Radium boys

Серые клубы дыма игриво вырывались из труб, растворяясь в зимнем солнечном утре. Огромное кирпичное здание, из которого чадили эти самые трубы, развалилось на земле, будто тлеющий труп неизвестного науке животного. И, кстати о науке, её детищах и некоторых необратимых последствиях. То был самый крупный завод по производству часов всех мастей. Носил гордое название "Radium Times". Просто не заметить эту махину не представлялось возможным. И я не говорю сейчас про газеты, что постоянно пестрели заголовками и серьёзными статейками про данное чудо самого обычного американского города. Завод был не просто громаден, нет! Он был гигантским. Напоминал чем-то заграничную буковку "п". Вот только короткие ножки ей немного оторвало на фронте Великой войны, а юный полевой врач, который толком-то и не успел пройти обучение, старательно пришил их ближе, чем надо, а именно совсем близко к середине, что "кости таза" топорщились гораздо дальше, чем положено. И даже не смотря на то, что было начало декабря, снег плотным пуховым одеялом укрыл все дома и деревья почти доверху, обширная территория рядом с "Radium Times" была вычищена и вылизана до блеска счастливо улыбающимися дворниками, которые всегда уходили в день зарплаты с плотно набитыми валютой карманами. Ведь "Radium Times" всегда заботятся о всех своих работниках, в любых обстоятельствах беспокоятся за них. Это, можно сказать, их неофициальный девиз: "Неоспоримая забота о работниках и собственных карманах". Однако это же больше походит на утопию, разве нет? Ну, если смотреть прямо на их яркие речи на сцене, то да. А если обойти утопический занавес иль просто дождаться окончания честного представления и заглянуть в закулисье, то можно нехило так разочароваться, увидев там груды мужских светящихся скелетов с такими же зеленовато светящимися циферблатами часов на руках и иногда на часиках с цепочками, которые обвивают кости грудной клетки. По заботливо посыпанной песком дорожке, закованной в лёд, шли двое. Впереди величественно шёл твёрдой походкой высокий мужчина в чёрном пальто и чёрной франтовской шляпе. Из особых примет была тонкая чёрная бородка, что аккуратной полосой разделяла подбородок на две части. И почему-то франт нацепил на себя зимой чёрные солнечные очки. Видимо, холодное солнце и вправду могло ослепить. За гражданином невесомо и почти осязаемо на декабрьском солнце тянулся приятный шлейф одеколона. Следом топал, поскальзываясь на каждом шагу другой мужчинка, уже помоложе, но телосложением покрепче. Засунув руки в карманы растёгнутого пальто (и это ступая по морозу!), он сдувал постоянно сбивавшуюся лохматую чёлку, которую он постоянно пытался аккуратно и по-модному пристроить на своей неразумной голове. Из особых примет сего гражданина: только эта самая чёлка и один серый глаз — другой прикрывала специальная, будто пиратская, повязка на двух шнурках. А за этим товарищем ползло амбре из пота, одежды не первой свежести и собачьей шерсти. Задумчивым ходом они подходили к славному заводу "Radium Times" со стороны чёрного входа, что находился как раз в одной из коротких "ножек" буквы "п". Их встретила небольшая обшарпанная дверь. Туда-то они и зашли, поднявшись по ступенькам: сначала важный мужчина, после растрёпыш. Внутренности здания встретили их какими-то химическими запашками и практически голыми стенами, выкрашенными в болезненный салатовый цвет. Из того кукольного коридорчика рабочих кукол, куда они зашли, отходило несколько других, строго прикрытых хлипкими дверями, которые никак не спасали от сквозняка. Где-то вдалеке грохотали станки, а совсем рядышком нечто звонко клацало. На стене висели какие-то светящиеся буквы, скорее всего инициалы компании. Да, точно. Оранжевая, несуразная, давящая на мозги "R" и кривоватая, ярко-зелёная "T". Прямо напротив двери было пыльное окно с занавесками-паутинками, в которое нещадно бился зимний рассвет, будто стремился перенять всё внимание на себя, отвлечь от бренности и грязи бытия, в которое окунулись вошедшие. Но никто не обратил особого внимания на красоты утреннего вида. Максимум, что закралось в голову бугая: "Вау, неплохо". Что думал статный мужчина по поводу рассвета — неизвестно и, в целях самосохранения, лучше даже не мыслить о чтении его мыслей. Единственное на чём можно сделать акцент — это то, что он задержал взгляд на окне и самодовольно улыбнулся восходящему солнцу. Гражданин в чёрных одеждах прошествовал к единственной двери, что не была закрыта, а болталась нараспашку, приглашая в то помещение ледяной и морозный воздух. Именно оттуда доносилось тихое и многоголосое клацанье. Челкастый поплёлся за ним, шмыгнув пару раз носом. Странный дуэт молча ввалился в длинное помещеньице. Даже слишком длинное для этого завода. По двум стенам тянулись окна. Окна, окна, окна. Из них лился благодатный, будто в церкви свет: такой неземной и мягкий. Почти святой. Кажется, ещё чуть-чуть и ангелы спустятся в помещение и начнут неспеша кружится над работниками, тихо напевая молитвы. И о работниках. Вдоль всех окон стояло четыре бесконечно длинные ряда столов и лавок. На них лежали одинаковые наборы вещей, о предназначении которых растрёпышу оставалось лишь догадываться, задумчиво хмуря чёрные брови. И за столами сидели мужчины. Самому младшему на вид было пятнадцать лет. Вошедший даже не пытался их подсчитать. Да и зачем? Очевидно, что там собралось слишком много граждан для простого подсчёта. И все, одинаково склонившись, что-то с предельной и даже трепетной аккуратностью вырисовывали. Макнуть, облизнуть, нарисовать. Макнуть, облизнуть, нарисовать... На пару мгновений обстановка стала выглядеть жутко. Будто картина какого-то безумного художника. Или сбой в системе Вселенной. Или самый сладкий сон директора компании: чтобы все одинаково прилежно выполняли работу, не возмущаясь и не бунтуя. Помимо прочего, все сидящие были облачены в свои лучшие одежды. Многие нарядилась чуть ли не в смокинги. И как-то весь праздничный вид утра и мужчин не соответствовал той таинственной работе, которую они кропотливо делали. — Что ж, теперь ты будешь работать тут. — наконец хоть что-то промолвил мужчина в чёрных одеждах, который как раз и являлся владельцем и директором данного завода в одном флаконе. Неспешно пройдя вперёд, он остановился возле одного пустующего места. Рядом неотрывно трудились