Glorious Evolution

***

– А ты вообще кто? Виктор не сразу понял, кому адресован вопрос. Обычно... Обычно такие девушки с ним не заговорили, отводили глаза, точно случайно увидели подбитую птицу. Да и Хеймердингер не предупреждал. А, впрочем, что он должен был сказать? «Ограбленная лаборатория принадлежит юной красавице, будь осторожен, Виктор, и оденься приличнее»? Юноша ожидал встретить сумасшедшего ученого, студента, окрыленного жаждой знаний, но никак не ее. Джилл Талис скрестила на груди руки и выгнула бровь, смотря на профессорского помощника с нескрываемым презрением. Ее белый пиджак тут и там украшали серые следы бетонной пыли: девушка явно копалась в грязи до прихода стражи. Студентка фыркнула, отвернувшись к окну. К тому, что от него осталось – половине рамы, воткнутой в огрызок бетонной стены. Стража лениво перетаскивала булыжники вниз, разбирала завалы, попутно ища остатки запретного эксперимента. Виктор только сейчас понял, что стоило заранее узнать, что тут стряслось. – Личный помощник декана академии, – произнес он после недолгой паузы. – А ты... Ты что тут устроила? – Науку, – огрызнулась Джилл. – Знаешь такую штуку? – Кто дал разрешение на проведение экспериментов подобного рода? – Виктор не хотел показаться мягкотелым, но и перегнуть палку отчего-то не желал. – Это было независимое исследование, – в ее голосе впервые с момента их встречи послышалась неуверенность. – Ты здесь зачем? – Меня послали проследить за ходом дел, все опасные предметы должны быть обезврежены. И ты в том числе. Жаль, что в списке она значилась лишь скупой строчкой без пояснений: Дж. ТАЛЛИС. Виктор нахмурился, когда девушка поднялась с места: маленького деревянного стульчика. Джилл развела руки в стороны, и светло-карие глаза ее вспыхнули гневом. Она действительно выглядела опасно, словно в любой момент могла взорваться и уничтожить остатки лаборатории вместе со всеми незваными гостями в ней. Виктор сдержал улыбку, но приложил к тому все усилия. Он на секунду захотел, чтобы девушка попыталась толкнуть его, руками забарабанила о его грудь в лёгком приступе гнева, но этого не случилось. Джилл тяжело вздохнула, понимая, что совсем скоро ей придется выступить перед советом. «Ей грозит изгнание», – вспомнил Виктор слова своего учителя. Меньше всего этому городу нужна потеря гениальных умов. Джилл поджала губы, и вид ее изменился, сердце Виктора наполнила жалость. Странно было ему, калеке, жалеть девушку в расцвете здоровья и красоты. Идеальную девушку, а ведь самому Виктору так далеко до идеала... Ассистент декана дождался, пока стража выведет преступницу прочь, проследил за тем, как фигура ее растворяется вдалеке белым пятном превосходства. Хеймердингер спешил навстречу ученику, и его прыгучая походка вызвала у Виктора улыбку. Или же виновницей стала Джилл Талис?

