Обратный аист

— Когда вернется мама? Робкий вопрос потонул в стаккато ударяющихся о крышку гроба капель дождя. «Не, пацан, оттуда уже не возвращаются», — не сказал Андрей. Он и о своей-то судьбе пока ничего не знал, только белое лого серпа на черной футболке давило на грудную клетку. Но мальчишка лет пяти продолжал сверлить его взглядом, полным надежды; никто из остальных взрослых на вопросы так и не ответил: были слишком заняты собственным горем. — Знаешь, — со вздохом начал Андрей. Слова нужно было подбирать осторожно: хватало и того, что ребенок как бы с пустым местом общается. — То, что сейчас происходит, это… это как родиться, только наоборот. Чтобы потом, возможно, родиться еще раз, — загонять телегу про ангелов на небе и «мама присматривает за тобой» не хотелось; этим будут заниматься сердобольные бабушки ближайшие недели. — Так бывает, понимаешь? — Понимаю, — не понял его мальчик. — Маму аист обратно унес? Он уже и не плакал почти. Отец сказал, что мальчики не плачут. А она стояла у Андрея за плечом, красивая и умиротворенная, принявшая свою участь после долгой болезни — до последнего держалась, а теперь молча слушала однобокий разговор разом повзрослевшего сына. У Андрея не было права на ошибку. Он и сам-то в этих делах был еще совсем зеленым, пятый вызов, пока что самый сложный. Попробуй объясни ребенку, что такое смерть. Ему самому бы кто объяснил. — Типа того, — ответил Андрей. Дождь усиливался, а зонта у него не было; он думал, что уже не может промокнуть, «там» его об этом не предупреждали. Пацан под слишком большим черным куполом походил на гриб, взошедший возле свежего могильного холмика. — Как звать тебя? — Никита, — ответили сквозь барабанную дробь ливня. — Андрей. И оба сосредоточенно кивнули в знак уважения. Никита кивнул всем зонтом. — Дядя Андрей, — уже увереннее обратился он, осознав, что нашел собеседника среди непонятных ему слез и причитаний. — Получается, это как день рождения, только наоборот? Душа за спиной Андрея печально улыбнулась. — Получается, что так, — согласился он. Мальчику и так предстояло разобраться во многом и учиться с этим жить; он уже начал что-то подозревать, разворачивая траурную упаковку семейной трагедии. И нужно было назвать это как-то попроще, чтобы не так резало детское сердце, так что: день рождения наоборот.   Сегодня смерти не было.

***

Возле подушки уже третий час надрывался телефон. Ра жалобно мяукал, терся рыжей мордочкой о щеку Андрея, но тот не реагировал, потому что смотрел на себя со стороны. И понятия не имел, что ему делать.  Он просто «проснулся» вот так. Или не проснулся. Вроде бы, дышал, и кот это чувствовал, но никак не мог его разбудить. Топтался у него на груди, зашипев, когда «существующий» отдельно от тела Андрей протянул к нему руку. — Ра, — позвал он. Говорить он мог, что радовало. Ра ощерился, прижав уши к голове, и выпустил когти, цепляя черную футболку бессознательного хозяина. Андрей отошел от кровати, чтобы не пугать бедного кота еще сильнее. Он все еще мог чувствовать клубящийся по полу сквозняк, беспокоиться, что Ра останется голодным, и даже впасть в некое подобие паники — телефон продолжал вибрацией отрыгивать рингтон. Звонил Федор. Федор очень не любил, когда ему не отвечают. Тем более, когда на их диетические энергетики находились солидные покупатели. — Да знаю я, — пробормотал Андрей. Они должны были встретиться еще час назад, чтобы забрать партию. — Че за херня вообще? Он стоял возле кровати в той же одежде, в которой лежал: босиком, в футболке и пижамных штанах в клетку, и, кажется, сходил с ума. Ра еще раз недобро на него покосился и потопал в коридор: там уже вовсю ковырялись ключом во входной двери. Кот мяукнул в режиме пожарной сирены, а звонок телефона сменился на зычное: — Андрюх, ты там живой? Он вздохнул. Вроде бы, но хотелось заснуть и проснуться нормально. — Чего трубку не берешь? Спишь, что ли? Котеныч твой уже изорался… Андрею захотелось выбежать из комнаты, или отвернуться, или вовсе провалиться сквозь землю; что угодно, лишь бы не видеть истерящего Федора. Он держался из последних сил, даже погладил Ра, пока тот путался у него под ногами, и уставился на Андрея на кровати. Стоящий возле кровати Андрей сказал: — У нас проблема, Федь. Федор уже и сам понял. Пару минут честно пытался привести его в чувство, чуть ли не искусственное дыхание и непрямой массаж сердца начал делать, пока не дошло, что этого не требовалось. Сердце, насколько Андрей понял, у него все еще билось. Он действительно как будто спал, и его лицо ничего не выражало. А Федор уже звонил в скорую, сбивчиво объясняя диспетчеру, что Андрей не просыпается, что ему двадцать восемь, и из последнего у него болело только колено. Какое? Хер знает, вроде правое. Дышит, да. Давайте побыстрее. Приехали и правда быстро, посветили фонариком в зрачки, пообщались между собой кодами и позывными, погрузили его на носилки и потащили к выходу. Федор активно засобирался ехать с медиками, а Ра с печалью в глазах сидел возле кухни. — Кота покорми, изверг, — простонал Андрей. — Не видишь, он извелся весь. Мог бы — влепил бы Федору подзатыльник. — Ра, — тот будто бы прозрел. — Пойдем жрать. Мамки нет пока, я за нее, — и последовал за котом, искать корм в кухонном шкафу. Андрей был искренне рад, что пару лет назад оставил Федору дубликат ключей. Оба надеялись, что не пригодятся, но судьба распорядилась иначе.

