Победителей не судят

      «Люди никогда не обнаруживали большего остроумия, чем в изобретении игры»

      — Готфрид Лейбниц

      Бульвар Мартина Лютера Кинга никогда не был спокойным местом, но теперь, поздним апрельским вечером, даже его сложно было бы отличить от предместий любого маленького города. Было тихо, и теплый ветер играл в ветках деревьев, что только покрылись почками, и в окнах высоких домов почти не горел свет.       — Да, Дик… Ты знаешь, универу нужны известные люди в выпускниках… Нет, не заставляют, но, ты понимаешь, я хочу высокий балл. Написать научную работу — не так сложно, вообще-то. Тем более, если бы мы придерживались тематики о новинках робототехники.       В девятом доме, на восьмом этаже, в квартире номер пятьдесят один на полу коридора, прямо у входной двери, лежал юноша. Зажав телефонную трубку (сам аппарат находился рядом) между ухом и плечом и лишь иногда отвечая собеседнику на другом конце провода, он рисовал. Карандаш бегал по ватману, оставляя за собой тонкий, едва различимый след, и полосы эти пересекались, и шли параллельно друг другу, и образовывали сплетения, все никак не вырисовываясь во что-то цельное.       Два таких же изрисованных, но уже перечерканных ватмана лежали рядом. Не скомканные — просто неаккуратно лежащие друг на друге.       За спиною юноши, ближе к коридору на кухню, стоял большой, громоздкий и желтоватый ноутбук. Экран его не горел.       — Я говорил уже… Солсбури — отвратительный напарник… уж лучше бы взялся с Кевом про рестораны писать…       Еще пара штрихов рукой — то, что было отдаленно похоже на скелет человека, но с множеством балок и проводов, получило круглые уши на голову и микрофон в руку. Опять вышел эндоскелет аниматроника-медведя из «Пиццерии Фредди Фазбера».       — Нет, знаешь, я тут подумал… — Ватман подняли над полом и с силой отбросили к двум прошлым. Он почти пропарил и упал в нескольких сантиметрах от неаккуратной стопки. — Тод сам захотел этот чертеж машины из будущего — не я, — пусть сам с ним и возится… Я просто не могу уже… Это невозможно, у меня опять Фазбер выходит, представляешь…       Юноша царапнул ногтем карандаш и бросил его за спину, к стопке ватманов. А сам встал и, не отрываясь от трубки, поднял с собой телефон и поставил его на место, на светло-коричневую тумбу. На ней лежали бумажки, чеки, десять долларов и пара центов. Монеты были в чем-то розовом и липком.       И юноша даже не заметил того, что, падая, карандаш попал на клавиатуру ноутбука и нажал одну единственную клавишу. Тот зажег экран. На нем черными буквами на белом фоне программы для записей был написан код. И если предшественник-механик юноши увидит его, то совершенно не поймет, откуда он взялся.       Потому что раньше его не было.

