Проклятый

Волна… подступает,

и неумолимо и… страстно

нагие ноги обтекает,

скользя пенным жаром…

и хладом изумрудным огонь в груди…

услаждает.

Когда засов был повернут, Сяо Синчэнь обернулся не сразу. Его белый халат был поверх обнаженного тела, он был обнажен… под ним. Его темные волосы были распущены, падая на спину, касаясь кончиками ниже поясницы. Он был красивым мужчиной… действительно красивым. Худая, но крепкая фигура была ладной и притягивала взор, Сяо Синчэнь обладал сильными руками, крепкими ногами и на удивление сильной поясницей, которая, возможно, была бы не по зубам многим женщинами. Почему? Потому что весь «секрет» был именно в крепкой пояснице. Если она могла выдерживать «долго»… то за таким мужчиной, можно сказать, становились бы в очередь. Но очереди не было. В этом закрытом от любых глаз доме сейчас пребывало лишь двое людей, один из которых, облаченный в белый халат, отошел от двери и неспешным, но твердым шагом хорошо знающего окружающее его пространство человека, двинулся к кровати. Отодвинув занавесь из плотной, не пропускающей свет ткани, Сяо Синчэнь опустил «взгляд»… и не шевельнулся. — Что… — голос его переменился, и в отличии от того, как он разговаривал с ребенком, стал источать… «тайну», — было так нестерпимо? Я… так сильно измучил… тебя? Там, куда он смотрел, совершенно точно кто-то был. Распластанный на светло серой простыне, мокрый, с раздвинутыми бедрами и слегка елозающий, почти незаметно для глаза, на влажной от его пота ткани, лежал… Сюэ Ян. Его черные волосы раскинулись вокруг головы, на коже живота блестела сетка пота, грудь невысоко, но тяжело вздымалась, взгляд… был почти отсутствующим… и очень погруженным в какое-то ощущение. Его права рука сжимала пальцами кусочек простыни, а пятки медленно, так медленно и тягуче скользили по простыни, словно он пытался уползти… или делал попытку. Вот таким вот, «измученным», влажным… бесконечно желанным и по всему видно долго «залюбленным»… на него и смотрел Сяо Синчэнь. Разумеется, для такого вида и ситуации в целом имелось лишь одно объяснение — гон. И этот гон длился уже три дня. Сюэ Ян шевельнулся. Он действительно был глубоко в себе и, пожалуй, глубже, чем это удавалось Сяо Синчэню… разумеется, здесь речь не о духовном погружении. Мокрый от пота Сюэ Ян слегка тяжело дышал, и за занавесью взаправду было душновато… и пахло тоже душно. Когда Сяо Бай уловил этот запах, он его, разумеется, совсем не понял. Но взрослому человеку сразу было бы понятно «что» и при каких обстоятельствах могло так пахнуть. Вдохновенные стихописцы скажут: «Так пахла любовь». А такие, как эти двое, в унисон сказали бы только одно… Странно, но Сяо Синчэнь не спешил возвращаться на ложе, на котором, точно царь-бог, раскинулось изнемогающее от жаркой страсти тело. Сяо Синчэнь стоял, и по выражению его лица, которое тотчас же переменилось, стоило ему вернуться, можно было сказать, что он… «вовлечен». Сюэ Ян слегка перевернулся на бок и поднял свой тяжелый, затуманенный желанием взгляд на тот белый струящийся подол, который мерещился ему в одежде Сяо Синчэня, которую тот спешно накинул на себя, когда понял, что они больше не одни. То, что Сюэ Ян ухватил мальчика… было продиктовано его ощущениями в тот момент. Ухватил он, инстинктивно почувствовав приближение кого-то еще, а сжал так сильно, потому что именно в тот момент Сяо Синчэнь… «был» в нем, и «был» весьма успешно, что значило, что особенно интенсивно насыщалось нутро его двуполой природы. Как назло, прервал это не вовремя вернувшийся ребенок и теперь… жажда, точно лава, подбирающаяся к вершине вулкана, стала подниматься вновь. Сюэ Ян хрипло