Имя Золотца

      Обстоятельства вынуждали Чу Ваньнина лезть в окно. Как любой человек в расцвете сил, он не желал стать мясной кляксой на асфальте. Особенно там, где его внутренний мир мог попасться на глаза подчиненным. Конечно, Чу Ваньнин с удовольствием вышел бы из своего кабинета через дверь, как среднестатистический работник. Но, к сожалению, у его кабинета снаружи караулил вообще не среднестатистический Мо Жань. Раньше он просто терроризировал его своими резюме с достойными восхищения фотографиями. Теперь поток резюме закончился, и с сегодняшнего дня началось физическое преследование. За такое можно и в полицию заявить. Как офицер полиции, Чу Ваньнин заявил сам себе, что больше не вынесет, и полез в окно, чтобы спуститься вниз по пожарной лестнице. В его груди и правда был пожар, и вообще все дело пахло жареным.       Он абсолютно точно не оказался бы здесь, если бы летом его не сослали в отпуск на море. В мае на отдел особо тяжких навалилось жуткое дело. Жестокие убийства для них были не в новинку, но любой сотрудник полиции скажет, что нет зверя хуже журналиста. Почует запах крови — и все, эту машину не остановить. Завтра же утром читайте бодрящие заголовки: «Серийный убийца орудует в западном Пекине! Убил пять женщин, отполировал подростком и закусил хомяком» и «Полиция бессильна! Сколько жертв нужно, чтобы бюрократическая машина наелась досыта?» А там и серией-то не пахло: четыре психа синхронно сбрендили. Один из них — написавший статьи журналист, а еще новичок в отделе, который слил информацию, потому что по интеллекту едва превосходил хомячка, которым закусили накануне.       Из-за того, что журналюги осложняли им поиски подозреваемых, Чу Ваньнин не просто прописался на работе, у него день и ночь поменялись местами три раза. Глаза слезились от экрана, и когда Чу Ваньнин их тер, на пальцах вместо слез оставался кофе. Обоих убийц схватили, дела закрыли, но шеф Чу продолжил по инерции работать в том же режиме. А потом его нашли на полу в коридоре.       Сюэ Чжэнъюн лично поволок его на обследование в больницу и узнал, что сердце у Чу Ваньнина все-таки есть, но бракованное. Врач предупредил: если пациент и дальше будет пренебрегать питанием и режимом дня, можно начинать присматриваться к колумбариям и урнам для праха. Кстати, вот визитка его двоюродного брата, он как раз резчик по камню. Нефритовая урна — отличный выбор. Возьмете — не прогадаете.       Кукование в урне Чу Ваньнина не прельстило, он взялся-таки за ум и вместо урны выбрал постель молодого и горячего Мо Жаня. Но прежде все-таки соблюдал режим и спал по ночам. По утрам выползал к морю подышать, потом упражнялся в придумывании способов обойти охрану на конференции по профайлингу. Сюэ Чжэнъюн еще удивлялся, почему Чу Ваньнин так легко согласился поехать и остановил свой выбор именно на этом отеле? А потом их общие знакомые доложили начальнику участка Сюэ, что подполковник Чу балуется запретными лекциями вместо того, чтобы отдыхать. Тогда-то его и внесли в черные списки бизнес-центра, где конференция проходила.       После очередного позорного выдворения Чу Ваньнин впервые увидел Мо Жаня. Улыбчивый, яркий и полный энергии юноша мгновенно притянул его взгляд, и сердце заныло от одиночества. Он давно смирился с тем, что всегда будет один. Старый, некрасивый и занудный. Как будто этого мало, Чу Ваньнин еще в юности обнаружил, что его больше привлекают мужчины. Такой набор качеств — верный билет в холодную страну вечного одиночества.       Чу Ваньнин решил, что на пушечный выстрел не подойдет к Мо Жаню, и принялся безудержно развлекаться в клубе вэйци. Играть он правда любил, и вскоре завел там кучу интересных знакомств. Все его новые знакомые были под стать его внутреннему наполнению — старики. С ними всегда было о чем поговорить, и сердце, которое факелом вспыхнуло от мимолетной встречи, мало-помалу успокоилось. Однако вскоре оказалось, что от Мо Жаня не так-то легко сбежать.       