Отр познаёт колдовство

      Ни свет ни заря Янар развил бурную деятельность, не в пример Грегору, который еле-еле поднялся и ползал с кружкой кофе, как сонная муха. В какой-то момент, снова пробегая по коридору, Янар остановился и встал на напольные весы. И как-то притих.       — Девяносто шесть, — сообщил он подошедшему Грегору. — Впервые в жизни я вешу меньше ста килограммов.       — Сколько? Друг мой, ты же ещё в начале мая весил все сто пять. Как ты умудрился скинуть почти десятку?       — Я в последнее время много физически нагружаюсь. — Янар беспечно развёл руками, а потом, внезапно шагнув ближе, прижал Грегора к стене. — Вернее, ты меня так нагружаешь, что приходится потеть.       — Скорее уж это от того, что ты теперь в самом деле кам, а не просто глупая выдра, — пробормотал Грегор и закатил глаза, увидев, что Янар прыснул со смеху. — Что, смешно тебе, дурачок?       Янар, склонившись к самому уху, жарко прошептал:       — Мейк ми кам, — быстро развернулся и вышел на веранду. Было слышно, как он там хохочет.       Грегор бегло проверил свой потрёпанный походный рюкзак и понёс его к машине, на ходу глядя в карту. Сегодня они планировали за световой день преодолеть немаленькое такое расстояние.       Судя по тайным знакам, полёту птиц, поведению разной тонкоматериальной живности и по собственному, волшебника, ощущению — время для поездки было благоприятное. Грегор пока что был спокоен.       Конкретного конечного пункта у них не было, Янар просто хотел снова увидеть настоящие горы, а Грегор был настолько привыкший к жизни в постоянной дороге, что откровенно скучал, подолгу засиживаясь на одном месте, и ему было всё равно куда ехать. С самого студенчества он только и делал, что трясся в поездах, а вот теперь привыкал к автомобильным поездкам. «Нива» Янара содержалась им так же трепетно, как иное породистое животное каким-нибудь заводчиком, поэтому к любому путешествию была готова, единственное что Янар её управление никому не доверял — из-за руля его было не выгнать никакими уговорами.       Когда они покинули пределы Края, дорога стала очень хорошая. Миновали Бийск. Пообедали уже в Сростках, где Грегор наконец-таки попробовал знаменитые хвалёные пирожки с сибирским хариусом. Путешественники никуда не торопились, но, когда меж придорожных деревьев вдоль пути начала мелькать неожиданно яркая нежно-зелёная Катунь, Янар будто неосознанно стал прибавлять скорости. Он был водитель довольно опытный, шёл на смелые обгоны, но не лихачил, сам спокойно реагировал на лихачей. Раздражали его только пробки, в которые можно встрять, насквозь проезжая какой-нибудь городок ближе к вечеру, ну а трасса была областью медитативного вождения. На подъезде к Манжероку, уже к вечеру Янар всё-таки начал подуставать, хоть и выдул недавно банку редбула. Солнце под косым углом било в стекло, освещая мутную перламутровую дорожную грязь и трупики бабочек и других бедолаг-насекомых, расшибшихся насмерть и не заметивших этого. Янар опустил козырёк и вдруг так вильнул, с руганью вцепившись в руль, что Грегора мотнуло и он ударился головой о дверцу. Подняв взгляд, он успел даже не боковым зрением, а зрением духовным, заметить, как светло-серый силуэт мелькнул на фоне асфальта и исчез в высокой траве. Янар не напугал никого, кроме себя, — именно сейчас трасса, к счастью, оказалась пустынна. Он медленно съехал на обочину и выдохнул.       — Ты видел?.. — хрипло прошептал он. — Что-то большое белое кинулось прямо под колёса!       Янар сам побледнел, как привидение. Грегор положил руку ему на лоб и ощутил натуральный холодный пот.       — Выйди, подыши, — бросил Грегор, — я скоро вернусь.       Янар проводил его испуганным взглядом.       В работе гнев не был помехой. Он помогал концентрироваться на цели, поэтому Грегор направился сквозь траву и цикорий напролом. Ржавый металлический крест с прикреплённым в центре автомобильным рулём не был виден с дороги. На кресте покачивались выгоревшие тканевые цветы, бывшие, наверное, когда-то ярко-оранжевыми.