задышал и приподнялся. Сяо Синчэнь продолжал стоять. Он не шевельнулся даже тогда, когда Сюэ Ян, обнаженный и мокрый, вцепился в ткань халата на его бедрах… и обнял его, довольно интимно прижавшись к месту между ног. Дыхание Сяо Синчэня нарушилось. Он так и не пошевелился, а Сюэ Ян, уже успевший опереться на колени, даже не осознавал какой бы вид открылся глазам, смотрящим на него сверху: обнаженный, с влажно поблескивающей спиной, с «приклеенными» к коже спины волосами, которые из-за влаги даже соскользнуть не могли… и округлостями ягодиц, между которыми виделся разрез, открывающий путь к тому, что мучило обоих… месту, в котором происходило воссоединение, борьба, даже сказать война… и любовь. Как же не назвать это любовью, эту дикую, пьянящую страсть тел, которые сталкивались и расходились, точно пытавшись слиться, склеиться, достичь глубин, о которых не знали… не ведали. Но стремились, так яростно и так… сильно, так болезненно и страждуще. Немыслимая ноша… — Твой сын приходил… — Сяо Синчэнь знал, что Сюэ Ян не в себе, и только в такие моменты позволял себе… высказать, вообще озвучить вслух запретное. — Ты коснулся его… схватил за ручку. Он испугался… Сюэ Ян был не в себе. Он обнимал его бедра и тяжело дышал. Он чувствовал запах… смешанный с его собственным. — Он на тебя похож, — продолжал говорить Сяо Синчэнь. — Я знаю это… я касаюсь пальцами его лица. Даже форма черепа совпадает, а с ней и лицевых костей. Форма глаз, даже разрез рта… вот только нос не твой, и скулы немного не твои. Сюэ Ян… Тот не отвечал. Он снова завалился на спину, раскинувшись на кровати как исписанные стихами листы из бамбуковой бумаги. Он и сам был таким «листом», на котором другая «кисть» могла бы выводить черточки слов, каждое из которых пело бы о… любви. К нему… к нему и о нем… только о нем. Бесконечно и ласково… благоговейно и печально. Сяо Синчэнь шевельнулся. Он склонился над упавшим Сюэ Яном и прильнул к нему. Он сделал то, что было под запретом столько мучительных лет… В их близости Сюэ Ян запрещал ему касаться… груди. Запрещал и сам не трогал его грудь. И очень долго. Когда они только приноравливались друг к другу, Сяо Синчэнь, еще не умевший полагаться на свои желания, был полностью сосредоточен на желаниях Сюэ Яна… и на его запретах. И длилось это довольно долго… Сюэ Ян был тем человеком, который, пережив свою страшную беду, имел типичное для жертв расстройство — он не подпускал к себе удовольствие. Не просто боялся его, он и не боялся — он отвращался им. Для него, измученного и оскорблённого, это была грязь, которая ставила его на колени, вот почему когда во время их с Синчэнем близости он приходил в себя, так страдал от чувств, которые испытывал. Сяо Синчэню запрещалось его целовать, гладить, ласкать… он даже не мог скользнуть пальцами по его груди, грудь вообще была для Сюэ Яна словно заклейменным местом, ведь когда-то в его прошлом манипуляции с ней довели до того, что оттуда начала выделяться жидкость, похожая на… молоко. Не передать словами, что тогда ощутил Сюэ Ян. Гораздо легче было передать как это аукалось сейчас. Сяо Синчэнь, еще тогда будучи совершенно беспомощным и неподкованным, подчинялся любому слову Сюэ Яна. Он не смел делать ничего выходящее за рамки, говоря грубым языком, «всунуть и высунуть», то есть исполнить прямое назначение их интимных органов. Вот почему их первые ночи приближали их скорее к аду, нежели к раю… но только в тех случаях, когда Сюэ Ян был в себе. Это случилось очень нескоро. Сюэ Ян обладал телом, которое жило своими законами, и никакая воля не могла эти законы сломить. Тогда он лежал на спине, Сяо Синчэнь был на нем и двигался, как