***

Колено не болело уже с месяц, но теперь Андрей, может быть, был бы и рад снова прогуляться с тростью, лишь бы убедиться, что все это не сон.  Что он на самом деле не застрял. Видимо, далеко отойти от своего тела он не мог, и теперь ошивался возле палаты вместе с Федором. Андрей просто оказался здесь, а Федор таки добрался своим ходом, клятвенно пообещав Ра, что не оставит его одного, «пока Андрюха не вернется». И на том спасибо. Кот и так пережил стресс, когда ему сначала не почесали пузико с утра, а потом и вовсе утащили хозяина из-под носа. — Что с ним? — допытывался Федор. Ему не отвечали, или отвечали дежурным, мол, не в курсе пока. Пациент скорее жив, чем мертв, но это не точно. Не знаем, экспресс-тесты ничего не выявили, а хотелось бы поставить хоть одну галочку. В завязке? Ну так, это все условности. Пусть полежит, будем наблюдать, пока мозг не умер. Федор выглядел потерянным. Андрей чувствовал себя так, как будто ему душу вывернули наизнанку некачественной терапией. Еще немного, и врачи сказали бы, что сам виноват, и вообще — не в ту фазу луны спать лег. — Такие дела, — раздалось прямо над ухом. Голос не был ни женским, ни мужским: он просто был. Андрей резко обернулся и увидел фигуру в черном балахоне, парящую над полом. — У нас тут нестыковочка в глобальном учете душ. Вот и пришлось у тебя временно приостановить все процессы жизнедеятельности до выяснения обстоятельств. Под балахоном будто бы не было никого и ничего. Откуда он говорил, было неясно. Впрочем, не бестелесному Андрею было судить. — Я в коме, так-то, — сказал он. Был бы живее — удивился бы. А так, все воспринималось уже через призму похуизма, кроме волнения за Ра. Оно было настоящим. Как будто все еще держало его в мире живых. За энергетики он и вовсе не переживал — и без него все как-нибудь разрулят. — Знаю. — И? — Андрей тщетно пытался заглянуть под капюшон. Там была только Пустота. Или ему нельзя было это видеть. — Нестыковка у вас, а страдаю я. Пустота посмотрела на него с сарказмом. — Ты не страдаешь. Тебе никак. Справедливо. Может быть, он чувствовал эмоции, просто потому что знал, каково это. В двух шагах от них Федор по телефону послал кого-то нахуй; кажется, того самого покупателя, потому что «нет, это не срыв». Что ж, поделом. При «жизни» у Андрея был талант: слать людей нахуй так, что они оттуда возвращались, одумавшись. Федор это ценил. После посылов Федора же без путеводителя от логиста Беседина вернуться оттуда было практически невозможно. Хорошие были у него товарищи, все же. В Ад, в Рай, в лимбе потусить — за любой кипиш. — Вычитайте обратно, — Андрей скрестил руки на груди. — Мне нельзя умирать, мне еще кота растить. — У тебя сложный случай. Стоило предположить, раз, видимо, кто-то из «верхушки» лично явился с ним побеседовать. — И чем же? Пустота в балахоне вздохнула. — Помнишь, на первом курсе универа вагоны разгружал? — спросили у него. Андрей кивнул, забудешь такое. Раскаленное краснодарским солнцем железо таскать было той еще пыткой. За лето на заводе даже не заработал нихрена, только спину сорвал. Надо было спиздить и продать хоть что-нибудь, как все делали, честное слово. — Так вот, — Пустота оживилась, аж капюшон задрожал. — На тебя еще тогда должна была арматурина упасть. Она и упала. Пока Андрей устроил несанкционированный перекур, чтобы потом получить санкционированных пиздюлей. — Так это ж почти десять лет назад было, — возмутился он. За курение, между прочим, еще и без того мизерную зарплату урéзали. — Имя Объекта появляется в списках жнецов незадолго или в момент События, а твое не внесли по ошибке. Событие произошло без тебя. За сроком давности отчет не правили, — Пустота как-то сникла, сдулась, как шарик. — Мы раз в столетие сверяем списки полностью. А ты, получается, жил взаймы. Жнецы, значит. Взаймы, значит. Возмущения от этого меньше не стало. Он вообще-то с этим переездом в самый лучший город на земле и провалами предыдущих бизнес-идей чуть без нервов и здоровья не остался. А тут еще и время платить по счетам пришло. А Федор уже нервно разговаривал с Бесединым, обсуждая лечение. Если бы они только знали, от чего Андрея надо было лечить. От глупости кого-то «там». — Меня заберут? — в горле пересохло, хоть уже и не должно было. Пустота пожала плечами. — Разбираются пока. Но, — она приподняла один рукав. Там ничего не было. — могу пока что прибрать тебя к моим жнецам — души собирать посмертно. Все легально, когда их час уже пробил. Подработать там, очков набрать, вдруг потом на небеса по блату примут. Чего тебе тут впустую торчать. По коридору отделения реанимации сновали люди в белых халатах и разноцветных медицинских костюмах; кого-то привозили, кого-то увозили. Пахло хлоркой и безнадегой, Андрей помнил. Жесткие койки, медсестры постоянно мажут мимо вен. Не хотелось тут оставаться и смотреть, как его подключают к каким-то аппаратам, потому что не знают, когда начнут отказывать внутренние органы. И какие именно.  Федор выглядел совсем уж подавленно. — Я в деле, — как-то поспешно сказал Андрей. Кажется, даже ладони вспотели. По крайней мере, он инстинктивно вытер их о пижамные штаны. — По рукам, — согласно кивнул капюшон. Андрей неуверенно, двумя пальцами, взялся за лохмотья черного манжета. Кем бы ни была Пустота, с ней стоило дружить.

***

Андрей надеялся хотя бы на вводный инструктаж, но ему быстро дали понять, что постигать азы посмертия придется самостоятельно. После договора с Пустотой его на несколько мгновений перекинуло в ослепительно белую комнату, так быстро, что он даже не успел толком моргнуть, а уже снова стоял в коридоре больницы. Пижамные штаны сменились на черные джинсы, на ногах были кеды, а черную футболку теперь украшал логотип серпа. — Как это трогательно, — попытался отослаться к классике Андрей. — Молот и звезда будут? Мертвых панков, ценящих «ГрОб» поблизости не нашлось, а от Пустоты остался только голос: — Давай, время вызова истекает через час, — и с этими словами в руках Андрея оказался блокнот в кожаном переплете и ручка. Обычная шариковая. — Какого вызова? — спросил он, но ответа не последовало. Открыв блокнот, увидел там единственную надпись на первой странице: «чета К.», и от руки накарябанные цифры таймера, которые в реальном времени отщелкивались назад. До События оставалось 58 минут, а ниже находился пустой квадрат, в который так и просилась галочка. Андрей решил, что хуже не будет, и поставил ее. И снова белая вспышка, но другая на этот раз: как будто длилась дольше и не давала открыть глаза, протягивая его через свет в конце туннеля, чтобы выплюнуть в чистенькой и уютной квартирке где-то в спальном районе. Пока Андрея переносило сюда — как на метро ехал, только без метро, честное слово — Событие успело произойти. — Во сне умерли, — всхлипнула женщина средних лет. Очень похожий на нее мужчина смахнул скупую слезу, повторяя все то же самое по телефону. Дисковому еще, стоящему на кружевной салфеточке на полке в коридоре. — В один день, как и хотели. Они Андрея не видели. Но был здесь еще кто-то. — Молодой человек, — обратились к нему из-за спины. — Вы, случайно, не за нами? Андрей обернулся, сжав в руках блокнот и уставившись на, по-видимому, чету К. Совсем старенькие, он в полосатой пижаме, она в ночной рубашке с оборками. — За вами, — неуверенно кивнул Андрей. — Здравствуйте. Всего процесса он не знал. Знал только, что нужно как-то чтить потусторонний Кодекс. — Здравствуйте, — старушка первой подошла к нему и взяла за руку. — Ну вот и слава Богу. Дедуля усмехнулся пышными усами и взял Андрея за другую руку. Как будто они уже знали что делать, умудренные опытом и обремененные возрастом. В один день, и жили счастливо, и Событие их уже не разделит — такая вот добрая сказка с печальным концом. Андрей и сам бы хотел, чтобы у него было вот так. Лет в восемьдесят, а не по ошибке в двадцать восемь. — Спасибо тебе, — его почему-то осыпáли благословениями вперемешку с горькой радостью, да вот кто сказал, что мертвые не могут чувствовать? Чувства — это память, это инерция, это жизнь. — Спасибо. Во вспышке белого света исчезла только чета К., а ведь Андрей даже имен их не спросил для отчетности — а было ли это так важно? Или именно из-за этого возникали пресловутые нестыковки? Он открыл блокнот: строка с таймером исчезла, а появилось место для подписи с его ФИО. Такой ненужный официоз, что Андрей только закатил глаза. Но расписался все равно. Со своим уставом, как говорится, идут туда, куда послали. Он подумал, что больше не хочет находиться в квартире, куда вот-вот должны нагрянуть всевозможные службы и инстанции, и сразу очутился на лестничной клетке. Как будто пакт с Пустотой давал ему больше контроля над своим… не телом, но над частью души, которая все еще принадлежала ему. Удобненько. Пожалуй, можно было и домой пока заглянуть.