прочие. Мало кто обратил внимание на новобранца. Однако все заметно пригнулись ниже и стали работать усерднее, стараясь не смотреть на своего работодателя. Сразу видно, кто тут твёрдой рукой всем заправляет. — Здесь. — указал изящным пальцем с бесподобной работой ювелира — золотым перстнем с красным камешком. Очевидно, что на сей "камешек" новоприбывшему ни в коем случае не наскрести и за сто лет. — Угу. — хмуро ответил бугай. Мужчина только ухмыльнулся, медленно растянув тонкие, аристократические губы. — Сейчас оформим соответствующие документики и можете приступать к работе. Ваши коллеги, — он особенно подчеркнул это слово, — введут Вас в курс дела. Новобранец ничего на сие заявление не ответил. Однако деловой гражданин не дождался ответа, а уже шёл к выходу. Закатив глаза, растрёпанный новичок прошаркал следом, усердно чухая затылок. Но тут произошло одно событие, настолько внезапное, что все оторопели и приковали любопытные взгляды к новому персонажику. Злобной птицей влетев в помещение, чёрненький юноша азиатской наружности едва не столкнулся с мужчиной в чёрных одеждах и впечатался боком в растрёпыша. Сидящие работники, поняв, кого занесло в их скромную обитель, разочарованно отвернулись. Юноша же, отскочив от бугая, резко развернулся и уставился переполненным неприкрытым, бурлящим ненавистью глазом прямо на предполагаемого директора сего заведения. Второй почти полностью закрывала аккуратно прилизанная чёлка. "Ну прямо какой-то день клонов!" с неудовлетворением отметил первый челкастый. — Вы! — рявкнул второй, тыча указательным пальцем в сторону директора, который снисходительно улыбаясь, поправил едва не слетевшие от удара с носа очки. Он был полностью готов выслушать речи данного человечешки. Растёпыш зыркнул на рабочих. Те молча работали, склонив головы. Но было видно невооружённым глазом, как они развесили уши в предвкушении их хорошенько погреть. И сделал такой вывод, что предмет сего разговора им давным-давно известен. Засунул руки в карманы брюк и приготовился внимать. — Вы! Я собрал такие бумаги, что Ваша шарашкина контора разоритесь в два счёта! Я Вас с землёй сравняю! — Да ну, — выгнул пушистую, чёрную, как смоль, бровь директор "шарашкиной конторы". — А на Вас, мистер Люсьен, у меня особые планы. — погрозил пальцем юноша, — Вы убили моего брата! Вы ответите за его смерть и за смерти прочих сотрудников. Мистеру Люсьену уже порядком надоел весь этот цирк. Он с насмешливой и подчёркнутой вежливостью попросил второго челкастого удалиться. — Мистер Кодзима, Ваши мнимые расследования не имеют никакого основания. Это всего лишь предположения, не подтверждённые фактами, — после мужчина в чёрных одеждах осторожно хотел выпроводить нежеланного гостя. Тот стал упираться. — Ни в коем случае! Я с Вами судиться собираюсь, а Вы меня выгоняете! — юноша уже дрожал от ярости, — если Вы ослышались, то у меня брат здесь погиб! — Однако мы уже выяснили причину его смерти. И ничьей вины в сем нет. Я всё понимаю, — притворно смягчился мистер Люсьен, — Сано, Вы настолько потрясены гибелью мистера Акиры Кодзима и Вам просто не хочется в это верить. Понимаю. Но обвинять в этом компанию, на которую он работал — дикость. И наш врач подтвердил, что он умер от сифилиса, а не какой-то призрачной болезни, которую никто и в глаза не видел. Неприятно, конечно, осознавать, что единственный близкий человек умер от столь... м-м... неприятной болячки, однако ничего не поделаешь. — Вы лжёте! Нагло лжёте! — и принялся красочно доказывать свою правоту. По лицу важного гражданина прокатилось раздражение. Он закатил глаза и принялся прощупывать пространство взглядом, ища способ выпроводить сего субъекта. Безусловно, он мог схватить прилипалу за шкварник и просто выкинуть. Были у мистера Люсьена и прочие "трюки", как избавиться от подобных зараз, однако все они были слишком грязные и омерзительные, если вы, конечно, понимаете, о чём это я. Но ни в коем случае не нужно было пугать жестокостью своих работников. А Сано всё говорил и говорил без конца. Челкастый номер один повернулся к своему работодателю, слегка наклонив голову набок. — Мне выпроводить его? — Да, пожалуйста. — лениво ответил. И тут брат Акиры впервые, по-настоящему обратил внимание на нового работника. Подпрыгнул и повернулся к растрёпышу. Что-то очень сокровенное замерцало в его сером глазе. На бледном лице с тонким и аккуратным шрамом поперёк переносицы отразилось бескрайнее удивление. Будто мертвец воскрес. Хотя в глазах мистера Кодзимы так всё и выглядело. Он поправил узкие очки и растерянно выдавил: — А-акира? Ты? Но как? Я не понимаю... — Ты меня с кем-то спутал, товарищ. — надменно фыркнул бугай. — Да нет же, ты — Акира, только подросший. Но как? — в который раз повторил свой вопрос юноша, —. Я же тебя вот этими же... руками... похоронил. Все видели, как ты в гробу лежал. Что произошло? Что происходит?! — Сано тихо прошелестел. Под конец его речи перестали быть связными, сошли на едва слышный лепет. Хотя, для бугая они были полным несвязным бредом ещё с самого начала. Ну и местечко! Понабирают всяких, а ты с ними разбирайся. — Проваливай отсюда, — рыкнул челкастый с повязкой. Он заметил, как пристально наблюдает за его действиями Раер и у него резко проснулось желание как надо выслужится перед начальством. Гражданин схватил растерянно бормочущего мистера Кодзиму, немного неуклюже подхватив на руки, и пошёл к выходу. Тот сопротивлялся, но недостаточно активно. Хлопнула входная дверь. И растрёпыш, не сходя с крыльца, швырнул юношу в ближайший сугроб. Вместе со всеми бумажками. Какое-то время Сано сидел тихо, лишь таращил глаз. После зашевелился, сбросил с себя комья снега, будто разбуженная змея, и по-змеиному принялся шипеть на всё вокруг, негодовать. С трудом поднялся, ещё сильнее увязая в снегу, пошатнулся, упал, выкачавшись в белом покрывале земли. Изрыгнул очередную порцию ругательств в адрес так ненавидимой им компании. Затем собрал расползающиеся во все стороны мокрые бумажки. Теперь толку от них, как с козла молока. На глаз навернулись горькие слёзы, а глотку забил твёрдый ком обиды. Ценные сведения промокли насквозь и шеренги мелких букв расползались причудливыми, чернильными узорами, будто прах на ветру. Среди этих бумаг была и фотография покойника: как две капли воду похожая и на своего живого брата и на того растрёпанного бугая.

