По прозвищу К-13

Я стоял спиной к белой машине, на мне новая куртка, новые штаны, новая шапка. Все новое, как и жизнь после больницы, которую я себе представил. Снег кружился вокруг меня и больничного здания, он колол лицо. — Эй! Карл, — окликнула Марианна, — Фридрих уже завел машину, пошли. Я еще раз взглянул на больницу и пошел к автомобилю. Сейчас мы поедем домой, правда я там еще никогда не был, но уверен, что мне понравится. Я достал из-под кофты медальон с маминым портретом. Надо будет попросить Розу и Фридриха найти наши семьи, нужно куда-нибудь написать, наверняка есть организации, занимающиеся поиском людей на войне. Мы выехали к каким-то равнинам и, выглянув в окно, я снова вспомнил... Перчатки, алкоголь, кровать, боль, стыд, я кричу, меня избивают, мучают. Сплошное унижение, грязь и оскорбления, сыплющиеся после всего ужаса. Я обнял сидящего между мной и Мари большого зайца и решил успокоиться. Нужно всего лишь сделать вдох, выдох, вдох и выдох. «Карл, все пройдет», — успокаивал себя я. — Карлушенька, что случилось? — спросила Роза. — Я вспомнил страшное. Ну, это. То, что со мной делали. — Что тебе об этом напомнило? — Эти равнины с холмиками. Просто когда мы туда летом ехали, то там такой же пейзаж был. — Дети, вам нужно будет еще начать ходить к психологу. Это входит в курс реабилитации. — А это поможет избавиться от этих мыслей? — Должно помочь, но не сразу и нужно понимать, что каждый приходит в себя индивидуально, кто-то раньше, кто-то позже. Я промолчал и уставился на снежные поля за окном, они-то меня и убаюкали. Я лег на зайчика и задремал под приятный гул колес. Я проснулся, уже когда мы заехали во двор. Увидев спросонья ворота, я передернулся, и сердце на мгновенье замерло. «Я у Гутманов?» — пронеслось в голове. Но, смахнув сонливость, я понял, что мы приехали в дом Розы и Фридриха. Двор здесь небольшой, дом тоже невысокий. Серый и двухэтажный, не считая чердака. Есть гараж и кусты. Забор тоже каменный, но не такой высокий, как у Гутманов. — Дети, заходите в дом, — позвала нас Роза, и мы пошли за ней. Правда, мне было немного страшновато заходить в незнакомый дом. Прихожая тут достаточно просторная, есть две лестницы на второй этаж. Мне понравилась красивая дверь в гостиную с полупрозрачными стеклами. Сами стены выкрашены в темно-зеленый цвет, видимо, еще с примесью серого. Мне такие цвета напомнили елку. Разувшись, я прошел вглубь дома и сразу на кухню, Роза разрешила нам туда зайти. Тут окна выходили на задний двор. «Вот отдохну и обязательно схожу туда», — решил я. А еще мне понравилось, что на кухне есть телевизор, можно мультики смотреть. — Карл, пошли на второй этаж! — позвала Марианна. — Роза сказала, там наши комнаты, бегом смотреть! — Уже иду! Подожди же! — прокричал я, поднимаясь по лестнице. — Мне еще тяжело бегать. Но Мари уже скрылась из виду, и я не спеша поднялся в первую комнату. Она была такой просторной, как две моих прежних. Тут были приятные голубые обои, прямо как дома, и большой шкаф для вещей. А вот остальной мебели пока что не было, а вместо кровати стояла большая раскладушка. Но я и этому рад, все-таки теперь у меня будет своя комната. За обедом Роза сказала, что завтра с утра мы отправимся выбирать себе кровати и столы для комнат. Я и Марианна аж пискнули от счастья, мы же сможем сами выбрать, что захотим, и теперь у нас будет все как у людей. Лишь бы не было воздушной тревоги, иначе все планы пропадут. И да, Фридрих нам уже показал бомбоубежище в нашем новом доме. Это небольшой подвальчик с белыми стенами и несколькими стульями, а вообще там нашлось все необходимое для долгого нахождения в укрытии. Вечером я уже разобрал свои вещички и, взяв фотографию, спустился в гостиную. Роза сидела у окна и разбирала какие-то бумаги. — Роза, а можно кое-что сказать? Вернее даже попросить. — Что? Хороший мой, что хочешь попросить? — Я, конечно, не хочу напрягать, но тут такое дело... Есть же какие-то учреждения или организации, которые занимаются поиском людей на войне… Я запнулся и уставился на фотографию. — Солнышко, ты хочешь, чтобы мы помогли тебе найти семью? — Д-да. Роза улыбнулась и взяла меня за руку. — Конечно, мы поможем, даже не сомневайся. — Правда? — Завтра же я напишу письмо. Только расскажи мне подробнее о своих родителях и брате, чтобы повысить шанс на спасение. — А как же Мари? Надо и ее семью найти. — Разумеется, позови ее, и мы все решим. Все получилось! Роза вместе с Фридрихом с нашей помощью составили обращение и несколько писем. Я также дал все фотографии с семьей для переноса на компьютер, чтобы их можно было прикрепить к письмам. Скорее бы пришел ответ! Неужели мы сейчас найдем свои семьи? Я наконец-то вернусь к маме. Как же хорошо, что Роза согласилась нам помочь. Оставалось только ждать ответ. Перед сном мне пришлось идти в ванную, и тут на меня что-то нашло. Стало так жутко и тоскливо. Я начал ощущать на себе взгляд, пришлось успокоить себя обнимашками, но мылся я все равно с чувством тревоги. Руки тряслись, будто от холода, и, сидя в воде, я постоянно оглядывался назад, не стоит ли там кто. А выйдя из ванной, я как можно быстрее отправился спать. Роза зашла ко мне пожелать спокойной ночи, но я