Семья героев

Ледибаг с силой прижала вора к стене. Это был простой новичок, который не сумел ограбить магазин и активировал сигнализацию, поэтому скоро уже должна была приехать полиция. Ледибаг случайно заметила его в попытках успокоиться, ходя по крышам домов. Она не хотела сегодня с кем-либо связываться, но, увидев вора, поняла, что ей очень нужно выпустить пар. И желательно как можно быстрее. Именно поэтому она была здесь: в какой-то подворотне прижимала к стене дрожащего и едва дышащего от страха вора. Ярость кипела в ней, ещё бы чуть-чуть и она бы придушила его. Но она вспомнила Эмму и Адриана, и это остановило её. Они бы не хотели этого. — Следующий раз будет последним, ты понял? И если сейчас убежишь от полиции, я найду тебя, и это будет намного хуже, — убрав руку с его горла, сказала Ледибаг. Затем она, ненадолго задумавшись, добавила: — А ещё отдай сигареты. — Ч-что? — спросил напуганный до смерти мужчина. — Живо, — холодно приказала она.

***

Ледибаг выпустила дым, держа в руке сигарету. Сегодня был просто сумасшедший день. Эмма оказалась сентим… Сентичеловеком. Маринетт была не в силах назвать эту милую девочку монстром. Сначала она думала, что у неё всего лишь разыгралось воображение. Подумаешь, Эмма оговорились? Маринетт сама много раз оговоривалась и в более зрелом возрасте. Но, если бы была только одна эта оговорка. Однако было ещё много фактов, которые подкрепляли эту теорию. 1) У Адриана всё это время был камень чудес павлина, и даже теперь он не хотел отдавать его. 2) Эмма утверждала, что у неё никогда не было матери. 3) В первый год жизни Эммы Адриан чувствовал себя так же плохо, как и его мать, злоупотреблявшая созданием сентимонстров. Тикки рассказывала, что когда владелец камня чудес павлина создаёт осознанное создание, а особенно человека, которого практически не отличить от настоящего, то это отбирает очень много сил у него. 4) Эмма была очень похожа на Адриана. Это, конечно, был слабый факт, ведь Адриан тоже походил на свою маму, но всё же. 5) И конечно же сегодняшняя оговорка Эммы. Да, даже все вместе эти факты не давали стопроцентной гарантии, что Эмма была рождена не совсем привычным образом. И всё же Ледибаг злилась, очень злилась. Адриан был таким безрассудным! Он мог умереть в двадцать от истощения из-за камня чудес. Или что-нибудь бы случилось с Эммой, после чего Адриан бы впал в депрессию или бы сделал что-нибудь с собой. Или… Тысячи тревожных мыслей кружились в её голове. Ей было даже страшно предположить, что он мог умереть, прежде чем она узнала, что он Кот Нуар, прежде чем она успела извиниться перед ним, прежде чем он узнал, что она тоже любит его. Выдыхая дым, Ледибаг с грустной улыбкой осознала, что она вновь влюбилась в него, несмотря на то, что прошло так мало времени с их воссоединения после долгих лет разлуки. А может она и не влюбилась вновь, может её чувства никогда не уходили. Она хотела быть рядом с ним, извиняясь за всё, через что ему пришлось пройти из-за неё. Она хотела помогать ему воспитывать Эмму, она действительно хотела стать её мамой, не временной, а настоящей. Даже если… Ей придётся держать в тайне свою личность, даже если пройдёт много времени, прежде чем Адриан полюбит настоящую её, если такое вообще произойдет. Слезы были готовы вот-вот побежать, когда Ледибаг сделала очередную затяжку и медленно выпустила дым. Она не могла подвергать их опасности, как со стороны возможных будущих злодеев, так и со стороны… Самой себя. Для семьи Агрест Ледибаг была убийцей, даже если Адриан по какой-то неизвестной и непонятной Маринетт причине любил её. Да и не только для семьи Агрест она была убийцей, честно говоря. Кем она стала? То, как она несколькими минутами ранее почти придушила вора, так напоминало Габриэля. Маринетт никогда не хотела быть похожей на него. А что, если… Что, если она принесёт Адриану такую же боль, какую принёс ему отец? Что, если она будет таким же плохим родителем, как и Габриэль, и навредит Эмме? Ледибаг почувствовала, как слезы бегут по её лицу, но она просто сидела, словно застыв. Даже когда сигарета полностью сгорела и обожгла ткань её костюма, девушка не дёрнулась. Она должна была стать лучше версией себя, ради Эммы, Адриана и их возможного будущего.