***

В не-тетради Событий начал появляться список из имен, отчеств, и каких-то кличек. Поработать новоиспеченному жнецу предстояло основательно.

***

Федор горевал. Горевал настолько, что как-то нашел в квартире Андрея припрятанные на черный день шоколадные конфеты. Иронично, что Андрей до своего черного дня еще не дожил, а вот Федор… А для Федора черный день как будто бы уже и наступил. — Да говорю тебе, вернется он, — с энтузиазмом впаривал он лежащему рядом с ним на кровати Ра. — И не после такого выживал. Андрей переживал, что Федор начнет бухáть валерьянку на пару с котом. Тут главное было вывезти и не сорваться. Пить они бросили еще два года назад, взялись за ум и ЗОЖ — сигареты не в счет; да в счет, конечно, просто отказываться сразу от всего показалось Андрею слишком жестоким — и Федор справлялся теперь один, как мог. Смотрел телевизор Андрея, кипятил его чайник, даже мыл его полы и менял постельное белье: ну ни дать ни взять горничная на вахте. Андрею было жалко и его тоже, но подать знак он не мог. Или пока не знал, как; Ра теперь его боялся, шипел и пушил хвост, готовый наброситься на воздух. — Как будто бы он все еще где-то здесь, — Федор уставился в окно сквозь Андрея. — Может, кто порчу навел? Федор так-то суеверным не был. Андрей тоже. Но ему казалось, что в темных кудрях друга уже то ли седина проскакивает, то ли на июльском солнце выгорели так. — Не порча это, — все равно поддерживал разговор Андрей, хоть его и не слышали. — Забей уже, Федь. Приятного аппетита.  Хорошие были конфеты, фирменные, сейчас такие хрен найдешь. Федор тоже вот оценил, а Ра оценил фантики. Все еще косился на пустую подушку, на которой спал Андрей, и часто лежал, свернувшись клубочком на его одежде, брошенной на стул. Смотрел в никуда как-то слишком тоскливо для животного. — Не грусти, котеныч, — успокаивал его Федор. — Я б тебе пожрать дал вне очереди, да меня Андрюха наш четвертует за то, что расписание сбил. Нам тут главное из графика не выпасть. Во всех смыслах. Продажи энергетиков как-то, но шли. На маркетплейсах из-за отсутствия Андрея, правда, случились пробуксовки, потому что Федор в этом особо не смыслил. Зато технология с логистикой почти не просели. За исключением тех часов, что Федор стабильно посвящал страданиям по Андрею.  — Ну бусинка моя, ну хоть ты не теряй лицо компании, ну пожалуйста, — Андрей общался с Ра из угла, откуда его «присутствие», видимо, ощущалось не так остро. — Ты у нас тут самый фотогеничный. Ра был у них и на сайте, и на аватарках в соцсетях, и на эмблеме самих энергетиков — нашли специально художницу, чтобы отрисовала его кошачье Величество в графическом неоне. И дела пошли, бренд EZ под эгидой котенка Ра неплохо продавался. Как и срачи Андрея с конкурентами и хейтерами, и его ответы на тупые отзывы с оценками в одну звезду — перлы разлетались на мемы. Федор так со вкусом сраться в сети, к сожалению, не умел. Беседина это и вовсе не интересовало. — В душе не ебу, че он тут делал, — Федор с отчаянием в голосе отложил ноут. Свой притащил, потому что не знал пароль от ноута Андрея, а до «kotyenokra» так и не додумался. — Ужинать и баиньки? — обратился он к уже дремлющему Ра. Тот только вздохнул. Не привык один спать, хорошо, что Федор ему составлял компанию, как кошачий аниматор. Свое холостяцкое логово забросил почти. Андрей как будто устал от неизвестности и бессилия. Хотелось тоже уже прилечь, погладить Ра, но сон ему больше был не нужен. Он мог только думать и надеяться, что с его душой и телом скоро разберутся, и отпустят из небытия. Федор для верности пролистал старые посты Андрея, задумчиво изрек: — Вот как-то так он и допизделся, — и лег спать.

***

Следующий «клиент» Андрея текущему раскладу был даже рад. Бездомный мужик с говорящей кличкой Купорос, заводская промзона, несчастный случай: упал, петляя путями водки, ударился головой о трубу по пьяни, и все — зовите жнеца.  — Не, пиздюк, ты мне одно скажи: ты точно не белочка? — в сотый раз спросил Купорос. — Точно, — в сотый раз ответил Андрей. Они сидели на покосившейся лавке и бесцельно смотрели на лежащее в траве под трубами тело — дворник найдет его только завтра. Рядом стояли бутылки; Андрей насчитал шесть, и ему наскучило. Развлечений у местных было не так много. Посмертно мужик был уже не таким синим, но какой-то флер присутствовал; пообщались немного «за жизнь», как будто еще не перешли черту, тот не выкупил шутку Андрея про Аватара, а потом их обоих облаяла большая рыжая псина. Купорос пояснил, что это Динка, и у нее недавно щенки родились, вот и негодует. Домик ей под теплоцентралью соорудили, как могли, подкармливали. Хороший был человек, только потерявшийся сильно. Тут же подрабатывал слесарем раньше, с работягами дружил, после смен выпивали вместе. Пока интерес ко второму не перевесил.  Купорос задумчиво посмотрел на подернутое сумерками и смогом небо. — Так может, это самое, по пивку за знакомство? — не то, чтобы у них это в принципе могло получиться в нынешнем измерении, но Андрей на всякий случай сказал: — Мне нельзя. Не хотелось кончить как-то… так же. Было дело, Федор с Бесединым его из сугробов вылавливали бухого в доски. Новый Год зимней депрессии не помеха. — Понял, — кивнул Купорос. — Не осуждаю. По рукам тогда? — По рукам, — и Андрей протянул ему ладонь. Он уже начал привыкать к слепящим вспышкам, а вот одиночество после них тяготило. Он посидел так еще немного среди плит и труб, и отправился на следующий вызов.

