Abyss.

      После успешной миссии уже прошло пару дней. Не сказать, что они были тихие, из-за пропажи артефакта участились новости о неизвестных рейдах на подозреваемых в краже. В дома сомнительных персон, что присутствовали в ту ночь на аукционе, под покровом тьмы врывались люди Джозефа. Они идеально осматривали их величественные поместья, бесшумно устраняли охрану и единственным их следом были окна, которые они взламывали.       — Очередной бесследно утерянный артефакт… — Красивый мужской голос отдавал нотками издёвки и усмешки. Джек, Хороший Ребёнок Хастура, лукаво улыбнулся, прикрывая рот рукой с длинными лезвиями. Волнистые волосы игриво покачивались вслед за потрошителем, когда тот подходил к Джозефу. На лице Дезолье была непробиваемая мина всемирного раздражения, и не подразнить его в такое время Джек не мог. — И опять из музея. Твоя охрана не столь идеальна, как хотелось бы, Джоз?       — Не разговаривай со мной таким тоном, — Джозеф огрызнулся, отвернувшись от охотника, что вторгался в его личное пространство. Отодвинул чужое лицо, спрятанное за маской, и злобно рыкнул. — Все потерянные артефакты могут быть только у одного человека. Только вот, что он с ними делает.       — Ох, у Эззи наверняка свои планы на их силы, — Джек звонко захохотал, сложив руки на животе. Едва ли не задел фрак Джозефа лезвием. — А ты что думаешь, Джокер?       — Ничего, я же силой всё решаю. Надо сучёныша Карла убить, да поскорее, — Джокер, что до этого спокойно ремонтировал свою ракетницу, дёрганно перевёл взгляд на мужчин. В отличии от них он не был одет с иголочки, не имел такой черты характера, как элегантность, не являлся дамским угодником и душой компании. Джокер олицетворял одно лишь чистое безумие, и его улыбка поддерживала этот образ. Неестественно широкий оскал с кривыми зубами, какие-то сгнившие и жёлтые, он их совершенно не стыдился. Джокер обладал также массивным телом, которое точно было создано для одних только разрушений. — Неблагодарная паскуда! Сколько всего для него делали!       — Это точно, с милым Эззи было весело играться, когда он жил тут, — Джек наклонился, уперевшись локтем в пугающе длинные ноги. Пристально смотрел на Джозефа, ожидая его реакцию. Всё-таки, Эзоп — был любимчиком Дезолье долгое время. И издеваться над ним Джозеф тоже обожал.       — Забудьте, вы и пальца его не стоите. Тот потенциал, что был в мальчике, разглядел даже господин Хастур. Вот только, зря он доверился человеку, — Джозеф устало прикрыл глаза. Потерянный перстень, который именно он должен был сплавить директору транспортной компании, не давал покоя. В очередной раз его музей подвергся атаке и был утерян именно проклятый артефакт. Сомнений, что за всем стоял Эзоп Карл, не было ни у кого.       Когда-то давно Джозеф, гуляя по мрачным улицам Франции, вновь думал о своём покойном брате. Клод оставил его одного в этом жестоком мире и заставил брата ненавидеть себя. Джозеф долгое время был в депрессии, фамильный дом пребывал в упадке и потому пришлось бежать. И вот, стоя в начале улицы со своей любимой камерой, Джозеф уже на рефлексах меняет плёнку и опять вспоминает о Клоде. Брат всё детство был самым дорогим человеком, а потом его резко не стало. Сходящий с ума от горя Джозеф стал злоупотреблять алкоголем и делать бесчисленное количество фотографий. Мрачное было времечко, воспоминания о котором сейчас заставляют улыбнуться.       Джозеф не обращал внимание на льющий, как из ведра, дождь и просто делал снимки пейзажей такой безлюдной Франции. Ах, как же он любит эту страну и её колорит в любом состоянии, будь то суровая непогода или оживлённый летний фестиваль. Просматривая готовую фотокарточку, Джозеф утёр лицо от дождя и удивился: на фотографии был ребёнок. Он сразу же обернулся в нужную сторону и хмыкнул: дитя в самом деле сидело под скамьёй, стараясь избежать дождя и согреться. Дезолье собрал камеру и подошёл к ребёнку, оглядывая его с ног до головы. У мальчика были необычные серые волосы, одежда на нём был красивая и дорогая, — Джозеф готов был продать душу за эти подтяжки на носках, — но выражение лица оставляло желать лучшего. Милое детское личико с заалевшим от холода носом и щеками не проявляло вообще никаких эмоций. Мальчик даже не обратил внимание на то, что к нему кто-то подошёл. Джозеф присел перед ним на корточки:       — Здравствуй, малыш. Почему ты тут один?       