***

      Упокоение призрака бедолаги, что когда-то так и не добрался туда, куда ехал, не заняло много времени. Грегор вернулся, неосознанно сжимая и разжимая руки. Ему хотелось их помыть. Он на мгновение разжёг на ладонях огонь, чтобы избавиться от этого чувства, взял сигарету и задумчиво посмотрел на Янара.       — Куда он теперь пойдёт? — Янар стоял, скрестив руки на груди таким жестом, будто замёрз несмотря на знойный вечер.       — Откуда я знаю? У каждого своя дорога… Главное, что он больше не будет создавать аварийных ситуаций. — Грегор проговорил это ленивым тоном и прищурился, давая понять, что сейчас важно другое. — А ну-ка расскажи, друг мой, что именно ты почувствовал, когда увидел этот призрак?       Янар нахмурился и потёр шею.       — Кажется… я на миг увидел дорогу и машину со стороны и как бы сверху, — пробормотал он неуверенно, — и в то же время я видел эту фигуру очень отчётливо, но он как бы проскользил над асфальтом… Из меня будто дух вышибло.       Грегор кивнул и скривил саркастическую гримасу.       — Это был спонтанный выход из тела, поздравляю, молодой шаман! — сказал он. — Я тебе ещё в Сростках говорил, дай поведу немного, по тебе же видно, что ты устал! Было бы ещё куда торопиться!       — Ты же сам сказал, что ночевать будем в Манжероке, потому что ты, видите ли, не хочешь спать в палатке! Вот я, собственно, и гнал. Солнце садится, мы ещё не ужинали, не то, что не приехали!       — Я могу спать хоть на могильной плите, а ты в прошлый раз, когда мы спали в палатке, уже утром был весь в соплях.       — В сотый раз повторяю, что сопли были от пыльцы. У меня каждую весну такая ерунда, ты просто ещё мало меня знаешь… — Янар, морщась, помахал рукой перед лицом. — Фу, не дыми!.. Скажи лучше честно, что отвык от жизни в дороге и хотел помыться и выспаться нормально. А простыть я не могу! До того, как стать советским гражданином, я жил в ручье!       — Ничего не знаю. За руль ты больше не сядешь. Пусти.       — У тебя прав нет, умник, куда ты поедешь?!       Грегор бросил окурок на обочину и тот мгновенно сгорел дотла.       — Пошёл вон из-за баранки! — сказал Грегор.       Видя его настрой, Янар подчинился, хотя и продолжил ворчать и бубнить. Ему стало скучно в тот же миг, как он пристегнулся. Он начал тыкать в магнитолу, переключая треки. Грегор шлёпнул его по руке и переключился на другую папку. Милен Фармер умолкла.       — Эй!       — Ты знаешь правила, — спокойно сказал Грегор, — кто за рулём, тот и выбирает музыку.       У Янара аж глаза загорелись.       — Твоя музыка — это просто гул! — рявкнул он, откинулся на кресло, схватил атлас автомобильных дорог и уткнулся в него.       Так продолжалось до самого Манжерока. Почти сразу после въезда в город их тормознул ДПСник.       Янар бросил атлас и заметно занервничал.       — Еб твою мать, Гриша, — прошипел он, — я так и думал!.. И чего теперь будет?       — Не мороси, — спокойно проговорил Грегор, съезжая к обочине. — Дай мне свои права.       ДПСник, сам уже поплавившийся от жары, безразличным взглядом прошёлся по водительскому удостоверению и документам на машину и протянул всё это обратно:       — Спасибо, Григорий Яковлевич. Счастливой дороги.       Грегор тяжело перевёл дух. В глазах на секунду потемнело, но он предпринял всё, чтобы внешне не выдать этого. Он чуть переждал, тронулся и усмехнулся, бросив взгляд на насупившегося Янара.       — «Григорий Яковлевич»? — проговорил тот, издевательским тоном. — Что ты сделал? Заколдовал мои права?       — Это всего лишь небольшое воздействие на разум. Я внушил ему, что нужно увидеть…       — У тебя кровь из носа идёт, — холодно бросил Янар.       — Блин!.. — Самодовольство мгновенно слетело с Грегора, но он скорее сквозь землю провалился бы, чем показал смущение. Он сунул в ноздрю бумажную салфетку. — Ничего, сейчас остановится.       — Мы же вроде с тобой говорили об этом. Ты обещал, что не будешь проделывать такие штуки с людьми. Вот обязательно нужно было понтоваться, тем более, что это тебе так тяжело даётся?       — Это ерунда.       — Остановись. Дальше я поведу.       — Прекрати, мы почти приехали.       — Ты не в состоянии вести машину, ты бледнее простыни, понторез!       — Не больший понторез, чем ты! — зло бросил Грегор, поглядывая на навигатор. — Я, в отличие от тебя, умереть не могу, так что не выёбывайся и не действуй мне на нервы! Ты дискредитировал себя как водителя на текущие сутки, так что это больше не обсуждается. Как я мастеру в глаза погляжу, если ты по собственной глупости вдруг сдохнешь?!       — Вот как? Я для тебя, типа, обуза? Подумаешь, блядь, какой важный… Я пережил три войны, знать тебя не зная, а теперь без твоей помощи на ровном месте помру, значит?       — Ян, — проговорил Грегор не без раздражения, но явно пытаясь увещевать. — Ты, видно, не понимаешь, что происходит. Всё это время ты жил в обычном состоянии. Теперь ты в состоянии перехода, понимаешь? Ты эволюционируешь, а значит особо уязвим для непредвиденных опасностей. Вот когда для скорпиона жизнь опаснее всего? Когда он вырастает из собственного панциря, сбрасывает его и становится мягким и голым, до тех пор, пока новый панцирь на нём не затвердеет. Ферштейн?       — Всё равно это моя машина, ферштейн? Это что, реквизиция собственности?       Он скрестил руки на груди, ниже сполз на сидении и молчал всю остававшуюся дорогу по лабиринту узких поселковых улиц. Тишину теперь нарушал только голос навигатора.       Янар, в общем-то, был прав в своём возмущении. Ему не нравилось, когда Грегор злоупотреблял магическими способностями, и особенно ему не нравилось, когда «старший брат» начинал слишком уж командовать им. Обычно Янар смиренно принимал роль ведомого, но были у него свои границы, и в какой-то момент его брала на Грегора просто необъяснимо дикая злость.       Грегор, будучи не сильно проницательным, когда дело касалось области чувств и чужих эмоций, затруднялся объяснить, на что именно злится Янар. Да и… Янар, на самом деле, сам не понимал этого. Ему казалось, что он понимает, но он знал, что просто назначает причины, чтобы у собственных его эмоций было объяснение. Как Грегор не был чуток к чужим эмоциональным проявлениям, так Янар был плох в рефлексии. Они нашли нужный адрес. Это был небольшой кирпичный деревенский дом, построенный давным-давно. Когда-то в нём, вмещающем кроме кухни, столовой и гостиной (которую в этих краях называли «залом»), две маленькие спаленки, жила, должно быть, целая семья. Теперь домик сдавали туристам. Хозяйка сообщила Грегору по телефону, что можно заводить машину во двор, а ключ лежит под притолокой. Ворота держались на веревочной петле, а дом охранялся небольшим навесным замком, который при желании отрывался руками, но, справедливости ради, брать внутри было нечего, кроме нескольких комплектов спального белья, да разномастной советской керамической посуды.       — А кровать просторная, — сказал Грегор, заглянув в спальню.       Янар бросил на пол свой рюкзак и только хмыкнул.       Скоро приехала дочка хозяйки, взяла с них плату за постой и пожелала спокойной ночи. Хороший тёплый вечер, тем временем, только начинался.       — Пойдём к реке, — предложил Грегор, чувствовавший из-за долгого молчания беспокойство на сердце. Только тогда Янар с интересом вскинул голову.       Однако разговорчивей он не стал. Они прошли по переулку не так далеко и скоро оказались вне посёлка. Торцы последних огородов отстояли от реки метров на пятьдесят, и всё это пространство было — широкий берег, поросший низкой, коровами подстриженной, травой. До воды, впрочем, так просто было не добраться. Когда кончался дёрн, обрываясь невысокой ступенькой, начинались камни, и это был не галечный пляж, а довольно крупные округлой формы валуны, покрытые тонким слоем глины.       Грегор взял с собой продуктовую сумку, решётку, складной стул и даже прихватил уголь в надежде, что за ужин на гриле Янар простит ему все прегрешения. У берега нашлось подходящее костровище с несколькими кирпичами. Когда дело дошло до розжига углей, Грегор даже порадовался, что Янар отошёл к воде, потому что можно было, не терзаясь сомнениями за очередную «магию вне Хогвартса», развести огонь, подержав горящие руки над углями. Но когда Янар не приманился ни сосисками, ни даже поджаренной варёной кукурузой, специально для него купленной, Грегора взяла досада. Он поужинал в одиночестве и выпил банку пива, глядя на Катунь и на невысокие горы, за которые медленно укатилось солнце. При таком освещении река уже не была светло-бирюзовой, её воды казались тёмными, а бурное течение довольно угрожающим, к тому же вода оказалась ледяной, как выяснил Грегор, сунувшись было.       Янар стоял на камне в отдалении и был бы похож на суслика какого-нибудь, если бы не внушительные размеры. Берег был немноголюден, только несколько пар прогуливалось близ сосновой рощи выше по течению, да вдоль берега ходили собачники с питомцами. Красивый белый как зефир самоед почуял Янара, активно зашевелил своим пушистым хвостом-баранкой, но лаять не стал. Янар нырнул в воду. «Так и рождаются страшные истории про речных монстров», — подумал Грегор, но хозяева собаки огромную выдру на камнях не заметили. Грегор подождал его ещё немного, собрался и ушёл.