***

«Никто из них в меня не поверил, – думалось Джилл весь вечер. Она все не могла выбросить из головы лица членов совета, их потемневшие радужки, нахмуренные брови. Даже советник Кироманн, мать Кейтлин, не пожелала вступиться за подругу семьи. «Безнадёжные идиоты», – подумалось ей в отчаянии. Свет прогресса не сможет разогнать тьму, нависшую над тем столом, ему не пробиться сквозь свинцовые тучи невежества. Джилл вспомнила мага, спасшего ее с матерью на долгом холодном перевале... Разве мог он нести с собой зло? «Магия опасна в неумелых руках», – вспомнила Джилл слова Хеймердингера, но в мире ещё так много разных опасных вещей, не запрещенных законом. Девушка плотно сжала губы. Казалось, что она вот-вот умрет. Тело пылало огнем, и сердце все быстрее билось в груди, рвалось сквозь ребра наружу. Джилл подвела мать, подвела Кейтлин, Академию, она опозорила себя и семью, всех, к кому имела отношение. И все из-за того, что посмела мечтать и надеяться. Голова шла кругом. Исключенная студентка стояла у края разрушенной стены, смотрела, как внизу растекаются бескрайние воды нижнего города, как над ними густой дымкой клубится едкий туман, разъедающий лёгкие. Знатные дома Пилтовера нависали над ее собственным домом. Смерть будет быстрой, если сделать шаг ей навстречу. Джилл вспомнила взгляд, которым ее одарила мать на прощание, как она посмотрела на нее после разбирательств в совете. «Разочарование». – Не помешаю? Но вообще-то он помешал. Джилл порывисто развернулась, вернув ногу на твердую поверхность, отбросив на время мысль о последнем прыжке. Она приподняла брови от удивления, осознав, кто потревожил ее покой. Тот юноша, посланный деканом. «Не многим старше меня», – подумалось ей невзначай, возраста ему добавляла хромота и общая бледность. Ассистент держал в руках книжку, которую Джилл не могла разглядеть в окружившей его темноте. Ассистент Хеймердингера шагнул ближе, и сначала послышался стук его сапог, после – лязг трости. – Что, принес ещё какой-то список, в котором есть и мое имя? – фыркнула она, недовольно отвернувшись обратно. – Да, есть... Но ты сама его написала. На каждой странице, прошу заметить, – в его голосе слышалось ничем не прикрытое ехидство. – Несколько эгоцентрично. – Пришел отчитать меня? – Нет, – теперь в голосе незваного голосе звучала поспешность. – Нет, я пришел потому, что ты смогла убедить меня. Там, на совете. Что? Джилл вновь обернулась, недоверчиво заглянув в это лицо. Она впервые увидела его сегодня утром, но успела запомнить. Хорошенький юноша, с акцентом, выдающим в нем приезжего. Правильные черты лица сочетались с бледным, почти серым цветом его кожи, трость помогала передвигаться, но хромота незнакомца была слишком сильной, нога явно доставляла дискомфорт. Он был бы сильно выше нее, если бы не сгибался под тяжестью боли в конечности. Джилл подняла подбородок, поджав губы не то от обиды, не то от злости. – Тебя одного, – шепнула она. – Какой успех, надо же... Никто больше в меня не верит. – Никто не верил и в меня, – трость снова застучала по каменному полу, юноша медленно зашагал в сторону Джилл. – Хромой бродяга из Зауна, – незнакомец взглянул вниз, к темно-зеленым туманным облакам, и в глазах его отразилась скорбь. – У меня не было ни именитого учителя, ни собственного имени, был лишь я сам. И я сам в себя верил, этого хватило. Девушка снова поджала губы. Когда она посмотрела на гостя снова, тот слабо улыбался, глядя куда-то вдаль. Рука его потянулась в ее сторону, и сперва Джилл ожидала удара, ждала, что верный пёс Хеймердингера столкнет ее вниз, навстречу твердому камню, но вместо этого юноша протянул ей что-то. Пришлось напрячь зрение, чтобы понять. Он принес ее браслет, браслет, с подаренной магом руной. – Я даже имени твоего не знаю, – шепнула Джилл, осторожно принимая подарок. – Виктор. Зови меня Виктор.

***

Виктор сразу понял: у него будут проблемы. Проблемы в отношениях с Академией, проблемы с Хеймердингером, и даже с самой Джилл. Но идея, маячившая на горизонте, оказалась слишком важной. Магия, магия, контролируемая простым смертным, сдерживаемая рунными камнями и направляемая в определенное русло. Это и есть прогресс. Виктор скривился, в очередной раз потирая ногу. Боль сегодня усилилась. Быть может, виной всему пережитое волнение? Подумать только, они ведь влезли в закрытое хранилище декана, ходили по лезвию ножа... Неужели он действительно поверил в ее идеи так сильно? Джилл улыбнулась ему с другого края стола, она приподняла защитные очки и принялась рассказывать о чем-то малозначимом. – Ты пренебрегаешь техникой безопасности, – напомнил ей Виктор, прекрасно понимая, что и его предупреждением девушка намерена пренебречь. Джилл закатила глаза. Она обращалась с кристаллами так умело, будто лелеяла эту идею всю жизнь, засыпала, думая о том, как вскоре будет держать их в руках, повелевая загадочной силой. Виктор и Джилл приступили к работе с неделю назад, Совет ждал от них новых изобретений. Врат, что будут перемещать грузы туда и обратно в считанные мгновения... Удивительно, как далеко может зайти человечество, благодаря их открытию. Может, и в Нижнем Городе станет лучше, и дети перестанут страдать от химии, разъедающей их тела ещё в материнской утробе? Виктор снова взглянул на Джилл, та продолжала ворковать над ярко-синим кристаллом, и улыбка не сходила с ее лица. Ее лицо... Виктор любил рассматривать его, вспоминать перед сном, думать о ней в моменты томительного одиночества. «Совершенство», – думалось учёному. Идеальный антипод его самого, сломленного, затравленного и жалкого.

