Теперь ты

На ночь Андрей перебрался в комнату Марата, чтобы не пропустить момент, когда тот вернëтся. Он не мог уснуть, ворочался на раскладушке, всё смотрел в сторону закрытой двери. Марат обязательно должен был вернуться, кажется, у Андрея получилось себя в этом убедить, но время шло, а он всё не появлялся. Казалось, что мир вокруг замер и Андрей остался в нём совсем один, запертый в чужой тесной комнате, откуда некуда было бежать. Он внимательно всматривался в пространство коридора через стеклянную вставку в двери, надеясь разглядеть в темноте движение, но совсем ничего не происходило. Не было слышно ни голосов, ни шагов, ни шорохов, за дверью его ждала неизвестность, тёмная и молчаливая. Здесь, в комнате, она не имела такой власти, пока Андрей верил, пока он ждал, пока не терял надежды, она была против него бессильна. В комнате рассеивался мрак, Андрей не стал гасить настольную лампу, оставил для Марата — всегда приятнее возвращаться туда, где для тебя горит свет. Глаза закрывались сами, становилось всё тяжелее сопротивляться усталости, и Андрей сам не заметил, как уснул, так и не дождавшись Марата. На мгновение в полусонном бреду ему показалось, что тот стоит в дверном проеме, но видение тут же пропало. Андрей вскочил с постели, как только солнце поднялось из-за горизонта, на часах было около семи утра — пожалуй, слишком ранний подъем для воскресенья. В комнату из окна просачивался свет, всё также горела настольная лампа, вещи были разбросаны по полу. Андрей протёр глаза, устало вздохнул и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок. Выспаться ему не удалось, сон был прерывистым и беспокойным. Тревога, что зародилась в его сердце, не унималась со вчерашнего дня. Так продолжаться не могло, Андрей хотел как можно скорее решить вопрос с Маратом, убедиться, что с ним всё в порядке и никогда к этой теме не возвращаться. Он поглядел в зеркало, подмечая синяки под глазами, пригладил рукой непослушные волосы, что за последние месяцы успели отрасти на пару сантиметров. Выскользнул из ванной в коридор, намереваясь поскорее покинуть квартиру и остаться никем незамеченным. — Андрей, а ты куда так рано? — послышался голос Диляры; план провалился. — А… Мне в школу надо, сказали сегодня прийти помочь с подготовкой к мероприятию, убраться там, стулья перетащить… Я скоро вернусь! — ответил Андрей, почти не соврал. — Ну хорошо… Давай я хоть завтрак приготовлю. Блины будешь? — женщина улыбнулась, она была как всегда ласкова, только пальцы, теребившие рукав платья, выдавали в ней беспокойство. — Да не, спасибо, ма-, — не подумав, произнёс Андрей и тут же одёрнул себя; случайно вышло. — Спасибо, но я не голодный, — робко добавил он. — Ладно-ладно, иди, — Диляра кивнула, провожая его взглядом; тень смущения промелькнула на её лице. Андрей вышел из подъезда во двор. Погода была тёплая. Ветер успокоился. Всё кругом растаяло. Обходя многочисленные лужи, он шёл по дороге, на которой ещë лежали остатки снега, ноги его вязли в мокрой грязи. Он действительно направлялся в школу. Ни о какой помощи, его, конечно, не просили, да даже если бы попросили, он бы всё равно никуда не пошёл. Какой дурак вообще согласится прийти в школу в воскресенье? Андрей бы ни за что не стал тратить на это своё время, но обстоятельства вынуждали. Комсорг Коневич ему никогда не нравился, он, как считал Андрей, был слишком шумным и создавал проблем больше, чем мог решить. Бесил его жутко. А после того, как он навязал свою пафосную чушь Марату, Андрей его вообще возненавидел. Коневич был последним человеком, к которому хотелось обратиться за помощью, но, казалось, единственным, к кому можно было. Андрей думал найти комсорга в школе, естественно, за каким-нибудь совершенно бесполезным занятием, и разузнать у него, что происходит с Маратом. Коневич должен был знать, где его подопечный находится и как себя чувствует, да и Марат бы в первую очередь пошёл к нему, у него ведь теперь ближе комсомольцев никого не было — променял всё на каких-то чушпанов. В голове все ещë крутились слова Турбо, но