Они делили ванную комнату. Это Чу Ваньнин обнаружил, когда рано утром вышел из душа и ради любопытства одним глазком глянул на своего соседа. Юноша спал без задних ног поперек кровати. Его мощная грудь мерно вздымалась и опускалась, тени от длинных ресниц плясали по щекам, а твердые на вид губы были слегка приоткрыты. Если подойти, можно было различить влажный блеск зубов. Чу Ваньнин стоял неприлично близко к спящему и чувствовал себя настоящим преступником.       Вот таких они и ловили обычно. Засмотрелся на улыбку, потом стоит над спящей девушкой, засунув в нос трусы из корзины с грязным бельем. Что дальше? Изнасилование кочергой? Или сразу убийство на почве ревности к собаке? У них всякие случаи были. Что Чу Ваньнин точно знал: наблюдения за спящими незнакомцами обычно кончаются плохо.       В следующие несколько дней вселенная решила доконать Чу Ваньнина. Он натыкался на Мо Жаня повсюду. Вот юноша ест в ближайшей столовой, вот болтает со своими знакомыми, вот плавает с утра среди легких волн. Чу Ваньнин с огромным трудом заставлял себя не пялиться на мускулистую грудь, покрытую каплями соленой воды. Совсем плохо его сердцу стало, когда случился Инцидент с цикадой.       Однажды вечером Чу Ваньнин заметил Мо Жаня у бассейна. Чистили бассейн нерегулярно, и в воде постоянно плавали какие-то листочки и иголки. Юноша пытался что-то выловить из воды, а когда выловил, поднял голову и пригляделся к сосновым веткам наверху.       — Так ты оттуда свалилась? — задумчиво сказал он чему-то в своей ладони. — Заснула, что ли? Ну сохни теперь, я подожду.       Мо Жань уселся на скамейку и стал ждать. Мимо него проходили знакомые, и он каждому рассказывал историю про цикаду, которая днем сидела на сосне и орала вместе с остальными, а потом устала, задремала и свалилась в бассейн.       — Вот она. Смотри, какая крошка, — Мо Жань с гордостью показал своему знакомому насекомое на пальце.       — Не хочет уходить. Греется, что ли?       — Я ей понравился.       Когда цикада отогрелась и высохла, Мо Жань посадил ее на ствол сосны и ушел, а Чу Ваньнин тут же поспешил к ней полюбоваться. Насекомое красотой не блистало, хотя в темноте всей красоты и не разглядишь. Темное жирное тельце прикрывали тонкие прозрачные крылышки с ветвистыми жилками. Глаза глупо торчали по сторонам, будто у карикатурной лягушки.       Этим вечером Чу Ваньнин проникся к цикаде особыми чувствами. Мо Жань спас ее и отогрел. Вот бы и Чу Ваньнина кто-нибудь спас. В последнее время он правда чувствовал себя свалившейся в бассейн уродливой цикадой.       Потом Чу Ваньнин исподтишка наблюдал за тем, как Мо Жань своими большими теплыми ладонями гладит местных озорных котят. И совершенно неожиданно настал тот вечер, когда Мо Жань положил эти ладони на талию Чу Ваньнина, притянул того к себе и сказал:       — За ночь с тобой я заплачу любые деньги.       Если бы Мо Жань сказал это, сохраняя дистанцию, Чу Ваньнин не понял бы, чего от него хотят. Просят об услугах наставника по профайлингу? Просят поработать сверхурочно? Но Мо Жань ясно выразил свои желания языком тела: погладил горячими ладонями поясницу, потерся носом о щеку, прижался крепкими бедрами. Близость выбила из головы Чу Ваньнина все мысли. В голове все так спуталось от возбуждения и страха, что предложение заплатить его не озадачило совершенно. Он чувствовал себя дрейфующей в океане одиночества беспомощной цикадой, которую выловили и посадили на теплую ладонь. Это его единственный и последний в жизни шанс согреть и высушить свое уродливое тельце. Они вряд ли увидятся в будущем. Почему бы не попробовать, если кровь закипает в жилах от одного взгляда на Мо Жаня?       — Ладно, — тихо сказал Чу Ваньнин.       — Что? А, хорошо.       Он думал, все произойдет быстро, но, к его ужасу, Мо Жань не спешил действовать, лишь внимательно изучал темным взглядом. В горящей от физического возбуждения и страха голове зародились тревожные мысли:       «Вдруг это шутка? А если он знает, кто я? Как можно было так глупо попасться, ты же офицер полиции!»       Как раз когда Чу Ваньнин уверился в собственном слабоумии и готов был сигануть в окно от позора, Мо Жань с неловкой улыбкой сказал:       — Тогда надо обсудить все на берегу. Как тебе обычно нравится? Есть какие-нибудь табу? Стоп-слово?       «Трогать людей у меня табу. Какие еще табу ты собрался обсуждать, идиот? Я и так уже на низком старте, чтобы сбежать», — разозлился Чу Ваньнин.       — Просто делай. Или я ухожу.       Он зло сверкнул глазами. Уши начали гореть от стыда, захотелось вырваться из сильных рук и бежать, куда глаза глядят.       Мо Жань от этого взгляда чуть с ума не сошел и сразу полез целоваться. Накрыл ртом прохладные губы и в спешке, пока не отказали, протолкнул язык в горячий сладкий рот. Все тело охватила томная слабость — так стало хорошо. Незнакомец замер в его объятиях, ошеломленный внезапным напором, а когда оттаял, Мо Жаню снесло крышу во второй раз. Он не умел целоваться и делал это настолько плохо, что в груди защемило. Когда они в очередной раз стукнулись зубами, мужчина разорвал поцелуй и зло зашипел:       — Зубы!       Так всегда бывает, если спешить и жадничать, неужели профессионал не в курсе? Мо Жань растерялся от такой наглости, но ответить не успел: мужчина приник влажным ртом к шее. Было в его робких объятиях, в движениях и рваном дыхании что-то странное. Будто он во всем не уверен: и в собственной привлекательности, и в том, что делает все правильно. Будто он катастрофически неопытен, но при этом хочет Мо Жаня до потери пульса.       «Это его роль, — догадался Мо Жань. — Интеллектуал, всю жизнь интересовался только научными трактатами и игрой в вэйци. На женские прелести у него не стояло, но вот он встретил мужчину и воспылал страстью. Тридцатилетний девственник с лицом небожителя и восхитительным телом? Кто на такое вообще поведется?»       Так думал Мо Жань, проваливаясь в новый жаркий и полный зубов поцелуй.       Чу Ваньнин впервые поцеловался в тридцать пять. «Почему так рано? — спросил бы Чу Ваньнин из прошлого. — И зачем?» Что вообще может быть нецелесообразней поцелуев? Чтобы размножиться, достаточно контакта гениталий. Зачем слюной-то обмениваться? Только лишняя бактериальная нагрузка на организм, а пользы никакой. Чу Ваньнин из настоящего не мог оторваться от Мо Жаня и был не в состоянии формулировать вопросы. Губы юноши оказались мягкими, а рот — влажным, горячим и жадным. Неизвестно, что там было с бактериальной нагрузкой, но вот сердечная мышца едва справлялась и рвалась вон из тела. Чу Ваньнин задыхался, и чувства такой страшной волной нахлынули на него, что пришлось напоминать себе: «Я начальник отдела, меня не пугают полусгнившие трупы, и загорелый обнаженный Мо Жань не должен пугать. Я могу смотреть в глаза самым бесстыжим преступникам, и во взгляде Мо Жаня нет ничего страшного».       Самое страшное оказалось в потере контроля. Чу Ваньнин справился с диким смущением, когда Мо Жань стянул с него футболку, смог вытерпеть жар поцелуев на шее и груди. Но потом пытки стали совсем бесчеловечными.       — Ах! — из горла вырвался странный тихий звук, Чу Ваньнин не выдержал и оттолкнул Мо Жаня: — Перестань!       — Тебе не нравится, когда ласкают соски? — растерялся Мо Жань.       — Нет!       — Нет — в смысле «не нравится»? Или нет — в смысле «нет, нравится»? — бесстыже прошептал юноша.       — В смысле, перестань говорить об этом вслух! — разозлился Чу Ваньнин.       Его нервы и так были на пределе, а разговоры о сосках совсем выбивали из колеи. В чем смысл сосков у мужчин вообще? В том, чтобы их ласкали горячим языком? Ему срочно нужна инструкция к мужским соскам.       — Хорошо, — согласился Мо Жань, и глаза его недобро блеснули. — Тогда я буду молчать и делать, а ты — смотреть. Отвернешься или закроешь глаза — начну говорить. По рукам?       — Нет.       — Тогда какие у тебя правила? — тихо спросил юноша, согревая дыханием влажный от слюны сосок.       Чу Ваньнин зачарованно наблюдал за его красными от поцелуев губами и ждал, когда между ними покажется юркий язык, чтобы приласкать чувствительную плоть. Он еще час назад играл в вэйци и думал, что в этой жизни из интимных прикосновений ему отведены лишь случайные касания, когда собираешь камни после игры. Мо Жань смотрел на него снизу вверх и с притворным послушанием ждал ответа. Кто бы предупредил, что ласки могут быть настолько приятны, а взгляд мужчины может обжигать.       — Правило одно. Я уйду, когда захочу, — сказал Чу Ваньнин.       В ответ Мо Жань послушно кивнул и нежно обхватил один сосок губами, а второй сдавил пальцами так, что Чу Ваньнин всхлипнул от неожиданности и запрокинул голову. Он ликовал: ему удалось подавить непрошеный стон. Вот же, самоконтроль на месте, все хорошо! Можно наслаждаться и не терять себя! Стоило ему так подумать, как Мо Жань коснулся его внизу.       Мо Жаню прежде не доводилось спать с ночными бабочками. С бывшими работниками секс-индустрии — да, но не с функционирующими членами. Вот Жун Цзю корячился в бизнесе всего полгода, и опыт бесследно не прошел. В постели с Мо Жанем он был громким и послушным, из него бесконечно сыпались пошлости и необычные идеи. Мо Жань не успевал рот открыть — Жун Цзю уже рысью бежал делать. Однако секс с ним пресытил Мо Жаня очень быстро. И сегодня Мо Жань понял, в чем загвоздка.       Мужчина с глазами феникса вел себя иначе. Он не читал мысли и ничего не предлагал, но его запах, каждый его вздох, каждый взмах ресниц разжигали внутри Мо Жаня огонь. Не просто внутри — в каких-то глубинах, куда еще никто не дотягивался.       Говорят, есть два вида желаний. Есть то, что только кажется истинным желанием. Карусель из этих мыслишек вечно крутится в голове. Хочу быстро разбогатеть — хочу крутую должность — хочу дорогую машину — хочу жену — хочу детей. Эти яркие рыбки на коралловом рифе при ближайшем рассмотрении оказываются полудохлой стайкой мелочи в аквариуме. Кто запустил их туда? Кому они нужны? Но есть и настоящие желания, которые хранятся в подсознании. На его глубине можно отыскать и диковинных переливающихся осьминогов, и жутких безглазых тварей, и коварных удильщиков, и необыкновенных червей, которым дела нет до поверхности моря. Такие глубинные желания можно удовлетворить, но невозможно осознать и озвучить.       В ту ночь все шло не так, как Мо Жань привык. Обычно неопытность его не возбуждала, он считал секс с девственниками довольно геморройным мероприятием. Они не знают, как им нравится, их надо долго готовить, вообще не развернешься в плане экспериментов. Если бы кто-то другой вздумал играть с ним в подобную игру, Мо Жань попросил бы прекратить и поиграть в развратную шлюху. Однако от мысли, что у мужчины с глазами феникса он не один из многих, его распирало от счастья и страха.       «Вот в чем отличие элитных от обычных, — подумал глупый Мо Жань и поцеловал живот мужчины у самого края свободных брюк. — Какое у него мускулистое тело. Они явно тренируются не меньше полицейских».       