***

      Над посёлком на тёмном фоне хребта мутной полосой стелился то ли дым, то ли туман от реки. Грегор лёг на клевер перед домом и долго смотрел в светлое июньское небо. Звёздочки были совсем блёклые, даже ярчайшие из них мерцали, как крошечные блёстки, тем более приглушённые огромной почти полной луной.       Янар оставил свой телефон и наушники. Грегор с впечатлением, что он заглядывает во что-то очень интимное, включил последний воспроизводимый трек и некоторое время слушал то, что слушал Янар. Это был не музыкальный альбом, а сборник стихотворений. Глубокий мужской голос зачитывал сонет за сонетом под аккомпанемент гитары.       Грегор ждал его с бестолковой тревогой, чувствуя себя почти виноватым и снова беспомощным. В уме он часто тепло называл его «мой мальчик» и ощущал себя при этом, во-первых, очень старым, во-вторых — очень глупым, но всё равно не мог никуда деться от нежности. Янар не был ни мальчиком, ни уж, тем более, его мальчиком. И что с ним, огромным детиной и хищным крупным зверем может случиться? Перебесится и вернётся. Он вернулся нескоро, может быть, только через час. Подошёл. Смотрел некоторое время, ничего не говоря. В сумраке Грегор видел выражение его лица — холодноватое — и странный блеск в тёмных глазах. Янар сел сверху, сдернул с него наушники, отобрал телефон и запихнул их в карман.       — Ты всё ещё злишься? — проговорил Грегор, невольно отводя взгляд. Невесть откуда накатила робость.       — Нет. Чего мне злиться?       Его голос был спокоен, но как бы отстранён. Руки блуждали по груди Грегора. Начали расстёгивать пуговицы. Вот он распахнул рубашку, очертил ладонями рельеф грудных мышц и большими пальцами начал задумчиво кружить по соскам. Он был тяжёлым. Грегор ёрзал, но не смел сопротивляться. От прикосновений горячих пальцев по телу пробежали мурашки, и в ночной прохладе соски мгновенно закаменели. Янар усмехнулся.       — Ты такой!..       — Какой? — хрипло прошептал Грегор.       — Извращенец.       — Я? Помилуй, с чего бы?       — А это зачем? — снова усмехнулся Янар, в который раз продевая мизинцы в довольно крупные металлические кольца и оттягивая их. — Мама дорогая, ты как взнузданная лошадь или… как бык с кольцом в носу. Такой послушный. Если тебя взять за них, можно отвести куда угодно. — И он выкрутил соски Грегора и снова потянул за пирсинг.       Грегор выдохнул шумно и зло.       — Что ты сопишь так злобно? Нравится? — Янар пошевелил бёдрами, потираясь о чужой член, твердеющий под плотной джинсой. — Ох-ох, я же ещё ничего не сделал, а тебе уже так нравится?       Он приник к груди Грегора губами, обхватил металл кольца, втянул в рот. Другой сосок он продолжал ласкать и стискивать, то едва касаясь и нежно скользя, то сжимая до настоящей боли. Грегор свирепел от этого. Скоро он начал выгибаться и рычать сквозь стиснутые зубы. Он знал, что Янар не уймётся, пока не истерзает ему всю грудь, что потом синяки от засосов будут от живота до ключиц. Что он может от этой мучительной ласки кончить под ним, как перевозбуждённый подросток, и старательно выстроенный авторитет и доминантная позиция снова покачнутся. Но… ему так не хотелось сопротивляться! Чёрт, да пусть он делает с ним всё, что хочет! Быть под ним, таким горячим, таким откровенным, таким нежным — так стыдно и так хорошо. Грегор запрокинул голову, задрожал, снова переживая волну горячей боли, но, крепко стиснув зубы, смог не застонать. Казалось, Янара это-то и бесило, он становился всё более жесток. Его зубы, слегка звякнув о металл, снова сомкнулись на коже.       