***

– Месяцы, – причитал Виктор, бубнил, точно старая бабка. – А что, если у нас нет месяцев? – Мы ведь не можем дать людям непроверенные технологии, Виктор, – поспешила ответить Джилл. – Кто-то может погибнуть. – Пока тебя не приняли в Совет, это тебя мало волновало, – он знал, как именно ее уколоть. Да. Да, с тех пор Джилл изменилась, но ведь это... Нормально, правда? Изменился и Виктор, стал чуть другим, более чопорным и холодным. Девушка взглянула на него снова, словно пытаясь уловить что-то новое в хорошо знакомых чертах. Высокие скулы выделялись ещё ярче, чем прежде, и тени под ними становились все гуще и гуще. Виктор смотрел за тем, как руны, начерченные ими на тоннеле врат, гаснут и загораются снова, как человеческие жизни, сезонность погоды, как само мироздание. За смертью следует жизнь, за тьмой идёт свет, и за Джилл шел Виктор. Шел ровно до вчерашнего дня, до ее речи в Совете. Не об этом они договаривались когда-то. – Мы должны делать жизни людей лучше, помнишь? – Джилл сама не поняла, почему, но она положила свою ладонь на ладонь Виктора, точно только так он сможет её услышать. – Ты, кстати, уже круто изменил мою. Ей бы стоило устыдиться сказанного... Но Джилл не льстила, не преувеличивала. Виктор буквально спас ее жизнь, отогнал прочь шальную мысль о самоубийстве. В существовании без мечты не было бы никакой радости... Виктор замер под весом ее руки. Он встрепенулся, точно от удара, и Джилл поджала тонкие губы. «Перегнула палку», – невесело подумалось ей. Но неужели они слишком мало ещё знали друг друга, чтобы позволить небольшой... Телесный контакт? Без обмена жидкостями и лишней интимности. Девушка осторожно шагнула назад, и стальная ступенька скрипнула под каблуком. Белое с золотом платье подчеркивало талию и грудь, производило впечатление, и даже скупой на похвалу Виктор сказал ей пару часов назад: «Ты выглядишь безупречно». – Прости, – шепнула девушка едва слышно. – Мне не следовало... – Джилл, – он обернулся, слишком порывисто, слишком быстро, сбил стоявшую рядом трость. Грохот поднялся вверх, словно до самых небес, до звезд, до луны и других планет за пределами нашей орбиты. Бам-бам-бам, дерево по металлу. Смущённый Виктор продолжал держаться за поручень, он попытался согнуть больную ногу в коленке, опуститься вниз и поднять трость, но зашипел от боли. Джилл первой подтянула трость, вручила ее коллеге, не показав и капли сострадания. Она хорошо знала: Виктор ненавидел жалость. Но она... Она и не жалела его. – Мы можем поужинать вместе? – спросил Виктор тихо, когда расстояние между его лицом и ее оставалось неприлично малым, в один всего шаг. – Провести вместе вечер. – Да, – ответила Джилл. – Было бы замечательно Они проводили вместе так много вечеров последние пару лет...

