Контроль боли

Дазай, подпер голову рукой, облокотившись на подлокотник белого кресла и посмотрел куда-то в пол, покачивая мыском своего ботинка. — То есть вы предлагаете мне вернуться на прежнюю должность главы исполнительного комитета, дать своих людей и позволить управлять организацией? — Все так, — улыбнулся Мори Огай, даже не поведя бровью и сцепив пальцы домиком перед своей грудью. — Не слишком ли самонадеянно с вашей стороны доверять человеку, предавшему Портовую Мафию? А тем более такому человеку как я? — на этих словах уголки губ Осаму тронула легкая усмешка. — К тому же самое первое и важное правило организации гласит о том как изощренно будет убит человек, предавший ее. Носок ботинка замер. Дазай, казалось, все еще сидел, уперев взгляд куда-то вниз, но на самом деле следил за каждым движением босса из под густых темных волос. Тот лишь покачал головой. — Будем считать твой уход временным. А доверие приходит лишь со временем как к любому члену Портовой Мафии. Я даю тебе лишь… некие привелегии. И признаю, что для получения какой-либо информации тебе бы не нужно было заходить настолько далеко. И то что ты сейчас здесь уже о многом говорит. Я прекрасно информирован о том, какими делами сейчас занимается Агентство и что ни одно из них никоим образом не связано с нами. Ты здесь лишь по личному вопросу, а значит они даже не знают о том где ты сейчас находишься. Закончив свой монолог, Мори Огай поднял высокий бокал вина со столика, взглянув на парня. Тот заинтересованно приподнял голову, а после чего ухмыльнувшись, взял свой. А затем они со звоном скрестили стекло.

***

Обратно к лифту Дазай шел уже поздно и в гордом одиночестве. Разговор со старым боссом сильно затянулся, скатившись в скучное обсуждение всех «за» и «против», а также всех нюансов и пожеланий с обеих сторон. Пройдя арку просторного зала, он остановился перед дверцами и нажал на кнопку вызова лифта. Однако, нельзя отрицать, что разговор с Мори на удивление прошел спокойнее, чем он ожидал. Но думать уже надоело, а голова и так кипела. Этим он, пожалуй, займется дома, в тихом одиночестве. Сейчас хотелось просто выйти на улицу и наконец вдохнуть свежий воздух. Прозвучал сигнал прибытия лифта и Осаму хотел уже шагнуть в него, но удивленно замер, когда увидел за разъезжающимися створками рыжую макушку в дурацкой шляпе. Чуя поднял голову и встретившись таким же ошарашенным взглядом с Дазаем, каким смотрел на него он сам, с секунду стоял молча, прежде чем понять что происходит. — Ч..Что ты тут еще забыл?! — заорал Накахара, тыча в его сторону пальцем. — Я, — начал было шатен, но не успел. Дверцы лифта закрылись. Чуя судорожно затыкал на кнопку открытия и как только увидел бежевый плащ перед собой снова, выскочил из кабинки как ошпаренный. — Какого черта, ублюдок!? — Господи, сколько шума от одного коротышки... — Что ты только что сказал!? У тебя зубы что ли лишние!? — взвился мафиози, хватая того за грудки. — Какого черта ты здесь? Дазай улыбнулся и не сопротивляясь сильной хватке, ответил спокойно с издевательской насмешкой. — Да просто забежал на чай к своему боссу. — С катушек съехал? Он больше не твой босс, — раздраженно выплюнул Чуя, буквально испуская молнии взглядом. — Ошибаешься, Чу. Ох, да, прости. забыл добавить, к своему новому боссу. Голубые глаза расширились от удивления, когда до Накахары дошел смысл сказанных ему слов, а руки, сжимающие чужую рубашку на автомате разжались. Осаму усмехнулся. Какая ожидаемая и забавная реакция. Пожалуй, он был бы готов смотреть на это ошарашенное выражение лица, быстро сменяющееся на гнев вечно. — Да как ты смеешь нести этот бред!? После всего того что ты сделал, после твоего чертового предательства, после того как ты бросил... Чуя осекся, злясь то ли на себя за то что чуть не сболтнул лишнего, то ли на человека перед ним. Дазай наклонился вперед, остановившись прямо перед его кончиком уха и рыжей копны волос, которая буквально таки дрожала от едва сдерживаемой злости. — Я ухожу из Агентства и возвращаюсь в Портовую Мафию на прежнюю должность, Чуя. — Ты лжешь! — неистово заорал тот, загораясь алым огнем. Пряди волос взмыли в воздух, словно резко подул холодный ветер, а кулаки сжались. Он ненавидел в нем все. И эту грязную усмешку на губах, и этот пафос