Реквием

Крепость Падшего, угнездившаяся среди остроконечных скал, была местом, которое Мегатрон ненавидел всей своей Искрой. Эти древние стены, пропитанные фанатизмом и мрачной энергией напоминали чрево тьмы. Тени колебались на грубых каменных стенах, отбрасываемые тусклыми факелами. Вечное пламя, словно живое, пульсировало в центре зала. Здесь каждое слово резонировало, словно вбирало в себя темную энергию, присутствующую в воздухе. Мегатрон едва удержался от того, чтобы не скривиться, проходя мимо громоздких дверей в этот зал. Всё здесь было пронизано какой-то вычурной тиранией, маниакальной демонстрацией власти. Немезида, его собственный корабль, казалась ему прибежищем спокойствия и порядка по сравнению с этим местом. Но он был здесь. Потому что был должен. Потому что он — генерал. Рядом с ним шагали Саундвейв и Шоквейв. Они шли безмолвно, их молчание было почти успокаивающим. Саундвейв был воплощением преданности и холодной эффективности, Шоквейв — бездушного рационализма. Эти двое были единственными, кому Мегатрон доверял. Остальных он только терпел. Они со Саундвейвом только вернулись из миссии, которая, не без потерь, но прошла для них как нельзя удачно. Последнее, что ему хотелось это учавствовать в этом фарсе, который благополучно не принесет для него ничего полезного, кроме как бóльшую порцию раздражения и усталости.  Зал совета был огромен, мрачный и холодный, с трещинами на черных плитах пола, напоминающими паутину. В центре, на возвышении из обсидиана, восседал Падший. Его оптика горела кроваво-красным светом, будто он смотрел сквозь их броню в самую Искру. Зайдя последними они заняли свои места под пристальными взглядами других здесь находящихся. Место Мегатрона было по левую сторону от трона Падшего, а на против него с мерзким оскалом, по правую сторону, расположился Старскрим.  Этот сикер был и остается его главной процессорной помехой. И убить жалко и оставить при себе - проблемы добавить. Наверняка в процессоре того уже выработался очередной план по смещению Мегатрона в ряды низших каст конструктионов. Что же, это шило в порту всегда был настойчив в своих целях. Мегатрона он не пугал, ни в коем случае, наоборот даже забавлял, но даже так, он не сбрасывал сикера со счетов. Мегатрон знал, на что способен этот мех, у него нет тормозов, но есть хитрость и безжалостность, и это главная проблема. Всегда нужно смотреть куда ступаешь, какой энергон принимаешь и что кому рассказываешь. Именно поэтому он никак не отреагировал на того. Сегодня без представления.  Раздался голос Падшего и всё внимание в зале переключилось на него. Его голос был глубоким, холодным, звучал, будто раздавался одновременно в самом воздухе и внутри твоего процессора. — Мой верный генерал, ты вернулся. О твоих подвигах вместе со Саундвейвом уже говорят солдаты. Расскажи же нашим дорогим присутствующим о том, как прошла ваша миссия. — Падший казался спокойным и даже расслабленным, но это всего лишь фарс, который легко сойдет, если что-то в поведении и словах других ему не понравится.  Мегатрон встал со своего места. Он не стал кланяться, лишь слегка наклонил голову, демонстрируя ровно столько уважения, сколько требовал момент. — Мой лорд. Планета Руталий теперь под нашим контролем. После прибытия мы попытались наладить дипломатическое сотрудничество с местным насилением, но этот путь оказался бесполезным в связи с разумностью местной формы жизни. Подавление восстания заняло у нас больше времени чем планировалось изначально, но благодаря подразделению Саундвейва мы смогли добиться устранения верхушки их правительства. За неимением руководства, сам народ быстро потерпел поражение перед нашими военными силами.  Руталий - их главный ресурс теперь принадлежит нам.  — И потери?  Мегатрон заметил, как Старскрим усмехнулся ещё шире, словно предвкушая провал.  — Минимальные. Подразделение Саундвейва выполнило свою задачу безукоризненно. Ресурсы уже загружаются на транспортные корабли и ближайшие несколько циклов будут доставлены на Кибертрон. — ровным тоном продолжал Мегатрон.  