Когда ребёнок поднял на него взгляд серых глаз, Дезолье увидел в них только безграничную тоску и желание поскорее умереть. Видимо, мальчик потерял кого-то близкого и остался один. На холодных улицах нового места для него не было, как и в принципе нужды в нём. Очень интересный экземпляр.       Джозеф медленно снял свой фрак и накинул его на узкие плечи мальчика. Вытащил того из-под скамьи, поднял на удивление босого на руки и понёс в сторону особняка. Как же хорошо, что Хастур не установил никаких запретов на то, кого можно приводить в дом, так что и потерянный ребёнок не вызовет у него ни капли сострадания. Джозеф может сделать что угодно.       Всю дорогу мальчишка молчал, просто дрожа в руках от холода. Прятал хлюпающий нос в плече мужчины, да вздыхал. Джозеф обожает выводить такие игрушки на эмоции путём причинения боли. Огромные двери ворот особняка отворились перед ним по системе, и Дезолье спокойно вошёл на территорию. По широкому саду прошёл внутрь дома и направился в сторону своей части. Ох, вот же он насладится шоу!       Посадив мальчишку на кровать в своей комнате, Джозеф внимательнее осмотрел и подметил, что мог бы продать этого ребёнка за круглую сумму. На его аукционах людские лоты особенно ценят, а за такую прелесть точно будет жаркая битва. Но делать этого Дезолье не собирался: такого мальчика-зайчика будет жалко отдавать для плотских утех какому-нибудь старому извращенцу в столь юном возрасте. Джозеф вновь опустился на корточки перед парнишкой:       — Меня зовут Джозеф Дезолье. Я работаю фотографом, также немного художник вместе со своим напарником, в моём владении есть собственный музей. Отныне ты будешь жить здесь. Понял?       Джозеф долго и пристально смотрел на молчаливого ребёнка, дожидаясь от него хоть какой-то реакции. Мальчишка даже не удосужился поднять на него взгляд, просто подтянул к себе разодранные коленки и обнял, уткнувшись в них носом.       — …оп Карл…       — Что? Повтори громче, малыш.       — Эзоп Карл… — Тихо проронил парнишка и крепче обнял ножки.       — Рад познакомиться с тобой, Эзоп.       Тот день не заканчивался долго: сначала Дезолье повёл маленького Эзопа в ванную, буквально заставив того смыть с себя всю уличную грязь; обработал ранки, которые тот успел получить, и приказал обслуге сшить для мальчика новую одежду. Вырядил его, чистенького и согретого, в свой махровый халат и наконец-то повёл в столовую, на ужин. Эзоп совсем немного оживился, вертя головой и рассматривая отделку в особняке. Джозеф улыбнулся, очаровательный ребёнок.       Дезолье посадил Карла на стул, предварительно подложив туда книжек.       — Это что за мелочь пузатая? На молоденьких потянуло, Джо? — Вошедший в столовую Джек хитро усмехнулся и поспешил к столу. Джозеф видел, как сильно напрягся мальчик, когда лезвия потрошителя потянулись к нему. Он выпрямился, решив понаблюдать за реакцией Эзопа. Тот, ожидаемо, весь зажался и стал отстраняться всё дальше.       — Нет, пожалуйста…       — Не бойся, мальчик, я убью тебя быстро и больно не будет.       Эзоп продолжал бегать испуганным взглядом за блеском на лезвии когтя, но своими телодвижениями добился лишь того, что чуть не свалился. Джозеф успел поймать.       — Хватит, Джек, не пугай ребёнка. Его зовут Эзоп, — Дезолье поправил напуганного мальчика, умильнувшись тому, как он вцепился в его фрак. — Эзоп, не переживай, этот молодой господин мой партнёр, пишет картины для музея. Он просто любит пугать детишек.       — Как скажешь, — Джек убрал руку с лезвиями за спину и встал на одно колено. — Я Джек. Надеюсь, мы с тобой подружимся.       — У… Угу… — Эзоп скромно кивнул головой и предпочёл уставиться в столешницу. О чём он думал — Джозеф никак понять не мог. Мальчик казался всё более интересным.       От предоставленной еды Эзоп тогда отказался, потому Джозефу пришлось взять его на колени и кормить с ложки. То, что Карл не выплёвывал еду обратно, уже радовало. После они снова посетили ванную комнату Дезолье, где мальчику показали набор личной гигиены, они вместе приняли вечерние процедуры и отправились спать. Джозеф уложил Эзопа в одной из пустующих спален и направился к себе. Зашёл в комнату, погасив свет, стал переодеваться и наконец-то позволил себе задуматься. Какого чёрта он такой милый с тем, кого хотел превратить в крысу для опытов только сегодня утром? Фотограф нахмурился на самого себя, такого внутреннего диссонанса он не испытывал давно. Джозеф предпочёл лечь спать, так что быстро заполнил свой личный дневник, подчеркнув в нём некоторые особенности дня, задвинул шторы и устало свалился в широкую мягкую постель. Раскинул руки и ноги в стороны, грудью вдыхая свежесть чистого белья, и расслабленно прикрыл глаза.       