслу. Протянул руку, чтобы помочь ей подняться. — Я попрошу кого-нибудь отвезти тебя обратно в больницу, чтобы позаботиться о твоей матери.       — Спасибо.       — Хедди?       — Ага? — она сунула камень в карман шорт.       — Я думаю, ты спасла жизнь своей матери.       Хедди начала было качать головой, но остановилась. Она не знала, правда ли это, но ничего страшного, что он так сказал. Сейчас все это не имело значения. — С ней все будет в порядке.       — И с тобой тоже.       Она взглянула в доброе мужское лицо и улыбнулась немного грустной улыбкой. — Да, я постараюсь. Теперь со мной все будет в порядке.       — Хедди?       — Да, сэр?       — Спасибо, что осталась так долго, чтобы рассказать мне, как все произошло. Мы не смогли этого понять, семья полицейского так долго была в заложниках. Это так и осталось бы загадкой, если бы вы не помогли докопаться до правды.       — Вам ведь не обязательно рассказывать все газетам, не так ли? О папе и обо всем таком?       — Нет, я им не скажу. Это для моих файлов, и никто их не увидит.       — Хорошо. — она подошла к двери и открыла ее, обернувшись через плечо, и остановилась.       — Что? — спросил он. — Ты что-то забыла?       — Нет, я просто проверяла. — девочка улыбнулась и указала на свою голову. — Просто проверяла.       Фрэнк улыбнулся в ответ, думая: — Вот это да, какой замечательный ребенок, и она действительно читает мысли. Господи!       Хедди выслушала эти последние мысли, запомнила их, затем закрыла за собой дверь и пошла с женщиной, которая должна была отвезти ее в больницу.       Она никогда не оглядывалась назад. В этом не было необходимости.       Мистер Хокинс наконец-то узнал все, так что ей больше не пришлось с этим жить. Он знал всю историю, ужасные секреты и все печальные смерти. Она выложила все начистоту, как это бывает, когда у тебя есть лучший друг, которому ты можешь рассказать все. Дни, проведенные в их поездке на юг, теперь принадлежали только ему, и она наконец-то была свободна, чтобы начать новую жизнь.       Ее мать заберет ее домой, в Северную Каролину. Они благополучно вернутся домой на самолете. Может быть, дома, где почти никогда не возникал случайный хаос и очень редко чего-то стоило бояться, они снова будут в безопасности.       — В безопасности, — радостно подумала она. — Прямо как говорят в бейсболе — «home safе» .

***