привычно, быстро, но старался входить глубоко, как и было нужно. Сюэ Ян тогда был в сознании наполовину, ему было страшно мало… и в какой-то момент он «сломался». Он закрыл глаза, из которых текли слезы, и скользнул пальцами к коже головы, опустив её… вниз. К своей груди. — Сделай… — прошептал тогда он. — Сделай… Напряжение, которое мигом сковало Сяо Синчэня, было полностью проигнорировано Сюэ Яном. Он понял, о чем тот говорил, исходя из того движения, которым Сюэ Ян приблизил его голову к своей груди. И когда его губы распахнулись, а язык коснулся соска… Лежа на нем сейчас, Сяо Синчэнь с силой втянул торчащий сосок и плотно сомкнул губы на ареоле. Сюэ Ян протяжно застонал и выгнулся дугой, а Сяо Синчэнь плотнее прижался своими бедрами между его раскинутых в жажде ног. По тому, как он сосал его грудь, как страстно и открыто делал это, можно было заключить, что делать такое он стал уже давно и хорошо знал «что» делает. Сюэ Ян уходил от этого сколько мог, но грудь… была его нереально чувствительным местом, и вовсе не другие мужчины сделали его таковым — она была такой изначально. Сяо Синчэнь… ласкал его грудь. Нет — он жадно, даже как-то неистово, может даже жестоко сосал её, втягивал торчащий сосок, кружил вокруг него языком… и сосал. Его возбужденный член, разбухший от сильного прилива крови, доставлял ему скорее боль, нежели наслаждение, и другой рукой он взялся за левую грудь, начав гладить её, гладить довольно по-собственнически. Подушечка его большого пальца, обычно всегда шершавая, прошлась по сердцевине, и Сюэ Ян снова взвыл. Его член дернулся и оттуда выскочила нить влаги, а вход стянуло, мгновенно выплеснув вязкого «дурмана», которым была естественная смазка его тела. Сяо Синчэнь в этот момент не думал ни о чем. Он жадно, сладко, с бесконечным погружением именно в этот процесс сосал эту грудь, думая даже не том, что это грудь Сюэ Яна или в принципе грудь. Он думал только о том, что эта грудь… кормящая, что этой грудью был выкормлен ребенок, что из этой груди… текло молоко. Он даже не пытался понять, почему именно эта мысль делала его настолько безумным, почему именно она так возбуждала. Ведь он сосал её не чтобы, так сказать, «дососаться» до молока, и у него не было извращений на тему кормежки… но лишь одна мысль, что Сюэ Ян этой грудью «выкармливал», что из неё текло молоко, что это… грудь Сюэ Яна… Грудь Сюэ Яна, грудь Сюэ Яна… Божество. Он ласкал его тело так, словно перед ним было божество. Словно такова… была его доля, доля чего-то, чему предначертано стоять впереди, закрывая собой то, что было позади. Как более высокие посевы закрывают малые, еще юные, еще только растущие. И обжигаются под палящим солнцем, ломаясь перед бурями и дождем, замерзая под снегами и первыми утопая в весенних водах. Сяо Синчэнь не думал об этом. Их отношения длились уже три года… и «такие» отношения тоже. Чем же это было… вкус этой кожи, влага этого пота… и слёз. Слёз, слюны… выделений… жара. И сам заклинатель тоже пах, источая запах мужчины… жаждущего мужчины, полного желания… и полностью проигравшего этому желанию. Он ведь был мужчиной, куда уж от этого сбежать. Эти три года… очень многое изменилось, а что-то казалось неизменным. Прошлое, мальчик… и этот человек, то скалящийся, то смеющийся, то неподвижен, то буйствующий, то молчаливый, а то выразителен в своих словах настолько, что хотелось закрыть уши и тихо плакать. Да, он доводил его и до слёз… при этом и сам умел плакать. Он кричал на него… но он же кричал и под ним. Плакал… но то были слёзы далеко не боли. Три года… и, учитывая ситуацию и людей в ней, казались просто невозможными. Они стали любовниками… хотя