Скрип двери послужил поводом, чтоб раздражённо поднять голову. И кого там принесло? Увидев в дверном проёме голову маленького Эзопа, Джозеф мгновенно смягчился в лице:       — Ну? Что такое?       — Не хочу там спать… — Карл, набрав в лёгкие побольше воздуха, уверенно зашёл в комнату. Хоть он и выглядел всё ещё отстранённым внешне, Дезолье отчётливо видел, как хрупкие плечи потряхивает. — Там темно и страшно.       — Такой большой мальчик и боится спать один? Немыслимо, — Джозеф улёгся на живот и элегантно подпёр голову рукой. На лицо набежала хитрая улыбка. — И что ты предлагаешь?       — Положить меня там, где есть свет…       — Но во всём особняке нет света после отбоя, мой хороший. Экономим.       — Тогда я не буду спать.       — Не вредничай, — Фотограф сонно прикрыл глаза. — Давай, шуруй к себе и спи.       Эзоп нахмурился и вздохнул, решив, что ничего все равно не добьётся. Он медленным шагом покинул чужую комнату, ещё раз оглядев её, такую светлую и большую, и задумался что ему делать. Спать он не сможет, слишком страшно делать это в чужом месте. Мальчик потёр глаза и не придумал ничего лучше, как сесть под дверью, вновь обняв колени. В этот раз они были пушистенькие и приятные.       Эзопу казалось, что прошла вечность, пока он морозил задницу в коридоре. В голове было только то, что нельзя поддаваться сну, даже если тепло так и подначивало. Когда настенные часы пробили новый час, он неверяще вытаращил глаза на циферблат: прошло всего двадцать две минуты, как он сидит здесь.       — Ты уже засыпаешь, иди к себе, — Джозеф, выглянувший из своей спальни, облокотился на дверной косяк, пялясь в макушку ребёнка.       — Не пойду…       — Какой вредный, ты знаешь что с такими мальчиками делают? Сладостей лишают.       — Я и не ел сладкое… — Эзоп отвернулся, положив голову на колени щекой. И всё же, как же мягко было в этом халатике.       — Боже, ну что за беспредел, — Дезолье сдался: покинул тёплую комнату, ступая в тёмный коридор. В него проникал свет от больших витражных окон, так что понятно почему мальчишка остался сидеть тут. Джозеф взял ребёнка на руки, удивившись тому, что тот снова жмётся к нему. — И что с тобой сделать?       — Ничего, — Маленький Карл удобно положил голову на плечо мужчины, притираясь к такому же мягкому материалу щекой. Он так устал быть взрослым сегодня, а тут ещё нечестно играют и используют плюшевые вещи! Запрещённая техника.       Джозеф, вернувшись в комнату, закрыл за собой дверь и прошёл к кровати, укладывая на неё Эзопа. Улыбнулся с того, как тот пронырливо спрятался под одеяло и отполз к стенке, выглядывая только свои большими глазками.       — Если я услышу от тебя хоть звук, то отправлю спать в кладовку. Ты меня понял?       На утвердительный кивок он ещё что-то проворчал и лёг рядом. И всё же, мальчик этот такой суматошный, что у Джозефа суставы ноют.       Дезолье так ничего и не сделал с Карлом. Спокойно растил мальчишку вдали от своих тайных делишек и Хастура. Обучал его культуре и наукам, водил на выставки и концерты, делал всё, чего не планировал, в общем-то. Часто фотографировал и играл с ним, создавал альбом, посвящённый парнишке. Иногда серьёзно наказывал Эзопа за какие-то незначительные оплошности, но ничего серьёзного. Джозеф очень проникся этим на удивление талантливым ребёнком. Эзоп показал отличный результат, когда ему дали бумагу и карандаш, он смог нарисовать весьма реалистичный портрет Джека. Это была маленькая молчаливая гордость Дезолье.       Так Джозеф провёл почти счастливо целых пять лет. В пятничный вечер, когда до ужина оставались считанные минуты, он сидел у себя в комнате и думал как лучше расположить фотографии Эзопа. Тот был очень красив для своих четырнадцати лет, а от этого фотогеничен. Джозефу казалось, что в мальчике точно течёт кровь аристократов, и он заинтересовался его родословной. Мыча песню под аккомпанемент Карла, — тот блестяще играл выученную сонату на фортепиано, — Дезолье ненароком пролил чай. В дверь постучали.       