***

      Когда Винсент полгода назад открыл кейс и не нашел в нем денег, внутри что-то словно окончательно оборвалось. Разбилось с треском, с летящими вокруг осколками, что отчего-то оцарапали только его одного, и юноша не помнил, как оказался в общежитии колледжа. Просто два дня он пролежал в кровати, не имея возможности и любого желания встать, или говорить, или думать, а потом, на этот раз полностью трезвый, он позвонил Скотту и заплетающимся языком все рассказал. Как его купили россказнями про деньги, а он, как ребенок, повелся. Как он не хотел, чтобы уходили Генри и Фред Фазбер. Как он уволится, и проклянет мудака Фазбера, и сожжет гребаную пиццерию, как только сможет встать с кровати.       А через неделю он явился на работу и, никому ничего не сказав, целый день проработал в кладовке. Почистил Фокси, подкрутил гайки в Фредди и попытался починить сломанный динамик Чики, а потом заполнил обо всем этом три отчета. Генри, когда только ввел аниматроников, писал отчеты о любых манипуляциях с ними, чтоб ничего не забыть, а теперь это стало нудной обязательной традицией.       Скотт сказал, что Винсент все равно остался его другом, но сидел и учил что-то в каморке охраны, навестив юношу лишь один раз, когда тот только пришел в ресторан. Джошуа Фазбер под вечер встретился с Винсом у входа в мужской туалет и даже не поздоровался, а его даже не хватило на то, чтобы толкнуть начальника плечом. Он не простил его, конечно же, он никогда его не простит, но что он мог сделать, черт возьми.       Он не хотел увольняться. Боже, конечно же, не хотел, эта работа ему нравилась. Он просто решил исправно выполнять свои обязанности и больше не разговаривать с начальником, оставляя отчеты на столе в мастерской и зарекшись переступать порога чужого кабинета. В ответ на это раз в месяц он находил конверт с зарплатой на месте старых отчетов.       Его условия приняли, и от этого стало жутко странно и неприятно. Словно юношу переиграли в его же собственной игре.       А потом внутри проснулось желание. Не ударило по голове обухом и не снесло крышу — просто медленно начало подниматься на душе, как вода, заполняющая сосуд на практическом уроке физики.       А ведь он надеялся, что все закончилось на Марии. Оказалось, нет. Это принялось так быстро, словно он этого и ждал.       Может, у Винсента не было больше эмоций, может, он просто уже перегорел, но теперь стало почти все равно — он смирился. Если Мария не сработала, не сработает больше ничего, и это не пропадет. С этим надо научиться жить.       Желание светлячками мерцало в мыслях и зудело под кожей рук, въевшись в волосяные луковицы, но он терпел. До чертова апреля. Словно терпение в его случае было благодетелью, а не самообманом; а в голове птичкой вилось знание: желание не пропадет, если перетерпеть. Если сидеть и ждать, он просто сойдет с ума от зуда под кожей и в голове.       Кто-то должен был умереть, чтобы жил Винсент. Это было просто и понятно. Ему ведь было легко с Марией, но теперь он не решался выйти на улицу, чтобы найти жертву. В тот раз все было не так, все произошло само собой.       И тогда, второго апреля тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, до него словно снизошло озарение. А может, это вода, больше не сдерживаясь на краю силой поверхностного натяжения, перелилась, и юноша просто сошел с ума. Он понял одно: он не будет искать жертву на улице. Нет, он просто не хотел этого делать, это неправильно, и скучно, и неинтересно. Винсент сделает кое-что намного интереснее. То, до чего не додумались бы Тед Банди и Зодиак, даже работай они в паре.       Если пропадет ночной охранник, то все испугаются и подумают на недавнего убийцу в костюме золотого зайца. Но если сторожа убьёт… аниматроник, то это превратится в игру на выживание.       Система естественного отбора. Система пяти ночей. Так естественно, что граничит с идеальной сказкой. Одержимые душами убитых детей аниматроники охотятся на ночных охранников, принимая их за своего убийцу, а выжившие рассказывают об этом. И ведь никто не узнает, что Фредди Фазбер лишь проникает к тебе в комнату и бездвижно стоит, потому что он — запрограммированная на охоту игрушка, а приходит убить охранника всем знакомый техник Винс Афтон. Все представляют ужасы о том, что работников запихивают в костюм медведя.       Своего рода ошибка выжившего.       Когда это пришло в голову, Винсент сутки не спал и думал. И бродил по дому. И улыбался. И не мог не смеяться. В последний раз такая эйфория была тогда, когда его приняли в колледж.       Это было тем уровнем жестокости и гениального безумия, до которого он тайком даже для самого себя боялся дойти. Он опять не чувствовал, что делает что-то действительно ужасное: может, как было с детьми, он осознает это в самый последний момент, и будет уже поздно что-то менять. И его утащит с собой водоворот событий и последствий, и… Это все будет в будущем. Сейчас Винсент чувствовал лишь азарт изобретения.       Код Системы оказался сложнее, чем он ожидал, но не неподъемным. Винсент принялся за него на следующий же день, отчего-то даже четко представляя, как должна выглядеть игра. Но он понял другое: он не сможет изначально работать со старым квартетом, как представлялось в идеале. Их памяти было слишком мало, и стоило сначала опробовать Систему на Игрушечных, а потом скопить денег, улучшить оригинальных и наслаждаться.       Система заключалась в том, что ночью, начиная с полуночи, аниматроники включались и пытались добраться до охранника, сидящего в офисе и принятого на испытательный срок в неделю, а тот должен был прятаться от них и пытаться выжить до конца смены в шесть утра, думая, что его собираются запихнуть в костюм Фредди. Прятаться предстояло ему за странными магнитными дверями ли в старой пиццерии, или за маской Фредди Фазбера в новой, потому что там роботы умели отличать робота от человека, а при прохождении пяти ночей, в течение которых активность роботов возрастала, он получал сто долларов, считай, заслуживал жизнь и получал предложение устроиться в ресторан уже штатно. Или, проигрывая, оказывался зарезанным. На последнее игра и была рассчитана.       Через день Винсент был уже в новой пиццерии и осматривал аниматроников.       Здесь их было двенадцать. Четверо новых версий старых маскотов (после становления местным главным механиком Винсент не перестал считать их совершенно неприятными, но теперь относился к ним как-то более лояльно; даже к сделанному ужасно толстым Игрушечному Фредди), два помощника — Марионетка и Мальчик с воздушными шариками — и четыре старых полуразваленных робота (почти полные копии квартета старой пиццерии, но какие-то осунувшиеся и жуткие).       Игрушечные Бонни и Чика имели хорошие гибкие конечности и могли позволить себе лазить по вентиляциям, и Винсент этим воспользовался. Туда же он отправил давным-давно ставшую конструктором развалюху Мангл и вечно счастливого Мальчишку с пластиковым воздушным шариком, что должен был приходить в комнату охранника и раздражающе смеяться. Он даже сумел запрограммировать старых аниматроников, лежавших в одной из комнат, а потрепанного и страшного Фокси вообще научил реагировать на свет в глаза. Генри порвет на себе волосы и застрелится, если узнает, во что Винсент обернул роботов для развлечения детей, и юноша чувствовал себя чьим-то любовником. Надо было прятаться, когда пишешь код, надо было придумывать отмазки для постоянного пребывания в новой пиццерии и ночных смен. Было жутко весело.       Пиццерия не становилась родной, почти что вторым домой, как было со старой, но ее куча комнат, и коридоры, и отсутствие дверей в кабинете охраны заиграли каким-то шармом. Они стали выглядеть опаснее.       Система была готова к концу июня.