ни один таковым не считал другого. Сяо Синчэнь, как и Сюэ Ян, просто смирился… принял то, что уже было неизбежным. Невозможность выйти из этого положения, не коснувшись его, вгоняла в отчаяние… но только на первых порах. А потом… потом тела сами решили, чего им желать. Сяо Синчэнь понимал — нравится. Ему… это нравится. Он не умел ненавидеть Сюэ Яна, но и любить его не спешил — слишком велика была угроза умереть, ментально, тем более что Сюэ Ян ни за что бы не принял эти чувства, и не потому что это был именно он — его прошлое лишало его привилегии верить во что-то столь хрупкое и честное. Сюэ Ян остерегался таких областей бытия, ибо они делали человека слабым и уязвимым… открытым. Сяо Синчэнь же… не погружался ни в страхи свои, ни в мечты. Потому что от первых и так не сбежать, а вторые уже просто выглядели как нелепость. Единственное, о чем он не мог не думать… это о беременности. Сюэ Яна, разумеется. Будучи представителем другого вида, Сюэ Ян имел риск понести от связи с мужчиной, и поскольку Синчэнь, хорошо осознавая, что он как раз таки мужчина, не собирался подобного поворота событий допускать, то и стал применять некоторые… методы, когда понял, что близость с Сюэ Яном всё больше и больше лишает его рассудка и… становится тяжело контролировать «выплески», а еще хуже, что порой он настолько погружался в близость с этим человеком, что и вовсе упускал момент, когда страсть физически изливалась из него. Сяо Синчэнь очень не одобрял то, что Сюэ Ян пьет белладонну, однако спустя время он заметил, что Сюэ Ян… стал очень редко её употреблять. И тому были причины. Белладонна была ядом, который хорошо так подтачивал ресурсы тела, плюс у неё были побочные эффекты, и если раньше Сюэ Ян помимо того, чтобы вытравить нежелательное потомство, использовал её еще и как действенное стимулирующее средство, чтобы поддерживать волю к жизни и ползти вперед, то теперь, имея жизнь размеренную и спокойную, больше не видел смысла… так остро выживать. Белладонна была токсичной и сильно действовала на разум, усиливая шестое чувство и инстинкты. А сейчас… она была не нужна. Но не только в этом было дело. Сюэ Ян… не верил, что смог бы забеременеть. Во-первых, Синчэнь был обычным человеком, а во-вторых… та рана, которую он ему нанес, казалась Сюэ Яну долгожданной наградой бесплодностью, о которой он так мечтал. И… он как-то сам не понял, почему так легко всё это отпустил. То ли покой на него так подействовал, то ли… другое. Сяо Синчэнь его покоя не разделял, и мысли о беременности были основой его постоянного беспокойства. Он знал, как Сюэ Ян поступал в прошлом, и знал, что тот ни за что не примет, еще раз, такое бремя. Поэтому между «убить ребёнка» и «помешать ему зацепиться», он выбрал меньшее из зол, и принял меры. Поскольку Сюэ Ян не давался быть опоенным, Сяо Синчэнь зашел с другой стороны. Теперь всякий раз, когда их близость достигала конца, он перед тем, как привычно протереть его тело, делал ему спринцевания подкисленной уксусом водой. Это было средство, которым пользовались женщины, а так как Сюэ Яна, в отличии от обычного мужчины, не нужно было обязательно «чистить», то Сяо Синчэнь и не боялся, что что-то «вытечет». Он пользовался невменяемостью Сюэ Яна или его бессознательным состоянием, чтобы сделать это, так как остерегался просить у него разрешения, открыто давая ему всё понять. Сюэ Ян мог отреагировать по-всякому, а испытывать судьбу, тем более с участием такого человека, не хотелось. Поэтому теперь, после каждой близости, Сяо Синчэнь проводил ему процедуру и только затем успокаивался, постепенно приходя в себя. А приходить… было от чего. Близость была