Джозеф знает кто так стучит.       — Что-то хотел, Хастур? — Джозеф покорно открыл дверь перед своим боссом. Тот не был высокомерным или что-то подобное, но всё равно очень жаловал уважение в свою сторону, хоть и не говорил этого.       — Мне нужен мальчишка.       Джозеф готов был поклясться, у него сердце в пятки ушло точно также, когда он узнал о болезни брата. Он обернулся на закончившего играть Эзопа, а тот удивлённо хлопал глазками в их сторону:       — Мальчишка.? Какой мальчишка, Хастур?       — Он только один, к чему вопросы? — Божество внушающим шагом подошло к Карлу, выдыхая пар прямо в лицо. — Пойдём.       Когда Эзоп кинул на него озадаченный взгляд, Джозеф кивнул. Он стал предателем. Своим жестом он показал ребёнку, что бояться нечего. Что Хастур в жизни не обидит его. Что всё будет хорошо. Как же сильно он тогда врал.       — Хастур! — Дезолье от напряжения споткнулся в собственных ногах и чуть было не рухнул, но вовремя опёрся на стену. — Могу я пойти с вами?       — Зачем? — Жёлтый король опустил руку на спину молчавшего Эзопа, подталкивая его к выходу из комнаты. Он придумал один из сложнейших планов, который принесёт колоссальные плюсы в будущем. Для этого ему всего лишь необходимо человеческое дитё.       — Я хочу понаблюдать.       — Как знаешь.       Хастур молчаливо шёл по коридору и только громко выпускал воздух. Эзоп даже не мог определить откуда, рта у Божества не было. Он также не понимал куда его так резко решили отвести и что будут делать. Сам Хастур, вроде, не делал ничего плохого Карлу всё это время, но спокойствия это не давало. Так ещё и нервный Джозеф, что плёлся сзади, подливал масло в огонь страха.       Остановились они в весьма странном месте: посреди огромной комнаты, по периметру которой была отстроена колоннада с углублениями для факелов, стоял продолговатый пьедестал. Его освещали такие же старые полинезийские факела. Эзоп судорожно сглотнул. Хастур небрежно толкнул его в спину и подошёл ещё ближе.       — Тебе надо лечь.       — Я… Хорошо… — Карл, помня наставления от Джозефа, что с этим существом лучше не спорить, снял лаковые ботиночки и отставил в сторону. Босиком дошёл до постамента и взобрался на него. — А что Вы будете делать.?       — Тебе уже пора становиться одним из нас, — Хастур обернулся в сторону фотографа, смотря на него всеми глазами, что имел. — Джозеф, обряд. Приготовь его и инструменты.       — Обряд? — Дезолье стремительно подошёл, разводя руками в непонимании. — Но, Хастур! Я могу предоставить тебе более лучший экземпляр для этого, незачем такого хорошего мальчика–       — Хочу именно его. У тебя есть возражения?       — Никак нет… — Джозеф горько усмехнулся и подошёл к Эзопу. Когда мальчик в немом вопросе поднял к нему голову, Джозеф медленно провёлся по его щеке когтистой ладонью. — Прости, мой хороший…       — Господин.?       Дезолье прикатил поближе столик на колёсиках и проверил наличие всего необходимого на нём: все инструменты на месте. Ему было снова грустно. Когда-то он потерял Клода, сейчас лишится мальчика, которого сам воспитывал последние пять лет. Эзоп не умрёт, но ему будет… Тяжко. Джозеф этого не хотел. Медленно расстёгивая на ребёнке рубашку, в целях сохранить её целой, он думал лишь о том, что в его жизни, видимо, нет места для дорогих людей. Фотограф мягко толкнул Карла на пьедестал и, когда тот лёг, повернулся к Хастуру:       — Всё готово. Надо держать.       — Отлично.       Джозеф отошёл к углям, чтобы не видеть происходящее. Он знает, как это больно и мучительно, тем более для ребёнка. И когда он так размяк?       Эзоп проводил Джозефа взглядом и посмотрел перед собой. Страшное лицо Хастура возвышалось, перегораживая свет. Он задержал дыхание: в этом особняке ему ничего не сделают, так хотелось думать.       Эзопа подбросило, когда вокруг его лодыжки сомкнулось что-то склизкое и холодное. Он посмотрел вниз и застыл в тихом ужасе: по его ноге медленно пробиралось нечто мерзкое, фиолетового оттенка. Длинное и липкое, щуп, как его окрестил Карл, двигался вверх, пощекотал под коленкой, пробрался к бёдру и устойчиво обвил его, прижимая к камню пьедестала. Эзоп попытался вырвать ногу из столь крепкого захвата, но похожий второй тентакль обвился уже быстрее.       — Уберите это… — Карл стал судорожно дышать, когда щупальца полностью пригвоздили его к пьедесталу. Больно сдавливали грудную клетку, выкручивали руки в неестественном положении до хруста, а после отпускали. Пульсировали где-то под линией шорт и присосками впивались в кожу на бёдрах. Также два тентакля прочно зафиксировали голову, затылком упирая в камень. Глаза предательски защипало от неприятных ощущений. — Господин, пожалуйста…       — Джозеф, займись его лицом.       — Как изволите, — Дезолье вернулся, по дороге прихватив что-то со столика. Эзоп кинул на него такой загнанный взгляд, надеясь на помощь, но зрачки лишь в страхе сузились: в руках его Господина сверкнул медицинский скальпель. Эзоп очень хорошо знаком с ними, знает насколько они острые и для чего предназначены. Он вновь предпринял попытки сбежать, стал вертеть головой в разные стороны, но щупальца в ответ на это сильнее сжались на линии скальпа головы.       — Мой котёночек, сейчас тебе будет больно… Надеюсь, ты простишь меня, — Джозеф попытался успокоить ребёнка от страха поглаживаниями, а тот лишь продолжал биться, желая сбежать на свободу. Только Дезолье поднёс лезвие к уголкам губ мальчишки, как выронил скальпель и посмотрел на Хастура.       Эзоп в тот момент вдохнул и забыл как дышать.       — Хастур… Я не могу, давай без этого… — Дезолье с поражением отвернулся, щуря глаза. Это выльется очень плохо. Он столько лет совершал зверства над людьми: детьми, женщинами, стариками, но не может сделать больно именно этому безобидному мальчику. Скатился, скатился, скатился. Но не может ничего с этим сделать.       — Ты смеешь меня ослушаться.?       — Но, Хастур! Давай хотя бы усыпим его!       — Усыпить.? Хорошая идея.       Джозеф только было обрадовался, но понял, что зря. Щупальца Божества моментально устремились к нему, твёрдой хваткой сдавливая лебединую шею. Дезолье пытался ухватиться за них когтями, пытался бить, царапать, но всё бестолку. Его медленно, с садизмом, оторвали от пола и тут же прибили к противоположной стене, продолжая нещадно сдавливать горло. Всё-таки, Хастур был жесток.       — Хорошо, Джозеф, если ты так хочешь, то я усыплю. Тебя, — В голосе Хастура отчётливо слышалось раздражение и от того шипение. Джозеф задрал голову, в надежде, что это хоть как-то поможет получить немного спасительного кислорода. В глазах стремительно темнело, сознание уловило только приглушённые мольбы Эзопа, а после его детские, совсем невинные крики.       Джозеф хотя бы этого не видит.

***

      Очнулся Дезолье через большое количество времени, он это определил по затёкшей старческой шее и спине. Автор поспал на уёбищном диванчике в фотостудии и теперь ему жалко дедушку. Спать, будучи придушенным тентаклями, такое себе развлечение, если честно. Джозеф не порекомендовал бы.       Он заторможенно поднял голову, осматриваясь. Хастура след уже простыл, а перед ним возвышалась фигура с длинными когтями. Джек склонялся над пьедесталом и что-то там делал, но Джозефу никак не удавалось сфокусироваться. Он неустойчиво встал на ноги, придерживаясь за близ стоящую колонну, и едва ли не упал вновь. Ноги ватные, в голове пусто. Дезолье сделал два нетвёрдых шага в сторону своего соратника. Схватился за тёмно-зелёный пиджак и посмотрел туда же, куда и сам Джек.       Лучше бы не смотрел.       — Зачем ты воспротивился воле Короля? Сам же знал, что рано или поздно придётся это сделать.       Джозеф, оперевшись на поверхность камня, сразу почувствовал, что испачкался. Глянул на свою руку, как и ожидалось: вся ладонь оказалась перемазанной в уже холодной крови. Дезолье нахмурился, осматривая все повреждения на теле Эзопа. Мальчик, видимо, в какой-то момент не выдержал и потерял сознание от болевого шока. Джозеф очень надеется, что случилось это быстро.       Маленький Карл был изувечен весь: уголки рта небрежно разрезаны, омрачая некогда миловидное личико, что было также измазано красным. Подтёки крови витиевато тянулись от губ по щекам и к ушам. Возможно, мальчик также много наглотался. Джозеф выдохнул: он знал, что этот этап необходим для того, чтобы щупальца Хастура легче проникали в горло. Таким особо извращённым способом он начинял живых существ своей силой, заставляя одновременно скулить от неистовой боли и задыхаться. Стучать кулаками по всему, что попадётся, и пытаться звать на помощь. Дезолье, проживая тут не первое столетие, прекрасно осознавал насколько это всё было бесполезно для жертвы. Также именно от этого метода, вернее, проклятья, что поступило в тело, волосы мальчишки потемнели. Стали цвета воронова крыла, растрепались и выглядели неопрятно. Только светлая порядка в чёлке напоминала о том, какой был оттенок раньше.       