***

Мистер Раер Люсьен, он же директор всего этого небезопасного цирка, что скрывался под маской серьёзного заведения, сидел за столом, больше всего напоминающем сраную взлётную дорожку для самолёта. В его обители царил приятный полумрак, ввиду завешенных тяжёлых, бархатных штор. Лампа с зелёным абажуром уютно освещала небольшой кусок пространства. А вот что иль кто тихо шевелилось в плохо просматриваемом мраке углов — не представлялось возможным рассмотреть. Величественные книжные шкафы с разными важными папками и документами лишь усиливали ощущение, что ты находишься в древнем сатанинском храме. Здесь даже пахло не то благовониями, не то прочей подобной гадостью, после которой першит в горле и от которой слезятся глаза. Так точно думал наш растрёпыш, сидя в вполне комфортном мягком кресле. Казалось, ты почти утопаешь в неземной мягкости данного предмета мебели. Однако не смотря на мягкость кресла, сам челкастый бугай был напряжён, как струна скрипки, что вот-вот порвётся на важном мероприятии, где собрались сотни, если не больше зрителей. За свою не особо памятную и, возможно, недолгую жизнь он повидал не так уж и много кабинетов высокопоставленных людей. Но никогда он не чувствовал себя мышью в плотно сжатых кольцах тела питона. А именно так бугай себя и ощущал. Этот человек вселял в него лишь благоговение и дикую ненависть из-за этого самого благоговения. — Распишитесь, bitte, мистер Винсент Мецгер, здесь и здесь. А ещё вот здесь. — липким, медовым голосом ворковал его работодатель, протягивая контракт и ручку, — ничего не забудьте. Мистер Мецгер неуверенно взял протянутые вещи в руки. И почему ему кажется, что это больше похоже на сделку с дьяволом, нежели обычная подпись обычного документа? Задумчиво шмыгнув шнобелем и рассеяно почесав его, Винсент всё же подмахнул страницы, ничего не читая: ни мелким шрифтом, ни крупным. Хотя, по крупным буквам он пробежался мутноватым взором, но в голове будто ничегошеньки и не задержалось. Прочёл, хмурясь ещё раз и чуть не потерял сознание. Ему показалось, что комната начала злиться, искажаться. Сердце подпрыгнуло и стало колотиться в глотке, отдавая эхом по всему организму. У Мецгера в голову пронеслась запоздала и какая-то ленивая мысль, что здесь слишком душно. Вон, даже прядки чёлки прилипли к жирному, вспотевшему лбу. Торопливо осмотрев все свои закорючки и проверив, где они стоят и все ли имеются, Винсент, слабеющим голосом проблеял: — Всё? Я могу идти? — Да, — ухмыльнулся Раер, кладя подбородок на сцепленные руки и замирая, будто змея, внимательно наблюдающая за жертвой. — Хорошо, спасибо. Всего доброго, — поднялся с насиженного места и, пошатываясь, поспешил к выходу. Громко хлопнула дверь, вновь отрезая кабинет от остального завода. Директор снял очки, устало потирая переносицу. Жёлтые глаза с тонкими вертикальными кошачьими зрачками хищно блестнули. Мистер Люсьен только негромко ответил вслед, но получилось так, будто он сказал с насмешкой сам себе: — Всего доброго...

***

Рабочей одежды не было и в помине, ведь работа абсолютно безопасна. Зачем тут какие-то лишние тряпки? Винсент, знатно поплутав по кишкооброзным коридорам, наконец-то вышел в ту самую рабочую комнату. После той бесовской атмосферы кабинета мистера Люсьена она казалась святым местом, прибежищем для всех беззащитных и немощных. Прошествовав к своему месту, он с очень важным видом уселся на лавку. Та жалобно, но коротко скрипнула. После с предельно вежливой миной обратился к близсидящему загорелому мужчинке подтянутого телосложения. Тот был облачён в болотную рубашку не первой свежести и мятые солдатские штаны, что удерживались упругими шлейками подтяжек. Золотистые волосы были аккуратно и очень красиво уложены по самому последнему вздоху моды. Голову по-лихому оплетала красная ленточка, какую частенько использовали юные девушки. Она немного выбивалась из общего образа бунтаря, но при всём добавляла особого шарма. — Объясни, как нужно всё делать, чтобы потом на ковёр к начальству не вызвали. Мужчинка повернулся и Винсент никак не ожидал, что человек, мужикотавр, который, по всей видимости прошёл через бои Великой войны, "подправлял" загорелое личико косметикой. Хотя, с другой стороны, в этом не было ничегошеньки удивительного: прилавки просто ломились от самой разнообразной мужской косметики, которой представители якобы "сильного" пола активно пользовались. Стоит отметить, что сосед по рабочему месту умел обращаться со всевозможными мазилками: брови тонкими изогнутыми дугами чернели на хорошенько личике, а стрелки аккуратно выведены. Под глазами гражданин специально "сгустил краски", создавая искусственные "мешки". Даже контур губ очень миленько смотрелся, нежно розовея. Хлопнув пару раз длинными ресницами, собеседник уставился необыкновенными глазами цвета зимбабвейской лагуны на спросившего: — А-а? Ты хочешь, чтобы я тебя ввёл в курс дела? — надменно ухмыльнулся. — Да. И желательно без идиотских выкрутасов. — рыкнул Винсент в ответ, приблизив кулак внушительных размеров к подбородку мужчинки. Тот всего лишь хмыкнул, не растерявшись. — Ну, сэр Чертила не любит склок в стенах его заведения, да и снаружи тоже. В принципе драк не любит. Но если вдруг чего случается, то он их всегда заканчивает. И последствия для участников драки всегда печальны. — Я тебя не про это спрашивал, — тяряя терпение прошипел мистер Мецгер, мысленно улыбаясь прозвищу их работодателя. — Эх-х, скучный ты человек. Ладно, смотри, — протянул, очевидно, "не скучный" человек, — основной принцип работы такой: обмакни, облизни, нарисуй. И он обмакнул старенькую кисточку в банку с какой-нибудь беловато-салатово-непонятной краской. После поднёс её ко рту и неспеша облизнул. И в конце нанёс на крошечный циферблат ручных часов такую же маленькую аккуратную циферку, старательно выводя каждую линию. Винс не особо понял всей этой святости процесса, однако стиснув зубищи, промолчал. — Вот и всё, — протянул собеседник, любуясь своей тонкой и изящной работой. После прищурил левый глаз и ещё раз внимательно осмотрел циферблат. Неудовлетворённо цокнул языком. — Н-да, до идеала, конечно, далековато будет. Вон, — тыкнул пальцем в мужчину напротив. Тот подскочил от неожиданности, подтянул свои часы поближе и, угрюмо косясь на этих двоих, продолжил аккуратно, но быстро рисовать. — Это Лоуренс, почётный и самый продуктивный сотрудник компании. Правда, особых почестей он от сего титула не имеет и получает такую же нищенскую зарплату, как и все. — Следи за словами, Дерек, — угрожающе просипел блондин, которого назвали Лоуренсом. Ледяные глаза ярко блестели из омутов болезненной черни. — Слежу, не переживай, микроб тифозный. Хотя, не понимаю, из-за чего тут обижаться. Все мы в таком положении, — беззлобно ответил Дерек. "Микроб тифозный" только недовольно фыркнул и продолжил копошиться со своими часами и сохранять ударный темп. А мистер Мецгер неуверенно взял в руки кисточку. Горячее пламя золотого света удивительно падало на предметы, придавая им некое призрачное очарованье. В холодном разуме пронеслась, звеня, фраза: "обмакнуть, облизнуть, нарисовать". "Обмакнуть, облизнуть нарисовать". Эти слова звучали, будто монотонное тиканье часов, что давит на мозги, что отмеряют каждое мгновенье жизни. И бугай, крепко держа в огромных ручищах крохотные инструментики, начал свою непростую трудовую деятельность.