***

Ледибаг направилась домой, размышляя о том, заметили ли Эмма и Адриан что-нибудь. Потому что, честно говоря, она не совсем хорошо помнила, как довела Эмму до дома после осознания. Она лишь помнила, как Эмма крепко обняла Адриана по возвращению домой. Опустив голову, Ледибаг неспеша шла по крыше, как вдруг врезалась в кого-то. Какого чёрта? Кто ещё мог быть на крыше в это время? Затем она заметила, что ноги человека, в которого она врезалась, были в кожаных сапогах с серебряным носом в виде… Кошачьей лапы. Она резко подняла голову и встретилась взглядом с ярко-зелеными глазами, которые не видела девять лет, целых девять лет, ужасно долгих девять лет. Да, недавно он спас её в образе Кота, но тогда она была полной дурой, сосредоточенной на том, чтобы выведать, где он хранит камень чудес павлина. И поэтому тогда она не так уж и много смотрела на него. Но сейчас... Сейчас всё было иначе. Он был так близко. И Маринетт не могла перестать смотреть на него. — Аккуратнее, моя Леди, — улыбнулся Кот Нуар. — П-привет, — прошептала она, покраснев, когда он аккуратно заправил ей прядь за ухо. — Привет, — ещё шире улыбнулся он. — Ты чего так поздно ходишь? Что-то случилось? Она очень надеялась, что было несильно заметно, что она недавно плакала. Ой, наверняка, он чувствовал, что она курила, даже несмотря на то, что она недавно ела мятную жевачку. У него ведь был очень чувствительный нос. Это было плохо, очень плохо. — Да так, ничего страшного. Просто поймала одного вора и всё, — отмахнулась она. — А ты почему не дома? Эмма, наверное, переживает. — Она уже крепко спит, а я вышел немного прогуляться перед сном. И на удивление встретил тебя. Ледибаг внимательно разглядывала его лицо. Она уже практически забыла, как прекрасно ему подходила эта маска, особенно когда смотришь на него так близко. За девять лет он вырос и возмужал, несмотря на свой явно небольшой вес, но его волосы всё равно были в беспорядке, как и несколько дней назад, как и несколько лет назад. И ей это нравилось. — Адриан, — было так непривычно называть его имя, его настоящее имя, когда на его лице была маска, — я хотела бы извиниться за вчерашнее. — Извиниться? — нахмурился он. — Да, я вчера выпила лишнего и поцеловала тебя без спроса, а ещё из-за меня твоя дочь плакала. И я ведь даже не спрашивала, есть ли у тебя кто-то, – виновато сказала она, чувствуя себя безумно неловко. — Я не обижаюсь на тебя, честно. Тем более я сам был не против. Так что ты не должна извиняться, – покачал головой Нуар. — И всё же это было эгоистично с моей стороны. Я забрала у тебя семью, и ты должен ненавидеть меня, а не позволять мне целовать тебя, – наставила на своём она. — Я никогда не ненавидел тебя, Ледибаг, — теперь его руки легли на её плечи и сжали их. — Может быть, злился и обижался, но никогда не ненавидел. Я никогда бы и не смог ненавидеть тебя. Её сердце сделало маленький кульбит, когда он сказал это. А с плеч словно упала огромная гора. Но затем она заметила, как он слегка сморщил нос. — Ты куришь? — осторожно спросил он. — Не то чтобы я осуждаю, у меня нет права указывать, что тебе делать. Просто интересуюсь. — Сильно чувствуется? — вздохнула она, опустив голову. Теперь единственное, что она чувствовала, — раскаяние и смущение. Рядом с ним вся её недавняя ярость и злость словно сошли на нет. — Прости. — Не извиняйся! — быстро ответил Кот. — Это твоё право. Она промолчала, не зная, что сказать. Вступать в спор было бы глупо, поскольку курение действительно было её выбором. Да и спорить с ним сейчас не хотелось. Но... Он был таким понимающим и заботливым, что все тревожные мысли о том, что он мог умереть вновь поднялись в её душе. — А кто мама Эммы? — вопрос вылетел раньше, чем Маринетт успела