***

– Она мне не нравится, вот и все, – прошипел Виктор сквозь зубы. – Что ещё за «вот и все»? Должны быть какие-то причины, Виктор. Никогда не поверю, что ты можешь руководствоваться голыми чувствами, принимая какое-то решение. Джилл все не снимала защитных очков. И чего она к нему пристала? Пару мгновений назад Виктор имел неосторожность обмолвиться о том, что советник Медарда ему не по нраву. Она так похожа на змею... Скользкая и ядовитая. Мэл лила в их уши мед, но за спиной держала остро наточенный меч, чтобы при случае отрезать все лишнее: непутевых изобретателей Хекстека, к примеру. И то, что Джилл все ближе сходилась с ней, только раздражало. Неужели она так слепа? «Просто эта Мел ходит на двух ногах, пышет молодостью и здоровьем. Конечно, ее компания предпочтительнее», – невесело подумалось ему. Ужин состоялся, Виктор пригласил Джилл в отличный Пилтоверский ресторан, они прошлись по холодной парковой набережной, обсудили звёздное небо над головой, поговорили о семье, о планах на жизнь... Но Виктор не решился зайти дальше. Светло-карие глаза Джилл излучали тепло, точно яркое летнее солнце, но Виктор же больше походил на осень. Пору увядания. – Думаешь, что я бесчувственный? – спросил он с обидой. – Вообще-то да, – с готовностью ответила девушка, вынимая изящную тонкую руку из огромной перчатки. – Ты рациональный. И это, – на лице ее снова появилось это плутоватое выражение, и Виктор понял, что в следующую минуту услышит что-то, что ему не понравится. – Это хорошо... – Что ты задумала? – он выгнул бровь, сделал пару шагов к коллеге. – Не я. Совет хочет, чтобы мы занялись... Чтобы мы продолжили разработку оружия, Виктор. – Совет хочет что? – в горле тут же встал ком не то обиды, не то злости. – Совет или советник Медарда? – Она говорит голосом многих! – тут же отозвалась Джилл. Она всегда так легко повышала голос, так легко распалялась, что любая брошенная в нее искра могла превратиться в яркий костер. Джилл нахмурилась, и меж бровей ее появилась забавная ямка, Виктор приметил ее уже давно. Он не смог сдержать лёгкой улыбки, и девушка разозлилась лишь сильнее. Снисходительное отношение раздражало ее больше всего. Коллега фыркнула, швырнув защитную перчатку на стол, точно вызывая на дуэль невидимого оппонента. Чертежи разлетелись, подхваченные порывом ветра, очки упали на пол лаборатории. Сегодня здесь только двое: Джилл и Виктор. Ассистенты ушли раньше положенного. – Мы должны были делать мир лучше, – Виктор опирался на стол, он смотрел коллеге в глаза, не отводил взгляда. – Мы – учёные, а не солдаты. – Ты меня убиваешь, – возмутилась Джилл, подойдя к нему ближе. – Ты как никто другой должен знать, что оружие иногда просто необходимо! Люди бывают дикими, как там, в... – В Зауне? – удивился Виктор, губы его дрогнули. – В Зауне, ты хотела сказать? Так вот, в чем дело. А Виктор и не подумал об этом за долгие годы сотрудничества, долгие годы тихих любований ею с той стороны стола. Виктор – дитя Зауна, отребье, прибывшее из воровской дыры, и Джилл не видит в нем чего-то иного. Обычно страсти в их тандеме кипели лишь в ее душе, но на этот раз пришла очередь Виктора. Злость охватила быстро, теплом разлилась по искалеченному телу. Он сам не понял, как шагнул девушке навстречу, как остановился всего в паре сантиметров от ее лица. По щеке скользило горячее дыхание коллеги. Джилл тут же опомнилась, она отвела взгляд, но не метнулась в сторону. Девушка пожалела о том, чего не успела сказать, пусть и собиралась. – Я не хотела, – Джилл обиженно надула щеки, и Виктор мгновенно умерил свой гнев. Он не успокоился, нет, не простил ей эти мысли. Так долго они работали вместе, так долго прокладывали общий путь в мир науки, мир магии, порабощенной рунами... И для Джилл все ещё существовали различия между жителями Пилтовера и Зауна. Одни – солнцеликие защитники прогресса, другие – преступники, тянущие человечество в пучину разложения. Виктор смотрел ей в глаза, смотрел за тем, как синие искорки Хекстека отражаются в черных зрачках. На щеках Джилл появился румянец, едва заметный на тронутой солнцем коже. Она не двинулась в сторону, даже когда Виктор подошёл к ней вплотную, когда ее мягкая теплая грудь впечаталась в его, вогнутую и почти безжизненную. – Не хотела сказать, что в Зауне живут лишь порочные ублюдки? – спросил он тихо. – Да, – виновато подтвердила Джилл. – Докажи, – шепнул он едва слышно. Гнев придал уверенности, толкнул на безрассудный поступок, к которому рациональная душа ученого не была готова. Виктор наклонился вперёд, и его сухие холодные губы коснулись ее. Джилл не сразу очнулась, не сразу ответила на поцелуй, но все же двинулась ему навстречу. Ее лёгкая, почти невесомая ладонь опустилась на шею Виктора, прошлась вниз, пальцем очертила линию ключицы. Их губы касались друг друга снова и снова, пока язык изучал его рот. Он всегда знал, что в ней много страсти. Все происходило так быстро. Виктор не смог бы поднять ее, пусть так хотелось... Но Джилл и не ждала. Она сдвинула в сторону бумаги, защитные маски и инструменты, запрыгнула на стол, с готовностью притянув коллегу к себе. Виктор тяжело дышал, охваченный страстью, и взгляд, которым наградила его Джилл, не сбивал градус желания. В синем цвете Хекстек-кристаллов глаза ее точно искрились, будто магия томилась в ней самой. Она лежала там, на столе, медленно расстегивая черную рубашку, открывая взору Виктора все больше кожи. Мужчина же знал, что ему лучше оставить как можно больше одежды. Он целовал ее шею, губами ласкал бархатную кожу, спускаясь все ниже и ниже, к груди. Виктору казалось, что происходящее – не больше, чем сон, фантазия, которую он уже однажды видел... Но ощущение, это тепло под подушечками пальцев, все было так реально. Виктор попытался отстраниться, насладить видом, но Джилл не позволила: положила ладонь ему на затылок, заставив поцеловать ее снова. Она помогла ему справиться с ремнем на брюках, помогла чуть приспустить их, чтобы войти. Вскрик, сорвавшийся с ее губ при первом движении, вышел сдавленным. Сдавленным поцелуем. Виктор боялся спешить, но не мог сдержаться, чувствуя, как Джилл обхватила его бедра ногами, прижала ближе. Она не кричала, лишь тихо постанывала ему в изгиб шеи, пальцами цеплялась за спину коллеги. Движения ускорились сами собой, тело двигалось, подчиняясь древнему инстинкту. Его бедра касались ее, сотрясая воздух влажным звуком шлепка, все быстрее и быстрее, пока не наступила кульминация. Джилл выгнулась в пояснице, и пальцы ее впились в его кожу глубже, оставили после себя следы. Их шумное дыхание слилось в одно, и лаборатория слышала лишь это: два шумных сердца и потрескивающий энергией Хекстек.