***

— Никуда я с тобой не пойду. Да Андрей и сам бы с собой никуда не пошел, если уж быть честным. — Эльза Генриховна… Ее Событие — сердечный приступ — произошло три часа назад, но Андрею от этого легче не стало. Она уже успела обвинить его во всех смертных грехах и том, что он претендует на ее обставленную как Эрмитаж трешку в центре Петербурга; обозвала «иродом разноглазым» и попробовала окатить святой водой, но ожидаемо не смогла взять бутыль с уставленной образами полки. На оправдания Андрея, что ему и свой съем пока что не особо нужен, она гарпией метнулась к сейфу в стене. Эльза Генриховна была несговорчивой, состоятельной, и очень любила жизнь.  — Крестов понавесил, а на руках черти пляшут, — распалялась она. Видела ведь уже саму себя, лежащую на кухонном паркете елочкой, а все не верила. Налетела на серьгу Андрея, как сорока на блестяшку; да и рукава футболки татуировок не скрывали, и ему стало неловко. После «нестыковки» в его образе ничего глобально не поменялось.   — Да это просто… искусство, — он мялся как первокурсник перед строгим преподом. Вот-вот завалят.   — Искусство! — передразнила его Эльза Генриховна. — Милый мой, я сорок пять лет искусствоведом отработала, так что авторитетно заявляю: это не искусство, а мазня. Спорить с ней было бесполезно. — Извините, — принял поражение Андрей. — Я вот сорок пять лет даже еще не жил. Мазня, и пусть, — даже как-то прикрыться постарался, чтобы ее лишний раз не нервировать. — Вы, ну… умерли просто, — закончил он уже полушепотом. Думал, что Эльза Генриховна ему своим маникюром сейчас все лицо расцарапает, и поднял черный блокнот на манер щита. Ненароком снова показывая ей свои демонические татуировки — было дело, снились ему эти скалящиеся рожи недели две подряд. Как отпустило, решил увековечить на предплечье. Федор с Бесединым на него как на умалишенного смотрели тогда; хотя, они и до этого так смотрели. К удивлению Андрея, на него не накинулись с увешанными золотом кулаками. Призрачные камни в украшениях Эльзы Генриховны как-то разом померкли; кольца у нее были, что кастеты, но риска отхватить искусствоведческой утонченностью по зубам поубавилось. — Так я не сплю? — спросила она.  И Андрей сказал: — Мне правда очень жаль. — Боже, — Эльза Генриховна сухонькими ручками сжала его ладонь. — Так получается, что и ты… — она не смогла договорить. — Молодой совсем. — Я не знаю, — Андрей вдруг почувствовал странное тепло. Морщинистая кожа женщины была на ощупь как бархат, расшитый бриллиантовыми бисеринами. — Мне пока не сказали. Да и речь сейчас шла не о нем. Но Эльза Генриховна пожелала ему удачи, прежде чем уйти. Эта встреча почему-то пошатнула едва начавшую нарастать корку хладнокровия на сердце Андрея; он-то думал, что вольется, профдеформируется, и не будет скорбеть по усопшим. Да как бы не так. Он отметил убывшую, шмыгнул носом и покинул осиротевшую квартиру.  Выпрыгнувшая из дверки на часах механическая кукушка прокуковала восемь раз.

***

Федор теперь мог смело пить энергетики без сахара, потому что весь сахар уже находился в нем. Добрался до таких запасов, о которых Андрей и сам забыл. Ему даже стало как-то стыдно за свои нычки, было в этом что-то нездоровое, видимо. — Охуеваете, мсье, — Андрей мог только многозначительно цокнуть языком от такой наглости. — Не слипнется у Вас? В этот раз заскочил Беседин — они с Ра старались держаться друг от друга подальше, будто делили территорию; Андрей тенью мотался за ними, потому что наблюдать, как Ра прячет свои игрушки под холодильник было забавно. Беседин принципиально доставал их оттуда линейкой, а Ра с мстительным удовольствием вцеплялся в его русы косыньки. Федору же были побоку их распри, потому что он был близок к тому, чтобы удариться в конспирологию. — Да здоров он, сука такая, — то ли разочарованно то ли обрадованно протянул он, закусывая энергос халвой в шоколаде. Андрей вздохнул. — Только не просыпается никак. — Целовать пробовали? — от шутки Беседина на кухне как будто потемнело. Ну, или это напряжение просело. Они в своей компании черный юмор уважали, даже чересчур сильно. — Может, ему в больницу кошака принести? — Федор задумчиво почесал в затылке. И как-то подозрительно покосился в сторону переноски Ра. Ра в поездках всегда очень нервничал, и потом весь день был не в настроении, что его выдернули из теплой постельки. — Не вздумай, — предупредил его Андрей. — Въебу. — Не вздумай, — Беседин повертел в руках конфету. — Очухается и въебет. С Бесединым вообще было очень приятно иметь дело. 

***

На следующий вызов его перенесло так быстро, что будь Андрей в осязаемом теле, у него бы забарахлила вестибулярка. А так, его только слегка размазало по обшитой деревом стене, на которой висела голова оленя. «Зловещие мертвецы», сцена со смехом, здравствуйте. Мертвец здесь, действительно, имелся. Но на зловещего по мнению Андрея не тянул. К счастью. По спискам проходил скромно: Арсенич. А жил-то вовсе не скромно, раз ухитрился преставиться в двухэтажном загородном доме, где в коридоре висел портрет, как две капли воды похожий на лежащего возле лестницы невысокого коренастого мужчину. Он нашел себя первым, почему-то с облегчением выдохнув:  — Туда тебе и дорога, Дмитрий Арсеньевич. Обернулся и вздрогнул, вперившись взглядом в серп у Андрея на груди. — А у вас… там, — он красноречиво указал на потолок. — теперь все такие? Купидончик, что ли? Андрея, успевшего побывать и белочкой, и иродом, уже мало что могло удивить. — Буду кем захотите, — пожал плечами он. — Как Вы уже поняли, Дмитрий Арсеньевич… — вот оно, смирение. Уже и дежурный тон вырабатываться начал.   — Просто Арсенич зови меня, будь лапочкой, — хохотнул мужик. — Помер я. Лысоватый, на пальцах перстни, на шее золотая цепь, вид… бандитский немного. Из братков, что ли. А находились они в лесополосе, так-то. Хорошо, что душу в кислоте в ванне было не растворить — ну, если только в лизергиновой, но это была бы уже другая история. — Все так, — Андрей нервно покусывал колпачок ручки. — Я должен Вас… проводить. — В Ад или в Рай? — как-то всерьез забеспокоился Арсенич. — Подсчетом дел бухгалтерия занимается, — ответил Андрей. — Не ко мне, извините. Слово «бухгалтерия» заставило Арсенича напрячься еще сильнее; и он вывалил на Андрея историю всей своей жизни, от учебы в ПТУ до первого развода и ростков предпринимательства, и «а как честно-то жить?», сменяющееся на «да если б ты че понимал, купидончик, бля». Андрей не перебивал, просто слушал, облокотившись на дубовые перила. — Знал же, что коньяк отравлен, а выпил все равно, — Арсенич кивнул на стеклянный столик возле мини-бара. — Нечего терять мне.  Сеть ювелирных магазинов, заказ конкурентов, скорее всего. Просили убрать «естественным путем». Речь у него немного путалась, словно он уже много лет никому не изливал душу, а тут вдруг представилась возможность выговориться, как на исповеди. И сыпал, сыпал событиями из жизни как горохом из порванного мешка: «Ты на сына моего похож — тот тоже вечно волосы красил, как этот самый. Наркота его в могилу свела, эх, купидончик, если б я только раньше заметил». На этом месте Андрею стало и вовсе не по себе. Невозможно угадать, когда это начнется, пока оно не начнется. Он свой ошейник уже выбрал. Шипастый такой, чтоб точно в узде удержал. Таймер давно уже был по нулям, когда Арсенич, наконец, успокоился. Спросил только: — Скажи, есть шанс, что я теперь Леньку своего увижу? — Надеюсь, Арсенич, — Андрей посмотрел ему прямо в глаза перед рукопожатием. В них стояли фантомные слезы. — Надеюсь.