Джозеф скользнул взглядом ниже, по покрытой кровью шее и ключицам, цепляясь за исполосованные руки. От локтя до самых кистей, для обряда надо было вспороть так, чтоб не убить. Делалось это обязательно одним острым предметом и за единое действие. Также было с ногами. Этот грязный метод кровопускания Джозеф всё ещё призрачно ощущает на себе. Давно, когда он сам бился в этом зале в агонии, он чувствовал, как вместе с кровью тело покидают все силы и энергия. Руки в конвульсиях дрожали, поднимать их становилось тяжелее с каждой секундой, а коленки так и норовили подогнуться. Джозеф тогда желал умереть, хоть и являлся уже ожившим трупом. Он был взрослым и его менее восприимчивое тело все равно не выдержавало. Каково же было этому несчастному маленькому ребёнку?       Завершающий этап этой пытки Дезолье обвёл пальцем по кругу. Опухший окровавленный ожог в виде эмблемы самого Хастура, Ктулху с щупальцами. Кожа вокруг покраснела от раздражения столь варварского обращения с ней, местами бугрилась и обуглилась от калёного металла. Джозеф, конечно же, тоже имеет подобную метку, но видеть идентичную на молодом теле ему просто тошно. Ещё никогда за время работы тут он не был так близок с рабочим материалом. Потому что Эзоп им не являлся. Джозеф уверен, что мальчишка куда более способный и подающий надежды, нежели его сверстники, что блекнут на фоне. Фотографу Карл стал чуть ли не родным. И защитить он его, как и Клода, не смог.       — Джоз, не смей жалеть пушечное мясо. Это не в нашей компетенции, — Джек почти даже заботливо встряхнул его за плечо, но тут же убрал руки: взгляд Дезолье был наполнен первобытной злобой.       — Не называй его так, у мальчика великое будущее, — С этими словами Джозеф решительно поднял содрагающееся тело Эзопа и пошёл прочь. Обработает раны и поможет восстановиться. Сделает всё, что сможет для этого ребёнка. Когда-то он думал именно так.       С того вечера Эзоп стал сам не свой: по пробуждению он стал рыдать от боли по всему телу, медицинский спирт щипал и вонял, нагонял воспоминания о произошедшем. Бинты раздражали, Эзоп старался их содрать, но Джозеф упрямо не позволял. Говорил, что всё заживёт и будет хорошо, нагло врал прямо в глаза и удерживал в постели грубой силой. Дезолье помнит: мальчишка ещё месяц не мог делать что-либо нормально. Есть начал спустя неделю, когда губы немного подзажили, ходил с огромным трудом и постоянно нуждался в отдыхе на первом попавшемся кресле. Руки беспорядочно лихорадили, не в состоянии держать даже ложку. Джозеф тогда действительно устал. За всё время он не оказывал столько физической заботы, как тогда. По утрам заставлял ребёнка вставать с кровати и продолжать жить, сам его переодевал из ночнушки в повседневную одежду. Бережно менял повязки, не доверяя это дело фамильным медикам, нёс на завтрак и кормил. Заново учил многим обычным делам, видя, насколько мальчишке всё ещё больно. К середине дня отводил обратно в комнату, где успокаивал и напевал тихие песни, лишь бы маленький Карл окунулся в блаженный сон и не чувствовал мучающей боли. Поддерживал за плечи, когда мальчик пытался сам ходить. Сухожилия на ногах восстанавливались до безобразия долго, и Эзоп так и норовил упасть при следующем шаге. Вместо полноценного душа Джозеф сажал Эзопа на деревянный табурет рядом с ванной, также аккуратно стягивал одежду, чтобы не беспокоить травмированные места, и влажным тёплым полотенцем принимался начисто обтирать ребёнка. Тогда же обрабатывал ожог, использовал приятно пахнущее мыло и масла. Мягко наклонял головой под лейку душа, чтобы тщательно вымыть волосы.       