в голосе, и слова, так резко и легко изменившие в его жизни все. — Правда? — наигранно удивился шатен, прикладывая указательный палец к подбородку. — Тогда иди и спроси это у своего босса лично. А затем просто прошел мимо и войдя в лифт, нажал на кнопку первого этажа. Двери со скрежетом закрылись, оставив дрожащего Чую со сжатыми кулаками в одиночестве. Дазай тихо выдохнул, вернув своему взгляду ледяное хладнокровие и позволил себе расслабиться. Ему надоело. Осточертела эта игра в дружбу и бесконечные ограничение в Агентстве. Бороться за чужие жизни, не имея желания проживать свою казалось лицемерием. Усталость граничила с разочарованием. Он вышел во тьму коридора и дойдя до двери, вдохнул свежий воздух. Вскинув голову, увидел мрачное чернильно-черное небо без единой звезды. Дазай пытался. Он правда пытался изменить свою судьбу, но видимо Мори Огай был прав. В этом и заключался вся его суть. В эмоциях. В этом чертовом мире, сотканном из смертей, крови и оружия. В мире без правил, в боли. Осаму вызвал такси до дома и сев на заднее сидение, закрыл глаза, позволяя темным волосам упасть на подголовник сидения. Внутри его всего трясло от перевозбуждения и усталости одновременно. Сейчас целью было только попасть в квартиру как можно скорее. Хотелось перестать думать, но все мысли возвращались к Ацуши, Куникиде, Рампо и остальным. Заявление об уходе не должно быть громким, но скрывать переход в мафию было невозможно. Все станет очевидно рано или поздно. Они возненавидят его и будут считать предателем в любом из исходов. С губ слетела усмешка. Мысли переполняли и голова гудела. Почему невозможно просто заткнуть это все? Дазаю казалось, что он сходит с ума, когда машина остановилась на подъезде к его дому. Заставив себя открыть глаза, Осаму протянул пару купюр мужчине за рулем и наконец вышел из салона на улицу. Его начинало лихорадить. Он даже не помнил как поднимался по лестнице и открывал дверь, как не разуваясь, скинув плащ и жилетку рваными движениями, оказался в ванной. Как брал пачку сигарет с тумбочки и закуривал, пытаясь зажечь единственную сломанную спичку о коробок, сидя на бортике рядом с душевой. Серый дым окутал легкие и по всему телу прошла легкая дрожь, когда во рту почувствовалась ужасная горечь табака от зажатой между потрескавшимися губами сигареты. Мысли перестали метаться в голове и разум опустел. Дазай лег в ванну и включил холодный душ. Ледяные капли быстро забили по телу, белая туго застегнутая рубашка промокла, начиная душить, а каштановые волосы прилипли ко лбу. Все казалось нереальным. Осаму вынырнул из потока воды лишь спустя минуту, ослабляя пуговицы на одежде и глубоко затягиваясь. Перед глазами всплыл образ Чуи. Его распахнутые от удивления и злости глаза, его сжатые кулаки и бешено бьющееся сердце. "Я возвращаюсь в Мафию, Чу". Дазай выдохнул дым и вновь поднеся к губам сигарету, закурил. — Я схожу с ума. Он словно не чувствовал боли от ледяной воды, струящейся по спине, от своего решения оставить Агентство и предательства тех, кто считал его другом. Ему было все равно. Единственный его друг умер уже очень давно по его вине. И только тогда он чувствовал боль. Себя живым. Какая блядска ирония. Парень докурил до фильтра, прежде чем швырнуть сигарету в унитаз и одним резким движением выключить воду. Он поднялся и перешагнул бортик, ступая на плитку в хлюпающих ботинках. С волос и кончиков пальцев капало, оставляя лужи на полу. Это отрезвляло, позволяя гулять по грани собственного разума. Дазай провел ладонью по волосам, приглаживая их и скинул с себя всю одежду, а затем и мокрые липкие бинты с запястий, шеи и предплечий. Он долгих несколько минут стоял и смотрел на себя в зеркало, разглядывая каждый шрам и порез на бледной коже, словно бы видел себя без одежды впервые. Ненавидя свое существо за каждую самолично оставленную белую полосу на теле, за каждую пулю, попавшую в него, за каждое неосторожное движение в бою. За каждую одинокую бессонную ночь со скальпелем в руках. Осаму отвернулся от своего отражения и накинул на плечи сухое полотенце. Пройдя в спальню, надел чистые штаны и футболку, прежде чем упасть на незастеленную кровать и закрыть глаза. Он не мог нормально спать по ночам уже несколько дней. Лишь рваным сном в офисе между