тяжелой. Для выдержки. Сюэ Ян, словно змей, мог выдерживать близость часами, а Сяо Синчэнь, сколько бы выносливым ни был, всё же не выдерживал. Поначалу он пытался просто сдерживать моменты своей кульминации, растягивая их, и именно по причине этого «долго» в их близость и вошли ласки, к которым заклинатель вынужденно прибегнул в попытке спасти себе жизнь. От таких долгих нагрузок… просто сердце могло не выдержать, а самая долгая их близость началась вечером и закончилась сильно после рассвета. Тогда Сяо Синчэнь не мог прийти в себя три дня и только спал, причем на кровати Сюэ Яна. Тот попросту ушел и не возвращался неделю, как обычно где-то скрываясь и не давая знать о себе. Сяо Синчэнь не знал, но перестав пить белладонну и вроде как отпустив сам «процесс», Сюэ Ян, тем не менее, всё же делал кое-что. Вместо яда он стал принимать сильный отвар кориандра, гвоздики и лавра. Все эти пряности имели сильный стимулирующий эффект на матку и часто были причинами выкидышей. Поэтому тот, кто не хотел забеременеть или избавлялся от плода, прибегал к этим средствам. И Сюэ Ян их пил, опять же, вычеркнув белладонну лишь по той причине, что она сохраняла ему волю к жизни своими убийственными свойствами. А теперь он пил другие травы, морщась и хмурясь, поскольку вкус… ну, это был кошмар. Что же касается ласк, то начались они с малого, а дошли… до совершенного эротизма, причем откровенного. Сяо Синчэнь превозмог стыд и смущение и стал ласкать Сюэ Яна руками, губами, языком… и вскоре в таких местах, о которых и помыслить-то было неловко. Он вылизывал его член, его бедра, грудь… даже отверстие. Сюэ Ян упускал эти моменты, а Сяо Синчэнь терялся в них. Он вылизывал между ягодицами, слушая стоны Сюэ Яна, кончал, не прикасаясь к себе и… проталкиваясь вглубь Сюэ Яна уже не только пальцами. Зверь внутри скрытых органов был жаден и взбешен, вот почему возбуждение не отпускало часами. И однажды поняв, что заходит «дальше», Сяо Синчэнь стал рисковать и проникал в Сюэ Яна еще глубже. Он не поверил, когда засунул в него ладонь до половины, и не поверил даже тогда, когда достиг запястья. Но Сюэ Ян… он был в восторге. Точнее то, что сидело в нем. Сяо Синчэнь и правда засунул в него руку и осторожно двигал ею, понимая, что Сюэ Ян острее всего испытывает ощущения вокруг колечка мышц и где-то очень глубоко внутри, где Синчэнь нащупывал что-то такое, что не могло быть частью кишечника. Это «что-то»… тоже имело эпителий, но было значительно горячее, обладало упругостью и… текло так, что когда он вытаскивал руку, она вся была в слизи, которая, ко всему прочему, весьма отчетливо пахла. Запах был интересный, органический, совсем не смрадный, а вязкость просто поражала. Еще во время занятий любовью, Сяо Синчэнь подмечал, что все особо острые приступы возбуждения Сюэ Яна сопровождались выплеском слизи из его заднего прохода, которая ускоряла скольжение и облегчала проникновение. Сяо Синчэнь не знал, но такой выплеск имел свое назначение и предназначался далеко не для одного полового акта… то есть, не с одним за раз, а для… нескольких проникновений одновременно. За эти выплески юношу когда-то и упекли в бордель, а сейчас, когда внутрь проталкивалась только рука, слизь вытекала, а чудовище внутри если бы могло выть, то наверняка бы взвыло от восторга. «Больше… — порой шептал Сюэ Ян, — хочу еще, еще больше…» Он кончал, но не успокаивался, причем его «кончить» не всегда обозначало сделать это при помощи члена. Он кончал где-то внутри себя, но при этом ему не становилось легче — он лишь раздразнивался и горел. Сяо Синчэнь научился ласкать его рукой внутри, практически не двигая её по кольцу, но шевеля