***

Джилл не знала точно, что теперь чувствовать. Виктор нравился ей уже давно, ещё с тех самых пор, как спас ее от роковой ошибки. Он поверил в нее, выслушал, он помог... А теперь Виктор... Умирает. Мысль эта засела а голове, точно паразит, она пульсировала, принося физический дискомфорт своим постоянно увеличивающимся размером. Джилл сидела у кровати коллеги, держала его за руку и шептала милые глупости. Она целовала его висок, знала, что Виктора это вряд ли утешит, но все не могла замолчать. Тишина становилась тяжёлой, в тишине нет жизни, нет его. А как Джилл справится без Виктора? Вчера вечером она покинула его квартиру по просьбе больного, и сегодня днём пришла, едва разделавшись с делами. – Виктор? – он сидел за рабочим столом, изучал свое новое изобретение – ХексЯдро, концентрат дикой магической энергии. – Тебе стало лучше? – Намного, – хрипло ответил учёный. – Я понял, как могу изменить мир, избавиться от увядания органических соединений. – Ты вообще спал сегодня? – спросила Джилл, подходя ближе. – Я надеялась, что ты выгнал меня, чтобы хорошенько поспать. Даже обессиленный после обострения болезни, Виктор продолжал делить с ней постель. Не так часто, как прежде, не так страстно и дико, но в касаниях его появлялось все больше нежности. Словно Виктор пытался насытить Джилл перед смертью. Обычно ярко-голубое ядро светилось странноватым сиреневым светом, будто слилось воедино с энергией иного рода. Пару недель назад Виктор представил Джилл свой эксперимент: растения, пышущие здоровьем с поддержкой Хекстека. Жаль, что все они неуклонно умирали, тлели на глазах. Джилл остановилась за спиной Виктора, и лишь сейчас заметила уже знакомую ей колбу... Пустую колбу, лежавшую на столе. Она протянула вперёд руку, но мужчина поймал ту за запястье. – Джилл, я все объясню, – в голосе слышалась неуверенность. – Это только ради эксперимента... – Это – Сияние, Виктор? – зубы скрипнули. – Ты... Ты поэтому выпроводил меня вчера вечером? Ты спускался в Заун, к тому безумцу? От накатившего гнева закружилась голова. Джилл оперлась ладонью о стол, и Виктор поспешно поднялся. Без трости. Та стояла в дальнем углу комнаты, учёный не выкинул ее за ненадобностью, но убрал, явно не используя ни сегодня вечером, ни вчера.  Джилл прикусила губу, лишь бы не сказать ничего лишнего, не ранить его словом. Виктор тяжело вздохнул, выставив руки в защитном жесте, но Джилл и не собиралась нападать. Она чувствовала, как губы все плотнее прижимаются друг к другу, превращаясь в тонкую бескровную нить. – Я увидел возможность для прогресса, Джилл, – ответил он медленно. – И я ею воспользовался. Ты ведь помнишь, об этом мы и мечтали, – Виктор взял ее за руку, прижал к своей груди. – Мечтали помогать людям. И Хекстек в сочетании с сиянием может спасти сотни жизней! Вон оно – ядро, ядро жизни. Но выглядело оно, точно сама смерть. Джилл скривилась, с Хекстеком смешалась вязкая лиловая жижа, она тонкими нитями обняла ядро, присосалась к нему, подобно паразиту. Джилл не могла объяснить, но точно знала, что есть в этом что-то... Неправильное. Так не должно быть. Лицо Виктора изменилось, щеки впали сильнее, под глазами залегли тени, свидетели бессонной ночи. Он приподнялся, чтобы поцеловать ее, успокоить, но девушка отшатнулась, точно от удара. Нет. Нет, ей нужно подумать... Не расходятся ли их пути? – Мне завтра выступать перед советом, – заговорила она, вырвав ладонь из его руки. – Мне нужно подготовиться.

***

Виктор слабо помнил последние свои мгновения. Вспышка света, грохот, окруживший со всех сторон, боль в хилом теле. Голос советника Медарды оборвался криком, а после... Только темнота. Вязкая и тягучая, она заполнила легкие и украла возможность дышать. В начале он чувствовал холод, тот проникал под кожу, подобно острой игле доктора, растекался по мышцам. После же наступила пустота. Виктор понимал: нет, он всё ещё дышит, ему казалось, что Джилл зовёт его за собой, кричит его имя, что Джилл плачет. Но никого не было рядом, кроме пустоты, кроме бесконечного молчания. И это уничтожало. Когда боль запульсировала в груди, Виктор почти обрадовался, боль – уже что-то. Разум наполнился искрами, свет прорезал темноту, и тепло разлилось по затекшим мышцам. Он снова чувствовал свое тело, и тело точно опустили в огонь. Кожа тлела, превращаясь в давнее воспоминание, мышцы соскальзывали с кости и нарастали вновь, сильнее и лучше. Виктору казалось, что он наконец-то умер, умер, но переродился, что-то удержало его в этом мире. Может... Любовь? Нет, он никогда не верил в ее силу, пусть и признавал существование. Что-то другое не дало Виктору кануть в небытие. «Предназначение. Должен сделать мир лучше», – голос этот зарезал давящую тишину, и глаза Виктора распахнулись.

