Маяк

      Поезда, отели, концертные залы. Ранний подъем, кружка кофе, сигарета, душ. Прогоны: вечно воющий с кофе-машинами Арс; паникующий Антон; заряженный Стас. И только Сережа, окутанный фирменным похуизмом, хлещет энергетик. Все это так знакомо, так по-домашнему, что Дима невольно улыбается. Особенное место в его душе занимали туры. Зрители видят сразу всю картину. Он же любил наблюдать за тем, как простые действия паззл за паззлом создают волшебство: как постепенно заполняются залы, как настраивают свет и звук, как Оксана мельтешит вокруг ребят, желая помочь. Сейчас он также стоял за кулисами и пил кофе, заботливо принесенный той же Оксаной вкупе с подбадривающей улыбкой. Большая часть концертов была позади. Он, наверно, никогда не привыкнет к тому, как их тепло и радушно принимают в самых разных городах. Сколько любви и энергии они получают за каждый концерт. Не говоря уже об огромном количестве самых оригинальных подарков. Ведь, в конце концов, все это было и есть ради них. Ни ради популярности или денег. Ради их улыбок, их смеха, их впечатлений. Он наблюдал за последними приготовлениями и поглядывал на зрительские места: почти полная посадка. Вокруг пружинил неугомонный Арс, а Шаст с Сережей что-то активно обсуждали. «Сколько всего было, а сколько всего впереди» – подумал он прежде, чем услышал свое имя и с искренней улыбкой двинулся на свет прожекторов.       Он проснулся от настойчивых и ритмичных стуков в дверь. «Черт бы побрал эту уборку! Я же повесил табличку на дверь» – подумал он, рывком скинул с себя одеяло и со взглядом, который мог превратить любого в кучку пепла, открыл дверь. – Димка, ты чего в одних трусах? Спишь что ли еще? Ты погоду видел? Пошли погуляем, город посмотрим! Арсений блядский Попов. – Арс, ты ебанулся? Ты время видел? Семь утра, Арс! – Самое время для прогулки! Давай, свежим воздухом подышишь, а то заперся в номере, как затворник. Так всю жизнь проспишь. Он знал, что с ним спорить бесполезно. Его вечное шило в заднице было двигателем их коллектива. –Ладно, ладно! Но с тебя кофе. Проходи, – он жестом указал вглубь номера, – пока в душ не схожу, я точно никуда не пойду. Арсений беззастенчиво протиснулся в дверь и развалился в кресле. Дима же, потирая глаза и зевая, поплелся в душ. Холодный. Чтобы он мог хотя бы чуть-чуть быть похожим на человека, а не на зомбака. Выдавливая пасту, он все же решил поинтересоваться, почему сегодняшней жертвой был именно он, а не Сережа или хотя бы Оксана. – Ты же знаешь Серегу и Шаста – их до двенадцати хрен поднимешь. А Оксана еще вчера вечером сказала, что «в такую холодину никуда не попрется», – слышал Дима голос из-за двери. «Прекрасно, – говорил он сам с собой, – просто чудесно! Хоть бы кто предупредил, что у этого шизика осеннее обострение».       Выходили они, когда на улице было еще темно. Графа Попова это нисколько не смущало, он только и успевал размахивать руками и говорить «пошли туда!», «нет, нет, давай лучше сюда, смотри как красиво!». Дима готов был по достоинству оценить всю красоту городских пейзажей лишь после дозы кофеина. Зевая и уворачиваясь от потоков ветра, он как жертва стокгольмского синдрома безропотно плелся за своим похитителем. Лишь дойдя водной глади, покрытой мглой, Дима восхитился видом и впервые улыбнулся, когда Арсений, ожидаемо, попросил его сфотографировать. Они не спеша бродили вдоль улочек, постоянно натыкаясь на очаровательные маленькие парки. Разговаривали о прошедших концертах, делились впечатлениями. Арсений, словно маленький ребенок, едва завидев какую-нибудь интересность, к примеру, памятник дворнику, бежал к ней, громко любовался и непременно фотографировался в самых разных позах. Когда они наконец вышли к центру города, Дима увидел долгожданную вывеску и потащил Арса за собой. Выпив кофе и немного отогревшись, Дима заметно порозовел и раздобрел. Они еще немного погуляли, когда внимание Димы привлек магазин игрушек. Он почему-то сразу подумал о ней и затащил Арса внутрь. Тот быстро окунулся в мир лего и машинок хот виллс, и Дима потерял его из виду. Не зная, что он конкретно хочет или ищет, он просто бродил мимо полок и стеллажей. Остановившись у стенда с мягкими игрушками, он сразу понял, что именно искал. С довольной улыбкой он схватил игрушку и отправился на поиски своего спутника.  

