Перебирая октавы

      Наступил последний день перед выступлением. В классе виолончелистов царила атмосфера нетерпения покончить поскорее с этим экзаменом и заняться подготовкой к другим. Первый семестр богат на испытания для них. У других инструментов-первокурсников такого нагромождения проверок навыков и знаний не было: просто у них это ещё впереди. В перерыве между занятиями студенты-виолончелисты обсуждали кто с кем играет в дуэте в коридоре.       — …Роль арфистки в моем исполнении просто поводить рукой по струнам. И так музыка красивая, зачем перенапрягать себя?       — Повезло. Представляешь, мой скрипач вообще хотел предложить мне сыграть Паганини.       — Ну да, сразу видно его амбиции. Его исполнить из нас всех на виолончели разве что Чон Си Ын сможет…       — Кста-а-ати, мне кто-то сказал, что Ли Сын Чан всё-таки играет с…       — Эй, Си Ын! — слишком громко над ухом говорит Пак Юн-а и берёт Си Ын под руку. Девушка вздрагивает. — А как… То есть а почему ты… Эм… Так вцепилась в свои руки?       «Сын Чан кому-то аккомпанирует?» Девушка переводит удивлённый взгляд на одногруппницу.       — А… Я… Просто… Холодно…       Си Ын смотрит на свои кисти рук. Они не прошли, и ей будто больнее играть с каждым днём. Что ей делать? Как по-быстрому снять боль? Она явно переиграла, но она не имеет права на отдых, если дело в этом. Девушка оглядела своих одногруппников. Кому аккомпанирует Сын Чан?       — Хочешь тогда я дам тебе свою куртку? — предлагает Пак Юн-а.       — Спасибо, не надо, ты сама грейся.       — Ты выглядишь измученной, Си Ын, — тихо говорит она.       Не только выглядит измученной. Она и по ощущениям измученная. По эмоциональному состоянию измучена. Теперь ещё и узнаёт, что Сын Чан, возможно, будет с кем-то играть в дуэте, кто не является ей! Си Ын просто надоело прогонять одни и те же мысли в голове, но она не знала, как ей их не прогонять — разве что получить свой заветный высокий балл.       — Спать просто хочется, — уверяет Юн-а она и демонстративно зевает.       — Ну… Завтра экзамен! После него можно будет отдохнуть и как следует отоспаться!       Конечно. Вот после него и отдохнёт.

***

      Чон Си Ын пришла на последнюю репетицию с Пэк Чжун Хёном. Они обменялись привычными приветствиями и заняли свои места у инструментов.       Несмотря на то, что это не его экзамен, Чжун Хён готовился так, словно это всё-таки его. Пианист слишком сильно старается не ошибиться, и из его сегодняшней игры ушла вся лёгкость и плавность, задуманная автором «Сицилианы». Девушка убирает смычок со струн. Музыка прерывается.       — Ты что, волнуешься, Чжун Хён? — интересуется студентка. — Это мне следует волноваться.       — Нет, не волнуюсь… Просто боюсь, что каким-то образом сыграю плохо.       Си Ын боится того же самого. Что сыграет плохо, что маме не понравится, что…       — Понятно… — прерывает она порочный круг мыслей. — Ну, я думаю, ты столько времени потратил на игру, что ты просто не можешь плохо выступить.       — Думаю, да, согласен. В то же время мне не терпится себя проявить на сцене.       — Просто не думай о плохом, — его надо подбодрить, всё-таки это её напарник, и ей нужно, чтобы он был в блестящей форме. Со своей блестящей формой Си Ын как-нибудь сама разберётся. — Мы отлично работаем вместе, более того, наши последние репетиции были волшебны.       Чжун Хён смотрит на Си Ын с лёгкой улыбкой.       — Я просто слышал, что Ли Сын Чан будет с кем-то выступать. До сих пор странно, что не с тобой, вы вроде были близки…       Виолончелистка сжимает челюсть. Вот и Пэк Чжун Хён переживает, что Сын Чан будет играть на сцене в один с ним день. Значит, он точно будет выступать. Всякий заволнуется, если узнает, что соревноваться придётся с лучшим пианистом Шаминада. «Какая же виолончель удовлетворяет твою музыкальную философию?»       — Ну, давай прогоним пьесу в последний раз, — превозмогая боль.