Оптика Падшего опасно сверкнула. — Оставь Кибертрон. У нас есть более важные дела. Пусть этот ресурс оставят на той планете.    Эти слова отозвались в зале лёгким шёпотом. Старскрим, который едва удерживался от язвительной реплики, дернулся, словно его ударили по лицу. Мегатрон сильно сжал дентопластины, стараясь никак не показывать эмоции.  Этот ублюдок на троне даже не пытался показаться заинтересованным в судьбе Кибертрона, уж тем более его отстраивать. Вот он истинный Прайм – эгоистичный и циничный создатель, которому плевать на простых кибертронцев и их судьбы.  — Мой господин, позвольте, но руталий один из важных элементов для восстановления инфраструктуры и… — Баррикейд пытался возразить, но быстро умолк перебитый повелителем.  — Ты смеешь ставить мои решения под сомнения, Баррикейд? — в одно мгновение напускной спокойный тон Падшего испарился. Его оптику застелила алая пелена ярости, и резко пронзившая корпус разведчика черная неконтролируемая энергия заставила того свалиться со своего места места в крике. Отголоски этой энергии неприятно чувствовались на кончике глоссы, заставляя тихо провентилировать.  Никто не смел перечить и нарываться на ярость Падшего, поэтому все тихо сидели и ждали пока тот успокоится и оставит в покое Баррикейда.  Наконец тяжело вентилировавший разведчик сплевывавший переработанный энергон перестал интересовать главного и тот с торжествующим видом повернулся ко всем сидящим.  Эти перепады настроения давно перестали удивлять. Мегатрон прекрасно знал, как устроен этот совет. Как устроена власть Падшего. Это было зрелище для всех, демонстрация силы, которую никто не должен был ставить под сомнение. Но за всей этой помпезностью скрывалась трещина. И она лежала в самой Искре Падшего. Он был нестабилен.  Эта нестабильность не была слабостью в общепринятом понятии. Падший был чудовищно силён. Его ярость могла уничтожить целый отряд, а его хитрость ставила в тупик даже Старскрима или Эйрахниду. Но в этом и заключалась проблема. Настоящий лидер не позволил бы своим эмоциям управлять им. Настоящий лидер был хладнокровным. Падший же зависел от своей ярости так, как зависел от энергона. Когда тот начал говорить о Прайме, Мегатрон медленно повернулся к нему. Ну конечно, эти гиены ни за что не упустят шанс поликовать от такой новости. По залу разнесся гул одобрительных шепотков. Некоторые, как например Блицвинг, даже начали громко потешаться. Мегатрон еле себя удержал, чтобы не прикрыть оптику.  — Генерал Мегатрон, а вы что скажете? — внезапно раздался голос Старскрима, который, казалось, наслаждался возможностью вывести его из равновесия. — Неужели вам нечего добавить к этому триумфу? Мегатрон поднял взгляд. Его красные линзы встретились с линзами сикера, и тот мгновенно почувствовал, как его энтузиазм поубавился. — Ликовать слишком рано, Старскрим, — тихо, но уверенно произнёс он, его голос разрезал шум в зале, словно лезвие. — Прайм — это не просто воин. Это стратег. Лидер. Символ. И пока мы празднуем, автоботы уже готовят план его спасения. Старскрим смолк, а в зале повисло напряжение. Даже Падший, который обычно наблюдал за этими сценами с ленивым интересом, на миг повернул голову в сторону Мегатрона. — Твои слова звучат так, будто ты сомневаешься в нашей победе, генерал, — произнёс Падший, его голос был глубоким и угрожающим. Мегатрон медленно встал, его массивная фигура отбрасывала длинную тень. — Я никогда не сомневаюсь, мой повелитель. Но я всегда готовлюсь к худшему. Потому что так мы выигрываем войну — не смехом, а предвидением угроз. Зал замолк. Никто не осмелился перебить. Мегатрон позволил себе крохотную тень усмешки, прежде чем сесть обратно. *** Когда собрание подошло к концу, Падший жестом отпустил своих генералов и офицеров, оставаясь наедине в зале. Тяжёлые двери со скрежетом закрылись за последним десептиконом, оставляя Повелителя в глухой тишине, наполненной лишь эхо его мыслей. В коридоре начался гул. Офицеры и генералы, едва покинув тронный зал, принялись громко обсуждать итоги