***

– Куда он мог уйти? – Джилл готова была вцепиться советнице в лицо, добавить к золотым полосам ярко-красные, так ее раздражало ее спокойствие. – Никто толком не знает, Джилл. Он говорил о том, что собирается сделать мир лучше, и идёт туда, где особенно нужен. – В Заун? – спросила девушка скорее саму себя, чем собеседницу. Мел пожала плечами, продолжая говорить о нелепых случайностях, обсасывать нападение на открытии памятника. Джилл чуть не убили, ледяное дыхание наемницы царапнуло щеку, но это – все, что с ней произошло. Бой кончился быстро, и усиленный Хекстеком молот смог бы поднять и младенец, не то, что полная сил Джилл. Девушка прикусила губу. Советник продолжала говорить о чем-то, но она уже не могла её слушать. Слова сливались в монотонный фоновый шум. Джилл порывисто развернулась и двинулась к дверям. Обычно тяжёлые, в этот раз они словно не весили ничего, девушка распахнула их одним движением. Виктор покинул ее лабораторию два дня назад, и никто не удосужился сказать сразу. Может Виктор был прав насчёт Медарды? Может... Она ими только играла? – Разузнай, не появился ли в Зауне новый учёный, – попросила Джилл одного из помощников. – Или маг, – раздумывала она, не вполне понимая, чем стал ее Виктор. Юноша кивнул, тут же скрывшись за дверью. Слухи о лекаре, новом миссии, расползались весьма быстро, и Джилл очень скоро выслушала доклад.

***

Виктор знал, что она обязательно явится. Приход Джилл казался ему неизбежным, как восход солнца, как штиль после бури. Она должна была найти его, спуститься сюда. «Крысы ей не понравятся», – подумалось Виктору, и усмешка сама собой растянула губы. Там, В Пилтовере, крысы совсем другие. Холеные, гладкошерстные, маленькие, не чета жирным крысам из Зауна. Их длинные хвосты тут и там покрывали бородавки, вместо шерсти кожу часто украшали лишь струпья от засыпающих ран. Нет, крысы ей не придутся по вкусу. Да и новый Виктор – как знать. «Главное, что ты сделал мир лучше. Ты ведь и ее мир можешь сделать лучше, разве не так?», – странный голос снова зазвучал в голове. Время, проведенное в ожидании, длилась точно целую вечность. С момента, как Джилл вошла в лагерь, до ее появления в его шатре, прошло больше десяти минут. Виктор знал, он считал секунды. Теперь он мог видеть тысячью глаз, действовать сотней рук одновременно. Все спасённые им души связывались в единое целое, и телами их можно было управлять, чем Виктор не пренебрегал. В его колонии, в этом райском месте, не было драк, ссор и обид, и все лишь его стараниями. – Виктор? – голос Джилл дрогнул, будто она простыла, пока добиралась. – Это ведь все еще ты? Он откинул капюшон, тут же решив, что жест слишком театральный, Виктор и без того произведет на нее впечатление теперь. Он держал в руке посох, но только по привычке, тому, чем он стал после слияния с хексядром, не нужна была опора. Джилл замерла, привычно поджав губы. На лице ее отпечатался страх. Чёрное платье осталось без золотой вышивки, как и плащ, за которым она скрыла свои длинные каштановые волосы. «Испугалась, что зауниты захотят ее ограбить», – понял Виктор. Предположение здравое, как бы ему ни было от этого грустно. – Я... Я переживала о тебе, – залепетала она, оглядываясь по сторонам. – Все эти люди, – Джилл подбирала слова. – Кто они? От чего ты их вылечил? – Наркоманы, калеки, больные, – холодно перечислял учёный. – Здесь так много людей, Джилл. И я сделал их жизнь лучше. – Да, я вижу, – ответила она без восторга, Джилл не решалась высказать все. – Но ты уверен, что они сохранили волю? – Волю к зависимости? – тихо рассмеялся он. – К самоуничтожению? К разрушению собственной личности? – странная насмешка появилась в его голосе. – Нет, этого я им не оставил. Джилл на мгновение наморщила свой милый носик, но ничего не сказала. Она испуганно шагнула вперёд, не решив, может ли она обнять Виктора после произошедшей с ним метаморфозы. Шатер его тут и там украшали цветы: дикие, яркие, точно напитанные кислотой. Учёный мягко улыбнулся, прочитав на лице гостьи замешательство. Не так она представляла себе нижний город, не таким видела его, когда спускалась за справедливостью. Виктор почувствовал, как губы его тянутся в горькой усмешке. Он сделал шаг навстречу, второй и третий, убедился в том, что Джилл не намерена бежать. Виктор всегда четко понимал: он – калека, и все же он никогда не испытывал к себе жалости, и не видел её в глазах Джилл. Она единственная видела в нем суть, то, что спрятано внутри искалеченного некогда тела. – Твои глаза, – она наклонилась, шагнула поближе, точно пытаясь высмотреть в его лице саму душу. – Они теперь серые. – А какими были? – выгнул бровь Виктор. – А то ты не помнишь, – фыркнула девушка. – Я... Честно сказать, я не знаю, что чувствовать от увиденного. – Ты не совсем честна, – подтолкнул он. – Знаешь, Джилл. – Я боюсь, – ответила девушка поспешно. – Я боюсь того, что вижу, Виктор.