криками Куникиды удавалось вздремнуть среди дня. И сегодняшняя ночь не была исключением. Его мучала бессонница, душ отрезвлял ненадолго, нервы сдавали от невозможности уснуть, хотя до трясучки хотелось закрыть глаза и расслабиться, позволив себе отдохнуть. Дазай засыпал и просыпался каждый десять минут, ненавидя себя за это. Поэтому перестав пытаться поспать, он просто лежал с открытыми глазами в полной темноте и смотрел в потолок, надеясь что рано или поздно от перенапряжения мозг сам решит отключиться. Но мозг не отключился ни спустя двадцать минут, ни спустя час. Поэтому не говоря ни слова Дазай встал с кровати, не включая свет, прошел через коридор на кухню и остановился напротив раковины. Именно над ней, на магнитной доске у него висели все ножи. Он замер, тупо стоя в полной темноте и пустым взглядом смотря как поблескивает сталь в блеклом свете луны из окна. А затем не раздумывая, медленно взял один из них и вытянув руку, приставил к коже предплечья. Ни один мускул лица не дрогнул, когда лезвие резануло поперек плоти. Сначала аккуратно и боязливо, всего лишь один неглубокий порез, а затем снова и снова все сильнее. Капли крови стекали по рукам и ладоням на пол, заливая всю раковину, а нож окрасился в алый, пока Дазай равнодушно смотрел на отражение собственных пустых глаз на серебристой глади ножа. Он снова до боли прижал кончик лезвия к коже, уже чуть ниже, в районе запястья, но замер. Прислушался. И ему не показалось. Стук в дверь. Блядский стук в дверь. Осаму нервно швырнул кухонный нож в раковину и прижал салфетку к ране, судорожно решая что делать. Стук настойчиво усилился и спустя минуту Дазай все же открыл дверь. На пороге в слабом свете фонаря стоял никто иной, как Накахара Чуя. — Какого… Договорить ему не дали, резко пересеча порог и прижав к стене, с силой надавив на горло. — Нахрена ты вернулся в мафию, ублюдок? — процедил Чуя упираясь коленом между ног Дазая. — Что тебе блять нужно от нас? Из распахнутой настежь двери повеяло холодом и по коже пробежала волна мурашек. Осаму молчал, равнодушно смотря ему в глаза, что только больше выводило Накахару из себя. — Ты оглох что ли!? Что это значит, я тебя спрашиваю? — Я устал, — коротко ответил Дазай, — давай ты выберешь любой другой день, чтобы сорвать на меня свой праведный гнев? Мне так не хочется это сейчас слушать. — Да ты издеваешься? — неверяще усмехнулся Чуя, — скажи мне на милость, что мне мешает прикончить тебя прямо сейчас в твоей же собственной квартире? — Полагаю то, что Босс будет недоволен поведением своей верной рыжей собачонки, когда она убьет нового главу исполнительного комитета Мафии? — Ублюдок, — прорычал Накахара и отстранившись, резко врезал тому кулаком под ребро. Дазай согнулся пополам от боли, но устоял на ногах. Перед глазами все плыло. Чуя с силой захлопнул входную дверь и включил блеклое освещение в углу коридора. А затем присел перед бывшим напарником на корточки. Он хотел было что-то сказать, но взгляд голубых глаз, кажущихся в тусклом свете бездонно-черными, вдруг уперся в перебинтованную руку, ткань которой окрасилась в красный. Чуя посмотрел на вторую, а затем понял что перебинтована только одна. Все его тело было не закрыто. Кроме одного чертового места, истекающего кровью. — Ты… сукин сын… Поднимайся. Дазай разочарованно выдохнул и выпрямил плечи, подавляя боль одновременно во всем теле. Только тогда Чуя почувствовал запах табака и крови, исходящие от Осаму. Заметил все еще слегка влажные кончики темных волос и валяющийся на полу у входа плащ. Помедлив секунду, он развернулся и пошел в спальню, примерно прикидывая в какой именно из комнат она может быть. — Пошли, — фыркнул рыжеволосый, заходя в первую комнату справа. Определить планировку было не сложно. У Дазая была одновременно очень большая и пустая квартира, и в то же время слишком маленькая и простая. — Что тебе нужно, Чуя? Мог припереться еще позже? Вообще-то я почти спал. — Заткнись, лживый придурок. От этих слов уголки губ Осаму чуть приподнялись в подобии улыбки. Многим этот коротышка в шляпе казался тупым, но он был вовсе не глупец. Включив настольную лампу и сев на край кровати, Дазай наблюдал за Чуей. Как он молча раздраженно заглядывает в каждый шкафчик, явно пытаясь что-то найти, но горделиво не задавая