Он оказался прямо у натянутой поверх возбужденного члена ткани и прижался к ней раскрытым ртом, провел языком по сухой шершавой поверхности. Мужчина вцепился пальцами ему в волосы:       — Стой! Это слишком.       — Что слишком? Я хочу тебе отсосать. Тебе что, никто никогда не сосал? — наивно спросил Мо Жань, любуясь покрасневшими сосками.       — Хватит болтать, — мужчина задохнулся от возмущения, но отталкивать Мо Жаня не стал. Даже хватку ослабил и робко погладил по волосам. В глазах феникса было и смущение, и желание, и растерянность.       Такая естественная реакция — как он это делает вообще? Неужели ему правда никто… Так, Мо Жань! Повелся на трюки профессионала, а еще собираешься профайлером заделаться.       Однако с каждой минутой он все реже вспоминал о том, что его обманывают. Все меньше задумывался о том, как можно так естественно вздыхать и так натурально сдерживать стоны, когда тебя ласкает ртом незнакомый и нелюбимый человек.       — Какой ты тихий, Золотце, — Мо Жань выпустил член изо рта и прижался щекой к животу. — Я что-то делаю не так?       — Зо-золотце?       Прямые брови сурово сошлись на переносице.       — Ты мне своего имени не сказал. Поэтому будешь Золотцем, — Мо Жань провел пальцем вдоль набухшей вены.       — Ты тоже не представился — ах!       — Меня зовут Мо Жань, — он обхватил Золотце рукой и продолжил ласки. — Мне двадцать пять, я… Неважно, кто я по профессии. Скажем, на госслужбе.       — Я то… Неважно, кто я по профессии и как меня зовут.       — Вам разве псевдонимы не дают?       — Позывные, в смысле? М-м… — Золотце закусил губу, чтобы не застонать.       Мо Жань к тому времени снова насадился ртом на член и подумал:       «Забавно, в их профессии тоже позывные. Как это? Орел вызывает гуся? Гусь в гнезде? Яйца в утке?»       Бедра под ладонью Мо Жаня задрожали, Золотце все чаще вздыхал и охал. Безумно захотелось опустить руку и коснуться своего стоящего члена.       — Подожди, слишком… быстро… — вздыхал мужчина с глазами феникса. — Я не могу…       Они встретились взглядами, и Мо Жань почувствовал его отчаяние и страх. Как настоящий…       Чу Ваньнин готовился умереть на месте. Его никто никогда так не касался, никто так не смотрел. Влажные алые губы Мо Жаня скользили по члену, глубина горячего рта и горла была поистине невыносима. Но взгляд — хуже всего. Темные глаза смотрели с обожанием, а длинные ресницы трепетали с каждым движением, будто Мо Жань в самом деле наслаждался тем, что делает. Чу Ваньнин смотрел вниз и чувствовал, как на него надвигается что-то огромное и жуткое, как сердце в груди бешено стучит, а горло сжимается. И когда Мо Жань опустил руку, чтобы потрогать себя, когда он застонал от наслаждения, вибрируя вокруг члена Чу Ваньнина, когда прикрыл опасные глаза — тогда все кончилось.       — Что с тобой, золотце? Я настолько хорош? — голос Мо Жаня звучал словно сквозь вату. — Или тебе плохо?       Чу Ваньнин поднял на него глаза и обнаружил, что сполз по стене на пол. Позорище. Сердце все еще колотилось в груди, а руки и ноги будто налились свинцом. Даже разговаривать было тяжело — язык еле ворочался во рту.       — Ничего.       — Точно ничего?       Чу Ваньнин кивнул и вдруг понял, что рисковал. Он-то приехал сюда отдохнуть и разгрузить уставшее сердце, а оргазмы — это непредвиденная нагрузка. Когда врач сказал ему ограничить временно половую жизнь, Чу Ваньнин про себя весь обфыркался. А теперь завалился на пол и вспомнил. Было у них как-то дело, где богатого старика затрахали до смерти. Тем временем Мо Жань успокоился и снова полез целоваться.       — Можно? — спросил он, покрывая поцелуями лицо Чу Ваньнина. — Я все проглотил, если что.       — Что проглотил? — спросил Чу Ваньнин, и тут до него дошло. — Стой, не говори. Делай, что хочешь.       Поцелуй на вкус был странным, но не противным, и Чу Ваньнин притянул Мо Жаня к себе ближе. Сердце все никак не могло угомониться, поэтому он решил признаться. Молчать опасно, в конце концов.       — Мо Жань, я должен предупредить.       — Так и знал, что есть еще правила, — на щеках юноши проступили сладкие ямочки. — Если ты о презервативах и смазке — у меня все есть. Если о засосах — буду держать себя в руках. Если о побоях — не люблю бить людей в постели. Одежду рвать не буду. За волосы таскать тоже. Они у тебя такие красивые…       От ужаса Чу Ваньнин дар речи потерял. Ему-то правда попался Мо Жань, который достает из воды цикад и подкладывает котят к дремлющей маме-кошке, чтобы те поели. А если бы это все оказалось притворством, его отымели бы насухую без презерватива, наставили бы синяков с засосами, да еще за волосы оттаскали? Кажется, где-то в этой комнате был начальник из убойного отдела? Добрый вечер, шеф Чу, половина всех убоев начинается примерно так же.       — Я не об этом, — Чу Ваньнин нервно сглотнул. — У меня небольшие проблемы с сердцем. Просто на всякий случай говорю.       — Клапаны барахлят?       Чу Ваньнин кивнул.       — Пьешь какие-нибудь таблетки?       — Только если будет приступ. У меня был только один, и тот на работе.       Он достал из кармана приспущенных брюк блистер с капсулами. Мо Жань, к его удивлению, не испугался и не стушевался.       — Да, сердце на такой работе надо беречь, — сказал он. — Положись на меня, Золотце. Если чувствуешь себя плохо, не надо.       — Я отлично себя чувствую, — вспыхнул Чу Ваньнин.       Он терпеть не мог, когда окружающие начинали носиться с его здоровьем. Но Мо Жань не торопился продолжать банкет.       — Начальник моих друзей так же говорил, — закивал он. — А потом его нашли на полу в коридоре. Еще друг моего дяди недавно в больницу от переутомления загремел.       Это был первый звоночек, но гений Чу Ваньнин мог думать лишь о губах Мо Жаня и только вспомнил, как говорил Сюэ Чжэнъюну: «Все начальники падают на работе, ничего удивительного в этом нет».       Он все ждал, а Мо Жань болтал о сердечных болячках. Теперь Чу Ваньнин жалел, что вообще рассказал о своем сердце. Похоже, пришло время брать инициативу в свои руки.       — Еще много пить для сердца вредно. Ты не пьешь? А то я слышал… ах, что алкогольная зависимость в вашей профе… Золотце, дай мне договорить, это очень важно, — всхлипнул Мо Жань, поймал руку Чу Ваньнина у пояса своих штанов и прижался к пальцам губами.       — Врач дал мне памятку. Я пью только вино, и то по праздникам.       — Но есть еще вредные для сердца…       — Отставить лекцию по сердцу, Мо Жань, — зашипел Чу Ваньнин.       — Есть, отставить лекцию по сердцу.       Для смелости Чу Ваньнин зажмурился, клюнул Мо Жаня вслепую, и юноша сам поймал его неуклюжий поцелуй. Сосредоточившись на прикосновениях Мо Жаня, он скользнул пальцами вниз по дорожке жестких волос и нащупал затвердевшую горячую плоть. И хотя руки Мо Жаня сейчас ласкали шею и плечи, сердце снова подскочило в самое горло и бешено заколотилось.       Так хорошо, как с ним, Мо Жань не кончал очень давно. Кончал, конечно, регулярно, но без души. Раньше для красочного финала ему нужны были условия. Во-первых, конечно, звезды и планеты должны правильно встать, потом — температурный режим и влажность воздуха должны быть оптимальными. Жесткость матраса тоже важна. Поза — не слишком скучная, но и с оригинальностью важно не переборщить, чтобы мышцы не потянуть, а то завтра на работу. Вору не скажешь: «Не так быстро, я жопу потянул, пока трахался собакой мордой вверх. Не с собакой, сучий ты потрох! Это поза такая!»       