На улицах курортного посёлка всё ещё было шумно. Вот прямо мимо калитки прошла небольшая компания, так близко, что громкий разговор был прекрасно слышен.       — Ян, пойдём в дом… — тихо попросил Грегор.       — Стесняешься? Поэтому не стонешь?       — Ты издеваешься? Ещё не темно, нас прекрасно видно с дороги…       — Плевать! Что если я возьму тебя прямо здесь? — Янар прорычал это у самого уха, и по спине Грегора снова пробежали мурашки.       Он было продрог, лёжа на траве, но теперь ему стало нестерпимо жарко, и тело раз за разом ломала истома, сильная, до рези в сердце. Он задохнулся от избытка чувств и обнял горячее огромное тело Янара мёртвой хваткой.       — Ну! — Янар вдруг вырвался и накрутил на палец верёвочное ожерелье Грегора, отчего горло ощутимо сдавило. — Хочешь меня, господин чародей? Отвечай.       — Да… — прохрипел Грегор. — Пожалуйста, я…       Янар поднял его пугающе легко. Только и оставалось обхватить его за шею. Грегор нередко носил его в виде выдры на руках, держал на коленях, нежно гладил по спине и чесал за ушками, но теперь вот впервые ощутил каково это — когда тебя несут, как куль.       — Держись крепче, — сказал Янар, подбрасывая и подхватывая его под бёдра, и Грегор покорно обвил его талию ногами.       Он внёс его в дом, усадил на стол в гостиной и пихнул в грудь. Грегор распластался спиной на столешнице, покрытой белой тканевой скатёркой с вышивкой-ришелье. Голова у него шла кругом. С одной стороны, происходило что-то странное, он никогда ещё не видел Янара таким агрессивным, с другой… Приходилось признать, что он в тайне всегда хотел чего-то подобного. Янар, стоя меж его широко разведённых ног, навис и неумолимо продолжил ласкать его грудь с измученными припухшими сосками. От первого же прикосновения Грегор вздрогнул и выдохнул стон.       — Ну! — проговорил Янар, глядя жестоким и голодным взглядом, — теперь не смей сдерживаться, не стесняйся стонать. Кричи.       Нежности в нём не осталось. Даже прикосновения языка и губ теперь были болезненными, и он всё чаще пускал зубы в ход.       — Ян-ар!.. Хватит… пожалуйста! — Грегор едва успевал перевести дух. — Ох, мальчик мой!..       Он закричал и перевёл крик в хриплый стон — Янар укусил его в шею всерьёз, до крови.       — Ян, за что?!.. — выдохнул Грегор. — Что я сделал?.. Ян… Ах!.. а-ах!..       Он сдёрнул с него джинсы, и, горячий и влажный, упёрся в бедро. Грегор замер, тяжело дыша, отвернувшись в сторону.

***

      Янар протянул руку, провёл по его влажной от испарины и поцелуев шее, осторожно убрал чёрную прядь чёлки, упавшую на глаза. Его тело, белое в ночном полумраке, мерцающее, напряжённое как струна, было трогательно беззащитным. Он был такой сильный, со своим рельефным прессом и грудаком, на котором теперь чернели синяки, и такой слабый, с торчащими как у девушки сосками и этим его трепетанием ресниц, когда он закатывал глаза. Он был как ещё живой, связанный охотниками волк. О, и как же заводит, когда он рычит так грозно и так беспомощно! Он скалит зубы от боли, а сам толкается навстречу, сам напарывается на член. Янар знал это удовольствие, но покорность Грегора порой его не на шутку бесила. Или, сказать вернее, приводила в какую-то тупую ярость, которая выметала из ума сострадание. «Ты не такой уж крутой! — злобно думал Янар в минуты, когда глаза Грегора мутнели от слёз, а сам он начинал хрипеть, срывая голос. — Почему-то тебе непременно нужен кто-то сильнее тебя, кто сможет, если захочет, втоптать тебя в грязь, а ты будешь при этом постанывать от счастья… Что ты за слабая дрянь?!»