***

      С утра Си Ын встала задолго до будильника, чтобы нарядиться на выступление: всё равно спокойный сон не шёл. Хоть это и просто экзамен, атмосфера будет как на настоящем торжестве. Она смотрит на своё отражение в зеркале, когда завивает волосы, и пытается отрепетировать улыбку. Выглядит пока что печально. Дрожащие губы выдают её нервное состояние.       — Сегодня ты выложишься по полной, — тихо говорит она себе, когда маскирует тёмные круги. Её глаза покраснели от того, что она в последнее время мало спит и много накручивает себя.       Длинное тёмно-зелёное платье в пол с золотой каймой было на удивление удобным. Девушка удовлетворительно оглядела себя и вышла на улицу. Стояла осенняя дождливая погода.       С каждым шагом к Шаминаду, Си Ын чувствовала беспокойство. Действительно ли ей предстоит сегодня узнать, кто же оказался лучше неё для Сын Чана? Когда она пришла в концертный зал консерватории на дрожащих ногах, некоторые виолончелисты уже стояли за кулисами наготове. Си Ын нашла свободное место в гримёрке и распаковала свой инструмент. Он не пострадал под дождём. Девушка достала его и опустила глаза вниз. Она боится, что, если оторвёт от инструмента взгляд, то будет глазами искать Сын Чана.       Преподаватель объявил порядок выхода на сцену. Си Ын была практически в конце, но это не страшно: выступающих немного, выступления будут короткими. К ней подошёл Чжун Хён и поприветствовал.       — Си Ын, — кивает он. — Ты не волнуйся, хорошо? Просто расслабься.       — Угу, — неопределенно мычит она и пытается дышать глубоко, но усмирить быстро стучащее сердце у неё не получается. Она в итоге быстро прошерстила всех присутствующих глазами, и не увидела Сын Чана. Она не знает: хуже знать, что слухи не подтвердились или подтвердились? Си Ын мнёт руки и нервно переступает с одной ноги на другую. Нервный комок в груди нарастает с каждой секундой.       Экзаменаторы объявляют начало аттестации и на сцену выходит первый студент. Остальные виолончелисты стоят смирно за кулисами со своей парой и ждут своей очереди. На первом ряду сидят преподаватели во главе с директором Кертисом. Борясь с нервозностью, Си Ын касается покрасневших ушей ледяными пальцами и слегка потирает их, чтобы отвлечься.       Объявляют выход её одногруппницы Пак Юн-а. Исполнительница была в простом чёрном платье, без наворочек. А её партнёром был… «Ли Сын Чан?» Студенты за кулисами зашумели и кому-то пришлось шикнуть. Она не подозревала, что напарником миниатюрной девушки когда-либо мог стать… Он. Стремительная мысль «Он предпочёл мне… Юн-а?» сменилась мыслью: «Я же даже не задумалась, а с кем она будет выступать». Си Ын стало стыдно за невнимательность к подруге.       Они проходят на середину сцены и кланяются. Пак Юн-а даже садится, хотя ей свойственно играть стоя со специальным ремешком. Первой вступает виолончель. Юн-а играет первые десять нот. «Это… Променад из цикла «Картинки с выставки» Мусоргского?» Цикл был написан в память о друге композитора. Юн-а исполняет весело, со спокойной улыбкой на лице, её глаза закрыты. Си Ын с гордостью отмечает, что её советы не прошли мимо ушей: у Юн-а отличное исполнение и техника. Затем девушка слышит, как к музыке присоединяется фортепиано Сын Чана. Сама по себе песня была виртуозной, но пианист настолько увлёкся, что наполнил её множеством импровизаций. На его лице расцвела улыбка, он наслаждался тем, что исполняет. Дуэт ушёл от партитуры, добавляя мажорные аккорды и какие-то свои идеи. Си Ын была впечатлена их живой игрой, казалось, они просто веселятся, а не сдают экзамен. Ей кажется, что, когда эту игру слышат произведения искусства, они выходят из картин: люди, фантастические животные, герои прошлого. Вот каким волшебным было это исполнение. В то же время… Сын Чан был прав, когда говорил, что им вместе не сыграть, потому что на самом деле его игра куда выше уровнем, чем Си Ын думала. Она не находит слов, чтобы описать представление, которое он и Юн-а устроили. Кажется, исполнители полностью растворились в игре. И ни осталось ничего, кроме самой музыки.       Сыграл последний быстрый аккорд, и быстрое трёхминутное выступление друзей закончилось. Сын Чан оторвал взгляд от клавиш и посмотрел прямо перед собой: на Си Ын за кулисами. Она с шоком обнаружила, что его лицо, а затем и весь он сам стал расплываться. Она поняла, что её глаза наполнились слезами. Ей никогда не сыграть с ним в дуэте. Она не так хороша, как ей казалось, или как о ней говорили.       — Ну, по крайней мере они пытались сыграть по-классически, — замечает Чжун Хён. Си Ын незаметно смаргивает, когда зал наполняется аплодисментами.       Они выступают через два дуэта. Си Ын наскоро успокаивает себя после шквала эмоций от переделанного «Променада». Её бьёт дрожь. Интересно, мама уже в зале? Ей удалось найти нужный концертный зал? Си Ын поняла, что даже не сказала ей, где будет проходить её экзамен! Она быстро облокачивает виолончель о стенку.       — Эй, ты куда? — спрашивает её партнёр.       Но Си Ын не обращает внимания на вопрос Чжун Хёна. Она проходит в гримёрку и достаёт телефон из сумки, чтобы написать маме где проходит её концерт. Она мысленно формулирует сообщение куда и как той нужно будет пройти. Когда девушка разблокировала гаджет, она увидела, что ей пришло новое сообщение.       «Я только с самолёта. Я не успею на твой концерт.»       «Нет… Не может быть…» Си Ын потратила столько времени на репетиции, а мама не придёт на её выступление. Мало ей хватило того, что только что устроили Сын Чан с Юн-а на сцене, так ещё и пришло сухое сообщение от матери о том, что она не поддержит её из зала…       — Мы скоро выходим, — взволнованно предупреждает подошедший Чжун Хён, и виолончелистка в скором порядке убирает телефон. Но мысли из головы так же скоро убрать не получилось.       Си Ын берёт в руки инструмент. Она и Чжун Хён выходят на сцену после объявления и изящно кланяются зрителям. Девушка на автомате садится и кивает своему готовому аккомпаниатору. Звучит первый аккорд «Сицилианы»…       Из-под смычка вырывается фальшь. Струна «ре» решила тоже расстроиться из-за происходящего и выйти из строя. Чжун Хён перестаёт играть. С испуганными глазами Си Ын поворачивается к нему, тянет руку к колышку и просит сыграть ноту, чтобы настроить инструмент. В зале слышно покашливание экзаменаторов и смотрящих. Исполнительница настраивает ноту и поворачивается к зрителям. Она выдавливает из себя смущённую, как она думает, улыбку и тихонько кланяется, как бы благодаря за ожидание.       Она делает серию вдохов и начинает снова играть, и на этот раз инструмент её не подводит. Правильно, сначала надо успокоить тело, а потом начинать. На задворках сознания Си Ын растёт гнев на виолончель за то, что та чуть не опозорила её. А если бы струна порвалась? Упал бы порожек? Она бы не смогла вообще выйти на сцену! В ней растёт гнев на то, что у неё стали болеть запястья от игры. Тоже из-за виолончели. Никогда так не болели, но именно в этот период времени им нужно было заныть. Ох, виолончель, почему доказывать, что ты лучше, так мучительно? Превозмогая боль Си Ын автоматически выводила ноту за нотой, с вибрато и без. Сын Чан отказался с ней играть, чтобы сыграть с Пак Юн-а. С Пак Юн-а! Он решил помочь ей из-за его вежливости? Потому что он джентльмен и помогает дамам в беде? Юн-а сама попросила? Или это был он? Тем не менее, сыграть у них получилось очень живо и эмоционально… Ей так не сыграть…       Си Ын резко ощущает печаль. Ещё и мама не успела на выступление: её присутствие было бы утешительным. А было бы ли? Девушка так ждала этого события, что, видя других родителей в зале, её сердце сжимается. Она вспоминает свою первую преподавательницу мадам Хён, которая учила её владеть собой. Она дала бы ей совет как играть так, чтобы лучший пианист согласился с тобой на дуэт. Си Ын думала, что нашла друга, но он от неё отвернулся в ответственный момент. Выходит, в игре Юн-а есть то важное, что ищет Сын Чан?       Под конец «Сицилианы» Си Ын подумала, а что будет, если расколошматить свой инструмент прямо на сцене и, возможно, вылететь с позором из Шаминада за этот поступок? Ей больше не придётся угождать маме, ведь жить она будет на улице. Присоединится к Юн-а как настоящий уличный музыкант…       Си Ын чувствует такую печаль, что не замечает, что зал уже разрывается от аплодисментов. Она закончила играть. Чжун Хён встал из-за рояля и вышел в центр сцены. Си Ын тоже спешно встаёт и кланяется. Рука исполнительницы слегка дрожит, когда она прикладывает её к груди.       