собрания. Смех, громкие реплики и довольные голоса наполняли пространство, будто они не находились в сердце мрачной крепости, а на триумфальном параде. — Вот это успех! — громко заявил Тандеркрэкер, переглядываясь с другими. — И планета в наших руках, и Оптимус Прайм в плену! Кто теперь может нам противостоять? Эйрахнида, шагая чуть впереди группы, хищно улыбнулась, её острые когти легонько постукивали по бедру в такт её движениям. Её взгляд сверкал азартом, а в голосе слышалась насмешка: — Неужели это не повод для праздника, Мегатрон? — спросила она, повернув голову через плечо и посмотрев прямо на него. — Разве великий генерал не собирается насладиться плодами победы? Или ты предпочитаешь сидеть в своей гробнице, когда мы будем отмечать твой же успех? Мегатрон, шедший молча вместе с Саундвейвом и Шоквейвом, даже не остановился. Его шаги были ровными, а голос холодным и отчётливым: — Я оставлю празднование тем, кто ценит иллюзии больше, чем реальность. Эйрахнида остановилась, прищурив оптику, её улыбка не исчезла, но обрела оттенок вызова: — Какая жалость, — сказала она, её голос капал ядом. — Такой знаменательный момент, а ты даже не найдёшь времени отпраздновать. Может, дело не в занятости, а в страхе? Мегатрон замедлил шаг, но не обернулся. Его голос прозвучал спокойно, но в этой спокойствии скрывалась угроза: — Страх? Если ты хочешь проверить, насколько я боюсь, Эйрахнида, можешь попытать удачу. Она захихикала, но ничего не ответила, позволяя генералу продолжить свой путь. — Порождение тщеславия, — тихо сказал Мегатрон, когда троица оказалась вдали от остальных. — У неё сильный союз с Падшим, — отозвался Шоквейв. — И этим она пользуется. Мегатрон кивнул, но ничего не добавил. Когда они подошли к ангару, тишина была нарушена лишь звуками работающих механизмов. Немезида стояла, величественная и грозная, будто вырезанная из самого хаоса. Как только трап поднялся, а двери корабля закрылись за ними, шум крепости остался позади. Они направились прямо в его личный кабинет. Просторное помещение, освещённое лишь холодным светом экранов, встретило их привычной тишиной. Мегатрон занял своё место за массивным столом, глядя на голографические карты перед собой. Саундвейв встал неподалёку, его фигура сливалась с тенями. Шоквейв сел напротив, готовый к обсуждению, если это потребуется. Мегатрон провёл манипулятором по фейсплейту, позволяя себе коротко и устало провентилировать.  — Они потешаются над пленением Прайма, как будто это уже победа. Глупцы. Война не закончится, пока последний автобот будет функционировать. Прайм - всего лишь символ, но не сердце сопротивления. — Им нужно во что-то верить. – подсказал сбоку Шоквейв.  — Вера. – он прыснул. — И куда нас привела эта вера? Куда привела самого Прайма его вера? Правильно, опять ко мне.  — Ты знаешь, он – твой единственный выход. — выдал стоящий доселе молчаливый Саундвейв.  Мегатрон повел плечами пытаясь сбросить с себя эту неприятную правду. Им нельзя об этом говорить, но это напоминание было якорем, которое каждый раз давило на него отрезвляя. Не давая забыть. Заставляло гнать и дальше ядовитый, раскаленный энергон по трубкам. Бороться за идеалы и жизни, в которые он верил. И конечно – держать свою энергию на коротком удушливом поводке.  Кстати о ней. — Выбросы происходят всё чаще. Я думаю, это связано с моим эмоциональным состоянием в последнее время. — начал Мегатрон, словно стараясь перевести запретную тему.  Он поднял взгляд, ленивый, но тяжёлый. Медленно протянул манипулятор, позволяя Шоквейву подключить проводники для проверки. Экран заполнился мелькающими графиками, хаотичными линиями, которые постепенно выстраивались в строгие диаграммы. Шоквейв всматривался в них, едва заметно кивая, но внезапно замер. — Прирост мощности нестабилен. Это ожидаемо, учитывая природу твоей системы, но… выбросы начинают усиливаться не только снаружи. Я вижу как энергетические отростки сплетаются с твоими проводами центральной системы корпуса.  — И? — Мегатрон бросил короткий взгляд, полный раздражения. — Если это продолжится, внутренние системы могут перегрузиться. Твой процессор воспринимает отростки этого энергона как яд. Как помеху, которую нужно вытеснить и защититься.  — Перегрузятся? — спросил Мегатрон, сжимая и разжимая кулак, словно проверяя его прочность. — Пусть перегрузятся. Главное, чтобы всё функционировало тогда, когда это будет нужно. Оптика Шоквейва замерцала, и в его всегда ровном голосе послышались нотки предостережения. — Последствия выбросов могут быть катастрофическими. Не только для твоей системы, но и для окружающих. Мегатрон повернулся к огромному окну, выходящему на бескрайний океан. Он молча смотрел на небо, словно ища там ответ, и в тишине прозвучал его низкий, задумчивый голос. — Окружающие… Разве это когда-либо останавливало нас? Саундвейв шагнул вперёд. Его голос был ровным, лишённым эмоций, но твёрдым. — Твоя стабильность — ключ к успеху. Мегатрон не ответил. Его силуэт в тусклом свете напоминал о затухающей буре, скрытой под спокойной поверхностью. Шоквейв, между тем, не собирался останавливаться. Он продолжил изучать данные, делая пометки на своём планшете. — Есть ещё один вопрос, — сказал он после паузы. — Прайм доставлен на «Немезиду». Мегатрон развернулся, его взгляд скользнул по обоим собеседникам, прежде чем остановиться на Шоквейве. — И где же он? — В отсеке рядом с твоим, — ответил тот, не поднимая головы. — Это наиболее защищённая часть корабля, а также место, где можно вести наблюдение за ним. На миг в кабинете повисла тишина. Мегатрон чуть приподнял бровь, услышав это. — Интересный выбор, — хмыкнул он. — Надеюсь, ты понимаешь, что сделал? — Это стратегически обоснованно, — спокойно ответил Шоквейв. Мегатрон не спорил. Он понимал логику этого решения, даже если оно ему не нравилось. Ему докладывали о том, что в его отсутствие Прайм здесь бушевал и доводил Старскрима до бешенства, и даже пытался сбежать, что неудивительно для поведения бота. И если в Эребусе на это никто не обращал внимание, то на Немезиде истеричные припадки автобота он не допустит. Но слишком близкое соседство с Праймом напоминало об их давних битвах, о старых ранах, которые никогда полностью не заживут. Шоквейв, между тем, переключил внимание на другую тему. Его голос приобрёл деловой оттенок. — Есть ещё один момент, связанный с состоянием Прайма. Попытки извлечь из него информацию о синтетическом энергоне не увенчались успехом. Блокировка в его процессоре настолько сложна, что разрушить её без ущерба для самого Прайма практически невозможно. Мегатрон откинулся в кресле, с интересом наблюдая за учёным. — Продолжай. — Формула заблокирована на уровне центральной нейросети. Каждый раз, когда она активируется, данные стираются мгновенно. Создаётся впечатление, что кто-то намеренно внедрил эту защиту, чтобы скрыть информацию не только от нас, но и от самого Прайма. Саундвейв, скрестив манипуляторы на корпусе, слегка наклонил голову. — Кто-то? Шоквейв сделал паузу, затем с холодной уверенностью добавил: — Рэтчет. — Ещё что-нибудь? — наконец спросил Мегатрон, поднимаясь с кресла, намереваясь пойти к себе в отсек отдохнуть. — Зайди к Оптимусу. — ответил Шоквейв. — Это ты его нянька. Мне не к чему лицезреть его удрученный фейсплейт.  За Мегатроном закрылись ворота в его кабинет и он вышел в коридоры пустой Немезиды. К счастью, большинство вехиконов и других неприятных особей в лице офицеров и командующих покинули корабль и перебрались в Эребус, что позволяло тишине наполнить эти стены. Дойдя до дверей своего отсека, он замедлился и не спешил в него входить. Последняя рекомендация ученого – будь он здоров – застряла в его процессоре как заевшая пластина. Тем более, ему нужно было выполнить одно обещание, хотя он предпочитал называть это платой за полезную услугу. Тихо выругавшись про себя он направился к противоположной двери, готовясь как минимум к неприятному разговору. Мегатрон отворил дверь, ведущую в светлый отсек, где содержался Прайм. Просторная комната была обставлена сдержанно, но функционально, с высоким окном, через которое открывался вид