***

С Андрея все еще стекали капли дождя когда он вернулся в квартиру к Федору. Тот только пробормотал: «что за чертовщина» и вытер свежие водянистые следы. Ливень не переставал, Ра внимательно следил за бегущими по стеклу струйками. День рождения наоборот. Он, Андрей — обратный аист. У пацаненка — ворох тревожных мыслей перед сном, слишком неповоротливых для его разума. Андрея перенесло прямо к началу похоронной церемонии, и душа умершей попросила не забирать ее, пока тело не будет предано земле; хотела еще немного побыть с сыном. Так Андрей узнал, что его могут видеть не только животные, но и дети. А дети любили задавать вопросы.  Хотелось послать все к черту, вытрясти мерзкий осадок из души. Даже правое колено как будто заныло, как при жизни на смену погоды. — Андрюха? — позвал Федор. Едва не запнулся о коробки с энергетиками в коридоре. Отлично, ту злосчастную партию таки смогут продать. — Андрей, это ты? Андрей сполз по стене и сел на пол, привычно выпрямив ногу, что обычно беспокоила.  — Ну, я. Магии не случилось, и Федор его не услышал. Даже Пустота к нему больше не являлась. — Не хватает тебя, пиздец. Андрею тоже их всех не хватало. Федор сновал туда-сюда в своей красной кожанке, заносил товар из машины. Или плакал, или под дождем вымок так — аж с бороды капало. — Держись там, — попытался достучаться до него Андрей. Знать бы, как эта чертова посмертная связь работает, да хоть весточку отправить. Внезапно, Федор замер как был, с коробкой в обнимку, и сказал: — Надо держаться. В приоткрытое окно на кухне захлестывал дождь, заставляя Ра недовольно потрясти подмоченными лапками. Он зашипел, и Андрей хотел верить, что хотя бы в этот раз не из-за него.

***

Акриловая ванна была залита кровью, хоть порезы и были не слишком-то серьезные; Андрей понятия не имел, как он определил это на глаз, как схватил полотенце, отдирая крючок-стикер от стены. Как будто и вовсе не должен был оказаться здесь — в списке даже имени не было, просто появившаяся вне графика надпись: «???» — но, видимо, к «неопределившимся» жнецов тоже вызывали. Руки были искромсаны конкретно, хоть и поперек: несчастная любовь и все такое. Андрея закинуло прямо в разгар какой-то околоэмо тусы с приветом от группы «Китай», почему-то; ну ладно, пока. Совсем ебнулись. Вернули, блядь, ноль-седьмые по сценарию Гай Германики. — Тебя тут не было, — бледными губами прошептал кучерявый парнишка. У него даже на лице были кровавые веснушки, что акварелью ложились на раскраску из партаков. Что-то очень концептуальное, но некогда было рассматривать.   — А не похуй? — Андрей плотнее сжал обернутые полотенцем запястья. — Главное, чтобы ты тут был. То ли это Пустота что-то накосячила с его настройками, или матрица начала основательно сбоить; то ли это и он, и этот бедолага застряли между мирами и вошли в контакт. Сквозь орущую музыку и пелену сигаретного дыма из комнаты доносились возгласы коллективной истерии: «А что мы будем делать, если он сейчас откинется?» — «Да не должен.» — «Это все из-за тебя.» Безответная любовь заглянула в ванную и охнула, прикрыв рот ладонью. — В скорую звони! — крикнул ей отчаявшийся Андрей. Она почему-то ответила: «сейчас», и выбежала в коридор, пока Андрей старался удержать парня в сознании. Ну натворил глупостей по пьяни, ну бывает, не забирать же сразу.  Лезвие валялось тут же, на кафеле, а в слив ванны утекали щедро сдобренные алкоголем красные струи. — Щас, потерпи, добрые доктора приедут и спасут тебя, — вслепую обещал Андрей. Хватка была крепкой, видимо, им и не возбранялось помогать Объектам баланса ради. — Цени жизнь, или, бля, хотя бы то, что тебе не приходится ссать через катетер, понял? Тот слабо кивнул. Судя по перекрытым поплывшими татуировками шрамам, был «не первый год замужем». Вскоре девчонка, на этот раз с работниками скорой, снова влетела в ванную; они оттеснили Андрея так, как будто могли его видеть и осязать. Он в очередной раз подумал, что сходит с ума, а потом почему-то очутился сразу возле парадной. Сегодня его проекцию конкретно глючило. Кудрявый в сопровождении врачей и той самой пассии залез в машину скорой; отлично, значит не до беспамятства кровью истек. В блокноте Андрея больше ничего не было. Как и чужой крови на его руках. Он устало посмотрел вслед отъезжающим медикам и парочке, и выдохнул: — Совет да любовь, придурки. Дождь шел третий день.