еще попросил ее со мной поговорить. — Роза, мне страшно. Такое ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Я в ванной нормально помыться не мог, все оглядывался, и холодно так стало. Можно мне, пожалуйста, второе одеяло? Роза принесла мне синее теплое одеяло. Она села рядом и подоткнула его, чтобы мне было уютнее. И только потом уточнила: — А кто на тебя смотрит? Тот человек, который на тебя напал? — Не-а, — покачал я головой, — просто есть ощущение чужого взгляда. Как-будто этот кто-то или что-то хочет навредить мне. — Хочешь, я посижу с тобой немного? — Только пока я не усну, — согласился я. Было приятно, что она сама спросила. — Ладно, только засыпай поскорее. Завтра будет насыщенный день. — А то письмо правда поможет найти мою семью? Роза помолчала и, потрепав меня по голове, сказала: — Ничего нельзя знать наверняка, Карл, но будем надеяться, что у нас все получится. — Получится...— пробормотал я. — А почему вы взяли нас к себе? Сейчас же война. — Мы видели, как вы не хотели оказаться в приюте без любви и понимания. Вы правда были очень запуганы, замкнуты, да и то что с тобой произошло... У меня просто сердце кровью обливалось. Вы же еще такие маленькие, а с вами уже такой ужас произошел. Да и я знаю, что в приютах жизнь далеко не сахар. Мне приходилось лечить деток из таких домов, и поверь, состояние у них было не лучше. — Их тоже, как и меня?.. — Таких случаев в моей практике немного, но они были. Гораздо больше детей с истощением, были и те, которых толпой избили другие ребята. И еще много других болезней. Но все эти дети были несчастны. И нам не хотелось, чтобы вы снова попали в похожее место. — Мы вам понравились? — догадался я. — Можно и так сказать, — фрау Флейшер тихо рассмеялась. — Я к вам привязалась. — Я к вам тоже, если честно. Вы очень добры к нам. Роза в ответ улыбнулась и еще раз погладила меня. Я закрыл глаза и спокойно уснул под монотонными поглаживаниями по волосам. Я уже и забыл, как это может быть приятно, когда ты просто лежишь, а тебя просто гладят по голове. Я резко открыл глаза от странного шума в комнате. «Может, ракета?» — проснувшись, подумал я. Но нет, что-то странное происходит в этой темноте. Ночник перестал работать, хотя я точно помнил, что Роза оставила его гореть. Только луна пробивалась сквозь тонкую занавеску на окне. Лунные лучи освещали лишь часть большой комнаты, а вся тьма сгущалась в противоположном углу. Я повернулся к ней спиной, надеясь, что страшные мысли уйдут, но они все поедали и поедали мой мозг. Воображение рисовало страшные картины: черная рука вылезает из-под кровати и хватает меня за плечо, пол покрывается мерзкой слизью, прилипающей к ногам, нечисть, которая выползает из шкафа и забирается ко мне на кровать. Вокруг меня вихрем закружились разные голоса, образы черных рук сползали вниз по стенам и прилипали ко мне как смола. Я спрятался под одеяло, оно точно могло спасти от страшных ведений. Но буря разных голосов не уходила, в моем скромном укрытии они только стали громче. Поэтому я все же осмелился высунуть голову наружу. Оглянувшись по сторонам, я решился закрыть глаза. Но тут из самого черного угла вышла какая-то тень. Высокая, лица не видно. Мурашки пробежались по всему телу, только ничего не чувствующая из-за рубцов спина оставалась спокойной. Тень приобрела знакомые черты, но все еще не показала своего лица. — И раб послушно терпит все наказания, потому что признает свою вину! — прошептала тень, выйдя на свет. — Да? К-13! — прорычал разъяренный Альбрехт, нависнув надо мной. Ужас колол меня изнутри, каждая мышца напряглась. Альбрехт здесь, сейчас нападет, разденет... Лучше умереть! Он схватил меня за плечи, эта мертвая хватка железными ручищами едва не превратила мои хрупкие плечи в фарш. Но я решился завопить, позвать на помощь Розу, Фридриха и Мари. И я открыл рот... Я видел его! Он все еще стоял в углу, смотрел на меня и подмигивал. Его рот искривился в поганой улыбке. Я все еще чувствовал, как он трогал меня. — Карл! — воскликнула Роза, ворвавшись в комнату. — Солнышко, смотри на меня, смотри на меня. Просыпайся, это все сон, не бойся! Я с тобой. Я обнял Розу, словно она мне родная мама, Альбрехт исчез из угла. — Роза, он приходил ко мне! Приходил! — Кто? Мой хороший, расскажи весь сон, и станет легче. — Альбрехт, он стоял в углу, улыбался очень мерзко, а потом он подошел ко мне. Схватил за плечи и так больно сжал… — Я приспустил воротник кофты и проверил, нет ли синяков. — А еще он говорил: «И раб послушно терпит все наказания, потому что признает свою вину». Я так испугался, думал, сейчас он снова со мной это сделает. Он всегда так говорил перед этим. — Солнышко, молодец что рассказал. Хочешь я дам тебе одну таблетку успокоительного? Я покивал. Зубы стучали, как при ознобе. — Но это только в этот раз, — предупредила Роза. — К нему нельзя привыкать в столь юном возрасте. — А ты посидишь со мной? Пожалуйста. Роза согласилась, и больше мне ничего в эту ночь не снилось. Я был слишком измотан кошмаром, поэтому утром меня не будили. Но за завтраком я все же приободрился, вспомнил, что сегодня мы поедем выбирать нам кровати, а я этого очень хотел. К тому же мысли о дурном сне уже отступили.