Дуэт уходит на кулисы. Девушка сразу же проходит в гримёрку и принимается быстро убирать инструмент в чехол с глаз долой. Её всё ещё переполняет чувство гнева и уныния от неудачи с настройкой инструмента. Её выступление не вышло идеальным как она хотела! Не так она себе это представляла… Она же вроде следила за тем, чтобы виолончель была настроена перед выходом. Или нет… Довольный Чжун Хён подходит, чтобы сказать, как он был горд сыграть с ней на сцене. Си Ын кивает ему. Скоро все доиграют и объявят перерыв на подведение результатов. Она понимает, что не хочет знать никакие результаты, так как она точно уже не получит высокий балл за провал с настройкой. Мама будет ей разочарована, она может попрощаться с отличным дипломом, друзей ей и так завести не удалось…       До боли смешно, как на одного человека может свалиться столько несчастий одновременно. Ещё и этот холодный осенний дождь нисколько не помогал её ситуации. Ноги Си Ын неосознанно вывели её на улицу, лишь бы не оставаться в этих стенах консерватории, где она не смогла как следует себя проявить.       Что ей делать? Куда идти после объявления результатов? Дома будет ждать только строгий мамин взгляд и вопрос о прошедшем экзамене. Ещё и исполнение получилось унылым. Си Ын садится на первую ступеньку лестницы перед входом в Шаминад. Что-то упирается ей в спину. Виолончель? Зачем она взяла её с собой? Она поспешно снимает её и бросает перед собой на дорожку. Ни один из студентов, выходящих из Шаминада, не остановился и не спросил, почему виолончелистка сидит в одном лишь платье на холодном мраморе ступенек под проливным дождём.       С каждой секундой, проведённой на улице, Си Ын становилось всё холоднее. Руки окоченели, кончики пальцев побелели, и она уже с трудом могла сжать их в кулак. Платье пропиталось влагой. С её волос капало так, будто на него вылили ведро ледяной воды, и, смирившись со своей участью, студентка сложила руки на колени и уткнулась в них головой. Она чувствует себя такой уставшей, такой опустошённой.       «Забавно», думает она, «лишь виолончель всегда рядом».       — Си Ын! — женский голос где-то сзади выкрикивает её имя.       — Си Ын! — вторит ей мужской.       Си Ын отнимает голову от колен, оборачивается и смотрит вверх. К ней спускаются Юн-а и Сын Чан с обеспокоенными лицами. Они вышли без зонтов: никто не думал, что поиски Си Ын они окончат на улице.       Девушка вскакивает и поднимает грязный мокрый чехол с виолончелью, прежде чем к ней спускаются. А куда ей бежать? Она обнимает свой инструмент в самообороне и в приступе гнева.       — Не подходите! — предупреждает она, но её словно не слышат. Тогда она поднимает его над головой и громко говорит, — Я её брошу в первого, кто подойдёт ко мне!       Юн-а прикрывает рот руками и останавливается, пятью ступенями повыше. Сын Чан спустился пониже, но тоже остановился. Оба в замешательстве размышляют, как начать диалог.       — Чего такого нет в моей игре, что есть в её?! — Си Ын кивает в сторону Юн-а, пока смотрит яростным взглядом на Сын Чана. Из-за дождя, попавшего ей в глаза, она постоянно моргает.       Пианист протягивает руку к девушке.       — Си Ын, ты простудишься и заболеешь! Пойдём внутрь.       — А какое тебе дело до этого, наш лучший пианист? — выкрикивает Си Ын. — Ты просто… Хотел поиздеваться надо мной? Конечно: «Погляди, как я играю, Си Ын! Тебе никогда не достигнуть моего уровня!..»       Боль отражается на лице Сын Чана, но он не перестаёт медленно спускаться по лестнице к Си Ын. Си Ын крепче сжимает футляр и рвано дышит. Он потяжелел на тонну. Острая боль в запястьях только больше разозлила.       — Отказать мне при всех? Это твоя философия?!       Сын Чан знает, что слишком инструмент тяжёлый для девушки, и что долго так она не продержится.       — Я был не прав…       — Чего не хватает в моей музыке, по мнению лучшего из лучших? Что же это?!       Юн-а в волнении кусает губы. Если бы она знала, какая большая обида затаилась у её подруги, она бы уделила ей больше внимания и заботы.       — Сначала мама не обращает на меня внимания, потому что она всегда в работе, потом ты говоришь мне, что я не подхожу твоей дурацкой философии, потом я вижу, что ты выступаешь с Юн-а… — её голос ломается, дрожащие руки сдаются в попытках и дальше удержать виолончель над головой. — С Юн-а! Затем меня чуть не подвёл мой инструмент… Я больше не хочу играть на нём!!! — выкрикивает девушка и опускает руки.       