***

«Тебе просто нужно привыкнуть, Джилл. Дай себе время, побудь со мной. Мы ведь партнёры, верно?». Слова его все крутились в голове. Джилл не спала, ворочалась с боку в бок, а над головой блестели далёкие звёзды Пилтовера. Она так и осталась в грязной некогда пещере, устроилась в шатре Виктора, а Виктор не спал. Он сказал, что теперь и не нуждается в отдыхе, что тело его безупречно, словно машина. И оно работает четко, без сбоев и помех. Джилл сама не понимала, почему, но от этих слов ее передергивало. Сон не шел, не пытался пробраться в голову, обходил ее стороной... Да и пахло тут странно. Будто хлоркой протёрли полы и стены, выжгли все бактерии. Джилл поднялась с кровати, ощутив, как белое ночное платье пристало к коже. Здесь было холодно, холоднее, чем наверху. Девушка закуталась в прихваченный с собой шарф. Она вышла на улицу тихо, точно мышь в кладовой, полной кошек. Джилл ступала едва слышно, шла в пустоту, лишь бы идти. Мысли набили голову так плотно, что черепная коробка начинала пульсировать, разрываясь на две равные части. Небо над головой, кусок, видневшийся между скал, казалось удивительно чистым... Цветы, кучкующиеся по углам, набрали живительного солнечного света днём, а теперь светились тусклым неоновым светом. Природа удивительна, удивительна эволюция. В полной темноте растения научились выделять свет, чтобы приманить насекомых на пир. Джилл сдержанно улыбнулась, заметив. Вдалеке она увидела трёх просителей, паломников Виктора. Их спины слегка согнулись, точно ребра тянули к земле. Сперва Джилл хотела окликнуть незнакомцев, перекинуться парой слов, это она умела... Но девушка замерла, убрав за ухо каштановую прядь. Все трое стояли неподвижно, смотрели в небо над головой и молчали. Будто ждали рассвет. «Мне теперь не нужно спать», – вспомнила Джилл слова Виктора. Но им? Причем тут они? Фигуры продолжали стоять на своих местах, больше напоминая статуи, чем людей из плоти и крови. Даже отсюда можно было заметить, что ни единой мысли нет в их пустых взглядах. Ей бы смотреть под ноги, делая шаг... Джилл переместила мысок с одной кочки на другую, и сухая ветка скрипнула под ступней. Все три головы вмиг повернулись к ней, выцепив стройную фигурку из густого полумрака. – Джилл, – три голоса звучали, словно один единый. – Ты не спишь? И вряд ли теперь уснет. Девушка оглянулась назад, чтобы на этот раз удостовериться: путь свободен. Она рванула в сторону, с торопливого шага перешла на бег, не оглядываясь. Позади слышались тихие шаги, но никто не бежал за ней, точно зная, что Джилл все равно не укрыться. «Что ты такое, что они такое, Виктор?», – спрашивала девушка саму себя. Вспомнилась лаборатория, голодное сиреневое хекс-ядро, умершие в его объятьях растения. Вспомнились слова Хеймердингера, его предупреждения. «Вы совершаете большую ошибку, вы подвергаете мир опасности». И вот оно... Виктор и есть опасность. – Куда ты идёшь, Джилл? – он появился точно из ниоткуда, преградил ей путь у самых ворот, и девушка жалко попятились. – Прошу... Давай все обсудим. – Виктор, – шепнула она, когда рука бывшего коллеги потянулась к ее лицу.

