A Soldier's Harmony (Солдат Гармонии)

      Скрипели доски, стонал металл, а на заднем плане постоянно слышался гул двигателя. Кто-то кашлянул, кто-то шевельнулся. Пони лежали, пони стояли, пони сидели. Никто физически не двигался, но все их взгляды были устремлены в одну точку, и только в одну. Демона в Металле. Он сидел у дальней стены возле входа в двигатель, свесив руки с колен и склонив голову. Безликий шлем-маска, казалось, впивался в деревянный пол под скамьей, на которой он сидел. Его фигура вырисовывалась в темноте для тех, кто находился дальше, но те, кому посчастливилось оказаться рядом, могли разглядеть все мельчайшие детали. Кровь покрывала доспехи, вязкая субстанция, окрашивала ткань под ними и блестела на гладком сером материале. Плечи демона обвисли, и некоторые подумали, что он спит. Это не мешало им отводить любопытные взгляды. Прямо напротив демона лежало ещё одно спящее двуногое, но на него смотрели ещё шире. Заостренные уши и голубой оттенок кожи выдавали в нём монстра, спящего в машине вместе с ними. Никто не смотрел на него, никто не разговаривал с ним, потому что боялись. Они недоумевали, почему Демон не убил генерала сразу, как только тот сошел с поезда, и не избавил мир от ещё одного эльфа. Все пони подпрыгнули, когда скамья, на которой сидел Демон, заскрипела и застонала от смещения веса. Некоторые завороженно наблюдали, как возвышающийся металлический бегемот вытягивает руки так высоко, как только мог, а это было не так уж и далеко, поскольку крыша была лишь немного выше его. — Я вернусь, — произнес голос глубоким, гнусавым тоном, в котором, казалось, не было никаких эмоций. Несколько пони в вагоне поезда неловко попятились, когда Демон поднял правую руку и начал возиться с прикрепленным к ней устройством. В вагоне воцарилась тишина, и несколько ушей опустились. Кобыла-единорог, судя по всему, подросток, притянула младшую сестру к себе на вытянутой ноге, стараясь держать ее как можно дальше от спящего эльфа. Глаза повернулись и посмотрели на эльфа, и страх охватил сердца многих. Так много пони в этом вагоне пережили насилие, пытки, изнасилования и были сломлены. Даже обретя свободу, многие все еще испытывали сомнения и чувство тревоги. — М-мистер Демон, сэр, — молодой голос нарушил напряженную атмосферу, и Демон поднял глаза от своего устройства. Его безликая маска, казалось, отбрасывала тень на весь вагон, хотя здесь и не было много света. Его голова поворачивалась то влево, то вправо, ища виновного в голосе. Из темноты вышел молодой жеребец. Его шерсть словно переливалась, а мех казался блестящим и гладким. Даже будучи пони, все знали, что он очень, очень отличается от других. Этот жеребец был кристальным пони. — Да? — голос Демона снова раздался по вагону, и казалось, что его голос отдается эхом в тишине. Все присутствующие пони с интересом наблюдали за обменом мнениями. — Вы же не оставите нас наедине с… э-э-э… этой штукой над тремя? — голос жеребца, казалось, застрял в горле, когда он пытался назвать мерзкое существо, связанное и спящее на скамейке. Глаза почти всех пони наполнились страхом, а некоторые отступили назад, сложив уши. Демон повернулся и посмотрел на спящего генерала. На его голове образовалась большая шишка от удара Демона, а его некогда безупречный костюм украшали брызги крови – на него упал один из умирающих стражников. Эльф был связан механическим металлическим тросом, который отсоединился от руки Демона, но тяжелые мышцы генерала казались достаточно громоздкими, чтобы порвать его. Демон обернулся к пони. — Я буду в следующей машине. Металлическая проволока, обвивающая его, настолько прочна, что даже я не смогу разорвать ее без огромных усилий. Вы все в безопасности, — Демон увидел, как несколько пони заметно расслабились, но более чем несколько сохранили испуганное выражение лица. После минутного раздумья в машине вдруг раздалось жужжание. — Это Спитфайр! — Это капитан Вондерболтов! — Она жива! Демон, заметив, что всё внимание приковано не к нему, беззвучно направился в переднюю часть поезда. В отличие от своих товарищей по отряду, которые вошли шумно, он постарался остаться незамеченным. Он надеялся, что Спитфайр сможет их успокоить достаточно долго, чтобы он смог получить необходимую информацию. Дин открыл дверь в соседний вагон, который оказался пустым, и вошёл внутрь. Его ботинки загрохотали