осознать, что она говорит. Может, он всё-таки развеет её сомнения, которые мучили её последние часы. — Я пользовался услугами суррогатной матери, — спокойно ответил Нуар, но при этом что-то в его лице и голосе неуловимо изменилось. Поэтому её подозрения не ушли, но она решила не давить на него. — А почему так рано решил завести ребёнка? Это, наверняка, было очень тяжело, – тихо сказала она. Он убрал руки с её плеч, и Ледибаг подумала, что обидела его своим вопросом. Особенно её волнение усилилось, когда он подошёл к краю крыши. Она боялась, что он сейчас уйдёт и оставит её одну, но он всего лишь сел. — Садись рядом, — похлопав по крыше, предложил Кот. На дрожащих ногах она подошла к нему и села, радуясь, что он остался с ней. — Было тяжело сначала, но было ещё хуже знать, что никто не ждёт меня дома, что я… Никому не нужен. Целых три года я был практически один: отец умер, маму наконец официально похоронили, тётя и Феликс больше не общались со мной, одна из моих близких подруг уехала, а остальные оставшиеся, конечно, поддерживали меня, но они не могли постоянно быть рядом. Поэтому я захотел ребенка. Может, было не совсем предусмотрительно и разумно иметь младенца в двадцать, когда я вовсю учился в университете, но у меня всё ещё были деньги, доставшиеся в наследство после смерти родителей, и я мог, не работая, обеспечивать и себя, и ребёнка. И, честно, я никогда не жалел об этом поступке, потому что каждый раз, когда я возвращался домой, я знал, что меня кто-то ждёт, что этот кто-то любит меня и любит, на самом деле, просто так. Эмма — самое лучшее, что когда-либо случалось со мной. Даже если мне временами тяжело, я готов на всё ради неё. Это было так искренне, что Маринетт почувствовала, как её глаза вновь за сегодняшний вечер заслезились. — Ты потрясающий человек, Адриан, — осторожно положив свою руку на его, сказала она. — Эмме очень повезло с тобой. И мне тоже очень повезло с тобой. Кот улыбнулся ей и, перевернув свою ладонь, переплел их пальцы и чуть сжал их. Некоторое время они сидели в тишине, прежде чем Маринетт наконец решилась заговорить. — Я думаю, нам стоит немного подождать, — тихо произнесла она. — Но… — Подожди, пожалуйста, — попросила Ледибаг. — Прежде чем официально начать отношения, я хочу измениться ради тебя и Эммы. Потому что вы заслуживаете такого же хорошего человека, как и вы сами. Тем более я не хочу, чтобы я когда-либо сделала вам вновь больно. И, может, Эмме вообще лучше не знать, кто я. Не думаю, что она когда-либо сможет полюбить меня. А, возможно, и тебе не следует знать. Может быть, лучше будет, если мы сблизимся, как простые гражданские, и ты не будешь видеть во мне каждый день убийцу своего отца. И… — Но я уже знаю, — перебил её Нуар, и у неё зазвенело в ушах. Она ослышалась, да? Это ведь было нереально? — К-как? — прохрипела она, почувствовала как сердце замерло, а воздух больше не поступал в лёгкие. — Ты сказала, что в классе Эммы есть только один отец-одиночка, но никто кроме одного человека не знал, что у меня — Кота Нуара — вообще есть дочь, и что я воспитываю её один, – объяснил он, всё ещё держа её за руку. О нет, нет, нет. Она облажалась. Она так сильно облажалась. Вот обязательно ей нужно было напиваться и раскрывать все карты перед ним! Сердце теперь бешено стучало от испуга. Это было неправильно. Она была неготова. А вдруг он всё-таки разочаровался в ней? А вдруг он не разрешит видеть Эмму? А вдруг он считает её ненормальной? А вдруг?... — Поэтому я уже знаю, кто ты, М… Но она уже ничего не слышала и не видела. Голова гудела от паники. Ледибаг резко вырвала свою руку из его и как можно быстрее вскочила на ноги. — Подожди, пожалуйста! — последнее, что услышала она перед тем, как позорно убежать.

