Однажды на том свете

***

      Что… произошло? Что… со мною? Я же… живу? Ещё же… не всё кончено? Я же… буду существовать?       Что это за место? Я… умру? Сколько времени у меня есть?       Почему так плохо? Что я сделал в своей жизни не так? За что… за что мне это?       Кто даст мне ответ?

***

      Проснулся Польша словно от толчка. Что, мать твою, произошло? Почему так болит голова и ломит тело?       Спокойно… Какое спокойно?!       Сосредоточься.       Выдох. Воплощение осматривает руки на предмет ушибов. Незначительные синяки. Затянутся через час-два. Не фатально.       Поляк поворачивает голову, осматривая крылья. Правое крыло в ужасном состоянии. Перья из белоснежных превратились в алые, кости переломаны, конечность проткнута в по меньшей мере трёх местах. Раны значительны, но не фатальны. Быстрый расчёт. Зарастёт за часов двенадцать. Плохо.       А теперь… пора понимать, что произошло, и приспосабливаться. В попытке вспомнить, у пшека начинает болеть голова, поэтому он осматривает комнату.       «Где я?!» — вертелась лишь одна мысль в голове.       Польша потихоньку начинает отчаиваться…

***

      С момента появления в мире мёртвых Российская Империя завёл привычку почти не спать. Император не знал, с чем это связано, но… впрочем, сказать, что РИ было не скучно, не сказать нечего. В комнатах было много книг, больше, чем при дворе. Но иногда и это наскучивало.       Так что Российская Империя иногда ходил в зал, что прозвали «Облачный зал». Там можно было наблюдать за миром живых, и именно там ошивался Речь Посполитая…       Гусар чаще всего сидел и наблюдал за живыми. Это позволяло воплощению чувствовать себя… живым, что ли?       Но как ни хотел бы повлиять Посполитый на происходящие, сделать поляк ничего не мог.       Время — четыре часа утра. Российская Империя решил пройтись до «Облачного зала». А что? Книги прочитаны, с Пруссией поговорил, доебался с вопросами до Киевской Руси… получил от того по лбу. День для воплощения был шикарен.       Он идёт, всходит на облако, легко ступая по нему. Император стал глазами искать Речь Посполитую. Куда делся?       Русский идёт, удивлённо смотря. Поляк ушел? Но… ведь его не было видно…       Пройдя по залу, Российская Империя уже думает: «Да где этого пшека черти н…» — он осекается. Глянув на крышу, император увидел то, во что не поверил бы сразу.       Речь Посполитая сидел, закутавшись в золотые крылья, уткнул голову в колени и выглядел очень грустно.       Первая мысль РИ была: «Что могло расстроить Речь Посполитую настолько?! Что могло расстроить мёртвую страну?!»       Он белены объелся? Хотя… РИ вспомнил, что белены в мире мёртвых нет.       Предположил Российская Империя, что пшека расстроило что-то произошедшее в мире живых. Ведь у императора были натянутые отношения со своим наследником… А у Посполитого всё с точностью до наоборот.       Российская Империя даже припомнил.       Польша, верно?       Он вспомнил подростка, которого вытащили с территорий Речи Посполитой. Пронзительные голубые глаза, с такими же отсветами, как у гусара, пшеничные волосы укрывали макушку.       Но… он мёртв? Тогда где его дух тут?       Российская Империя решил немного подождать.       И вот, Посполитый выпутался из своих крыльев, развёл их и сел возле своего любимого места.       — Эй! Сударь, день добрый! Хотя, у вас он не добрый для вас…       Гусар вздрогнул, но узнал голос и ответил:       — Spadaj.       — Посполитый, что произошло? — а что? Императору было любопытно.       — Много ли тебе разницы? — произносит воплощение и встает.       — Нет, вот серьёзно. Что-то с наследником?       — Хорошо…       На эмоциях пшек рассказал всё, что произошло…       — Так… а договор уже подписан? — уточнил Российская Империя.       — Нет. Только что поймали.       — Тогда не тревожься. Пока договор не подписан, убить его не смогут. Аксиома. Неоспоримый факт, — император не знал, зачем он дал эту надежду Речи Посполитой, ведь… не сегодня, так завтра на Польшу додавят с договором и убьют. — А там он и сбежит.       Тихий выдох гусара.

***

      — Краков! Краков, тащи сюда всех! — крикнул Варшава.       — Я понял, не надо так кричать! — произносит Краков и отправляется написать Лодзи.       — Спасибо. Соберёшь всех, кто не в плену, в моём кабинете…

***

      Девятнадцать воплощений городов стояли в красивом помещении, что освещало солнце. Шкаф с кучей книг, стол и куча документов, что столица не успел разобрать.       — Что происходит?! — спрашивает Торунь.       — Я не знаю! — вторит ему Гданьск.       — Тихо! — от Краков.       — Все тут? — Спрашивает Варшава.       — Все, кто не попал в плен, — отвечает Вроцлав.       — Я не думаю, что кто-то ещё придет, Варшава, — шепчет Познань.       — Плохо, — делает вывод столица.       — А где Польша? — задаёт вопрос Люблин.       — Поймали, — грустно отвечает Краков.       — Что мы будем делать, Варшава? — Вроцлав не успевает задать вопрос, как вдруг открывается дверь.       Входят воплощения двух городов.       — Ченстохова, Плоцк! Вы живы! — Радостно произносит Лодзь.       — Да, — отвечает Ченстохова.       — И мы с грустными вестями, — продолжает за него Плоцк.       — Что такое? — спрашивает Вольный город Данциг.       Ченстохова грустно смотрит в пол и начинает объяснять, что произошло. О том, как они с Плоцком сбежали и что происходит в плену.       — Я предлагаю уходить. Сбежать. Что думаете? — предлагает Плоцк.       — Думаешь? Что это нам даст? Рано или поздно так или иначе нас найдут, — произносит Краков.       — Хотя бы потянем время, — аргументирует Ченстохова.       — Я думаю… — Варшава делает паузу, чтобы на него обратили внимание, — нам нужно разделиться по тройкам и сбежать. Нужно выиграть время.       — Хорошо. Я согласен с столицей, — произносит Вроцлав.       — Кто «за», поднимите руки! — Краков сам поднял руку. Все были согласны, ведь иного выхода не видели.       — Значит, разбиваемся по тройкам.       К Варшаве подошел Краков и тихо шепнул: «Как в старые добрые времена?». К ним присоединился Лодзь.