своими пальцами внутри, постоянно чувствуя пульсацию и жар. Они были такими сильными, что обпекали ему пальцы… каково тогда было Сюэ Яну, который терпел это и умирал от чувственных мучений… Сяо Синчэнь перестал удивляться тому, что ему хочется приникать между этих бедер, когда Сюэ Ян стал кончать ему в рот. Сяо Синчэнь вылизывал его и ласкал, гладил его бедра и постоянно опускался лицом ниже, к отверстию, мог даже рывком перевернуть его и снова зарыть лицо между его ягодиц. Сюэ Ян прогибался в пояснице и выл, когда Синчэнь одновременно ласкал его член. Он редко-когда что-то говорил, только стонал, но если уж говорил, то чаще всего это были чувственные упреки, либо мольбы. Если бы не руки, язык и губы, Сяо Синчэню ни за что не удалось бы выжить в их близости. Сюэ Ян, которому по его же словам ни за что не хотелось ощущать это удовольствие, всё чаще стал находить свое сознание в моменты, когда это самое удовольствие происходило. Его циклы стали заканчиваться раньше, должно быть из-за «усердных трудов», но поскольку между мужчинами не было особого диалога, то Сяо Синчэнь просто ждал, подластится к нему Сюэ Ян или нет. Если да, то продолжал, если нет, то это было сигналом, что всё закончилось. И он не знал, что в их близости бывали моменты, когда течка уже закончилась, а близость… нет. Сюэ Ян не был глупцом и понимал, что его жизнь кардинально переменилась. В такие моменты… он отодвигал свой страх перед ребёнком, отбрасывал мысли о прошлом… и, превозмогая дрожь страха, позволял этому человеку укладываться на себя и… овладевать собой. Он стал делать это в сознании, прислушиваясь к своему телу, которое… не кричало, а… словно бы пело. Близость… опьяняла. Он не знал её в здравом разуме, не знал её и в принимающем рассудке. Но с «ним» принял… и что-то ощутил. Больше всего Сяо Синчэню было дозволено ублажать его как мужчину, то есть больше всего лаская член, но Сюэ Ян не мог не понимать, что истинный цветок сокрушающего удовольствия распускается где-то внутри. И скрыл свое пребывание в здравом рассудке… Рука просунулась вниз, и Сяо Синчэнь взял в ладонь свой член, направляя его к входу Сюэ Яна. И вошел в него. Это случилось под одновременный выдох обоих, и раскрасневшееся лицо Синчэня стало источать куда больше жара. Он был… словно голоден, и разум его мгновенно заволокло пеленой какой-то губительной, но немыслимо преданной страсти. Сюэ Ян закричал. Он уже успел расцарапать ему спину, пройдясь по старым, едва покрывшихся корочкой ранам. И разодрал их еще раз. Сяо Синчэнь зашипел и сжал его плечи. На это шипение Сюэ Ян и сам шикнул, причем практически ему в ухо, куда попытался засунуть свой язык. Теперь уже сорвано взвыл Сяо Синчэнь, затрепетал хладно-горячей дрожью, волной экстаза, пронесшейся по его телу, но всё равно не кинулся поспешно двигаться. Он ведь подстраивался под Сюэ Яна, а тот очень не любил трясущиеся быстрые толчки. Он скорее любил медленно и глубоко, без сильной тряски. Все свои сексуальные желания и повадки Сяо Синчэнь полностью приобретал через этого человека, а потому неудивительно, что его желания крепко переплетались с тем, как предпочитал делать это Сюэ Ян. И его это устраивало. Он был невинен и неопытен, даже не знал, как и о чем желать… в близости. С Сюэ Яном… он постепенно начал эту свою похоть раскрывать, он ведь был мужчиной, от этого никуда не деться… Когда они вот так оставались наедине, казалось, что время замирает. Рассвет и закат переставали иметь значение, и двое мужчин, которые днем чаще всего делали вид, что рядом нет другого, переплетались телами так крепко, точно как змеи и, казалось, могли бы задушить друг друга. Уставая