Вот только, Эзопу этого всего не нужно было. Он неохотно ел то, что ему предлагали; отказывался что-либо делать, учиться, тренироваться. Он совсем охладел ко всем жителям особняка и ни с кем не говорил, даже с Дезолье. Джозефа это сильно волновало. Карл ни в какую не шёл на контакт, не отвечал на вопросы, ни разу не поблагодарил за оказанную помощь, ничего. Он даже о самочувствии своём умалчивал, хоть фотограф и видел с каким усилием. С каждым днём Джозеф всё больше осознавал, что вновь потерял дорогого человека. Действительно, сам, чёрт возьми, знал что так будет! И Джек предупреждал: не привязываться. Эзоп оставался живым человеком, но словно умер где-то внутри. Снова. Джозеф первое время не осуждал, всё-таки, это самый несчастный ребёнок, что он знал. Столько напастей за столь короткую жизнь, множество жестокой надежды и суровой реальности, что с корнями обрубала всё.       Со временем Эзоп совсем перестал в ком-либо нуждаться, сам по себе жил. Вернее, тихо существовал запертый в этом особняке. Джозеф пытался по-доброму вновь побудить интерес к фортепиано и учёбе с ним, но Карл лишь отстранённо смотрел куда-то выше него и уходил, когда фотограф прекращал бессмысленно трепаться. Джозеф находил его в библиотеке, читающим и не обращающим внимание ни на что, а после бесился. Этому ребёнку было плевать на всё, что он делал! На всю заботу и любовь, что ему дарили! Неблагодарное создание, ничем, всё-таки, не отличающееся от других жалких людишек. Одно плохое событие перекрыло всё хорошее, что было. Эзоп стал неимоверно раздражать своим свинским поведением всё чаще и чаще.       После этих мыслей Джозеф находил спасение в ошеломительном количестве вина. Бесцельно лил его в бокал, а иногда на себя, сам с собой поднимал тосты и понимал: Эзоп не виноват, что стал таким. Только вот, Джозеф всё равно не может также отключить все свои эмоции и принять происходящее, как должное. Снова пьёт и громит свою комнату, переворачивает вверх дном мебель, пьёт, предаётся агрессии и разговаривает сам с собой. Опять вспоминает, что Эзоп, в отличии от Клода, не умер, он жив и уже давно восстановился. Но это не даёт облегчения.       После очередной пьянки он вызвал Карла к себе. Тот беспрекословно пришёл и стал убирать разведённый бардак, как и приказали. Джозеф, восседая в кресле, не отводил от Эзопа взгляд ни на мгновение. В очередной раз подмечал, что тот вырос, но совсем не возмужал. Всё ещё худой и бледный, лицо не приобрело никаких острых черт, лишь скулы отчётливо выделились. Шрамы на губах давно зажили, но швы всё ещё присутствовали. Видимо, не мешали, вот Карл и забил на них.       — Подойди, — Чтобы выдавить из себя хоть слово, Джозефу пришлось прочистить горло. Он бегло оглядел всего парня и улыбнулся: в следующее мгновение вино из его бокала пятном расплылось на идеальной белой рубашке Эзопа. Дезолье разжал кулак и бокал, вылетев из его руки, разбился о пол на мелкие осколки хрусталя. — Какая же ты грязная маленькая прислуга. Разденься.       То, как Эзоп сразу же принялся исполнять приказ, бесило. То, что он даже не шелохнулся, когда всё ещё полный бокал на него только направили, тоже бесило. Весь Карл только и делал, что пиздецки бесил. Джозеф тцыкнул, прикрывая глаза. Парня не назвать мальчишкой, а он не назовёт его господином, не уважает. Совсем не то, что было раньше. И Дезолье знает почему, но всё равно бесится, подобно бабке на базаре. Он потянул руку к чужому торсу, желая огладить старый ожог от клейма.       — Пьянь…       Джозеф ошеломлённо замер, подняв глаза к лицу Эзопа. Заговорил сам? Просто так? Без приказа?       — Что?       — Пьянь… Посмотри во что ты превратился… — Слова Эзопа были тихие, но сквозили ядом. Он язвительно шипел на того, кто однажды жизнь ему спас.       — Каков наглец. Разве ты имеешь право говорить мне такие слова? Если я скажу тебе перестать дышать, то ты должен это сделать, и после этого ты осмеливаешься открывать свой грязный рот в мою сторону?       – Ты ещё не понял? Мне плевать на то, что произойдет со мной. И на твои угрозы тоже, – Эзоп с презрением фыркнул и позволил себе отвернуться.       Джозеф взревел.       Резко встал с кресла, наступая на парня с каждым шагом. В итоге их тихая гонка загнала в угол самого Эзопа. Тот обернулся, чтоб посмотреть во что упёрся, и в то же мгновение Джозеф вцепился в его горло руками. Также, как и Хастур когда-то сделал с ним. Эта мысль в голове проскочила приятным воспоминанием, и Дезолье почувствовал себя немного лучше. Не переставая сжимать ладони, лёгким движением уронил Карла на постель и забрался сверху:       – Ты грязь, что не уважает ничего и никого. Ты стал мне омерзителен, Эзоп. Когда я тебя подобрал с улицы ты и то выглядел лучше, чем сейчас, хотя был таким жалким, – С каждым тихим, но суровым шипением он склонялся всё ближе к лицу Карла. На его лбу выступила испарина от нехватки воздуха, руки наугад сжимали одеяло и подушку, но он всё ещё терпел, не позволяя себе поддаваться страху. – Ты просто отвратный и мерзкий человечишка, Эзоп, так что не переступай рамки.       – Так... Убей же меня...       Глаза охотника опасно сузились, руки вдавили чужую шею в матрас ещё сильнее:       – Вот ещё, хочу, чтоб ты помучился также, как я, – Джозеф стал совсем тихим, шепча слова в самое ухо. – Мне всё ещё невыносимо больно, что я не уберёг тебя от Хастура тогда... Больно и стыдно, но ты. Ты показал всю свою сущность. Дал мне когда-то слепую веру, что не такой, как другие люди, но стоило мне облажаться, и ты вскрыл всего себя. Это моя вина и я не могу с этим справиться.       Джозеф ещё долго сидел сверху на парне, не отрываясь от его голого и холодного плеча. Знал, что Эзоп давно отключился от недостатка воздуха и что за окном время не останавливается для его слабостей. Дезолье тяжело и протяжно вздохнул, наконец-то выпрямляясь. Снова безосновательно дал волю эмоциям, наговорил много отстойно лишнего и вообще, Эзопа он подобными выходками к себе не расположит. Провёл ногтем по шву на уголке губ Карла и слез, разваливаясь на постели звёздочкой.       Джозеф вздохнул: грустные воспоминания о прошлом заставляют его улыбаться сейчас. Он продолжал вспоминать, как Эзоп, так и не простивший никого из них, через силу тренировался в использовании данных ему способностей. Джозеф не знал чего именно ожидает от парня Хастур, но замечал, что тот делает явные успехи. Карл стал гордостью самого Короля, когда спустя пару месяцев смог наделить какую-то безделушку проклятием Бездны. Эзоп поражал стремительным продвижением в своём обучении, хоть потом ему и было плохо физически. Джозеф сам не мог понять почему именно, что за последствия от использования техники. Как бы он не старался, Карл не делился своим состоянием, а больше ею никто и не обладал. Сам Дезолье обладал техникой, близкую Хастура. Он манипулировал самой Бездной и щупальцами из неё, однако создавать её не мог. Так что, теорий было множество: возможно, техника пожирала жизненную энергию Эзопа, возможно, он просто сильно переутомляется от её использования.       Спустя время Джозеф перестал гадать, ведь это было бессмысленно. Его познания заканчивались на том, что Эзоп несёт в себе более совершенную и опасную силу, чем он сам. Джозеф даже не знал, зачем Хастур так рискует, доверив эти способности обычному человеку. И, словно следуя его худшим опасениям, Эзоп действительно предал их.       Той ночью всё говорило о надвигающейся опасности, в виде овладевшего силами Карла. Ветки с угрозой стучали в окно, ветер истошно завывал и срывал с деревьев листья. Наблюдая за разбушевавшейся непогодой, Джозеф чувствовал что-то неладное, на сердце было неспокойно. Он поудобнее перехватил шпагу, возвращаясь внутрь особняка. Шёл по нескончаемым коридорам, маразматично оглядывался и рычал на картины, что словно стали более страшными тогда. Джозеф, держа путь в свою комнату, напоследок заглянул к Эзопу, сильно удивившись. Парень, одетый в свой лучший наряд, стоял возле самого обычного чемоданчика, внутри которого Дезолье разглядел блеск некоторых баночек и нужных для бальзамирования инструментов. Но удивление он решил отбросить, всё же, знал, что ещё в детстве Эзопа учили искусству бальзамирования тел.       – На ночь глядя и такой красивый. Куда-то уходишь?       Эзоп, как всегда, решил, что отвечать не обязательно, просто продолжая перебирать вещички. Джозеф нервно повёл носом, снова раздражает.       – Эзоп, доложи мне о своих планах.       – Никаких... Я закончу уборку и лягу спать...       И Джозеф тогда совершил грубую ошибку, поверив парню. Ушёл, решив оставить наедине, и лёг спокойно спать. Каким же наивным дураком сделал его неблагодарный ребёнок.       Тревогу забили с самого утра: Хастур приказал привести Эзопа к нему на ковёр, чтобы отчитать за использование сил без предупреждения. У Короля на это была особая чуйка и он физически ощущал, когда из Бездны вытягивают её силы. Но Карла тогда не нашли в его спальне, ванной или столовой. Слуги рыскали по всему дому, смотрели среди объектов исследования, спустили собак. Сучёныша Эзопа тогда не нашли.