***

Асимметрия черт сохранилась, что было хорошим знаком — «маска Гиппократа» ему пока не грозила, а значит, в запасе оставалось время. Время на то, чтобы разобраться, как можно хакнуть эту систему, раз уж они так хитро биохакнули его. Корни осветленных волос чуть отросли, нос как будто заострился и стал еще длиннее; выглядел Андрей вымотанно. Или была виновата недельная щетина, или и вправду вымотался. Плюс все эти капельницы и трубки, о назначении которых он старался не думать. Из реанимации перевели в палату, потому что ИВЛ не требовалось, но лежал он там пока один. Может быть, друзья как-то подсуетились. Потому что, если бы не сдерживающий Федора Беседин, тот бы переругался уже со всем персоналом. «Нет, ничего не понятно. Да, все еще, и вообще: вы не близкие родственники, так что разговаривать с вами мы не обязаны», — впаривали им. А близкие родственники все никак не могли ни долететь, ни доехать. Было немного обидно, но с другой стороны, так было даже спокойнее. Меньше плачущих возле больничной койки страдальцев, которых потом нужно было бы отпаивать валокордином или чем покрепче. От вида постепенно теряющих оптимизм Федора и Беседина начинало болеть сердце, да когда уже ему, блядь, отключат все чувства? Поэтому в больнице себя Андрей старался не навещать. Но сегодня что-то вдруг потянуло; быть там дважды третьим лишним он долго не вытерпел.  — А я говорю: руку мою сжал, — донеслось ему вслед. Федор все еще надеялся. — Да наверное, нервный тик, или что-то типа того, — а вот Беседин был реалистом. — А че ему нервничать-то? — Ну не знаю. Может, голос твой заебал. Их дискуссию Андрей дослушивать не стал. В коридоре сегодня было как-то пусто; на долю дежурных, наконец, выпала спокойная смена. Медсестра на ресепшене дремала, врачи не носились по лестницам сломя голову. Но носился кое-кто другой.  — Эй! — окликнул Андрей, увидев знакомую черную футболку с серпом. — Подожди, — и побежал в конец коридора. Он нагнал высокого парня, когда тот уже заворачивал за угол; быстро что-то пометил в блокноте, и с сочувствием посмотрел на Андрея. — Тоже тут зашиваешься? — Не, я вон там… отдыхаю, — он кивнул в сторону палаты. Записей на страницах сегодня не было. Выходной, считай. Его смерили проницательным взглядом.  — А, так это ты. Вот и встретились, наконец, — жнец протянул руку. Контактировать на физическом уровне друг с другом они по долгу службы могли. — Слава. — Андрей.  — Знаю, да. Игорéвич? — Федорóвич, — мрачно поправил его Андрей. Вот всегда так. За неполных тридцать лет стадии принятия он так и не достиг. — Без обид, — Слава снова что-то черкнул в блокноте. — Сам понимаешь, ненормированный график забора душ, в именах вечно путаница из-за того, что в списках отображается то, как Объект назвали в последний раз при жизни. Ладно, если там хотя бы фамилия. А то бывает и «зая» какая-нибудь. «Заи» ему пока не попадались.  — Или вообще без имени, — вздохнул Андрей. — Так это ты забыл меня забрать? Слава кивнул и сделал неопределенный жест рукой. — Я не забыл. Бухгалтера накосячили, — он загнанно потер лоб. — Ну правда. Редко такое бывает. — Мне нужно с ними поговорить, — твердо сказал Андрей. Взятку дать, заболтать, контракт кровью подписать — что угодно в пределах разумного. Себя уже-любимого надо было выкупать обратно из этого инфернального рабства. — У Вани и… второго Вани и так завал сейчас, они тебя нахер пошлют. — Уже там, считай, — парировал Андрей. Нужно было подсекать, пока Слава был на крючке переговоров. — Кто еще? — Серафим. — Шестикрылый? — Ты ебнулся? — с чувством поинтересовался Слава. Андрей молча кивнул. И почему надо было делать пересчет именно тогда, когда он только-только жить начал. Лет шесть-семь назад никто бы и не удивился. Распили бы водочки из пластиковых стаканчиков, закусили корочкой хлеба, и сбацали бы что-нибудь в ля-миноре на гитарке. А вот сейчас… Как никогда хотелось бороться за справедливость. Видимо, у него было очень говорящее выражение лица, потому что его вдруг ободряюще похлопали по плечу. — Не ведись на пафос, Андрейка, — посоветовал Слава. — Может, что и выгорит. Осталось только узнать: адским пламенем или светом в конце туннеля.