***

      — Хочешь? — шептал Янар, — так сильно хочешь?       Грегор, тяжко дыша, держась за край столешницы, тёрся о него, почти призывно приподнимая бёдра. Янар схватил его под колено и толкнулся.       — Тогда получай!.. Раз так любишь боль, тогда никакой тебе сегодня смазки, похотливая дрянь!       — Да что на тебя нашло?!.. — вскинулся Грегор, но тут же мучительно запрокинул голову и зажмурился. — Ах!.. Чёрт!..       Он претерпел первый приступ жгучего дискомфорта и смог расслабить мышцы. Янар был внутри. Он медленно толкнулся дальше, заполняя его с уже другой, не резкой, а тянущей, мучительной, прекрасной болью.       — Ян… — он не мог прекратить повторять его имя, — пожалуйста…       Рана на шее горела огнём, не давал продохнуть агрессивный запах крови и — речной воды и чувственной мускусной мягкости — аромат его разгорячённого тела. Он его не жалел ни на секунду. Знал, стервец, что раны заживают, как на собаке. С холодом в сердце Грегор подумал, смог бы Янар в пылу его тяжело покалечить? Сделать что-то более жестокое, чем укус или такое вот суровое вторжение. Он бы хотел.       — Янар, быстрее!.. Решил жестить, маленький сучёнок, так не разводи тут церемонии!.. Что… ах!.. что ты… снова пытаешься вымотать меня или боишься спустить раньше времени, если разгонишься?       — Я тебя до потери сознания затрахаю, — угрожающе прорычал Янар, сильно запрокидывая его ноги и продолжая вдалбливаться в него размеренно и неумолимо. — И ты кончишь подо мной первым. Я уже чувствую, как тебя всего трясёт.       Он был прав. Грегор подначивал его, пытаясь нагнать уже такую близкую, но всё ускользающую волну. Он хотел, так хотел, чтобы Янар разогнался, делал это быстрее, жёстче, входил под корень, до влажных шлепков бёдра о бёдра.       Янар отпустил его лодыжку, сильно замахнулся и ударил ладонью по груди. Он метко попал пальцами прямо по соску, и получилось это больно, ослепительно больно. Грегор замер, приоткрыв рот в беззвучном крике, Янар замер тоже, всадив член на всю длину. Он посмотрел своей жертве в глаза и тихо приказал:       — Кончай.       Грегор задрожал. Его тело будто помимо воли хозяина повиновалось чужому желанию. С всё нарастающим, учащающимся дыханием, он понял, что не в силах сдержаться, что это чувство сейчас просто порвёт его. С жалобным скулежом он кончил и залил себе всю грудь и лицо.