Но не слышит звука падающего футляра с инструментом. Вместо этого его ловит подскочивший Ли Сын Чан. Пак Юн-а тоже не стояла на месте, а быстро спустилась и обняла девушку, чтобы она никуда не убежала.       Си Ын пытается вырваться, сея проклятиями. Юн-а готова покляться, что ещё никогда таких слов то даже не слышала. Но это хорошо, думает она, её подруге станет легче, если она словесно выпустит всю боль. Ей и без того казалось, что Си Ын взорвётся, но не могла понять когда. Пусть сейчас больно, но она поймёт, как ошибалась. Как они все ошибались. Собственно, она говорит это вслух и чувствует ответные объятия от Си Ын. Она ощутила, как её подругу била дрожь. Ей нужно поскорее вернуться в здание. Им всем нужно.       Через минуту Си Ын успокаивается и отстраняется. И как маленькая Пак Юн-а умудрилась её удержать?       — Можешь отпустить меня Юн-а, я никуда не убегу.       Боковым зрением, она видит, что Сын Чан стоит рядом со спасённым инструментом за спиной. Дождь капал на его лицо, и он смешно моргал. Его идеальная форма промокла. Си Ын перевела взгляд на Юн-а. На неё в ответ смотрели её обеспокоенные глаза с бровями в форме домика. Её волосы прилипли к подбородку, а рот был открыт от проделанных усилий. Си Ын уверена, что выглядит даже хуже их двоих. Ей захотелось рассмеяться, но наверняка её спасители подумают, что она совсем с катушек съехала.       — Пойдёмте, пока нас не спохватились. Там только осталось дождаться объявления результатов, — оповещает Юн-а.       — Результаты никуда не испарятся, с преподавателями я всё улажу, — твердит Сын Чан, — лучше идти в медицинский кабинет, чтобы обсохнуть и отогреться.       Сын Чан берёт Си Ын за талию и ведёт вверх по лестнице. Юн-а идёт по другую от неё сторону, поддерживая за руки.       Они вновь вошли в консерваторию. Си Ын видит в отражающейся поверхности свой мокрый вид и испуганное лицо. Только сейчас она поняла, что ей ужасно холодно. Повезло, что этого всего действия не видела (и не слышала) мать… О нет! Мама!       — О нет, — вторит мыслям вслух Си Ын, — мама, наверное, уже приехала домой! Надо привести себя в порядок перед ней. Или… Ещё хуже — она приедет сюда за мной! Я же ей сказала, что мне выступать сегодня…       Хотя она не знает где: Си Ын ей так и не указала аудиторию. Юн-а оглянулась и крепче сжала локти Си Ын. Сын Чан постучался в медицинский кабинет, когда они подошли к нему. Услышав приглашение, все трое прошли внутрь. Медсестра подскочила с места и устроила друзей на кушетке, что-то приговаривая и спрашивая. Отвечал в основном Сын Чан. На вопрос, почему они трое мокрые, Юн-а честно сказала, что они вышли искать свою одногруппницу, которая расстроилась из-за экзамена и вышла под дождь. Женщина дала всем троим полотенца. Си Ын посмотрела на свою одежду, а затем на руки. Потом кинула взгляд на состояние инструмента. Она бросилась было к виолончели с полотенцем, но её решительно остановил Сын Чан.       — Ты с ума сошла? Сама вся дрожишь, — но Си Ын отмахивается.       — Но если…       — Си Ын! Успокойся! — твёрдо говорит ей Сын Чан и принимается растирать ей насухо лицо. Девушка поморщилась, когда поняла, что на полотенце остались пятна от её утреннего макияжа. — Сперва наперво, успокойся, — намного спокойнее говорит ей Сын Чан. — Она же в чехле, с ней полный порядок.       Девушка послушно замолчала, но сама уже выстроила цепочку того худшего сценария, где обнаруживается, что виолончель всё-таки пострадала от дождя и вздулась, мама пресекает её общение с любыми музыкантами, потому что, если бы она с ними не познакомилась и не сблизилась, то и…       Си Ын ощущает, как с её ног снимают сырую обувь и надевают мягкие тапочки. Сын Чан передаёт ей полотенце, и только тогда слышит голос медсестры, которая притирает о том, что экзамены совсем с ума сведут бедных студентов от перенапряжения и стресса.       Сын Чан заканчивает приводить себя в порядок и говорит, что пойдёт заберёт из гримёрки вещи девочек. Юн-а спрашивает, нет ли случайно у медсестры фена? Она говорит, что где-то он был спрятан и достаёт его. Юн-а, глядя на подавленную Си Ын хмурится и включает фен, чтобы просушить её волосы.       В дверь медкабинета стучатся три раза. Медсестра подходит и открывает дверь. Из-за её плеча выглядывает удивлённый Чжун Хён. Пак Юн-а выключает шум гаджета, чтобы выслушать его.       — Си Ын… Мне Ли Сын Чан сказал… Что случилось?       