***

Джилл так часто дышала... От страха, не иначе. Грудь ее вздымались и опадала, пока девушка пребывала в небытии. Виктор не звала сюда никого из своих последователей, он пустил лишь ее, избранную. Идеальную Джилл. Виктор смотрел за тем, что лежит за ее черепной костью, рылся в памяти, словно был здесь хозяином. Вот она видит его впервые, вот слушает, не решаясь прыгнуть вниз, вот они вместе изобретают Хекстек, парят над полом чужого кабинета. Она влюбилась в него не сразу, вовсе нет, не тор, что сам Виктор. Любовь зрела в ней постепенно. Улыбка заняла губы, приятно любить и быть любимым в ответ, но... Тени нависли над счастьем. Виктор капнул глубже, увидел отблеск сияния в ее разуме, почувствовал укол страха. Чувства, питаемые Джилл, изменились. Ее тянуло в объятья старого любовника, но новая его суть пугала. Почему? Виктор почувствовал укол злости. Он почти забыл, что это такое, вознёсся над смертными слабостями... Пока здесь не появилась она, такая трогательная в своей заботе. Джилл – последняя его соломинка к человечности, но стоит ли ее сохранять? Он рылся в ее сознании, понимая, что чувство любви в ней гаснет, и с каждой новой секундой знакомства с Виктором-мессией Джилл отдаляется от него. Но он ведь может это исправить. Виктор сделал жизнь всех этих людей лучше, он подарил им счастливый финал, и у Джилл должны быть свои желания, мечты, что можно исполнить. И мечта была, верно. Виктор заглянул в самый дальний угол ее сознания и увидел в нем Джилл... Джилл и ребенка у нее на руках. «Она хочет стать матерью, она хочет семью», – понял он. Желание это омрачалось, над мечтой тучами нависали воспоминания. Джилл сидела в кабинете врача и читала выписку, пока лицо ее становилось все мрачнее. Виктор поджал губы. Он сможет все решить, сможет дать ей желаемое. В его новом лучшем мире счастливы все. Виктор отнес Джилл в свой шатер. Удивительно, раньше он ни за что не смог бы поднять ее, больная нога не позволяла подобное проявление заботы. Виктор оставил Джилл на постели, на ложе из живых лиан, усеянных мелкими белыми цветочками. Ей всегда нравилась природа, удивительно сильно для городской жительницы. – Все это неправильно, Виктор, – шепнула она, когда Виктор позволил очнуться. – Ты поработил их. – Разве? Я вылечил их, – ответил учёный с нажимом. – Я исполнил все их желания. И я исполню твое, Джилл. Девушка не успела спросить: Какое? Виктор наклонился, так легко и непринужденно, будто суставы его никогда не испытывали трудностей. Он поцеловал ее, ощутив сухость красивых полных губ. Джилл отпрянула, пусть и не сразу. На мгновение она замерла от удаления, и через касание это Виктор прочувствовал: она все же хочет его. Не все потеряно. Гостья отодвинулась, прислонила ладонь к губам и оглянулась к выходу. Она залепетала что-то о том, что так нельзя, что ей все это не нравится, но Виктор не дал ей уйти. Пальцами он обхватил ее лодыжку, притянул к себе так, чтобы ее бедра оказались напротив его. Платье задралось, сухие ветки поцарапал заднюю сторону ее бедра, и Джилл зашипела. – Я сделаю всё так, как ты захочешь, – шепнул он ей на ухо. Но Джилл не знала, хочет ли она, Виктор чувствовал через касание. Он прошёлся пальцами по чувствительным складкам ее молодого тела, заставил ее намокнуть, облегчить процесс. Она смотрела на него испуганными глазами, боялась шевелиться, точно олененок под взглядом хищника. Виктор никогда ещё не видел её такой: напуганной и послушной. Он вошёл в нее резко, не нашел в себе сил терпеть и ждать. Он знал, что с новыми своими силами он сможет доставить ей высшее наслаждение, сможет пустить по нервам импульс удовольствия, заставить ее желать большего. Виктор двигался медленно, он пытался не спешить, напоминая самому себе, что в распоряжении у него целая вечность. Он входил до нее до самого конца и покидал почти полностью, чувствуя, как два разума сливаются в единое целое. Джилл испуганно сжималась под ним, в ней смешалось так много эмоций. Страх и восторг, чувство вины, тоска по былому... Голова кружилась от происходящего. – Виктор, – вскрикнула она, пытаясь оттолкнуть его от себя. Но не в этот раз, теперь он превосходил ее во всех аспектах, теперь он – совершенство, а она – миловидная смертная девушка, лежавшая под ним. Руки ее слабо скользили по его груди, и Виктор двигался все быстрее и быстрее, смотря за тем, как наслаждение берет верх над ее разумом. Может ли он зачать ей ребенка? Этого Виктор не знал, но тело требовало провести эксперимент. Он прижался к ней ближе, чувствуя, как семя заполняет лоно любовницы, как мгновенно въедается в ее кожу. Точно благословение... Или... Болезнь. Что он такое? Пожалуй, ответ зависит от того, кому задан вопрос.