брать его, Сяо Синчэнь принимался за ласки, и почему-то именно ласки сильнее всего сводили Сюэ Яна с ума. Он мог кончать несколько раз к ряду, а потому не нужно было ждать «перезарядки» — он кончал немногим позже после первой волны оргазма, часто выдирая Сяо Синчэню волосы, если этот оргазм заставал его через рот заклинателя. И он любил кончать в этот рот, любил, как тот сжимал его член. Руки же… больше всего доставляли удовольствие внутри, причем как пальцами, так и всей ладонью. Эти ночи были наполнены одной лишь удушающей страстью. Каждый из мужчин думал, что, как же так, как всё могло к этому прийти? Сяо Синчэнь думал об этом, сжимая в объятиях Сюэ Яна, и Сюэ Ян думал об этом, стоя на коленях или лежа на спине. К тому же… не только Сяо Синчэнь касался его губами. Сюэ Ян… пристрастился тоже. В постели ему не нужно было сохранять достоинство, ведь там он проигрывал заранее. И когда страсть одолевала… он доставлял Сяо Синчэню удовольствие. Поначалу заклинатель боялся. Не то что он мечтал бы о таком — он просто боялся. С Сюэ Яном больше было привычно отдавать, нежели принимать, и так казалось вернее всего. Но когда наступил момент, когда Сюэ Ян сам взял его член… Сяо Синчэнь очень испугался. Он, разумеется, за годы их близости понимал, что Сюэ Ян размягчается и уже не так страдает, но такое… А Сюэ Яну было всё равно. Он открыл рот и страшно горячо дышал, лежа на подушке. Сяо Синчэнь не без трясущихся поджилок приблизился к нему на коленях, пока не оказался над его ртом. — Давай, — взгляд Сюэ Яна был затуманен, — я хочу его прямо в свое горло… И взял его, действительно взял. Сам чувствовал, что хочет именно проглотить. И Сяо Синчэнь, как и всегда, покорился его желаниям. Когда губы Сюэ Яна коснулись его члена… он задрожал и тяжело выдохнул. Не потому что был близок к тому, чтобы кончить. Он… осознавал происходящее. И двигал бедрами. Сюэ Ян и правда взял очень глубоко, член терся где-то в его горле, а он даже не задыхался… только порой сильнее сжимал пальцы на его бедрах, и тогда Сяо Синчэнь отстранялся — Сюэ Яну требовалось отдышаться. А потом снова брал в рот… и снова… пока наконец Сяо Синчэнь откровенно не трахал его рот, а Сюэ Ян царапал ногтями ему ягодицы… Вот почему, когда вернулся, Сюэ Ян обнял его за бедра, а «взгляд» Синчэня был так «снисходителен». Потому что это были их игры, их «реальность», спрятанная за пологом занавеса, продиктована проклятием юноши и жаждой человеческой, с которой было сотворено его тело. Эти двое были любовниками, настоящими любовниками. И казалось, что границы цикла постепенно стирались и можно было попробовать сделать это и без этой причины. Но не по любви, разумеется, только из-за желания. Сюэ Ян всё еще ненавидел близость… однако не то, что делал с ним. С ним… это было что-то другое. Безопасность… чистота. И доверие, практически безграничное доверие. Сяо Синчэнь не обижал его, Сяо Синчэнь не был груб, Сяо Синчэнь… обнимал его. И мыл, заботился, всегда ожидал. Его руки не были грубыми, его губы не были жадными. Он останавливался, когда просили, и продолжал, когда умоляли. И ничем не обидел, ни разу… только ждал, подстраивался… ублажал. И всё чаще их губы смыкались в поцелуе, когда Сюэ Ян жадно обгладывал его рот. Но это всё была не любовь… что-то другое, чего людям не понять. Это… превосходило любовь, затмевало её. Как же назвать это чувство? А оно вообще было чувством? Это больше походило на тень зеленых ветвей в солнечный день, когда золотые нити переплетались с ветром и зеленью листвы, бросая на траву причудливые, но такие нежные тени. Золото, тень и зелень — это был мир солнца, ветра и деревьев, а значит… жизнь.