***

Внезапно! Внезапно для всего естества Винсента Мецгера, его пригласили в кабаре. Но не суть. Главное сейчас рассказать, как обстояли дела. Буквально в первый же день работы ему предложил сходить в кабаре Дерек. Винс там никогда не был и решил, что почему бы и не попробовать, ведь жизнь-то у них всего лишь одна и её надо использовать на полную катушку. К тому же это будет ему своеобразным плюсиком, когда он будет выстраивать отношения с коллегами. Блондин с красной ленточкой вокруг головы вдруг вспомнил, что ему, оказывается нечего надеть. Истерические вопли насчёт покупки нового наряда были быстро прекращены недовольными возгласами прочих работников. Посему моднику пришлось заткнуться и, наскоро договорившись с Винсентом и Лоуренсом (который слабо показал интерес в данной авантюре) насчёт предстоящего похода в царство блаженства высокого общества, продолжил молча рисовать цифры радиевой краской.

***

И вот они подходили к величественному, и даже несколько воздушному зданию, где располагалось почти что самое популярное кабаре города. Метель закручивала людей, бросала их к стенам зданий. Лоуренс что-то запаздывал и мужчины решили подождать его внутри, чтобы попусту не мёрзнуть. На мокрой от снега стене висел пропитавшийся влагой пёстрый плакат. Надпись на нём гласила: "Скоро! Скоро! Очередное волшебное представление нашей неподражаемой Эм Си!" Помимо надписи там ещё красовалась очень симпатичная, улыбчивая блондинка с разными глазами — один небесно-голубой, другой — карий. Она стояла, уперев ручки в бока, на головокружительных каблуках на пианино, облачившись в весьма раскрепощённое чёрное платье с кучей длинных павлиньих перьев, что старательно прикрывали всё, что нужно скрыть от водянистых глаз смотрящих. Голову венчал изящный ободок — и тоже с перьями гордой птицы. Далее следовала кратенькая информация про то, что именно в этом кабаре в определённое время и будет проходить долгожданное представление. Когда бугай спросил у Дерека, кто она такая, тот, округлив свои удивительные глаза, вскричал: — Как!? Ты не знаешь саму Эм Си!? Да её знает весь мир, а уж Америка тем более! Пошли! Она лучшая танцовщица во всей Вселенной ! — схватив растрёпыша за плечо, тот потащил его прямо к яркому входу, возле которого дежурила грозная охрана. Им удалось пройти. Но это было лишь начало испытаний. Для мистера Мецгера все было в новинку, посему следовало сначала адаптироваться к незнакомой обстановке. Яркие огни, что после приглушались до трепетной интимности, а после вновь вспыхивая жарким пламенем. Бесподобные, смелые наряды искусных танцовщиц, выпивка на всевозможный вкус. И женщины, девушки, дамы... Бесконечный хоровод счастливо улыбающихся красавиц! Мужчины же, как и во всём остальном мире, были не в почёте. Зачастую они просто подпирали стены, провожая грустным и даже расстроенным взглядом ту или иную светскую львицу. Всё столики возле необъятной сцены были заняты, а их счастливые арендаторы (в основном дамы) лишь свысока смотрели на простой люд, стоящий на своих двух ногах. Однако всё же спутнику Винсента удалось просочиться поближе к месту "очередного волшебного представления". — Если кратко, то она — вечная загадка человечества. Никто точно не знает, кто она. Иль это вообще он. Главная способность этого человека — с ужасающей и восхищающей быстротой сменять образы. Сейчас сей субъект женщина, ровно через секунду — мужчина. Чудеса грации и ловкости! — пел оды мужчинка, — но, — тут же со скучающим видком добавил, — мне как-то всё это безразлично. Этот мир слишком огромен, чтобы удивляться чему-то столь... столь невзрачному и почти обыденному. Винс только угрюмо и неотрывно смотрел на дивную сцену с неземными богинями-женщинами, которые танцевали так, выделывая такие кренделя ногами в воздухе, что милые девы в зале довольно вскрикивали, а мужчины тихо охали себе куда-то в воротнички смокингов. Но вот его внимание вновь перехватили. На сей раз мистера Мецгера отвлёк его старый знакомец — мистер Кодзима. Тот ловкой гадюкой, также одетой в идеально выглаженный смокинг, скользил между столиков, направляясь прямо к дуэту. Подойдя к ним, вежливо поприветствовал каждого, при этом слегка кивнув головой: — Добрый вечер, господа. — И тебе не хворать, — самодовольно хмыкнул модник. Винсент никак не отреагировал на приветствие. Он неотрывно смотрел на сцену. Сано лишь презрительно взглянул на надоеду. Однако сказал, обращаясь к челкастому номер один. — Прошу прощения, мистер Мецгер, но не могли бы мы переговорить с Вами в более приватной обстановке? — Хорошо, — сухо бросил тот, — пошли. Сказать, что Дерек был в ярости — ничего не сказать. Однако тому пришлось смириться с таким положением дел. Они отошли от мужчинки подальше, чтобы тот не умудрился подслушать разного рода государственные тайны. Пока шли, увидели Лоуренса в окружении разнокалиберных дам. Они что-то весело обсуждали и посмеивались. Блондин скромно, будто охотник на охоте, улыбался. Винсент был в бешенстве. Его разозлило безалаберное поведение ударника. Ну и пусть. Гордо задрав шнобель повыше, бугай ушёл просиживать штаны в огромной кальянной, где за плотной завесой дыма и смеха сложно было что-то расслышать. — Для начала хочу извиниться за своё странное для Вас поведение. — начал речь мистер Кодзима, — однако мне хотелось бы прояснить некоторые моменты. Вот, — и он вытащил из нагрудного кармана старенькую, немного мятую фотографию. На ней был изображён молодой растрёпанный мужчина, очень похожий на Сано. У бугая тоже было много определённых сходств с человеком с фотографии. Единственное отличие — что Винсент был крупнее и, по виду, сильнее покойника. — Это мой почивший брат, Акира. Мы близнецы, приехали из Японии. Наши дела шли не очень хорошо, посему я устроился на работу в больницу, а брат стал работать на заводе "Radium Times". К слову, я хочу стать настоящими врачом и ежедневно штудирую от корки до корки учебники по медицине. И мои знания в данной сфере позволили мне заметить изменения, что происходили с организмом близкого человека. Поначалу это были некие невзрачные недомогания. Спустя два года работы в этой шарашкиной конторе Акира начал чувствовать себя нехорошо, стал слабее. После на его коже появились странные пятна разной формы и величины. Мы неоднократно вызвали доктора компании, однако он постоянно твердил нам, что это сифилис. Я не верил ему, да и Акира тоже. Со временем ему становилось всё хуже и хуже, а после... После у него начала кусками отваливаться нижняя челюсть. С верхней тоже происходили подобные изменения. И вот, в один далеко не прекрасный день, придя со смены медбрата в больнице, я увидел Акиру — холодного, лежащего в не заправленной кровати, — тут мистер Кодзима-живой тяжело вздохнул, однако продолжил. — Я препарировал тело родного брата-близнеца. У меня были смешанные чувства. Да, да... я знаю, что сие незаконно, но мне правда нужно знать правду. Это не мог быть сифилис! Результаты моего исследования это подтвердили. Брат всегда был предельно аккуратен в таких делах! Я стал собирать бумаги, рыть под эту чёртову компанию. Весь ад начал происходить именно тогда, когда Акира туда устроился. Намного позже я узнал страшную тайну: радий смертельно опасен! Он попросту радиоактивен! И, в заключение, я хочу ещё раз попросить прощения за ту некрасивую сцену. Я правда тогда не контролировал свои действия. Да и сейчас нахожусь в шаге от того, чтобы не упасть в безумие. Прошу Вас, уходите из "Radium Times"! Они только на словах несут за Вас ответственность, а на деле... Не подвергайте свою жизнь понапрасну, ведь даже если один раз облизнуть радиевую краску, Вы никогда не сможете излечится от этой напасти. — И куда ты прикажешь мне податься, когда я уволюсь? — хмыкнул Винс, — кому нужен полуинвалид без соответствующего образования? Это мой хлеб, на минуточку. Посему: травиться, не травиться — а всё один хрен! Мистер Кодзима, очевидно, не был доволен таким ответом. Однако принял решение своего собеседника. — Эх, хорошо, — тяжело вздохнул, печально блестя стёклами очков, — но я Вас, мистер Мецгер, предупредил. Будьте счастливы и никогда больше не знайте горя. Спасибо за разговор и до свидания.