никаких доказательств и подтверждений им не было. Андрей убеждал себя, что Марата давно оставили в покое, с него ведь нечего было взять, убивать бы его точно никто не стал, значит он был в безопасности. Скорее всего, проводил время со своими новыми друзьями, а домой не возвращался потому что не хотел с ним пересекаться. Им ведь после всего, что произошло, следовало друг друга ненавидеть. Андрею становилось всё тоскливее от собственных мыслей. Тревога тенью следовала за ним всю дорогу и готова была в любой момент поглотить его полностью, стоило ему лишь допустить, что то, в чём он так старается себя убедить, на самом деле не является правдой. Он ничего не знал и ни в чём не был уверен, правдой могла быть и версия Турбо, и любая из тех миллионов, выдуманных им за ночь, версий, где Марат мёртв и искать ему уже некого. Андрей торопился, совсем не смотрел под ноги. Один неверный шаг, и он, поскользнувшись на льду, упал в слякоть. Глядя на ободранные об асфальт ладони, Андрей поморщился. Кожу начало саднить, настроение испортилось окончательно. Появилось чувство, что он зря всё это затеял и впереди его не ждёт ничего хорошего, но нельзя было сдаваться. Андрей поднялся, стряхнул с себя грязь и решительно направился вперёд. Он понимал, что чем быстрее решит проблему с Маратом, тем скорее сможет забыть о ней и наконец освободится от мерзкого, липкого чувства, поселившегося в груди. Только, кажется, было что-то ещё, что не давало ему остановиться. Оно не поддавалось логике и было Андрею совсем непонятно. Он не мог до конца объяснить своё желание помочь тому, кого он пару недель назад был готов собственноручно прикончить, но ему теперь правда хотелось, чтобы Марат мог вернуться домой к родителям — это казалось правильным, так всем было бы хорошо. Странное чувство, что охватило его — этот порыв — он перевесил всё остальное: обиду, непонимание, злость. Он толкнул Андрея на то, чтобы отступить от собственных принципов, рискнуть и пойти против запрета старших. Андрей остановился у знакомого здания школы. В некоторых окнах горел свет, внутри точно кто-то находился, значит был шанс найти там Коневича. Он наплёл вахтерше что-то про помощь с подготовкой к творческому вечеру, и та без вопросов пустила его в здание. В школе было непривычно тихо. Андрей шёл вдоль коридора, услышав чьи-то голоса, он заглянул в актовый зал и обнаружил там группу ребят, увлеченных рисованием плакатов. Как он и предполагал, это были подчинённые Коневича, комсорг запряг несчастных украшать зал к очередному глупому мероприятию, на которое Андрей, конечно же, идти не собирался, хоть ребята и позвали его. Коротко со всеми попрощавшись, он поспешил удалиться. Слушать нудные речи комсомольцев совсем не хотелось, тем более времени на это не было. Андрей обошёл весь первый этаж, пока искал кабинет Коневича, пожалел, что не запряг кого-нибудь из тех чушпанов проводить его. Сам он у комсорга никогда не был, как-то не тянуло, да и поводов, благо, не находилось. Дойдя до конца коридора, он хотел было развернуться и продолжить поиски в другом месте, но увидел перед собой приоткрытую дверь. Терять было нечего, он подошёл ближе и заглянул в кабинет. Повезло: за столом, развалившись в кресле, сидел Коневич, заполнял документы. — Можно? — Андрей из вежливости постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. — Васильев! Андрей, да? Здравствуй, — Коневич тут же отложил бумаги в сторону и широко улыбнулся, приветствуя его. Одним своим видом комсорг вызывал раздражение, его наигранное дружелюбие доверия не внушало. — Здравствуйте, — пробормотал Андрей в ответ, — я Марата Суворова ищу, вы знаете, где он? — Надо же, какое совпадение, мы тоже его ищем, представляешь? И родители ищут, второй день звонят, в милицию собираются заявление писать… Пропал он, получается? — Коневич принялся ходить туда-сюда вдоль кабинета, то и дело бросая на Андрея многозначительные взгляды. Это выводило из себя, он, очевидно, издевался, решил поиграть с ним, но Андрей не намерен был такое терпеть. — То есть, вы его не видели? — он слегка