Контроль боли

Солнце клонилось к закату. Небо постепенно затягивали тучи и вот-вот должен был пойти дождь. Люди спешили по домам и торопились с работы: никто не желал промокнуть до нитки. Только в баре Lupin горел яркий свет, озаряя улицу из мощеного камня теплым светом. В баре были лишь двое, не считая бармена. Чуя сидел молча. Он не знал, нет… он не хотел говорить. Тем более с ним. Точно не с ним. Дазай задумчиво покачивал в руке стакан с виски. — Обычно тебя не заткнуть, Чуя, — Накахару словно пронзило током. Он резко вздрогнул, горбатые и поникшие плечи выпрямились, а кулаки, лежащие на столе, словно сами по себе сжались. Он медленно повернулся к Дазаю. — Из-за меня погибла чертова куча людей. Они все умерли из-за меня. Обычные, мать его, невинные люди. Которые даже не понимают почему были убиты! Чуя ударил кулаком по стойке бара, за которым они сидели. Они были там совсем одни, поэтому никто кроме бармена на них не обернулся. Но он был не из тех кто болтал. Он был владельцем этого заведения, тем кто слышал и видел в нем за свои годы побольше самых секретных и высокопоставленных служб. Но он был лишь призрачной тенью в этом заведении, наливающей постояльцам алкоголь и натирающей по вечерам бокалы до блеска. А тени, как вы знаете, немногословны. Дазай даже не вздрогнул. После разговора в кафе прошло несколько часов, но Чуя все не унимался. Акане Хотару задержали прямо там. Осаму знал, что она не выдержит давления и сдаст себя с потрохами, а присутствие Чуи было подстраховкой. Поводом, нет… Стимулом, причиной сорваться. Она ненавидела и жаждала мести. И это желание горело внутри пламенем, сжигая, опаляя все органы и сердце дотла. Оно заражало и гнило изнутри, не давая покоя, распространяясь словно чума. Знаете, многое о человеке можно сказать по его глазам. И у нее в глазах горел пожар смерти, ненависти и одиночества. И поэтому она так легко раскрыла себя. Дазай понял это как только нога ее переступила порог офиса Агентства в первый раз, но не понимал, в чем его корень. А корень зла оказался так близко. Буквально на соседнем стуле за баром. Осаму усмехнулся своим мыслям. Накахара, мать его, Чуя – человек, убивший ее отца. Разрушивший ее жизнь. Оставивший ее сиротой. В том была ее правда. Которая не касалась истинной правды, разумеется. Но Акане Хотару об этой истине и не подозревала. Дазай ее вспомнил. А затем навел о ней справки в Мафии, воспользовавшись возможностью, благородно предоставленной ему Хироцу, в обмен на услугу. Оставшуюся жизнь малышка Акане росла в детском доме, плача по ночам и не понимая, за что. Что сделал ее отец и что сделала она, заслужив такое. И семя ненависти в ее сердце прорастало с каждым днем, укореняясь все плотнее. Со временем слезы иссякли и осталась лишь злость. Только достигнув сознательного возраста, она вступила в Мафию. Не имея ни навыков, ни сил, девчонка имела нечто большее, более ценное в организации – пустой холодный взгляд. Я бы даже сказала смертельный, если вы понимаете, о чем я. Там она продержалась недолго, уйдя, предположительно, по своему желанию. Но этого хватило, чтобы узнать о рыжеволосом парне с уродливой шляпой. Это было несложно. Каждый бродячий пес даже в низах Мафии знал его. Накахара Чуя. Убийца ее отца. И тогда Хотару придумала план, который должен был размазать Чую по стенке, не оставив и мокрого пятнышка. Она создала для себя новую личность, новую внешность – невинную и незапятнанную, чистую и прекрасную. Все убийства были лишь желанием привлечь внимание, показать себя, крикнуть всему миру «я ненавижу тебя», которые должны были завести полицию в такой тупик, что дело позволили бы передать Агентству. Прямо таки в руки Осаму Дазая, бывшему напарнику, дорогому человеку Накахары Чуи. Однако про него было мало информации. О нем не говорили. О нем боялись говорить. Лишь косые взгляды и единственная фраза «самый молодой глава исполкома в Портовой Мафии». Которая вскоре сменилась на «чертова предательская шавка». Это и сделало его уязвимой мишенью. Позволить ему очароваться милой невинностью новой личности Акане Хотару с длинными ресницами и пухлыми губами, а затем избавиться, разбить его сердце в дребезги, а вместе с тем и сердце Нахары Чуи. Но она ошиблась. Она чертовски недооценила Дазая Осаму. — Ее отца тогда убил я, а не ты, Чуя. — Да какая, мать его, разница! Они все умерли из-за меня! А знаешь почему? Потому что они просто родились с блядским рыжим цветом волос! Чуя злился. Это было видно по его вздувшимся венам на шее, сжатым пальцам, по нервно трясущейся ноге, и наконец, по третьему стакану чистого виски. Он знал всю историю Акане. Он знал, через что она прошла. Дазай не рассказывал, но Чуя узнал. И все это из-за него. Если бы тогда он