Порченная.

Он разрывал их на части. Острые и длинные деформированные когти, нежели ногти впивались в руки, разрезая ткань, за ней кожу, рвано разрезав вены. Тотчас же хлынул поток крови, окрасив чёрные волосы и лицо в багровой жидкости, но его это не волновало. В тот миг, казалось, что он упивался этим: глаза едва-ли видно, но блестели, правда, лицо все же было равнодушно. Нет сомнений: он полностью имел контроль над своими эмоциями. Он, как маньяк, нет хуже, он монстр… Безжалостная, дикая статуя, что не издаёт даже звуков, лишь иногда промежуточные вздохи, чтобы перевести дыхание. И за секунду меняется всё… Внезапно чёрные кратеры, глаза поднимаются вверх, они смотрят прямо на меня, они уже убивают меня, стрела выпущенная в лоб, и нет возможности глотнуть вязкую слюну. Я умерла. Тело безвольно пыталось подражало ему, не двигаясь, замерев, в каких-то судорожных попытках избежать чего-то страшного, но глаза не смогли даже хоть на толику приблизиться, вторить едва-ли заметным быстрым как пуля молниеносным движениям, но при этом эластичным. Машинально хотелось скрыться, уйти и убежать, как маленькая девчонка, так было всегда, но давящая аура, будто веревки, стальные цепи, заковала меня, интуитивно заставляя только и только закрепиться, утонуть в его убийственном взгляде, жаждущих глазах и сверкающих бликах… Я затаила дыхание, прижавшись потными ляжками к стулу, не в силах отлипнуть от него, боясь лишний раз двинуться. Он тем временем вцепился руками в глотку чужого, что проник на нашу территорию. Не отрывая взгляд, когти вымерено, без задержки, тотчас же разрезали плоть, вновь кровью окропив пол. Бабочка питающая плотью, по крыльям чьей густая кровь медленно, но верно стекала по мускулистым, бледным и напряжённым рукам, показывая вздувшийся вены во всей красе. Он предупреждал, без шума, шаг за шагом, приближаясь ко мне, к нам. Ноги онемели, во рту все засохло, язык прилип, а сердце бешено билось, в ушах неприятно пульсировало. Глухой звук тотчас же упавшего на пол тела, смог привести обратно в реальность, замечая на расстоянии протянутой руки чужую грудь, до дрожи боясь поднимать взгляд выше, вместо меня это делают его липкие от крови руки. Длинные и холодные пальцы больно, до посинения обхватывают дрожащий подбородок. Они, смазывая, оставляют знаки смерти — багровые следы. Глаза поднимаются вверх, прямо на него, я отчаянно сразу же их закрываю, настолько, что непрошеные слёзы вот-вот хлынут из глаз. Я отчетливо осознавала, кто он. Убийца со странными действиями, длинными волосами, рыбьеми и холодными глазами, член мерзкой семейки хладнокровных убийц, в придачу с затейником «другом» клоуном. Это он — Иллуми Золдик. Честно сказать при первом просмотре аниме, он был мне не интересен, я больше увлеклась Курапикой и Люцифером, нежели им, всегда считая его марионеткой семьи, задолжником амбиций, без права отказаться от наследования способов заработка семейного бизнеса. Жестокий манипулятор, пустая оболочка, что следует по пятам за братом. Маниакальный, не имеющей морали, лишь цель, как на мониторах в играх, он вызывал даже отвращение. Но это было дома, когда ты за экраном, ты можешь, как угодно наяривать или критиковать персонажа. Это просто вымысел, это выдумка, а значит не реальность. Идите нахуй. Это была чертова реальность. — Так это вы экспериментальные собачки. — Он не спрашивал, он это утверждал. Мой неудачливый компаньон дрожа, начал тут же судорожно кивать головой. У него тряслись ноги, дергались руки. Глаза были… конечно испуганными, как никогда до этого. Разве он видел смерть? Он ее только ощущал, нюхал, думал, но не знал. Слава тепличный цветок эксперимента, эта участь хуже смерти, но страшно всегда, особенно, когда видишь смерть и более того, осознаешь телом на физическом уровне мурашек, что ты можешь быть следующим. А я была смелой? Только за ручку з папой дрожа как последняя тварь. А сейчас я смелая? Сейчас я захлебнусь слезами и буду их глотать вместе с соплями, умоляя стоя на коленях. — Н-не убивайте нас, м-мы ценный… ресурс… — Слава ломано на чуждом языке, втоптал гордость и амбиции, умоляет о жизни. — Слава… — глаза расширенные, рот буквой «О», глаза светофоры: мигают и мигают, но меняют не цвет, а эмоции — ужас, шок, гнев. Было одно НО. На руках длинноволосого убийцы не было крови, и даже когда сердце еще быстрее начало биться, я все же решила оглянуться и… трупов не было. Ничего не было. Пустота. И все живы. — Все как я и думал, — мертвый голос, тихий шепот слов которого заседает в ушах. Он отпускает подбородок, ошейник отдает тиканьем, я понимаю, что начинаю кашлять. Оказывается я все это время еле дышала, и резкий вздох смешивается с плачем Славы, и когда Золдик без слов в мгновение ока исчезает с комнатки, я резко тут же хватаю руку Славы, сжимая до боли, до красноты, я целую каждую костяшку, каждый палец, черчу внутри ладони змейки. — Мия, я хочу к маме, — в тишине эти слова кажутся молнией, Слава глотает слезы и поднимает подбородок вверх, прикрывая глаза. — Алена - имя моей матери, — шепчет он, шмыгая носом, я еще натужнее глажу его руки, затем спину. — Она меня ненавидела, говорила, что это я причина ухода отца, что мол нам нужны были… деньги, блядские деньги, чтобы меня обеспечить. Вот отец и пошел… зарабатывать, заложив мамино кольцо и квартиру бабушки. Пидор! Слава вырвав руку, ударил себя по щекам, мое сердце на секунду в страхе замерло, пока я не бросилась в объятия брата по судьбе. Мой мальчик шмыгнув носом, вытер поступившиеся сопли рукавом до покраснения, завыв до боли знакомо, тут же испугавшись самого себя, потихоньку успокаиваясь. — А знаешь… Она первая и последняя, кто стоял возле больничной койки, — вдруг сказал он, усмехнувшись. — Гребанная стерва пиздила, уничтожала, запрещала, но именно она!.. — крик. — Именно она! Не мои «друзья», не мой спившийся отец, не мои глупые кузены, а именно она… Слава улыбнулся. — Я наконец-то понял, почему не боялся смерти, из-за нее. И вот почему, увидев этого мужчину, я вновь ощутил страх. У меня не было рядом мамы, даже самой непутевой. Он повернулся ко мне и еще больще прижал к своей груди, я и сама не заметила, как на моих щеках были дорожки слез. «Папа». Мы еще не много посидели в тишине, пока к нам не зашел один из сопровождающих. — Артефакты очистили, за работу номер «6» и номер «7», — проговорил мужчина. «Да когда уже ты сдохнешь», — я закатила глаза, беря за руку все еще дрожащего Славу.