по полу, когда ветер завыл в открытом окне слева от него. Остановившись, Дин подошёл к окну. Небо за окном стало серым, предвещая сильный шквал. Они ехали на юг уже почти четыре часа, и оставалось ещё два, прежде чем они прибудут на место встречи с генералом Блайтом. Генерал приказал им остановиться возле одного из убежищ Сопротивления, где, как они считали, хранились бочки с порохом. Дин задался вопросом, что именно собирался сделать генерал, но не стал его задавать. Он узнает об этом, когда они вернутся. Мрачное предчувствие охватило его, и он почувствовал, как волоски на затылке встали дыбом. До его слуха донёсся звук, похожий на царапанье, но через секунду он исчез. Дин решил, что это мышь или крыса, так как некоторые вагоны были старыми. — Дин... Снаружи сверкнула молния, и человек резко обернулся, но не стал доставать оружие. Он медленно повернул голову в поисках преступника, но ничего не обнаружил. Его детектор движения тоже молчал. В комнате было темно, но благодаря улучшенному зрению он мог видеть достаточно хорошо. — Пожалуйста... Дин медленно пробирался к центру вагона, забыв об окне. Он уже устал от того, что ему постоянно мешают, и был почти уверен, что это происходит снова. Страх охватил его сердце при мысли о чудовище из его снов, материализовавшемся в темноте позади него. Его огромные челюсти были готовы поглотить его целиком, а щупальца – творить невообразимые вещи с его разумом и телом. Он покачал головой и нахмурился. — Покажись! — его голос был повышен, но не настолько, чтобы кричать. Его рука метнулась к пистолету, и глаз дернулся. В его внутренностях нарастало давление, а волосы вставали дыбом. — Прими это... — Нас больше нет... — Кто вы такие?! — воскликнул Дин, широко распахнув глаза и подняв пистолет вверх. Конечно, это были галлюцинации. Все ужасы, свидетелем которых он недавно стал, пробудили в нём что-то темное и опасное. Эта тёмная сторона его натуры требовала выхода, желая разорвать и уничтожить всё, что встанет на её пути. Но, как ни странно, в этот момент он был совершенно бессилен что-либо изменить. Ситуация казалась безвыходной, а жестокость эльфов, казалось, не имела границ. — Пожалуйста, Дин... Раздался голос, который звучал как Мэри, но это было невозможно. Она вернулась на Землю, в безопасность, вместе с их малышом. Этот голос использовал что-то, что пыталось пробиться сквозь ментальную стену, которую он воздвиг семь лет назад. Мир взорвался белым светом, и Дин внезапно осознал реальность. Она была мертва, и в этом была его вина. В ту ночь он кричал, плакал до тех пор, пока не кончились слезы. Это было невозможно – верить тому проклятому письму. Орифы не могли зайти так далеко, они никогда раньше не действовали так далеко. Он был сверхчеловеком, рождённым для борьбы с орифами и защиты тех, кто стоит за ним. Он был героем, в котором нуждалось человечество. Но он не смог выполнить свою миссию. Он подвёл Мари. Он подвёл Джексона. Он не справился. Еще одна вспышка света ослепила Дина, и он зажмурился. Его мысли, словно туман, окутали его, словно одеяло. Чувства обострились, дыхание участилось. Он услышал скрип досок под ногами и обнаружил, что стоит на коленях на полу. Сверкнула молния, и Дин снова моргнул. Почему она была такой яркой? Он снова видел их — оритов. Они убили его жену и ребёнка, а теперь разрушают этот мир. Из-за них он оказался втянут в войну и стал убийцей. Из-за них погибло так много людей. Может быть, это он был причиной смерти той маленькой девочки в торговом центре? Или мальчика, который лежал перед ним, весь в ранах? А женщины, которых использовали в столь отвратительных целях, что он не мог подобрать слов? А то, что они пытались сделать с Твайлайт? Или то, что они сотворили с этой бедной кобылой? Сотни, тысячи, даже миллионы эквестрийцев, которых поработили, изнасиловали и убили – что с ними? Он не мог спасти их, он был бессилен. Он должен был быть могущественным, но вместо этого оказался лишь пешкой в жестокой игре жизни. Его рот наполнился холодным металлическим привкусом, а ноздри заполнил запах стали, латуни и пороха. Брови сошлись в замешательстве, когда он осознал, что держит в руках. Он не хотел смотреть, не хотел верить в то, что едва не совершил. Его руки начали дрожать, а за ними последовали плечи и все тело. За окном поезда начался дождь, и капли воды, словно отражение его