***

      Они дали последний концерт, мини-тур был окончен, и всей дружной толпой они отправились праздновать. На часах было десять, а поезд был только в девять с копейками, так что все спокойно выдохнули. В ресторане было уютно: приглушенный желтый свет, деревянная мебель, фарфоровая посуда. Все болтали, Шаст изображал краба, Стас по просьбе Арсения снимал его очередной кулинарный обзор. Дима же крутил в голове план, гоняя виски по бокалу. Возник тот мутными бликами еще ранним утром и фоном преследовал его весь день. И, если в пылу работы, Дима еще держал оборону, то сейчас, когда концертные дела позади, план этот все глубже проникал в его мысли, почти не оставляя места сомнениям. План был до смешного прост, и думал Дима не столько о том, как его осуществить, а скорее о том, нужно ли это делать в принципе. Ведя мысленный диалог с собой, его внутренний голос приводил несомненно пронизанные здравым смыслом и стальной логикой аргументы. Однако, откуда-то из глубины звучал еще один голос: тихий, едва слышимый, едва различимый и в ответ на все эти, казалось бы, прочные доводы, шептал лишь ничтожное «хочу». Один против десятка, но именно он не давал Диме покоя и склонял на свою сторону. И его это раздражало. Нет, его это прямо жутко бесило. Он привык всегда полагаться на здравый смысл и всегда, лишь за редким исключением, выбирал правильное, а не желаемое. Не сказать, что выбор всегда давался легко, но он всегда делал его. И никогда не жалел. Хотя бы потому, что считал сожаления полнейшей брехнёй, не стоящей его времени и спокойствия рассудка. Но то было раньше. До неё. С ее появлением все пошло кувырком, вышибло его с ноги из привычного течения мыслей и действий. Ему это не нравилось. И нравилось одновременно. Все, что было связано с ней, делило подобную характеристику. С ней не было ни однозначности, ни постоянности, ни гребанного спокойствия, которое, к слову, он очень ценил. И как бы он ни пытался вразумить этот феномен, как бы ни копался в себе, понять он его не мог. Это лишь провоцировало его еще больше погружаться и искать ответ. Он был уверен, что, найдя его, он сразу с легкостью выдохнет, посмеется и заживет, как прежде. Уверенный в том, что никем его отлучка не будет замечена, он добил виски и выскользнул на улицу. Оперся о дверной косяк и закурил. Рядом стоящая парочка, казалось бы, что-то заподозрила и он, совершенно не в настроении для светских бесед и фотосессий, натянул кепку чуть ли не на глаза и отошел от входа. И не успел заметить, как к нему присоединился Сережа. Они посмотрели друг на друга и ничего не сказали. Сережа стоял, убрав руки в карманы широченных штанов и долго смотрел в ночное небо. Когда Дима решил последовать его примеру, тот сказал: – Между «да» и «нет» всегда выбирай первое. Дима уставился на него, а Сережа даже не взглянул в его сторону, продолжая сверлить взглядом звезды, будто хотел силой мысли притянуть их к себе и украсть. – И что это вообще значит? – спросил Дима. Сережа лишь коротко посмотрел на него и не спеша поплёлся обратно. Когда его взгляд все-таки добрался до покрытого звездами неба, ему пришла в голову мысль: о чем бы ни говорил Сережа, сейчас он был прав. Дима рванулся с места в поисках Стаса.

***

Часы показывали 23:37. Ночной поезд вез его в Москву.