***

И всё же Винс успел попасть на долгожданный перформанс гражданки Эм Си. Э́ко дело — она и вправду с прирождённой грацией меняла образы прямо на сцене. Двигалась изящно и точно под музыку. Номер был отлично поставлен и, скорее всего, репетировался не раз, за что отдельный поклон и сердечная благодарность танцовщице. Наблюдая за искусными движениями, Винсент решил, что это лишь некий хитро продуманный фокус, напускная фальшь. Ему дико хотелось узнать секрет лучшей из женщин планеты, если не всея Вселенной. Посему, как только Эм Си грациозно поклонилась восторженной публике, послала ей воздушный поцелуй-мотылёк и затем исчезла за тяжёлым занавесом, бугай с самыми серьёзными и твёрдыми намерениями пошёл на поиски гримёрки. Шныряя из угла в угол и избегая всяких нежелательных встреч, ему всё-таки удалось найти заветную комнату. Гримёрка величайшей танцовщицы скрывалась за неприметной облезлой дверкой в тёмном, как кишка изнутри, пыльном коридоре. Деликатно стукнув кулаком два раза и услышав короткое и нежное "да-да, входите", полуиспуганно зашёл внутрь. Вся его уверенность почему-то улетучилась, как только он переступил порог вызывающе элегантной, под стать хозяйке, комнаты. Обои были тёмно-красные, отливали чернотой в полумраке. Всё помещение освещала единственная лампа, что стояла на тумбочке при трюмо, обклеенном весьма милыми постерами и хорошенькими открытками. Из-за японской ширмы с рисунком сакуры вышла тонкая и почти бестелесная, будто лань, девушка. Винс отметил, что она кардинально (в принципе, как и обычно) сменила образ: теперь то была дама с длинными каштановыми волосами, что несколько растрёпанно торчали во все стороны. Левый глаз плотно прикрывала пушистая и объёмная чёлка. Серый глаз блестел, возвышаясь над сине-чёрными мешками с другой половины бледного лица. Тонкие потресканные губы устало улыбались. На мордочке в целом не наблюдалось ни грамма макияжа, хотя до этого Эм Си имела очень яркий боевой раскрас. Одна фальшивая, нарисованная родинка сменилась на две, вроде бы настоящие. — Заходите-заходите, не стесняйтесь. Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома. Ловким движением руки, девица достала из широченного рукава огромного и на вид дорогого халата бутылку красного вина. Поставила на столик, что стоял посреди гримёрки и подвинула к нему два больших и мягких кресла, тоже красного цвета. Отвернулась и вытащила из тумбочки два старинных бокала. Наполнила их примерно наполовину восхитительным напитком — нечего пускаться в пьянство. Растрёпыш только успевал вращать глазами, чтобы уследить за ней. А дама сделала удивлённое выражение лица и вопросила: — Почему же Вы не садитесь? Присаживайтесь, да поскорее! У меня скоро будет ещё одно представление, для которого нужно подготовится. — Оставь свои китайские церемонии для кого нибудь другого. Я пришёл сюда не за этим. — фыркнул названный гость. — А-а, так Вы из этих, — мгновенно погрустнела Эм Си, — а я уже надеялась на приятную беседу. А Вам, Винсент, оказывается нужен всего лишь мой секрет. — Постой-постой, откуда ты знаешь моё имя? — шокировано произнёс тот. — Пф-ф, да Вас так назвал тот блондин, что стоял рядом с Вами во время моего номера. Он что-то кричал, возможно восторгался, и когда я была совсем близко к краю сцены с вашей стороны, он назвал Вас Винсентом. Но я же могу ошибаться, правда ведь? — Да нет, про имя ты угадала. И про секрет тоже, — протянул бугай, жадно косясь на бутылку вина. — Да выпейте, уже, не смотрите так! — возмутилась танцовщица и сама присела в кресло, закинув ноги в изящных, чуть ли не в фарфоровых чёрных туфельках, на подлокотник. Мецгер последовал её примеру. Без приглашения выдул всё вино в своём бокале. Эм Си пока не наливала себе. Она пребывала в задумчивости. Смешно хмуря бровки, девушка изрекла, вытирая подбородок рукавом халата: — Знаете, Мецгер, как бы Вы не старались, я не раскрою свой секрет успеха. Могу лишь не напрямую намекнуть. — Давай, — живо согласился растрёпанный бугай, который уже по-детски протягивая ручищу, тянулся за бутылкой. Но дама не заметила столь вопиющей наглости. Она сказала: — Но знаете, перед тем как мы перейдём к сказке, нужно узнать, что же там с присказкой. Вы помните, что произошло почти сразу же после Великой войны? Это была достаточно больная тема для Винса. Но он честно ответил: — Конечно помню. Однако что было до этого — ни в жизнь не скажу, ибо запамятовал, будто отшибло. Итак, — словно прилежный ученик завёл рассказ, — после этой войны разразилась Великая феминистическая революция. По всему миру представительницы женского пола выходили на улицы с оружием, будь то винтовка, ружьё, пистолет иль обычная сковорода, нож и ещё что-нибудь в этом роде. Они заставили нас, мужчин, покориться им, ведь мы пренебрегали их правами, мы их унижали и делали очень страшные вещи. Эта революция перевернула весь мир с ног на голову. А наши укротительницы, женщины, теперь занимают самые высокие должности, делают всё , что им заблагорассудится. — И что же ты думаешь по этому поводу? — с придыханием вопросила Эм Си, очень заинтересовавшись речью бугая. — С одной стороны странно и за столько веков господства одного режима непривычно, с другой — как-то безразлично. Хотя, всё же я не понимаю, зачем было так радикально расправляться со старыми порядками. — Они устарели. И требовали немедленной смены, однако, Вы даже правы — всё получилось чуток радикальнее, — просто ответила девушка. Левую половину женского лица резко подсвечивала лампа, посему у мистера Мецгера сложилось впечатление , что он сидит на серьёзном допросе где-нибудь в полиции. Невольно вспомнился кабинет мистера Раера Люсьена, он же Чертила. *Ну уж хватит с меня сегодня туманных разговоров и челкастых особ!