собственных слез, ползли по щекам. Его руки ослабли, затем напряглись, а потом снова обмякли. Шлем валялся справа от него, а перчатки отсутствовали. Он ощущал холодный металл пистолета не только во рту, но и в пальцах и ладони. Легкое нажатие на курок – и все было бы кончено. Все, к чему он стремился, за что боролся, исчезло бы. Он не знал, почему, не понимал, как, но желание нажать на курок вдруг стало непреодолимым. И от этого ему стало невыносимо. — Дин? Он поднял глаза и встретил понимающий взгляд. Но как они могли понять? Как они могли понять? Столько всего произошло, столько всего легло грузом на его душу и плечи. Столько боли, смерти, разрушений и депрессии. Так много, что ему захотелось, чтобы все это исчезло. Навсегда. Что мог знать этот пегас перед ним? Может быть, он и знал, но это было невозможно. Страдания были слишком велики, он не мог их вынести. Он хотел снова увидеть ее, увидеть свою жену и ребенка. — Спокойно, Дин. Все в порядке. — на его руку легло копыто, и пистолет медленно, мучительно медленно, отводился от его лица. Прежние негативные чувства начали постепенно рассеиваться, и к человеку подкрались холодные объятия осознания. Его сердцебиение ускорилось, дыхание участилось. Молния сверкнула еще раз, осветив лицо, полное паники. Слезы свободно лились из его глаз, которые казались мертвыми для всего мира. Он едва заметил, как ослабли его пальцы, как отвалилось металлическое устройство. Он едва заметил копыто, которое положили ему на плечо. Наконец, пистолет грохнулся на пол, и его звук, казалось, эхом разнесся по вагону. Дин с ужасом проследил за тем, как оружие словно подпрыгнуло. Черная фигура поглощала любой свет, которого касалась, и от смерти, вызванной пистолетом, у него закружилась голова от тошноты. Его глаза закрылись, и слезы полились еще сильнее. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным, таким слабым. Семь лет он воевал, семь лет видел ужасы войны и геноцида. Так вот что такое травма? Почему он страдает от нее сейчас? Почему не в прошлом месяце или в прошлом году? Почему не в начале войны, когда он… когда он получил… — Дин, посмотри на меня. Он взглянул, и его рыдания утихли, но слезы продолжали капать. — Я здесь ради тебя, и я понимаю твои чувства. Неважно, что ты переживаешь, я знаю, что ты справишься. Ты нужен нам, Дин, как никогда раньше. Если ты будешь постоянно думать о прошлом, оно может разорвать тебя на части. Вместо этого сосредоточься на будущем: выиграй войну, освободи существ этого мира и принеси мир в свой. Дин кивнул и с трудом прохрипел. Его лицо начало твердеть, а сомнения, отвращение и отчаяние остались позади. Проблема была далека от решения, но он не мог сдаться ни сейчас, ни когда-либо еще. Подняв руку к лицу, он вытер влагу. Депрессия исчезла в мгновение ока, и резкий перепад эмоций остался незамеченным как пегасом, так и человеком. Дин начал задаваться вопросом, почему он вообще чувствовал себя так, как чувствовал. Почему я так поступил? Что я увидел, что вызвало такую сильную реакцию? Дин моргнул, и его разум пришел к временному выводу: — С Джексоном и Мари всё в порядке. Что бы ни будоражило мой разум, мне придется бороться, потому что я так просто не сдамся. Он взглянул на черного пегаса, который пристально смотрел на него. Его крылья были расправлены, а на лице появилась грустная улыбка. От этого взгляда исходило тепло, и Дин понял, что между ними только что установилась связь. Если они хотят добиться успеха, то будут нуждаться друг в друге. Остальные нуждались в поддержке, Миднайт – в поддержке, и даже Дин – в поддержке. Вместе они победят. Вместе они освободят Эквестрию. — Спасибо, Миднайт. Давай отправимся на фронт, — произнес Дин, вставая и беря свой пистолет, шлем и перчатки. Убрав пистолет в кобуру, он не стал наносить последний штрих на броню, а предпочёл оставить волосы распущенными. В его взгляде появилась решимость, и он безмолвно поклялся, что все его внутренние переживания могут подождать. У него есть миссия, которую нужно выполнить, и будь он проклят, если чувства помешают ему. Повернувшись, чтобы уйти, Дин не заметил, как в темноте появились призрачные фигуры его мертвой жены и ребенка. Их судьбы были вновь забыты, а буря все бушевала и бушевала. Наконец, молния сверкнула еще раз, и фигуры исчезли. Осталась лишь непроглядная тьма и слезы разбитого человека.