на Эребус. Свет от звезды за окном заливал помещение мягким золотистым оттенком, подчёркивая странный контраст между простотой обстановки и тем, кто здесь находился. Первое, что бросилось в глаза Мегатрону, — фигура автобота, стоящего у окна. Он был неподвижен, застыв, словно памятник. Тусклый солнечный свет отбрасывал тени на его корпус, делая его очертания ещё более чёткими. Мегатрон на мгновение замер в дверях, его взгляд задержался на Прайме. «Если этот чертов бот пытался сбежать, просто разбив окно… — мелькнула холодная мысль. — Его процессорная активность ещё ниже, чем я предполагал.» Сделав несколько медленных шагов вперёд, он остановился, ожидая, когда тот заметит его присутствие. Оптимус медленно обернулся. Их взгляды встретились, и Мегатрон почувствовал, как старая, почти забытая злость взвилась внутри, подобно смерчу. Она была такой сильной, такой всепоглощающей, что на миг он утратил контроль. Крики, шёпот, стоны — хоровод голосов внутри его процессора набрал силу. СделайэтоУбейРазбейегоВырвиИскруираздавиеёвсвоихманипуляторахПустьпочувствуетболькоторуютыносилвсебевсеэтиворны. УбейУбейУбей. Его манипуляторы едва заметно дрогнули. Тварь внутри пробудилась, рвалась наружу, и на мгновение он почти поддался. Но вместо этого… Он замер, его взгляд стал ледяным, а злость ушла так же резко, как и появилась. Её сменила пустота, ледяное безразличие, пронизывающее до самых глубин его сущности. Последствия выбросов. Прайм согнувшись, опёрся на стену. Он держался за шлем, словно пытаясь подавить невыносимую боль. Прошло несколько минут прежде чем он пришел в себя и Мегатрон заговорил: — Поумерь свой пыл, Прайм. Правила игры изменились.  *** Мегатрон не спешил начинать разговор. Он стоял в нескольких шагах от Оптимуса, который снова отвернулся к окну. Солнечные лучи ложились на корпус Прайма, вырисовывая его силуэт, но казалось, что он даже этого не замечает. Тишина между ними была напряжённой, словно воздух вот-вот лопнет от напряжения. — Почему Падший пришел к власти? — Неверный вопрос.  Наступило короткое молчание, нарушенное только тихим гулом систем. — Что сейчас происходит с автоботами? — наконец спросил Оптимус. Мегатрон взглянул на него, в его оптике зажглась искра раздражения при упоминании автошлака. Ну что же, если он так хочет услышать неприятную правду, Мегатрон не будет ему отказывать.  — Прячутся. И правильно делают. Падший объявил автоботов террористической организацией и теперь за голову каждого пойманого противника объявлено вознаграждение. И как ты понимаешь, чем выше стан, тем дороже. Локдаун уже наверняка активно занимается поисками твоих ботов. Но они всё ещё делают диверсии и саботажи, доставляя тем самым Старскриму немало хлопот и праведной ярости Падшего. — А ты? Разве не ты в первую очередь должен быть тем, кто отлавливает своих главных врагов? – Оптимус бросил это, слегка повернувшись к нему плечом. Понять какие эмоции были на его лицевой пластине было трудно. Да и мало это  интересовало Мегатрона.  — У меня есть более важные дела, Прайм. Я давно вырос из слепой ненависти к каждому автоботу, чтобы тратить на вас своё время и энергию. – Оптимус нахмурился, пытаясь расспросить больше о внешней политике, но Мегатрон резко сменил тему, как будто закрыл для себя эту часть разговора. — Есть правила, которых ты будешь придерживаться. – резко начал он. – Первое – никакого саботажа. Твои попытки сбежать или устроить хаос будут встречены с соответствующей жестокостью. Тем более – он опустил взгляд на его сковывающие браслеты – едва ли у тебя будет такая возможность.  Второе – ты не в состоянии диктовать условия. Здесь ты гость, пленник — называй как хочешь. И третье… — он остановился и взглянул на Прайма пристально, — учись держать глоссу за дентопластинами. Твои слова могут стоить жизни тебе или кому-то ещё. — Это угроза? — угрожающе произнёс Оптимус. Мегатрон кивнул, усмехнувшись, но усмешка эта была ледяной. — Это предупреждение. Я предлагаю тебе впредь думать над своими действиями. Тем более, когда вскоре окажется, что за твое неподобающее поведение теперь будет отвечать другое существо. Вечером к тебе пришлют твою новую слугу.  