***

      Янару нравились те мгновения, когда Грегор лежал как в беспамятстве, будто из него дух вышибло. Будто Янар его не просто победил, а… убил? Это заводило. Особенно приятно было именно теперь залить его до краёв. В приступе похоти, Янар нагнулся, провёл губами по внутренней части бедра Грегора и сильно укусил его в нежное место под коленом. Рык негодования и боли заставил его разрядиться, и пока длились эти прекрасные секунды, он продолжал держать его стальной хваткой, но, едва почуяв слабину, Грегор привстал и с размаху ударил Янара ладонью в ухо.       — Хватит, блин! — крикнул он. — Ты, тупое, блядь, животное! Жрёшь сырую рыбу, а потом кусаешься до крови. Хочешь, чтобы я от гангрены сдох?       — Но ты ведь не можешь умереть. Правильно?       — А ну вынул из меня свой хер!..       Сказать тут было нечего, поэтому Янар повиновался и сбежал в душ. Скула горела, но обиды он не чувствовал, оплеуха его даже усовестила.       Вид у Грегора в тот момент, когда Янар бросил последний взгляд и вышел, был как у раненого животного, да и положение, честно говоря, было таким же. Ранен им и вымотан, с кровоточащими укусами на этой его бледной коже… Стоя под тёплой водой, Янар с силой стиснул себя ладонью. Член ещё оставался твёрдым и слишком чувствительным. Ситуация была горяча. Он бы продолжил и передёрнул чтобы сбросить остатки напряжения и полностью удовлетвориться, но что-то не дало этого сделать. Как возбуждающ ни был его снова побеждённый им брат, Янар думал он нём с болью в сердце. Эта мучительная жалость была такой несносной!       Грегор вошёл, прихрамывая и цепляясь за стенки. Под потолком туалета крепилась яркая холодная лампа, и в её беспощадном свете проколы от зубов и кровоподтёк на шее казались просто ужасными.       Янар вышагнул из душевой, горячий и огромный, снова тесно прижался и прошептал на ухо:       — Прости меня…       Грегор с досадой мотнул головой, призывая выметаться. Янар усмехнулся, заметив, что выражение лица у него деланно-сердитое. Когда Грегор был зол или расстроен по-настоящему, эмоций у него на лице не было вовсе, да и чёртов колдовской огонь в глазах сложно не заметить. Он уже не злился.

***

      Он вышел на маленькую веранду и присел на крыльцо. Ночь была безветренной, от влажной кожи пошёл тонко курящийся пар. Мысли крутились в голове вот точно как эти мириады микроскопических капель, и сложно было зацепиться хоть за одну. Пальцы помнили прикосновение к чему-то холодному… К металлической капсуле у Грегора на шее. Сколько-то лет назад, уже после того, как посмотрел фильмы, Янар купил на развале все книжки про Гарри Поттера, чтобы приобщиться-таки к обширному фэндому и постигнуть его глубже. Поэтому он, в настоящей магии несведущий, всё же имел представление о том, что такое филактерия классического фэнтезийного лича. Янар не знал, насколько плохо то, что сделал со своей душой Грегор. Он не разделял её на части, и она у него была не на конце иглы, закопанная под дубом, но не приходилось сомневаться, что это была магия сумрачная и страшная. Мастер был недоволен Грегором. И даже мастер не мог этого исправить. Но, впрочем, что бы Грегор ни сделал со своей пресловутой душой, это не делало его ни злобным чёрным магом, ни даже плохим парнем. Он был парнем хорошим, заботливым и самоотверженным, ответственным до раздражения.       Да, он многовато на себя брал, всё пытался контролировать, строил из себя черт знает какого всезнающего умника… И при этом в нём действительно была склонность к подчинению. Слабость, которая злила. Но Янар понимал, копаясь глубоко в своих реакциях, что злило его это только в моменты близости. В сексе они всегда играли. Жизнь — это уже серьёзно. В жизни он хотел защищать Грегора.       Если подумать, то эта злость на проявление пассивности, на стремление к подчинению и в то же время наслаждение этой пассивностью, это было вообще не его.       Так на него злился Санай. И Янар злился не на Грегора, а на себя.       Оплеуха, которую отвесил Грегор, — это ерунда. Санай был жесток по-настоящему, и от него Янар точно понахватался гадостей. С кем поведёшься… Но в итоге ведь даже он изменился? Что с ним стало?       В доме хлопнула дверь, открылся и закрылся холодильник в кухне. Грегор вышел и вынес ему контейнер с остывшими сосисками и овощами, жаренными на гриле. Янар смолол всё предложенное с обычным зверским аппетитом, а потом, всё ещё смущённый, залез под плед и свернулся клубком у Грегора на коленях. С ним было комфортно. Рядом с Грегором можно было быть дураком, неучем, неудачником, слабым, похотливым и отвратительным. Рядом с ним можно было быть животным, вонять сырой рыбой. Можно быть собой и не стесняться этого. Перестать постоянно себя укорять и хотеть сорвать с себя собственную шкуру голыми руками. Выйти из себя. Вывернуться наизнанку. Перестать быть.       Внезапно Янар поймал себя на мысли, что очень рад, что удалось отговориться от посещения Телецкого. Когда сегодня они миновали поворот на Горно-Алтайск у него даже от сердца отлегло, хотя он и сам себе не признался в этом. На Телецком осталось слишком много воспоминаний.