* со злобой подумал. — А что? Заменить вздумали? Не боитесь, что мужчины могут так же вам ответить? — Боимся. Но ближайшие полвека тревожиться особо не о чем. Пока свежо в памяти населения Земли данное событие — можно оставаться относительно спокойным, но всегда быть начеку. Как говорил один человек: "основное свойство человеческой памяти — забывать". Посему рано или поздно очередное востание, а может война вспыхнут, а нам лишь нужно быть зоркими и не допустить этого. Но вообще неважно, кто ты: мужчина, женщина... Это всего лишь пережитки прошлого! Каждый уникален, и имеет право быть уникальным, независимо от пола, расы, религии, способностей и так далее. Неподражаемая Эм Си резко встала и неспешной походкой ушла да ширму. Пробыв там ровно четыре с половиной секунды, вышла. Точнее, вышел. Перед ошарашенным Винсентом стоял очень симпатичный молодой мужчина в элегантнейшем кимоно простого коричневого, почти чёрного цвета. Каштановые волосы он, по всей видимости, хотел аккуратно зализать назад, на нормально зализался только верх. Остальные длинные прядки спадали на плечи, завершая образ. У этого лица с недавней женской мордашкой решительно не было ничего общего. Черты лица не были рыхлыми, а даже наоборот — имели бесподобную остроту какой-нибудь мраморной статуи. Серые глаза одновременно холодно, но и тепло сверкнули морским всплеском. Эм Си неспешно прошёлся перед совершенно изумлённым посетителем, спокойно изогнув острый полумесяц губ. Хоть растрёпыш чего-то подобного и ожидал, однако всё равно остался не готов к таким чудесам ловкости и грации. — Пока люди не научатся судить других по моральным качествам, а не физическим, мир перестанет забывать чудовищные ошибки прошлого, — после подумал и белозубо усмехнулся, — и называть каждую войну и революцию "великой". И, не приведи Господь, сравнивать "величие" той бойни или другой. Так то, друг мой. Вот и весь мой супер-дупер-ультра-гипер-мега-тайный секретик. В затем свершилось ну просто нечто, из ряда вон выходящее. Эм Си направился прямо к трюмо, а затем внезапно присел на ходу. Выпрямился — и спокойно дошла уже в привычном образе обычной девушки к зеркалам, рассматривая и поправляя причёску. Обернулась. Свет лампы на уровне чего-то страшно неизведанного обводил ореолом её силуэт. Будто эхом, произнесла главные слова сего вечера. А может быть и главный девиз мира: — Не суди никого по физическим качествам, а по моральным. Хотя уж лучше вообще воздержаться от незаконных суждений. И тогда этому миру цены уж точно не будет. Просто никто и не в силах предложить ему даже самую заоблачную цену. В тот поздний вечер мистер Мецгер вышел из гримёрки абсолютно ошарашенный, будто пьяный до мозга костей, окончательно запутавшийся в нитях Мироздания. А тут ещё и эта Эм Си со своими вопросиками: "правда ли, что Вам по-настоящему понравилось моё представление?", "я нигде не допустила ни малейшей ошибочки?", "Вы точно уверены на сто процентов. А на двести?". И в заключение самая милая улыбочка: "Буду рада видеть Вас и на следующих перфомансах!" "Не допустила ни малейшей ошибочки?" "Вам понравилось моё представление?" Да она смеётся что-ли?! Это было просто головоотрывающе!

***

В последнее время Лоуренса не было видно на заводе. Точнее, последние недели три, если не больше. Взъерошенный бугай много думал, даже слишком про зашуганного блондина, где он, и что с ним сталось. Неужели ударника уволили? А за что? За какие такие провинности? Тот, вроде бы, исправно ходил на работу, не пропускал её. И на те, внезапно пропал. Может, за посещение кабаре? Но ведь многие мужчины его посещают! Без его заморенной мордашки стало как-то совсем не уютно в той комнате, где они работали. Пропали те светлые, ласковые солнечные лучи, что недавно приятно согревали щеку. Теперь на их место нагло занял мрак снежных туч. В помещении становилось всё темнее, холоднее. Внутри у людей всё потрясывалось от нестерпимых ледяных порывов ветра, что проходил сквозь щели и гулял по заводу. Мецгер решил найти человека, чья жизнедеятельность ему не безразлична. Узнал, что оный живёт в занюханном отеле посреди такого района, который больше напоминал трущобы, но таковыми не являлся. В новогоднюю ночь шатаясь сквозь сильнейшую метель, он, плутая по закоулкам, наконец-то нашёл то, что искал. Покосившееся здание не вызывало никаких надежд на хороший сервис. Оно будто было слишком тяжёлым, неприятно нависало над дорогой, закрывая небо. И зайдя внутрь, опасения на сей счёт подтвердились. Заметных изменений между температурой снаружи и внутри помещения не наблюдалось. В здании царил собачий холод. Прямо на ледяном, кафельном полу, кокетливо вытянув во все стороны лапки, валялся засохший трупик таракана. Можно было предположить, что сие лакомство выпало из кармана какого-нибудь азиата, но в такую версию верилось с трудом. Раздавив тяжёлым несчастное тельце, и разбрызгивая вокруг грязь, Мецгер прошествовал к стойке ресепшена. За ней клевал носом портье весьма неприятного видка. Начиная от неопрятности и дурно пахнущей одежонки и заканчивая жирной волоснёй, что, очевидно, прилизывалась к черепу с помощью того же самого жира. Стукнув кулаком про специальному звоночку, бугай громко и деловито позвал: — Где у вас остановился постоялец самого заморенного вида? Блондин. Зовут Лоуренс Олеандр. На торчка похож. Портье подпрыгнул, продирая заспанные и водянистые глазки. С интонацией несущейся курицы прошамкал ртом, что был полон желтоватых, кривых зубов (одного с левой стороны на верхнем ряду не хватало): — Хто-о? Теряя терпение Винсент повторил, плотно сжав зубья: — Лоуренс Олеандр. Блондин с серым лицом. Где? — А-а, этот. — безответственный портье широко зевнул. Из пасти вырвались клубы удушающей вони, — так это не Лоуренс, — по интонации можно было понять, что он сидит подвыпивши, — эт-тат мистер представился Ричардом. — Да хоть Его Королевское Величество, мне всё равно. Мне сказали, что оный здесь обитает. Просто скажите в каком номере он остановился и всё. — срывающимся от ярости и негодования голосом прошипел бугай. — Сейчас посмотрю. — неторопливо и чопорно ответил раздражающий собеседник, — но деньги за услугу вперёд. И растрёпыш дал жадюге свои кровные, громко хрустящие, вкусно блестящие зелёным, бумажечки. Так же неспеша и вдумчиво портье принялся водить кривым пальцем по строчкам огромной тетради. Мистер Мецгер начал нервно топать ногой от прожигающего и всепоглощающего нетерпения. Наконец прозвучал писклявый голос: — Ваш мистер остановился в 123 номере. И даже не сказав спасибо, растрёпыш усвистел, не спросив точного пути. *Сам найду* думал он. С каждой ступенькой он поднимался всё выше и выше. Если ресепшен был, несмотря на все ужасы, более-менее приличным с выкрашенными стенами грязноватой жёлтой краской, то дальше начинался мрак. Ни полы, ни стены не были покрашены. Только грязь, пыль и ничего больше. Длинные коридоры вызвали лишь самые отвратительные эмоции. Ветер