***

Была суббота, и это было спасением для Маринетт. Она могла валяться в своей кровати хоть до вечера, что она и собиралась делать. После вчерашнего разговора она провела беспокойную ночь в страхе, что Кот Нуар зайдёт к ней в комнату, поэтому у неё ещё сильнее болела голова. Взяв телефон, она увидела десять уведомлений. Сердце упало в пятки. Хотелось откинуть мобильник далеко-далеко, но, может, ей писал не Адриан, а родители или Аля, или вообще с работы. И действительно, одно сообщение было от Аля. Аля: Приветики. Как идут дела с раскрытием личности? Ещё не забрала кч? Стоило ли ей говорить правду? Нет, она не имела права без разрешения Адриана рассказывать о его тайне. Я: Доброе утро. Пока никак, сейчас просто дел очень много на работе. Аля: Ну ладно, не перегружайся и не забывай отдыхать. Если будет нужна ещё помощь — пиши. Я: Оки Ещё два сообщения были обычным спамом, который Маринетт быстро удалила. А остальные семь… Они все были от Адриана, и Маринетт была просто не силах открыть их. Значит, он всё-таки знал, действительно знал. И она ничего не могла изменить. Её пальцы зависли над экраном, словно застыв. Даже если та часть последнего сообщения, которую она видела, очень напрягала её. Адриан: Прости, что подвёл… Она с грустью смотрела на экран. Она была такой трусливой дурой! Несмотря на то, что ей было двадцать шесть, боялась она так же, как и в четырнадцать. Почему она не могла быть такой же храброй, как Адриан? Почему она так боялась возможности быть счастливой с любимым человеком? Даже если им вновь придётся узнать друг друга спустя годы разлуки. Почему она была такой слабой? Слеза скатилась по её щеке, затем вторая, третья и четвертая. Она приносила Адриану лишь боль, она не заслуживала его. Она так сильно хотела извиниться перед ним, но вместо того, чтобы взять себя в руки, и исправить всё то, что натворила вчера, она лежала на кровати и плакала. Неожиданно позвонил телефон, и Маринетт нечаянно взяла трубку. Она уже хотела сказать, что она пока занята, чтобы ей позвонили попозже, но голос, такой знакомый, остановил её. — Привет, мама, — взволнованно произнесла девочка. — Привет, Эмма. Что случилось? Где Адриан? Она очень надеялась, что с ним всё в порядке. — Помнишь, я рассказывала о девушке, которую папа раньше любил и с которой недавно поцеловался? Они похоже опять поссорились. Папа с утра хмурый и очень грустный. Придёшь к нам, чтобы развеселить его? Пожалуйста, — сказала Эмма, и Маринетт не знала, как отказать этому сущему ангелу. Тем более она обещала подготовку к выступлению, Эмма рассчитывала на неё, Маринетт не могла бросить всё за неделю до праздника. Но другая её часть не хотела идти туда и начинать разговор с Адрианом, ведь этот разговор изменит абсолютно всё в их отношениях. И Маринетт не знала, что делать. Ей нужно было сделать выбор между сердцем и разумом, паникой и любовью, страхом и верой в будущее.