нахмурился, принял серьезный вид. — В последний раз в эту среду, а после нет, не видел. Говорю же, пропал, тебе разве ничего об этом не известно? — Коневич продолжал давить на него. — Вы меня в чем-то обвиняете? — прямо спросил Андрей, давая понять, что он вовсе не дурак и понимает, на что ему намекают. Конечно, Коневич видел в нём жестокого бандита, иначе быть не могло. Андрей для общества вовсе перестал человеком быть после того как пришился, да и раньше он никому не был нужен, даже когда пытался быть для всех хорошим мальчиком. Только в Универсаме его таким какой он есть приняли, среди пацанов он мог найти себе место, улица его поддержала и помогла обрести силу. Что Коневич вообще мог об этом знать? — Что ты? Вовсе нет, — Коневич покачал головой и вновь натянул фальшивую улыбку. Он жестом указал Андрею на кресло, предлагая присесть и спокойно поговорить, но тот явно не хотел его слушать, даже не сдвинулся с места. Впрочем, Коневичу было всё равно хотел он этого или нет, у него уже получилось достучаться до Марата, теперь он был уверен, что и с остальными группировщиками в два счёта справится. — Послушай, Андрей, я тебя понимаю, ты жертва обстоятельств, ты ни в чем не виноват, — зазвучал обманчиво ласковый голос. Андрей напрягся, наблюдая за Коневичем. Ответа на волнующий его вопрос он до сих пор не получил, грёбаный комсорг решил вместо этого зачитать ему несколько нравоучений, бессмысленных и нудных. Тревога была готова в любой момент обрушиться на Андрея, но он стойко держался, не позволяя эмоциям взять над собой верх. — Вы там у себя где-то вместе всë обсудили, от Марата решили избавиться, отшили его, так? Но что-то пошло не по плану, ты и сам не ожидал… Как-то так вышло, что теперь твои товарищи и тебе угрожают, ты оказался слабым звеном и не знаешь, что делать, — Коневич следил за реакцией Андрея, пытаясь понять получалось ли у него надавить на больное, но тот был непоколебим. Слова комсорга были такими резкими и неуместными, что Андрей не успевал реагировать. Не было правды в его выдумках, чувствовалась только наглая провокация и злая насмешка. Такая возмутительная несправедливость злила Андрея, ему всё тяжелее становилось себя контролировать. Коневич будто бы только и ждал, когда он сорвётся, специально довести хотел. — Но ты не переживай, ничего у них не выйдет, потому что мы всех найдем и накажем! Ты только должен мне помочь, рассказать… — Я не жертва. И ничего мне от вас не надо! — грубо перебил комсорга Андрей. — Сами себе помогите, — бросил он, собираясь уходить. Коневич ничего не ответил, только усмехнулся и покачал головой. — Что смешного? — не выдержав, рявкнул на него Андрей. Он остановился в проходе и обернулся в сторону комсорга, устремляя на него яростный взгляд, казалось, что вот-вот набросится и растерзает в клочья. Тревога всë же настигла Андрея, накрыла его с головой, мысли спутались, всë внутри отчаянно кричало и звало на помощь, но никто не слышал и не мог успокоить его. Он не знал, что ему теперь делать, как себя повести. Ожидания не оправдались, всë оказалось намного хуже, чем он мог себе представить. Андрей отдал бы всë сейчас, лишь бы убедиться, что Марат в порядке, а это всë просто чья-то глупая шутка. — Я всё-таки прав насчёт вас, группировщиков, — начал Коневич, явно наслаждаясь своим мнимым превосходством. — Это вы до поры до времени, среди своих, такие смелые, а как только проблемы серьёзные появятся — улица не защитит, никого из пацанов рядом не будет. Тогда уже и у комсорга помощи просить не зазорно станет, и в милиции, как выяснится, не враги работают. Все вы рано или поздно здесь окажетесь… Андрей стоял в растерянности, переваривая услышанное. Слова Коневича, словно пазл, складывались у него в голове в одну целую картину и всё начинало приобретать совершенно иной смысл. — Вот, смотри, сначала друг твой к нам пришёл, а теперь ты. Раздался громкий хлопок двери. Андрей пулей вылетел из кабинета и бросился к выходу, оставляя позади длинные школьные коридоры, пустые классы и проклятого комсорга с его пафосными речами.