завывал в их пустотах. Хотелось лишь как можно быстрее их пересечь и забыть об их существовании. На первом смрадном этаже не нашлось такого номера. Пришлось бегать, как савраска, и искать сраную лестницу. Таковая нашлась в самом дальнем мрачном закутке. С каждой ступенькой он поднимался всё выше и выше, на второй не менее смрадный, и не менее загаженный второй этаж. Но и там Винсент не нашёл "своего мистера". И опять ступеньки. Деревянные, скрипучие. Создавалось впечатление, что весь отель слышит, как он здесь бродит. Лестничные пролёты больше напоминали помятые посылки из дальних краёв от забытых всеми родственников. Дай Бог, чтобы хоть одна замуздыканная, закопченная лампа нормально освещала мрак жизни в сей халупе. Пару раз бугай едва не падал, и не разбивал свой выдающийся шнобель об гнидские ступеньки. Тихо, но смачно ругаясь, мистер Мецгер всё же с горем пополам добрался и до третьего этажа. Там так же царила сырость. Долго искать не пришлось. Металлическая табличка с заветными цифрами "123" едва блестела в болезненном лунном свете. Рванув на себя ручку, Винсент ожидал, что дверь будет сопротивляться, не поддастся. Но неожиданно та с размахом открылась, ласково и нежно стукнув незадачливую ищейку по лбу. Коротко и тихонько, почти по-собачьи взвыв, гражданин, держась за ушибленное место, ступил в номер. Первое, что он увидел, точнее, не совсем, так это то, что комната была погружена в лёгкий мрак, разгоняемый светом луны. Единственное окно было распахнуто, и в помещение влетал ледяной воздух, который, помимо прочего, с некой потаённой злобой рвал прозрачные занавески, что слегка подсвечивались. Второе — на полу, вытянувшись, лежало нечто, призрачно белеющее в серебряных нитях ночного светила. Предельно осторожно прошагав поближе, Винс осознал, что это труп юной девушки, облачённой в весьма симпатичное и, на первый взгляд, дорогое белое кружевное бельё с восхитительными чулками. Изящные туфельки были небрежно раскинуты по разные стороны от тела. Труп лежал лицом в пол, одна нога закинута на другую, будто дама просто отдыхала. Но скопившаяся возле головы тёмная жидкость и слипшиеся волосы на затылке говорили об обратном. Руки тоже были окровавлены, однако не так уж и сильно. Картина разворачивалась малоприятная. Но стоит отдать должное убийце, всё было сделано аккуратно (насколько, конечно, позволяла ситуация). Очевидно, работал если не профи, то человек, который знает своё дело. Эх, вот бы все люди так прилежно выполняли свою работу — цены бы этому миру не было (естественно автор просто шутит, пусть и глупо и даже неуместно)! Мистер Мецгер почти неслышно подлетел к лежащей. Она уже начала покрываться синеватыми пятнами. Приложил пальцы к шее, нащупывая сонную артерию. Конечность обожгло ледяным холодом, отдаваясь звенящим эхом по всему телу. Посидев на корточках рядом с покойницей некоторое время и вслушиваясь в окружающую тишину, бугай сделал вполне логичный вывод: незнакомка мертва. Даже слабый пульс не прослушивался. И вот бывшего вояку два раза подряд передёрнуло. То ли от холода, то ли от внезапно накативших воспоминаний о мертвецах прошедших дней. Да, конечно, он видел всякое в кошмарных боях Великой войны: кому-то раздрабливало челюсть, что приходилось по живому отпиливать её, в мягкий живот какого-нибудь "счастливчика" впивались, будто когти, смертоносные осколки, ярким всплеском багряной кровищи выпуская наружу мясистые кишки. Кому-то запорвшивало лёгкие зеленовато-жёлтой отравой, а имя ей — хлор, что заставлял корчится в предсмертных муках, что разъедал всю дыхательную систему и не только, от которого хотелось лишь выплюнуть лёгкие, чтобы не чувствовать этого жжения, этой нестерпимой, мучительной боли. Происходило много чего, которое хотелось как можно скорее навсегда позабыть. Однако ничто из этого не будет забыто до конца. Рано иль поздно в очередном сне ужасы прошлого настигнут Винсента, погребут под военной махиной. Гражданину ещё повезло, он отделался всего лишь глазом, да расшатанный психикой. Кто-то расплатился жизнью. Да, возможно, ни тот, ни этот варианты одинаково отвратительны, но ведь из двух зол всегда выбирают меньшее. Так же? Как гром среди ясного неба в гробовой тишине донёсся сдавленный и страшно булькающий кашель. Словно сказочное чудовище подавилось сгустком крови жертвы. Ожидая увидеть что угодно, Мецгер подскочил и танцующей походкой волка, который крадётся сквозь заросли высокой травы, подобрался к ещё одной двери в комнате. По всей видимости, то была ванная. Кашель повторился. Теперь он стал ещё невыносимее для слуха и нервов, приобрёл оттенки удушья. Без обиняков, растрёпыш распахнул и эту дверцу. Увиденное привело его в не меньший шок, нежели бездыханное тело той незнакомки. На кафеле скрючился потеряшка, свесив блондинистую чёлку на лицо. Руками он упёрся в пол, а по всему телу несчастно пробегали сильные судороги. Его трясло. Почти до истерических припадков. Олеандр тяжело дышал. В жёлтом свете убитой в край лампы и липко блестящей обстановки грязно-бирюзовой ванной комнаты, тот выглядел очень жалко. Медленно, будто в дурном сне он с трудом поднял голову. Голубые глаза лихорадочно блестели. Серое лицо приобрело ещё более землистый оттенок. Драматичности сцене добавляли кровавые потёки на рту и шее, а ещё и размазанные красные линии под ноздрями. Руки по локоть, если не больше, были в ярком багрянце. Рукава такой же красной клетчатой рубашки закатаны до плеч. Рядом на полу покорно лежало орудие убийства — нож кухонный, обыкновенный, тоже красный, как утренняя заря. От обилия красного цвета у бугая рябило в глазах. Он сделал неуверенный и шаткий шаг вперёд. Стоит сказать, что ванная была очень маленькой, посему за один шаг Винс вполне смог достичь своей цели, что сейчас судорожно щурилась, прижимаясь боком к холодной ванне. Под ботинком что-то протяжно чавкнуло. Без особой брезгливости растрёпыш взял в руки сие нечто. — К-х-х, не-..., — попытался запротестовал Лоу, слабо приподняв руку, однако вышло не так хорошо. Просьба больше походила на хрип умирающего. И всё же, поднеся почти к самому лицу неопознанный объект, мистер Мецгер пару долгих мгновений никак не мог понять, что это пред ним такое. Данные предмет был на ощупь очень мягким, на вид — розовым, окровавленным. Наконец-то до него дошло — да это же самая настоящая плоть! Он испуганно