Оказалось, все фигня, и мастерство партнера не так уж важно. От неловких ласк и поцелуев Золотца он кончил быстро и ярко, хотя они до сих пор не переместились с пола на кровать и до конца не разделись.       — Золотце, — вздыхал Мо Жань, гладя мужчину по волосам. — Как же мне хорошо с тобой.       — Правда?       В вопросе не было ни капли кокетства. Мо Жань отстранился и заглянул Золотцу в лицо. Одного взгляда на покрасневшие уголки глаз и истерзанные поцелуями губы хватило, чтобы жар внутри него поднялся с новой силой.       — Что дальше? — серьезно спросил Золотце, глотая воздух после очередного поцелуя.       Мо Жань уволок его на кровать и судорожно освобождал их обоих от одежды. Он и не знал, что руки могут трястись от желания: ему до смерти хочется, а его партнер вот-вот упорхнет из постели, вот-вот все может пойти не так. Даже ладони вспотели.       Тело Золотца посылало противоречивые сигналы. Вот Мо Жань был уверен, что его хотят и готовы на все, а в следующее мгновение мужчина напрягался так, будто вот-вот вмажет по яйцам и даст деру. Может, ему непривычно спать с молодыми и сильными партнерами? Ох, только бы Золотцу все нравилось.       — Хочешь сверху или снизу? — спросил Мо Жань. — Я привык быть сверху, но готов к экспериментам. Если хочешь быть сверху, я могу сам себя подготовить, а если снизу… Тебе понравится, я буду очень стараться.       Лицо Золотца приобрело сосредоточенное выражение — такое же, как при игре в вэйци со стариками.       — Выбирай сам, — он решил подло спасовать.       — Хорошо, тогда я постараюсь, — Мо Жань неловко поцеловал кончик носа.       Обласканный и распаленный поцелуями мужчина ощутимо нервничал. Мо Жань задал кучу вопросов, но ни одного внятного ответа не получил, только читал в глазах феникса нарастающий ужас. Это было и забавно, и трогательно, и тревожно. Еще тревожней стало, когда Мо Жань понял, что у его партнера явно давно не было анального секса в принимающей позиции. Он что, соблазнял богатых стариков, чтобы быть сверху? Кажется, это слишком на любителя. Или Мо Жань в трендах не шарит?       Кольцо мышц было настолько тугим, что с Мо Жаня семь потов сошло, прежде чем он добавил третий палец. Он пытался отвлечь их обоих болтовней, но выходило плохо, потому что нить разговора неизменно ускользала. Невозможно было думать, когда вокруг пальцев сжималась нежная плоть, а комнату наполняли звуки хлюпающей смазки и судорожные вздохи Золотца.       — Я люблю поезда больше, чем самолеты, но аэропорты люблю больше вокзалов. А ты? — чтобы не сорваться, Мо Жань нес все подряд.       — Не люблю самолеты. Вообще все, что отрывается от… земли. Ох!       — Хочешь, сделаю так еще раз?       — Не… А-ах!       Мо Жань слишком увлекся извлечением сладких стонов. Золотце вцепился ему пальцами в плечо и предупредил:       — Если хочешь это делать, делай сейчас, — его голос звучал слабо, а ноги дрожали от наслаждения.       — Хорошо, — сглотнул Мо Жань.       — Только лицом вниз, — решил Чу Ваньнин и перевернулся.       Он и так чуть не помер от стыда, когда лежал тут перед Мо Жанем открытый и беззащитный. А если сейчас будет больно? Или наоборот? Нужно спрятать лицо.       — Золотце, все будет хорошо, доверься мне, — Мо Жань накрыл его своим горячим телом со спины и шептал на ухо: — Если будет больно или плохо, говори. Если будет хорошо, кричи.       Он прихватил зубами мочку, а потом лизнул ямку за ухом, и Чу Ваньнин невольно задрожал. Хотелось и бежать отсюда, и целоваться. Он зарылся пальцами в волосы Мо Жаня, нашел его рот губами. Но когда головка члена проникла внутрь, Мо Жань вцепился в плечо Чу Ваньнина зубами, а тот дышать перестал и смог выдохнуть лишь когда ему показалось, что дальше уже некуда.       — Золотце, ты… такой охуенный… — прошелестел у его уха Мо Жань и толкнулся еще глубже. — Внутри тебя так хорошо-о…       Чу Ваньнин не сказал бы, что ему просто хорошо. Он весь взмок, пальцами вцепился в простыню, а дышал так часто, что боялся потерять сознание. Мо Жань все погружался в него, и чувство растяжения вокруг внушительного члена балансировало на грани между острым наслаждением и болью. Даже слезы на глазах выступили.       — Все внутри, Золотце.       Мо Жань любовно погладил живот Чу Ваньнина, приласкал полуопавший член.       — Можно? — спросил он.       В ответ Чу Ваньнин снова притянул его к себе для поцелуя. Он хотел бы зарыться лицом в простыню навсегда, вплавиться в нее и умереть от стыда. Но так он никогда бы больше не увидел Мо Жаня, не ощутил бы жара его рта и твердой груди на своей спине, не смог бы любоваться его ямочками и темными глазами.       Чу Ваньнин сорвался окончательно, когда Мо Жань потерял терпение и стал наращивать темп. Распирал изнутри, касался нежных мест в глубине, и стоны сами лились из груди. Дыхание и запах Мо Жаня, скрип несчастной постели и бесстыдные шлепки плоти о плоть — от всего вместе сознание Чу Ваньнина помутилось. Мо Жань над ним низко стонал, а когда мог контролировать речь, начинал нести бессвязные пошлости. Как он давно хотел свое Золотце, как мечтал, как не смел, и что Золотце лучший в постели, и как он хочет заполнить его своей спермой.       У Чу Ваньнина тряслись и разъезжались ноги, с каждым разом его все сильнее протаскивало по простыне от толчков. То ли стоны, то ли рыдания вырывались из его груди. Он и не мечтал о таком, не мечтал согреться изнутри, не мечтал сжиматься вокруг кого-то, не мечтал, что кто-то может стонать от наслаждения, толкаясь в него. Разве можно знать заранее, что может быть так хорошо?       — Ты теперь мой, Золотце. Только мой. Кричи, Золотце. Кричи громче!       — Мо Жа-а-ань, — сдавленно простонал Чу Ваньнин.       Он хотел рассказать, как горько ему было одному, хотел сказать, что ему впервые настолько хорошо. Впервые в жизни он был пьян от близости.       Мо Жань с остервенением вбивался внутрь горячего тела и совершенно потерял человеческий облик, поэтому заметил, что Золотце плачет, когда уже чувствовал приближение оргазма. Ресницы Золотца слиплись, а дрожащие губы высохли. Дорожка слез бежала через переносицу ко лбу, к которому прилипли прядки черных волос. Золотце дрожал и явно был на грани. Даже когда Мо Жань остановился, он продолжал выть и всхлипывать.       Что-то точно было не так. Безумное сердце Мо Жаня горько сжалось. Но не успел он вспомнить человеческую речь, чтобы молить о прощении, как Золотце подался к нему, насадился глубже на член и снова застонал. Глаза Мо Жаня словно заволокла пелена, и он толкнулся с новой силой. Спустя пару судорожных толчков Золотце под ним замер, теплая густая сперма побежала по пальцам Мо Жаня внизу, а нежная плоть сладко сжалась и запульсировала вокруг члена, затягивая его глубже, еще глубже, в темное ничто на самом дне. Дыхание выбило из груди, а почву из-под ног и рук — Мо Жань повиновался и провалился в ничто.       Золотце лежал рядом с оглушенным Мо Жанем и сам выглядел так, будто его ничего в этой жизни не сможет удивить.       — Это самолет или поезд был? — пробормотал Мо Жань.       — Какой самолет?       — Который меня только что сбил.       — Ты на земле. Больше шансов попасть под поезд.       — Согласен.       Мо Жань притянул Золотце к себе и зарылся носом в изгиб сильной шеи. Горячий после секса, липкий от пота, и пахнет какими-то цветами. Мо Жань думал, что если заполучил целую ночь с мужчиной мечты, ни минуты не будет терять даром. Но чужое дыхание и запах тела убаюкали его, и он стремительно провалился в сон.