Услышав это Оптимус стиснул дентопластины, наверняка собираясь разразиться тирадой о том, что он не опуститься до уровня десептиконов используя слуг.  Развернувшись и намереваясь оставить Прайма одного, пока тот его вновь не вывел из себя, при самом выходе из отсека, Мегатрон замедлился и бросил не оборачиваясь: — Забавно, не правда ли? Мы всегда считали, что всё держим под контролем. Наших солдат, наши планы, наши войны. Но в конечном итоге всё сводится к одной простой истине: мы оба стали пленниками чужой силы.  *** Оптимус остался стоять у окна, не сразу осознавая, что его оптика всё ещё следит за закрывающейся дверью. Слова Мегатрона — хлёсткие, ледяные, наполненные скрытым подтекстом — разносились эхом в его процессоре. Они звучали как вызов, как издёвка, но больше всего — как горькая правда, которую он не хотел принимать. И в этой правде не было ничего забавного, это была трагедия з заведомо несчастным концом. Он пытался не поддаваться эмоциям, но воспоминания всколыхнулись бурей. Мегатрон. Генерал десептиконов, его извечный враг. Сколько раз они сражались друг с другом, отстаивая свои идеалы? Сколько раз Оптимус видел в нём не только врага, но и брата, пусть и давно утратившего себя? А теперь перед ним стоял этот… этот чужой, этот подручный Падшего. Как низко пал тот, кто когда-то возглавлял мощь десептиконов и бросал вызов всему, что считал ложным. Но даже в этом новом облике, в холодной отрешённости, в приказах и предупреждениях, Оптимус чувствовал что-то неуловимое. Какой-то диссонанс, нестыковку. Мегатрон был слишком сдержан. Его слова о правилах звучали, как заученный текст, но не из тех, что исходят от сердца. Он говорил так, будто сам едва верил в то, что озвучивает. «Мы оба стали пленниками чужой силы». Эта фраза въелась в его процессор, как глубоко врезанный код. Он думал о сказанном раньше: о Падшем, о его власти, о судьбе автоботов. Каково это — знать, что весь твой род объявлен террористами? Знать, что за их головы назначены награды? Оптимус чувствовал тяжесть ответственности давящим грузом. Автоботы продолжали сопротивляться, но какой ценой? И если Локдаун действительно охотится на них, значит, их дни могут быть сочтены. Его оптика помутнела от горечи. Даже здесь, в плену, он оставался лидером. Его разум искал ответы, способы помочь своим. Он знал, что должен продержаться, но отчаяние иногда подкрадывалось слишком близко. Ещё одна мысль терзала его, не отпуская. Почему Мегатрон действительно служит Падшему? Он явно дал понять, что не уступил свою власть добровольно. Но разве в таком случае он не должен быть сейчас мертв? Здесь кроется что-то большее, нечто, что Оптимусу ещё предстоит понять. Оптимус провёл весь день, терзаемый собственными мыслями. Пространство комнаты казалось сужалось, тишина давила, и он, несмотря на все свои усилия, не мог отвлечься от тревожных размышлений. Он пытался анализировать услышанное: поведение десептиконов, правление Падшего, действия Мегатрона. Всё это было чуждо, но одновременно пронизано какой-то странной логикой, которую он пока не мог разгадать. Как будто в идеально слаженном механизме есть какая-то небольшая неисправность, несостыковка, грозящая развалить весь режим на мелкие детали.  Ближе к вечеру Оптимус услышал шум за дверями. Сначала он решил, что это просто патруль десептиконов, но звуки не прекращались. Что-то происходило. Когда дверь открылась, его злость поднялась новой волной. Значит, Мегатрон не шутил. Он действительно послал кого-то. Не желая видеть этого “слугу”, кем бы он ни оказался, Оптимус отвернулся от двери и упорно смотрел в окно, отказываясь принимать навязанную ему ситуацию. Тишина за дверью длилась долго. Слишком долго. Прайм не выдержал. Гнев уступил место любопытству и лёгкому беспокойству. Он медленно обернулся, ожидая увидеть кого угодно — десептикона, дрона, автобота… Но когда его оптика сфокусировалась, он замер. Живая. Настоящая. Там стояла Микаэла.