Девушка могла только догадываться что подумал юноша, когда обнаружил пропажу своей напарницы. И о чём думает, видя её в таком состоянии. Она совсем забыла о своём напарнике! Ей, наверное, надо объясниться.       — Просто под дождь попала… — выдавливает из себя Си Ын нелепое оправдание. Чжун Хён в шоке смотрит на мокрую Пак Юн-а с феном и с полотенцами, и девушка добавляет, — ну, мы попали. Как экзамен?       — У нас… Высший балл, — отвечает он, погодя.       Высший?       — Что? Но я же… Гм, — отвечает она. — А что у Юн-а?       Пианист перевёл на неё взгляд:       — У неё второе после тебя место.       — Второе? — повторяет Си Ын. Всего лишь второе? — Спасибо, Чжун Хён. За помощь. Ты… Мы хорошо сыграли.       Пианист не нашёл, что ещё добавить, поэтому просто кивнул и вышел. Юн-а продолжила сушить волосы своей подруге. Си Ын вновь уходит в себя и пустым взглядом смотрит перед собой. Где-то через три минуты со всеми вещами возвращается Сын Чан и переговаривается о чём-то с Пак Юн-а. Через десять минут троица выходит из кабинета, убедившись, что они — в большей мере, Си Ын — приведены в более-менее порядок. Медсестра взяла с них слово, что они сейчас же поедут по домам и хорошо отдохнут.       — Юн-а, у тебя сегодня есть работа? — спрашивает Сын Чан, пока доставал свой мобильный.       — Да, вечером, а что?       — Я вызову вам обеим такси до дома.       Друзья идут к скамейкам в холле. Сын Чан звонит и заказывает машину. Си Ын устало опирается о спинку скамьи, когда садится на одну из них. Друзья настороженно сели от неё по обе стороны. Виолончелистка пытается вернуться к реальности, рассматривая окружение. Наконец, она вздыхает:       — Зря я на вас накричала там. У вас вышел прекрасный дуэт…       Си Ын чувствует себя совсем разбитой, когда признаётся в этом. Она виновато смотрит вниз. Пианист качает головой.       — После такого… Просто мне кажется, что усилия, которые я уделяла виолончели все эти годы, были напрасны… Когда Чжун Хён пришёл и сказал, что у нас с ним самый высокий балл, я ничего не почувствовала, ни капли обычной гордости, — продолжила виолончелистка, её голос был тихий.       — Это нормально… — успокаивающе начинает Сын Чан, но Си Ын продолжает говорить, глядя в одну точку.       — Я ведь чуть не облажалась на сцене из-за этой струны. Надеюсь, что хоть для него оценка окажется важнее, чем для меня. А когда он сказал, что у вас балл ниже, чем мой… Я… Я опешила. В предпоследний раз, когда я была в таком шоке, был тот день, когда ты мне отказал в игре.       Юн-а и Сын Чан переглянулись. Они навострили уши, чтобы не пропустить ни слова от подруги.       — Мне правда было очень плохо в тот день, Сын Чан. — Она набирает воздуха в лёгкие. — Мне всегда нужно было выделиться и стать лучшей. Каждый день было одно и то же. Тренироваться, изучать партитуру, тренироваться… — Си Ын потирает кисти рук. — Единственное, что меня по-настоящему радовало в учёбе, это встречи с вами. Только знаете, насколько отвратительно, когда кажется, что ты не достойна этих встреч? Когда никто прямо не отвечает на мои вопросы?       Она подумала о маме, и затем обратилась к пианисту:       — Я была очень зла. Когда ты сказал, что моей игре не хватает чего-то важного… Это было… Невыносимо…       Она глубоко выдохнула и опустила голову вниз.       — В общем, после того как я услышала вас, я… Я не заслуживаю высокого балла.       — Это не так, — заявил Сын Чан. — Ты заслужила балл даже куда выше, что тебе поставили.       — Но ваша игра была лучше всего, что я слышала когда-либо. Хоть вы и переиначили классику, — Пак Юн-а была права? Играть мелодию от сердца, а не от партитуры выходит более выразительно? — исполнение получилось таким же волшебным. И ваша оценка ниже. Как такое может быть?       — А твоя игра лучше, чем что-либо, что слышал я.       Внезапный комплимент от Сын Чана заставил Си Ын оторвать взгляд от пола и обернуться на него.       — Мы правда не ожидали, что ты сыграешь… Так… — встревает Юн-а, прежде чем Си Ын сообразила, что вообще можно ответить на такое. Как это так она сыграла? — Или что ты так отреагируешь после окончания экзамена. А когда ты запричитала о своей маме тогда, я подумала ты вообще на нас в обморок упадёшь.       — Я думаю, я бы упала, если бы не вы. — Она потёрла запястья. — Так сложно добиться её одобрения. Кажется, что, что бы я ни делала, этого мало для неё. Всю жизнь как будто было мало… Я уже устала пытаться.       Юн-а словно и без слов поняла всю проблему подруги.       — Си Ын… Я знаю о чём ты. — Девушка берёт холодные ладони Си Ын в свои горячие и растирает, чтобы согреть. Также она делает своеобразный массаж для её кистей. — Мои родители считают, что наше финансовое положение вообще не позволяет нам войти в так называемый храм высокого искусства. Ты научила меня нескольким приёмам, правда: как обуздать партитуру, как дышать, но это не самое важное, что я у тебя подчерпнула для себя. Я впечатлилась тем, какой ты целеустремлённой можешь быть, если чего-то сильно захочешь. Ты этого не озвучивала, но я чувствовала, как ты весь семестр выкладывалась по полной.       Си Ын смотрит на Пак Юн-а в оцепенении.       — Ещё ты очень искренний человек. Я это чувствовала, и ещё раз убедилась на экзамене. Я рада, что ты мой друг.       — Юн-а, я же так и не поинтересовалась с кем ты будешь играть, какой из меня друг… — бормочет Си Ын.       — Знаешь, это было мне на руку. Так или иначе, я сама бы тебе всё рассказала.       Чон Си Ын надеется, что она не покраснела. Теперь ей кажется, что она не только не заслуживает отличной оценки, но и дружбы с таким откровенным человеком.       Сигнал на телефоне Сын Чана оповестил, что такси подъехало. Си Ын надела куртку и капюшон. Сын Чан держал зонтик, пока таксист помогал затолкнуть одну из виолончелей в багажник. Вторую пришлось расположить в салоне между девушками. На вопрос Си Ын, поедет ли пианист с ними, он махнул рукой и сказал, что уедет позже. Она говорит таксисту свой адрес, машет рукой Сын Чану, и подруги отъехали от университета.       Си Ын прислоняется лбом к стеклу и бессмысленным взглядом смотрит на то, как на него капает дождь. Капли стремительно утекают во время движения машины. Девушке на короткое мгновение становится даже легче дышать, потому что мысли её будто бы уносит эта стремительно ускользающая влага. Си Ын пытается сесть поудобнее. Юн-а замечает, как она морщится при попытке пододвинуть виолончель, чтобы ей было удобнее прислониться к стеклу.       — Эй, Си Ын, — зовёт её подруга. — твоим рукам нужен отдых. Говорю тебе, как виолончелист-переигрыш. Ни в коем случае не начинай играть, пока всё не пройдёт. Дня два-три.       — Уф, я бы с радостью не играла никогда больше… — она вновь прислоняет к окну голову.       Пак Юн-а протягивает руку к Си Ын, насколько это позволяет виолончель, хитро помещённая между ними, и хватает её за ладонь.       — Нет! Ни в коем случае. Мир потеряет большой талант! — взволнованно говорит она. Си Ын морщится. — Просто, знаешь, на самом деле… Сын Чан сам предложил мне сыграть с ним. Специально для тебя.       Си Ын отрывает взгляд от улиц за окном и непонимающе поворачивается к Юн-а.       — Чего?       — Я ещё хотела выйти на середину сцены и сказать, что я посвящаю своё выступление тебе, но, Сын Чан мне запретил, так как это всё-таки был экзамен… Это могло бы посчитаться непрофессионально или ещё как-нибудь. Я ведь не на улице играла, — жмёт подруга плечами.       — Э, погоди… Сыграть специально для меня?       — Да! Помню, он подошёл ко мне и наговорил разных романтичных вещей… Ещё он заранее купил тебе цветы. Ой! — Юн-а вдруг вздрагивает и поджимает губы. — Он видимо забыл их там… Ммм…       — Что? — цветы? — Но ведь он мог просто сыграть мне лично?       Пак Юн-а усмехается.       — Я тоже его в этом плане не понимаю. Он кажется довольно противоречивым, но у него ведь просто своя философия… Он считал, что вместе вам бы не удалось сыграть так, чтобы понравилось вам обоим.       — Но ведь идея экзамена просто продемонстрировать свои навыки.       — Си Ын, Си Ын… О чём ты думаешь, когда играешь? Музыка — это не техника, музыка — это чувства. Если ты думаешь только о пункте назначения, ты забываешь наслаждаться пейзажем во время пути.       Пак Юн-а отпускает руку девушки и с улыбкой отворачивается к окну. Си Ын складывает руки на коленях и задумывается: «Философия… У Юн-а определённо тоже есть своя.»       — Так что за цветы? Никак Ли Сын Чан надеется, что я бы его тут же простила?       У Си Ын стало чуть теплее на сердце и немного отлегло от души, когда Юн-а произнесла следующую фразу.       — На что бы он ни надеялся, Си Ын, прощай только тех, кого любишь.