всмотрелся в мордашку "своего мистера". До Винсента весьма неспешно доходили мысли. Однако когда дошли, он ужаснулся. Немедленно поднял рывком трясущегося Лоуренса. А тот больше напоминал безвольную тряпичную куклу, нежели человека. — У меня отвалился кусок челюсти. — быстро моргая глазами, ответил блондин. Но вот бугай ничего не сказал на сей счёт. Он только, рыкнув, осторожно усадил "своего мистера" на бортик ванны и, придерживая гражданина, пустил воду. Комнату заполнил громкий звук льющейся грязной воды. Сорвал какое-то занюханное полотенце и смочил его. После стал аккуратно вытирать алые потёки на лице и шее. Старался на слишком сильно давить на потресканные губы, чтобы Лоу не было так больно. Чтобы тот в принципе не чувствовал себя как-то некомфортно. Оттирал от краски и руки. Закончив данную процедуру, мистер Мецгер коротко приказал: — Прополощи рот водой. Лоуренс не стал спорить. Послушно выполнял задание, пока растрёпыш стоял, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди, пристально рассматривая несчастного. "Несчастный" теперь уже стоял и буравил бесстрастным взглядом Мецгера. Последний, ни секунды не медля, подхватил на руки почти ничего невесящее, ослабленное тело. — Это так из-за радия тебе поплохело? — тихо шепнул на ухо. — Да. — просипел Олеандр. Вообще блондин пробовал протестовать против ношения себя на руках, но Винс быстро того угомонил. Хотя мистер Олеандр всё же держал какую-никакую дистанцию. Выйдя в основную комнату, предварительно изловчившись, выключил свет в ванной. Ну и стрёмное местечко! Однако заметив, что и на скомканной кровати присутствуют кровавые разводы, "носильщик" рассудил, что на диване им обоим будет лучше. Посему оба очень уютно устроились на данном предмете мебели. В окно всё ещё с любопытством заглядывала луна, словно не веря, что такие мерзотные люди как они, могут так общаться друг с другом. — А с этой что будем делать? — кивнул растрёпыш в сторону трупа юной девушки. — Пусть полежит. Потом заметём следы. Да и здесь очень выгодный сервис для таких дел. Они, ну, в смысле, начальство, как правило, старается замять подобные случаи. Ведь дела сего отеля слишком плохо идут, чтобы брать на себя ответственность за такие происшествия. — Понятно, — шепнул Винс, осторожно укладывая свой жбан на грудь блондина, чутко прислушиваясь к его сердцебиению. Рядышком на столике, искрясь блёклыми искорками, стояла бутылка дешёвого виски, самого отвратительного качества. Винсент, заприметив её, без какого-либо объявления войны открутил крышку. Похоже, её ещё не успели начать. — На, — в наглую предложил бугай. Лоуренс с негласной благодарностью принял увесистую бутылку, и сделал один неуверенный глоток. Горло обожгло янтарной жидкостью, однако ощущения для того были самыми приятными, пусть он и сморщился, как печёное яблоко. Передохнул. Сделал ещё один глоток. Неспешно облизал губы и передал бутылку растрёпанному искателю приключений на свою неразумную голову. А тот, запрокинув голову, сделал огроменный глоток, достойный такого здорового лба. Так же сморщил нос. Не выпуская виски из руки, поближе подтянул к себе Лоу. Оба уставились в ночь. Над городом взнимались великолепные фейерверки. Остальные люди праздновали Новый год, смеясь и сердечно (а, может быть, и не совсем) поздравляя друг друга с наступающим праздником. — Вот это да, — протянул Винсент, — а я ведь и совсем забыл про сей праздник. Лоуренс Олеандр повернулся к нему. — Ты никогда его не праздновал? — Нет. Всё то, что было до войны я не помню. А после — когда мне было до сего мероприятия? Да и с кем праздновать? Каких-то близких людей у меня нет, — подумал пару мгновений, — хотя нет. У меня же есть ты. Тот лишь слабо улыбнулся. А Мецгер спустя краткий промежуток молчания спросил, лишь бы только не молчать, лишь бы только не проваливаться медленно в пучину животного страха перед неизвестным: — Ты боишься неизвестности? Того, что тебя ждёт через несколько лет? Я слышал, радий ядовит, или что-то вроде этого. И что от него нет лекарства. — Иногда становится страшно. Но это только иногда. Вообще, пару лет мне не страшны. Ведь врач сообщил, что осталось мне где-то месяца три, если не меньше. — Так уйди с завода, дурак. — хрипло предложил Винс, — хватит себя травить. Дотравился, умник мой. Я могу тебя кое-как обеспечить. — Хорошая мысль. Но лишние деньги никогда не помешают. Меня уже никак не спасти. — Не говори так. Ты делаешь мне намного больнее, если бы я был на войне. — Однако так оно и есть. Эх, — обратился к окну, стремительно меняя тему, не желая и дальше мучить себя и его, — а ведь есть что-то в новогодней ночи. Хочется, подобно ребёнку, верить в чудо и то, что будет всё хорошо. Верить в окончательное исцеление. — Человека можно полностью излечить лишь с помощью могилы. А тебе туда ещё рано идти излечиваться. Посему сиди тихо и не рыпайся. — толкнул предновогоднюю речь Винсент. Он положил чёрную растрёпанную голову на макушку блондина и покрепче приобнял "своего мистера". Однако после вновь устроился у Олеандра на груди и, прикрыв от блаженства глаза, продолжил слушать рваный, но невероятно нежный пульс любимого человека. Таким странноватым способом они отмечали начало Нового года, до которого осталась пара-тройка минут. Было странно наблюдать со стороны данную парочку. И как могли встретиться двое таких отморозков? Можно было оправдать их типичным аргументом, например: "жизнь потрепала". Но ведь человек сам, несмотря на все тяготы жизни должен идти вперёд, справедливыми способами бороться за своё счастью. Однако это утопия. И не нам осуждать сей дуэт. Лучше воздержаться от суждения, если ты не знаешь всей и полной картины происходящего и происходившего. Пусть они по праву насладятся своей первой и последней новогодней ночью, её морозным и праздничным воздухом, праздником, который их множество раз обходил стороной. Пусть они выпьют этот несчастный и горький виски. Пусть по негласному человеческому праву надеятся и ждут чудес от Нового года, пусть творят эти самые чудеса друг для друга. Ведь это так прекрасно, когда люди находят друг дружку сквозь тяжёлые обстоятельства и остаются верными себе самим. Это же так прекрасно, когда они, несмотря на все тяготы жизни, надеятся и верят, будто маленькие, милые дети, в чудеса не только волшебной ночи, но и в чудеса, на которые сами способны.