заметил, если бы тогда успел… — Ты бы предпочел оказаться на их месте? — парень вдруг замер, уставившись немигающим взглядом в полки с алкоголем. — Что?.. Чуя обернулся на бывшего напарника рядом, чьи бинтованные пальцы медленно скользили по краю стакана, описывая круги. Его ореховые глаза были скрыты копной густых каштановых волос. И Накахаре вдруг стало интересно, как они сейчас выглядят. Пустыми и безразличными? Наигранно смеющимися? Что их обладатель сейчас на самом деле чувствовал? — Вспомни скольких ты убил за все время работы в мафии? Знаешь, сколько крови на моих руках? Они все запятнаны по локти, как и твои. И их никогда не отмыть. Сожаление тебя убьет. Так что выживи хотя бы ты. Дазай залпом допил свой виски. Почему он его утешает? Что творится в голове у этого психа? Чуя молча пялился на своего напарника, его плечи вновь опустились, а руки облокотились на стол. Сделав глоток из своего бокала, он не говоря ни слова, жестом попросил бармена повторить. Осаму усмехнулся одними лишь губами и повторил его действие, отправив свой пустой стакан по стойке вперед. Все оставшееся время они пили молча наблюдая как бармен вручную колет лед. И тишину эту едва нарушала только тихая музыка из проигрывателя в темном углу бара. На удивление, первым молчание нарушил Чуя. — Почему ты это делаешь? — Делаю что? — Накахара сжал зубы. — Почему утешаешь меня? Ты же ненавидишь меня. — В той же степени что и ты меня, — пожал плечами Дазай, отпивая виски. — Не уходи от ответа, — взгляд Чуи прожигал Осаму, прямо крича «я знаю все твои уловки, я знаю твою болтливость, и я жду что ты скажешь». Шатен молчал с секунду, а затем лишь улыбнулся уголками губ, спокойно смотря в голубые глаза в ответ. — Меня раздражает что ты беспокоишься по мелочам. И я примитивно дал тебе это понять. И тогда Чуя вспыхнул. Он звонко поставил свой стакан на барную стойку, кинул рядом пару купюр, а затем встав, взял Дазая за шкирку. Осаму не сопротивлялся даже когда его грубо швырнули на мокрую от идущего дождя каменную дорогу за углом от бара. — Ты чертов ублюдок! — Накахара сел на него сверху, и с силой сжав воротник, притянул Дазая к себе. — Беспокоюсь по мелочам?! Смерть людей – это чертова мелочь для тебя? Просто игра, в которой ты заранее знаешь правила?! Ты хоть что-то способен чувствовать, кусок ты дерьма?! Ты хоть раз чувствовал сострадание или сожаление?! Дазай молча смотрел куда-то сквозь Чую, в черное небо, затянутое тучами, позволяя тому высказаться, делать с ним все что он хочет. Волосы прилипли к лицу от влажных капель дождя, кремовый плащ пропитался грязью, вокруг сгущалась мрачная холодная темнота. — Ответь, мать твою! Осаму медленно перевел пустой взгляд на Чую, сосредоточившись на его лице. Он изучал его эмоции, его нахмуренные брови, поджатые до нитки губы, играющие желваки на его лице, прежде чем холодно ответить. — Нет. Его окатило ледяным потом, пробирая до самых костей. Пальцы разжались, соскользнув с воротника вниз и позволив голове Дазая спокойно упасть на холодный мокрый камень. Он не мог поверить. Совершенно ничего. Пустая оболочка без чувств. Он знал это всегда, но не мог поверить. В голубых глазах отражались ярость, раздражение и что-то еще, такое как… разочарование. — Единственное, что я чувствую–это ненависть и презрение к самому себе. Дазай опустил веки. У него не было сил даже двинуться с места. И словно наваждение, в памяти промелькнул силуэт Одасаку. Его руки в крови, трясущееся тело, его хриплый прерывистый голос, последние сказанные слова. Что тогда чувствовал Осаму Дазай? Он резко распахнул глаза и как-то по-новому посмотрел на Чую над собой. Его губ коснулась улыбка. Злость. Сострадание. Ненависть к себе. Сожаление, что не успел, что не понял раньше, что не смог предотвратить. Он наконец понял, нет… почувствовал о чем говорит Чуя. Накахара молча наблюдал за напарником немигающим взглядом. И вдруг осознал, что самый ненавистный ему человек в этом мире прямо сейчас перед ним самый беззащитный и уязвимый как никогда, просто улыбается, словно бы он лежал на мягкой перине, окутанный теплом горящего рядом камина, а не холодом, пропитанного дождем, мраком и одиночеством грязной дороги в подворотне. Словно бы если сейчас у Чуи был нож, Дазай даже не собирался… Даже не подумал бы сдвинуться с места. Позволил бы убить себя прямо здесь. Вонзить нож прямо в сердце. Чуя откинул мокрые волосы со лба ладонью и поежившись от холодного порыва ветра, тихо рассмеялся, прижимая холодные пальцы к рыжим локонам. Он медленно выпрямился, поднялся на ноги, поправил шляпу. И затем фыркнув, протянул Дазаю руку. — Пошел ты к черту, придурок. Осаму улыбнулся и приподнявшись на локтях, сжал ладонь Чуи, поднимаясь. — Это приглашение на чай?