***

      Чон Си Ын поднимается домой и открывает дверь. Дома было тихо: значит, что мама ещё не приехала с аэропорта. «Наверное, мама зашла в офис?.. Или она всё-таки поехала за мной в Шаминад?» Или ей и вправду всё равно? Девушка хотела набрать её номер, чтобы спросить, но наткнулась на автоответчик. Ладно, приедет рано или поздно.       Си Ын проходит в гостиную, кладёт мокрый и грязный футляр с инструментом на пол и открывает. Целёхонькая виолончель спокойной лежала, ожидая, когда на ней сыграют. Она ни капли не пострадала от всех сегодняшних приключений. Подумать только, в детстве девушка ненавидела её.       — М-да, а ещё я хотела запустить тобой в Сын Чана, — говорит она виолончели и грустно усмехается.       Си Ын оставила инструмент открытым — на всякий случай, вдруг в чехол просочилась влага — и отправилась в душ, чтобы отогреться. Она не хотела пока думать о том, что произошло. Она сильно озябла и чувствовала, как у неё начинались сопли. Тёплые струи взбодрили и улучшили самочувствие. Она выходит из ванной комнаты, облачившись в чистую тёплую домашнюю одежду, как слышит, что в коридоре поворачивается ключ.       — Ты дома, Си Ын? — зовёт вошедшая мать. Девушка быстро подходит и приветствует её. — Возьми, пожалуйста, и отнеси на стол.       В руки дочери была передана красивая коробка с бантом наверху. Что там? Подарок? Удивлённая, Си Ын приносит упаковку на кухню, пока мама снимает куртку и обувь.       — Я очень спешила на экзамен, но ускорить самолёт мне не удалось… — объясняет миссис Чон извиняющимся тоном, — поэтому я сразу заехала в кондитерскую и выбрала торт в качестве поздравления с успешной сдачей. Я подумала, что в такую погоду идти куда-то было бы нам лениво, поэтому решила, что, если мы останемся дома, то нужно что-то купить.       «Торт? У мамы, кажется, никогда нет на меня времени, но на этот раз она подумала об извинении за это?». Эта мысль успокаивает виолончелистку. Получается, ей было не всё равно?       — Но откуда ты знаешь, что я его успешно сдала? — задалась она вопросом.       — Потому что я и не сомневалась, что ты его сдашь на отлично, — уверяет мама.       — Не сомневалась?..       — Нет, конечно. И мне даже подумать страшно, что ты уже полгода учишься в этой консерватории, хотя ты только недавно ещё училась в школе, — вздохнула миссис Чон. Си Ын подумала, что они за полгода не так уж много вообще виделись. И мама всегда казалась такой загруженной.       — Ну, ты в последнее время просто очень много проводишь времени на работе… — неуверенно начала дочь. Она почувствовала себя тронутой.       Мама качает головой своим мыслям и просит Си Ын открыть коробку. Она улыбается, развязывая бант, чтобы посмотреть на угощение. Под упаковкой был торт в форме виолончельной деки, но без грифа. Шоколадные бортики, ус и эфы из глазури. Как будто бы торт был испечён на заказ. Си Ын чувствует, что её глаза наполняются влагой, но она силится не разреветься.       В дверь кто-то звонит. Удивленные Си Ын и миссис Чон подходят к ней и открывают. На пороге стоял мужчина в форме посыльного.       — Добрый день. Посылка для Чон Си Ын, — говорит он и передаёт девушке изысканный букет ландышей.       Опешившая виолончелистка принимает подарок и благодарит курьера, и мама с улыбкой закрывает за ним дверь.       Дочь проходит на кухню на деревянных ногах и кладёт букет на стол, чтобы достать приемлемую для него хрустальную вазу. Комната наполнилась сладким запахом шоколада от торта и деликатным запахом цветов. Мама увидела что-то в глубине бутонов и аккуратно это достала. Это была открытка с надписью «Для Си Ын». Миссис Чон выгнула бровь. Си Ын смущённо попыталась объяснить:       — Это от… Друга.       Ей внезапно стало неловко перед мамой. Она наверняка покраснела. Хоть на открытке не было написано имени отправителя, Си Ын знала, что это от Сын Чана, потому что ей сказала об этом Пак Юн-а. Он подарил ей цветы… Простой букет ландышей поражал красотой с нежными маленькими бутонами среди мягких зелёных листьев — символ счастья. Этот дождливый день, который начался так плохо, просто не может стать для неё лучше.       — Этот твой друг тоже не сомневался, что ты успешно сдашь экзамен?       Си Ын в шоке посмотрела на мать. Она не ожидала, что мама может спросить что-то такое таким игривым тоном.       — Ну, да… — смущённо отвечает она. Вот бы курьер пораньше приехал, она бы успела скрыть открытку!       Она знает, что миссис Чон не была никогда щедра на проявление эмоций любви, но она много работала, чтобы Си Ын ни в чём не нуждалась. Может быть, она решила в этот раз проявить заботу другим образом. Может быть, раньше они друг друга не понимали, но, видя как дочь выросла, мать стала воспринимать её по-другому и изменила своё отношение. Но Си Ын об этом оставалось лишь догадываться. Жаль, конечно, что она не попала на её выступление, но виолончель лежит в комнате, и она может специально поиграть на ней для мамы…       Она вспомнила слова Юн-а.       — …Си Ын, прощай только тех, кого любишь…       Поэтому когда её родительница уселась с ней за столом и предложила дочери отрезать кусок торта первой, она ответила:       — Спасибо, мам…