ни единого вопроса. — Аптечка на кухне, Чу, — с усмешкой сказал Дазай, следя за ним взглядом. Накахара остановился, глянул на шатена и буркнув что-то невнятное, вышел из комнаты. Он зашел в соседнюю и включив свет, обвел ее взглядом. И сердце пропустило удар, когда голубые глаза заметили лужи и капли крови по всей кухне: на полу, на раковине, на столе… Чуя подошел к стойке и немигающим взглядом вперился в огромный острый кухонный нож, лежащий за холодильником от прохода. Весь в крови. Он злился на Осаму. Очень злился. Но одновременно с тем ему было ужасно страшно, а внутри от такой картины все похолодело. Накахара отвернулся к холодильнику и заметив на нем аккуратную коробочку серого цвета, снял и поставил на столешницу. Внутри действительно оказались различные медикаменты, бинты, таблетки и шприцы. Взяв оттуда спирт (ничего более обеззараживающего он там не нашел), марлю и бинты, Чуя вернулся к своему бывшему напарнику. Или уже можно сказать, нынешнему?… — Зачем ты это делаешь? — просто спросил Дазай, все это время даже не двигаясь с места. — Это ты мне скажи на кой хрен ты это делаешь, — прошипел Накахара, опускаясь перед ним на колени и разматывая пропитавшуюся кровью повязку. Осаму замолчал. Он не собирался отвечать. Он просто сидел вытянув руку и наблюдал, как самый ненавистный ему человек обрабатывает его раны. Хотя Дазай уже давно понял что это вовсе не ненависть. Возможно когда-то с нее все и начиналось, но сейчас уже намного иначе. Чуя обладал невероятной способностью успокаивать внутреннего Осаму, будоража при этом интерес, смешанный с какими-то еще неразборчивыми чувствами. Казалось еще двадцать минут назад он ненавидел себя и весь мир, а сейчас спокойно подшучивал над рыжим мелким засранцем. Хотелось выводить его на эмоции, смотреть как глаза загораются, злить, но при этом и избегать любой встречи с ним. Ему нравилось смотреть как Чуя меняется и как стоит сейчас перед ним такой открытый и безоружный, как расширяются его глаза от ужаса смешанным с удивлением, когда он снимает последний бинт и видит каждую рану, оставленную этой ночью. Как он сам пачкается в крови Дазая, выливая ему на руку спирт. — Чуя, ну можно понежнее, это вообще-то больно! — Серьезно? — скептически спрашивает он, вскидывая бровь и словно невзначай надавливая большим пальцем на кожу рядом с порезом. — Ай! — Тогда какого черта ты это делал? Осаму выдохнул. Он знал что Чуя не требует ответа, а выражает свое недовольство. И в некотором роде был благодарен (насколько это вообще возможно, разумеется), что Чуя не спрашивает. Никогда не спрашивал. Накахара насчитал ровно семь глубоких порезов, словно бы их делали не ножом, а остро заточенным медицинским скальпелем, и закончив обрабатывать, стал туго перевязывать руку белыми бинтами. — Как ты узнал где я живу? — Спросил в Агентстве. — Врешь. Они не знают об этой квартире. Чуя замолчал на секунду и его пальцы остановились. — Я всегда знал где ты живешь, —и снова наглая ложь. — Чт.. — Мне было просто интересно, ясно?! — вспыхнул Накахара, явно почувствовав себя неловко. И частично это было правдой. Еще пару лет назад, когда он узнал что Дазай больше не живет в апартаментах Агентства, он навел справки, чтобы выяснить куда же переехал этот ублюдок. Как он говорил себе, для спокойствия. Или непредвиденной ситуации. Такой, как сегодня, например. Но не нашел тогда ничего. Но нашел сегодня. Он пришел сюда в порыве гнева за ответами, но получил только больше вопросов. Чуя закончил с повязкой и закрутил крышечку на бутыльке спирта. Осаму следил за каждым его движением, не спуская взгляда с лица. А этот мальчишка действительно любил все контролировать. Интересно насколько же противоречивые его чувства, если он притащился сюда только из-за желания отрезать Дазаю какую-нибудь часть тела и повесить себе как брелок на ключи своего розового байка, а вместо того уже несколько минут возится с последствиями его приступа селфхарма? — Чуя? — с надменной улыбкой позвал его Осаму, смотря на того сверху вниз. — Чего тебе? — только и ответил он, подняв рыжую макушку вверх, чтобы посмотреть на парня в ответ, когда Дазай резко притянул его к себе за подбородок и накрыл чужие теплые губы своими губами. Баночка спирта выпала из рук Накахары и с треском разбилась.