***

— Да пошли вы. Андрей даже не стал договаривать куда именно им стоит идти, просто захлопнув блокнот. «Игнатьев Ф., 16:52:03». Решили добить Андрея контрольным в голову, чего уж тут. Без промаха, раз мишень не в состоянии убежать. Обратному отсчету было наплевать на его чувства. Было утро, и Федор, только что покормив Ра, уехал к Андрею в больницу. По его новой теории, разговоры должны были помочь. В интернете статей и советов начитался, и экспериментировал теперь. До этого пару раз тайком пробовал колоть Андрею кончики пальцев иголкой, но результата это не дало. С одной стороны, было даже как-то интересно, до чего еще он додумается; с другой стороны, Андрей уже начинал бояться такой прыти.  — Рано, дорогой, — он подумывал просто вырвать страницу и списать все на забывчивость. — Рано тебе на покой. А Федор, сидящий возле бесчувственного тела, и знать не знал, что ему оставалось жить около семнадцати часов. Он действительно разговаривал с Андреем, рассказывал про то, какой Ра теплый, пузатый и прикольный, и как мило посапывает, когда спит. Нет, не на груди, а просто рядом. Это он только у тебя на груди спит, принципам не изменяет. Кушает хорошо, игрушками делится, на Беседина косо смотрит. Скучает. И я скучаю, и… Так больше продолжаться не могло. Когда Андрей вылетел из палаты, дверь почему-то хлопнула, заставив Федора подскочить на стуле. Сквозняк, наверное. — Я готов уйти, — Андрей помахал в воздухе блокнотом со вложенной в него покусанной ручкой. — Слышишь? Вписать туда уже свое имя, наконец, что ли. Вот что остальные жнецы будут делать? Должны были забрать, ну вот пусть сейчас и разгребают косяки своих нормировщиков, а Федору будут обеспечены сто лет безбедной жизни, до следующего глобального переучета. — Слышу. Ему и слушать-то было нечем, но рваный капюшон склонился под углом заинтересованности. Черноты было как будто больше в этот раз. — Ну и? — Ты должен забрать Федора, — донеслось из Пустоты. Андрей вспомнил о сожранных им заначках и притворно вздохнул: — Слиплась, что ли? Пустоте нечем было смотреть на него как на больного, но она посмотрела. — Ты совсем ничего не понимаешь? — Понимаю, — Андрей нервно дернул головой в сторону двери. — Понимаю, что ваша система трещит по швам, и вы нихуя не можете договориться даже между собой. А все туда же, решать, кто должен жить, а кто нет. Ну так и я тогда решил: жить будет Федор, — он еще раз попробовал заглянуть под балахон. — Понял? Распрямляй мне кардиограмму. О сказанном не жалел ни капли: во-первых, потому что действительно накипело. Во-вторых, потому что оставлять Ра полным сиротой было бы верхом свинства, а на Беседина у него была аллергия, и они вместе бы вряд ли ужились. Больше кота забирать было некому. В-третьих, потому что все равно надеялся остаться в плюсе. — Хорошо подумал? — настороженно спросили у него. — Косу неси, — сквозь зубы выцедил Андрей. И только сейчас заметил, что вокруг них с Пустотой собрался целый консилиум. Пришел Слава, которого он уже знал, даже кивнул в знак приветствия. Чуть поодаль стояли два парня: один в очках, другой грустный. Оба прижимали к груди журналы, побольше и потолще жнецовских блокнотов. Видимо, те самые бухгалтера, которых на адские вилы поднять мало. И еще жнецы подтянулись, и жницы. Разного возраста, парочка бойких старушек в фирменной черной одежде переглядывались с юношами ботанского вида и посмеивались. Видимо, такие скандалы тут случались редко, раз весь отдел пришел посмотреть. Да Андрей, в принципе, еще и не начинал скандалить. Не хотелось упускать возможности послать нахуй разом всех причастных, но материться при пожилых жнецах тоже было как-то невежливо. — Можете дать вашему Славе премию за то, что он наконец-то меня заберет, — начал Андрей. Слава как-то стушевался, пробормотав «а че я-то», и попытался затеряться среди толпы. С его ростом это не получилось. Пустоту заело на одной фразе. — Ты точно хорошо подумал? Андрей кивнул. — Дайте уже помереть спокойно, сколько можно тянуть. — А Федор… — Хоть киселя на моих поминках наебнет, — Андрей обвел взглядом всех присутствующих. — А то он у меня дома уже все сладкое сожрал, скоро гель для душа с запахом шоколада в кофе вместо сиропа добавлять будет. Кто-то захихикал. Одна из жниц пометила что-то в блокноте. Разговор зашел в тупик. — Не, ну я в такой ситуации тоже бы, наверное, психовал, — вдруг подал голос парень в очках. — Чисто гипотетически, его хрен теперь куда присунешь. — Не надо мой хрен никуда присовывать, — теперь все снова смотрели на Андрея. — Че делать, скажи лучше. Пустота забеспокоилась всем балахоном.  — Ваня, да что ты… — Думаешь, мне было приятно, когда меня сразу после аварии в НИИ сюда загребли? — видимо, накипело тут не только у Андрея. А грустный парень стал еще грустнее; стоял, уперев журнал в подбородок и просто ждал, пока Ваню отпустит. — Даже не объяснили ничего. Этот хоть объясняет перед тем, как руку пожать. Работали вместе еще в шестидесятых, у тезки вон травма до сих пор, нормально дебет с кредитом свести не может, дурачина такой, а потом такие эксцессы. Ни Экселя, ни технологий, был бы жив — уволился бы, нет, к конкурентам бы перевелся и документацию бы всю слил им. Слава только молодец, пятилетка за три года, ну или это они посчитали так. Это было уже интересно. Андрей умудрился влезть в какой-то невидимый глазу конфликт и вскрыть зреющий гнойник коррупции. Не сказать, что большой вклад, но хоть что-то. Жаль, что жнецы сюда не на митинг вышли, а то было бы эпично. — Даже ребенку смог концепт смерти распедалить на понятном, — тот самый Ваня, который, по словам Славы должен был послать его нахер, сейчас, кажется, накидывал ему баллы. Да малой сам до всего додумался, но Андрей спорить не стал. — Суициднику тому помог вместо себя. Нельзя его отрубать.  Облик Пустоты начал колебаться. Начал прислушиваться всем тем, чего у него не было. Как будто даже он мог чувствовать, и блефовал насчет «никак». Пристально посмотрел на Ваню, на второго Ваню, на Славу. Потом на Андрея, как будто в первый раз видел его по-настоящему. — Переводим в другой отдел, — решил он. Андрея это не особо устраивало, но мертвее он себя не почувствовал. — В какой? — Который создадим, — уклончиво ответила Пустота. — А Федор? — Проживет долгую и счастливую, — слова вдруг начали растягиваться как пленка на зажеванной аудиокассете, а стены и пол больничного коридора замелькали белыми вспышками, — жизнь. Пустота сказала что-то еще, но Андрей не расслышал; его потянуло к свету, который вдруг внезапно сменился тьмой.

***

Ощущения были такие, как будто сделал «солнышко» на качелях; как будто упал куда-то во сне и резко проснулся.  Андрей проснулся. В своем теле на этот раз. Кровать, как и запомнилось, была жесткой, одеяло кололось даже через пододеяльник, а истыканная иглами рука занемела. Кажется, у экспериментов Федора был эффект — кончики пальцев саднило.    — Андрей? — тот моргнул и увидел лицо Федора в сантиметре от своего. — Слышишь меня? Андрей быстро закивал; хотел ответить, но никак не мог отдышаться, надышаться и осознать, что его побитые никотином легкие работают в штатном режиме. Сердце колотилось, будто отрабатывая всплески адреналина, которые он ловил, будучи жнецом. — Ты… эй, — Федор подсунул руку под его дрожащие плечи. — От кого убегал? — Ни от кого, — просипел Андрей; забыл, как связки работают. И не врал ведь, как можно убежать от того, чего не существует? Пустота была везде и нигде одновременно. Но нужно было держать марку и ляпнуть что-то максимально несуразное, чтобы Федор не сомневался, что к нему вернулся именно Тот Самый Андрей, поэтому он выдал: — Бля, выведи меня покурить, умоляю. Федор засмеялся. А может, заплакал. А может, вспомнил про тот дождливый день и следы в прихожей. Крепко обнял, гладя по спине и удерживая в полусидячем положении, и, хоть это было не слишком-то удобно из-за капельницы, Андрей обнял его в ответ. Уткнулся носом в шею, и как же хорошо было просто чувствовать: дуновение ветра, терпкий парфюм Федора, да даже тянущийся из коридора шлейф чертовой хлорки. — Я сейчас позову кого-нибудь, — отмер Федор. — Ты у них тут как восьмое чудо света. И торопливо вышел из палаты, чтобы Андрей не увидел, как тот незаметно вытирает глаза рукавом.

***

Ему посоветовали пропить витамины. И всего-то, да, «ничего не найдено, наверное, усталость так сказалась». Андрей не винил врачей, они и правда были бессильны в его случае. Поудивлялись только, убедились, что он не собирается больше отключаться, и сказали: все, свободен. Жив-здоров, как новенький, ну а что, возраст пока позволяет восстановиться, так радуйтесь, повезло Вам, Андрей Игоревич, повезло.  Выписали одним днем, потому что он очнулся до обеда. Федор еще раз радостно смотался к Андрею в квартиру, чтобы привезти чистую одежду, и по пути сообщить Беседину, которого судьба закинула на противоположный конец Петербурга, что их трио воссоединилось. Федору больше не нужно было умирать через семнадцать с копейками часов, но Андрей не мог понять, что творится у него на душе. Вроде бы, все спокойно, но возвращаться к полноценной жизни после такого суматошного посмертия было тревожно. Пока стояли в пробке по пути домой, Андрей в основном молчал, ковыряя вылезшие из клетчатой рубашки серые нитки. Несмотря на лето, никак не мог согреться, как будто его преследовал могильный холод. Это нервировало. Федор все порывался отменить командировку на производство, в область, чтобы первые пару дней пожить с Андреем и подстраховать, на случай, если тому снова станет плохо. — За мной Ра присмотрит, — сказал Андрей. — Можешь ехать спокойно. Федор даже как будто немного приуныл. — Странный ты, — и посмотрел так пристально, будто все пытался понять: а не подменили ли.  Андрей же просто пожал плечами. — Какой есть.

