Идеальный результат

      Вообще-то поначалу Лия Музу отчаянно ненавидела. А уж когда стало можно снимать по собственному желанию браслеты — и вовсе утонула в этой ненависти, мечтая об одном: добраться до лагеря изгоев и выцарапать удачливой сопернице глаза. Отговорила Деметра.       — Проживи эту ненависть, не дури. Дай себе время понять себя саму, а уж потом действуй. Не предавай себя, не веди себя так, словно ты — раба своих эмоций, — долбила ей старшая подруга.       И Лия послушалась. Впрочем, Деметра умела уговаривать: например, читать Лии нотации она взялась, когда та лежала в ее кровати, распятая, распяленная и обездвиженная ремнями, распаленная умелыми ласками. А Деметра как ни в чем не бывало сидела на ее бедрах, катала в жестких, жестоких пальцах ее соски, выкручивая, натирая, заставляя плакать от боли и возбуждения, и умолять о пощаде, и рассказывала, как правильно себя вести. Лия была ей чертовски благодарна за такую науку. Как и за пусть специфическую, но предельно действенную помощь после болезненного разрыва с женишком.       Потом неконтролируемая ненависть схлынула, точнее — Лия просто привыкла понимать и принимать свои настоящие чувства. Осталась холодная, расчетливая злость. И когда Икар внезапно бросил Музу, переметнувшись к Фионе в погоне за очередной дурацкой мечтой, из которой он все еще пытался выжать мифический эликсир счастья, Лия отправилась к изгоям. Ей хотелось посмотреть на униженную соперницу, посмеяться ей в лицо. Дать понять, что такое поражение закономерно, что если уж Икар бросил ее, золотую Лию, то дикаркой из чащи бы точно пренебрег.       Только никакого торжества над злодейкой-разлучницей не вышло. Когда Лия заглянула в угасшие, пустые глаза Музы — ее как ледяной водой окатило. Она тогда не знала, что вообще-то глаза Музы — цвета голубой стали, но и без этого знания поняла, нутром почуяла, что цвет пепла — символ подкравшегося пиздеца.       И все покатилось, помчалось, полетело по каким-то совершенно иным рельсам. Она тормошила Музу, дергала, всюду таскала за собой. Пинала, вбивая по капле желание жить. Глаза Музы еще долго оставались пепельными, но постепенно под пеплом разгоралось пламя.       А Икар… Лии было даже странно осознавать, что когда-то она его вообще-то искренне любила, и главное — считала другом. Икару, в отличие от гораздо более человечного, отзывчивого Брута, не было дела ни до Лии, ни до Музы, ни, в общем-то, до бедняжки Фионы. До Брута, кстати, тоже — и тот не раз попадал в самые препоганейшие ситуации из-за своей бездумной преданности Икару. Лия жалела друга, но понимала — есть шаги, которые человек может сделать только сам. Оставалось надеяться, что Бруту хватит сил на эти шаги. Икар же, одержимый своими идеями всеобщего счастья, казался Лии уже не ребенком, воодушевленным новой игрушкой, а опасным психопатом, фанатично увлеченным химерной сверхидеей. Искать одно общее счастье для всех разом людей было так же бредово, как искать одно лекарство, которое помогло бы и от рака, и от анемии, и от депрессии, и от гриппа. Так же оправдано и так же реалистично. Счастье у каждого было своим.       Счастье Лии обладало копной непослушных темных волос, ясными глазами, неожиданно прозрачной кожей, внешностью ангела и чудовищно стервозным характером. И чем успешнее Муза оправлялась от своей дурацкой любви, чем больше становилась похожа на себя прежнюю, тем больше нравилась Лии эта ее стервозность и дикарская природа.       Переломный ход подсказал Персей. Этому придурку Лия тоже была благодарна от души. Он умудрялся вечно творить какую-то лютую дичь, которая неожиданно приносила отличные результаты. Прямо как в случае его сумасшедшей, преступной выходки со взрывом, который обнулил браслеты и дал ей почувствовать себя живой, — и который в итоге привел к восстановлению альянса изгоев и Полиса. Вот и с Музой он подсказал самый простой и самый верный путь.       — Крылья — побочка, — выдал он, нервно дербаня черт знает откуда выдранное огромное перо. — Сестра звезды любила.       И Лия потащила Музу в обсерваторию. Потом они вместе пили прямо там, устроившись в обнимку на полу под всевозможными телескопами, среди кучи умных книг и карт звездного неба. Хлестали из горла терпкое вино, Муза плакала навзрыд и казалась такой хрупкой, такой несчастной, что хотелось ее защищать и оберегать. Обогреть, подарить тепло. В итоге было даже жарко. Тогда Лия и пообещала ей, что звезды будут всегда. Для Музы — всегда.       Кто же знал, что идеальный мир окажется так далек от придуманных другими идеалов? Впрочем, идеалы, как и счастье, были просто для всех разными. Так или иначе, результат Лию вполне устраивал.