***

— Ра! — Андрей с ходу бухнулся на колени перед мурлыкающим котом. — Как же я скучал, — он впервые почувствовал себя по-настоящему живым только тогда, когда запустил пальцы в мягкую рыжую шерсть. — Как Федя себя вел, рассказывай, — шептал он, прижимая разомлевшего питомца к груди. — Не хулиганил? Кормил? — По расписанию, — гордо сказал Федор. — Послушный у тебя кошак. — Весь в меня. — Не дай Бог, — отшутился Федор и сразу сник. — А ты там, ну… свет в конце туннеля не видел? — Солнце, может отъебешься, а? — в тон ответил Андрей. — Без негатива. Он не собирался вдаваться в подробности. Из одной больницы забрали, так в другую сдадут после таких сказочек. Да и Федору в неведении будет спокойнее, а Беседину тем более — он за психику Андрея уже пятый год переживал, хоть и не подавал виду. Почему-то хотелось побыть одному, просто полистать соцсети и потискать Ра; но выдворять Федора восвояси после того, что тот для него сделал, казалось невежливым.   Андрей не знал, какой реакции от него ждали — да, он был рад вернуться в свое тело, и что ему больше не надо было мотаться по вызовам и смотреть на трупы; теперь вот уже становилось страшно. А тогда, в водовороте событий казалось, что вывозит все на раз-два. Может, и правда привиделось? Говорят же, что от кислородного голодания мозг еще и не такие штуки выкидывает. Ра, как мог, пытался его успокоить: терся о подбородок, с готовностью принимал ласку. Так страдал без хозяина, пока тот, другой — «чужой» — смотрел на него из угла спальни. Андрей непроизвольно всхлипнул. Федор поставил чайник.    К выписке у Андрея дома не осталось даже рафинада, который полгода пылился на полке в кухне. Да, в принципе, и ладно — меньше соблазнов. Главное, что у Ра в поилке была вода, и приятным бонусом квартира сияла чистотой. Андрею было неловко. Как будто Федор слишком много узнал о нем без него. Чай пили без сахара. — Так выходит, там нет ничего? — Федор взялся за старое, любопытство перевешивало.  Андрей уставился в свое отражение на дне кружки. — А ты ждал, что мы с тобой горшки лепить пойдем? Федор смутился. Даже как-то покраснел. Или чай был слишком горячим. — Да хрен знает. Просто иногда казалось, что я тебя как-то… чувствовал.  — Фильмов ты насмотрелся, Федор, — многозначительно вздохнул Андрей. Все-таки, это не клиническая смерть была, чтобы друг себе так голову этим забивал. И тут же добавил: — Спасибо тебе. И за кота, и за… все. Я мало что помню, правда. Как будто просто спать лег неделю назад. Андрей помнил слишком много. Ра дремал у него на коленях, утепляя джинсы своей шерстью. — Да я понимаю, — Федор протянул руку и почесал кота за ухом. Тот сладко всхрапнул и прикрыл нос хвостом. — Ладно, не буду больше тебя заебывать. Ничего не болит? — Не болит, — даже было странно как-то. Он думал, что все на свете себе отлежал. Физически все было в порядке, но что-то не давало покоя. Душа болела, наверное. Как будто ее пришили обратно, как тень Питера Пэна. Но Федора ответ Андрея вполне удовлетворил.

***

Ра с громким топотом спрыгнул со стиральной машинки и выкатился из ванной. Пошел ко сну готовиться, ждать Андрея на кровати. Тот как раз чистил зубы, когда за спиной будто раздались статические помехи. Как электрический разряд, даже в груди чуть кольнуло. По позвоночнику потянуло сквозняком.  Федора и Беседина не было в городе уже три дня; Андрея с собой в командировку никто даже не звал — знали, что он с котом ни за что теперь не расстанется. Сидел дома, принимал заказы и отвечал на отзывы в привычной манере. Публичный имидж, как-никак. Если узнают, что у него случился сердечный приступ, пока он был один — сами добьют. — Извините… Андрей, подавившись мятной пастой, чуть к праотцам не отправился. Даже не мог повернуться на женский голос, пока отплевывался и полоскал рот. — Извините, — раздалось уже с искренним сожалением. — Не хотела Вас напугать. «Может, я просто дверь не запер?» — без надежды подумал он. И обернулся настолько резко, что теперь испугалась уже его гостья — сделала шаг назад, вскинув руки в защитном жесте. На левом предплечье багрово-фиолетовыми ветвями змеился кровоподтек. «Переводим в другой отдел.» — «В какой?» — «Который создадим.» Вот теперь Андрей понял. У девчонки были розовые волосы, стрелки на глазах — белок левого был черно-красным. Вместо «ты кто такая?» Андрей спросил: — Молнию оседлала? — В буквальном смысле, — усмехнулась она. Лето выдалось грозовым. — Я больше никого не забираю, — сказал Андрей. — Меня перекинуло к Проводнику, — она пожала здоровым плечом. По-привычке, болеть больше ничего не должно было. Тоже еще не осознала в полной мере, что уже умерла. О ней написали в новостях несколько часов назад; случайно на глаза попалось, он подумал еще: «вот бедняга». Андрей задержал дыхание. Если запаникует сейчас, то и ей это передастся, а там и Ра опять начнет нервничать. — Так, спокойно, — пробормотал он. Скорее, для себя. — Пойдем. Для того, чтобы жнец мог забрать душу, нужно было, чтобы ее ничего не связывало с миром живых. Некоторые нити было очень тяжело отрезать, Андрей в этом уже убедился на собственном опыте. Выходит, что и статус у него был глючно-неполный из-за коматозного состояния, а раз он существовал в двух измерениях одновременно, оставался каким-то слишком человечным и эмпатичным. На это намекал Ваня. Это усекла Пустота. Так из Сэма Уита его повысили до Оды Мэй Браун. Кофе с девушкой было уже не попить, но она явно хотела выговориться. И Андрей проводил ее на кухню, по ходу подбирая слова; речи теперь стоило готовить заранее. Так вот она, его плата по счету, чаевые включены. За себя, за Федора, которого он фактически выменял на свое новое проклятье. Принять и не бояться, принять и не бояться, принять и — — Я просто шла по улице, а потом… Она машинально потерла место удара молнии на шее, как будто надеялась, что это просто грим, и его можно смыть. Предыдущие души не выглядели такими… поломанными. Андрей мельком посмотрел в окно и увидел небольшую очередь во дворе — они стояли там с поднятыми головами, как в дешевом ужастике. Готовы были лететь на свет в окне, как мотыльки. Крипота, но он надеялся привыкнуть. Лишь бы не выглядели слишком кроваво; стоило как-то обсудить этот вопрос с Пустотой.  — Главное, кота моего не пугайте, — Андрей погрозил пальцем в окно. Ра придется немножко подождать, пока он не выбьет себе более удобный график. — Ну давай, рассказывай, — он указал девушке на стул. Пусть присядет на дорожку. Ночь обещала быть длинной. Нужно было завести блокнот потолще.