***

      За окном моросил теплый летний дождь и неслышно бился в окно каморки охраны.       На столе стояли электронные часы и показывали два часа ночи. На девятой камере Игрушечный Бонни начинал сходить со сцены.       Винсент сидел за столом, закинув не него ноги и даже не боясь опрокинуть стоящий рядом стакан с колой, и взгляда оторвать не мог от того, как робот медленно выходит из поля зрения камеры. Страшно не было. Просто код отсчитал семь тысяч двести секунд с момента запуска и привел в действие механизм движения ног аниматроника.       Первая ночь была ознакомительной. Заработать должны были только Игрушечные Бонни и Чика и приблизиться к каморке разве что пару раз, но шанс включиться был еще и у толстой версии Фредди Фазбера и обоих Фокси. Ну, точнее, они и так были включены, но Винсент сделал их активность минимальной.       Сегодня, правда, работал один лишь Бонни.       На столе стояла и тихо звенела «Часы моего деда» музыкальная шкатулка, подсоединенная проводом к большой шкатулке в Призовом Уголке. Если ее долго не подкручивать, из большой подарочной коробки начинала вылезать Марионетка. В конечном итоге она, конечно же, не вылетала к охраннику, но тому откуда это знать.       Когда робот прошел зал и пропал из виду, Винсент перевел взгляд на камеру вентиляции. Работа коленных «суставов» должна была быть настроенной идеально, иначе аниматроник будет цепляться и может повредить механизм. А еще выглядеть будет совершенно не пугающе.       Нет, все было в порядке. Бонни медленно (опять же, только оттого, что Винсент так настроил первую ночь), с глухим стуком ползком пробирался по вентиляционной шахте, что настоящий вор-домушник.       А потом появился из открытой вентиляции каморки. Винсент посветил на него фонариком и не надел маску Фредди. Она выглядела, как голова Фазбера, но без эндоскелета внутри, а глаз робота мог отличить лицо человека от лица аниматроника и при виде медведя должен был подать сигнал об отступлении назад.       Бонни посидел в шахте пару мгновений, пока процессор обработал запрос, а потом аккуратно вылез.       На секунду стало не по себе. Просто подумалось, вдруг выдумка окажется правдой, и заяц действительно нападет.       Конечно же, этого не случилось. Он встал прямо перед столом охраны и просто замер.       Вот тогда Винсент и надел маску. В ней было жутко душно, и она немного закрывала обзор, и, начни юноша волноваться, он бы просто задохнулся здесь от недостатка кислорода. Не взаправду, конечно, но плохо бы действительно стало.       Бонни никак не отреагировал — прошел и этот тест. В тот самый момент будильник тихо звякнул о трех часах ночи, и Винсент Уильям Афтон закончил смену.

***

      С помощью алгоритма выставления активности Винс легко мог настраивать скорость ходьбы и вероятность прийти в движение у роботов. В этом и заключалась разница между ночами: если в первую ночь должны были ходить от силы два-три аниматроника, да и то не в полную силу, то в пятую на охранника обрушивались все двенадцать находящихся в пиццерии роботов и приходили к нему чуть ли не каждые пару минут.       Две недели Винсент тестировал Систему на самом себе, даже прекрасно зная, что это была нечестная игра, и все работало чудесно: аниматроники работали слаженно и не конфликтовали между собой, — охранник не поймет, что за ним охотились не роботы, пока не станет слишком поздно. Тогда в каморке уже появится Винсент, и жертва поймет, что ее водили за нос, уже на пороге смерти. От тела избавятся уже через несколько часов, а Винсент больше никогда не будет чувствовать зуда желания.       Юноша расположил свой наблюдательный пункт в мастерской. Ключи от нее были лишь у Винсента и уборщицы, и он запретил заходить в нее, сказав, что убираться будет сам, и стал там единственным полноправным хозяином. Комната была очень похожа на ту, что была в старой пиццерии, но немного меньше, и стол в ней был железным и прибит к стене, а еще там не было камер.       Уборщица не нажаловалась местному директору, а тому, кажется, было все равно на то, что Винс стал проводить в пиццерии в несколько раз больше времени, чем раньше. Винсент вообще видел его только пару раз в жизни, и то мельком, а сам он не лез в дела механиков и убийства и даже не появился, когда случился Укус. Его звали Марк Брукс, и его работой было следить за порядком в ресторане и передавать здешние чеки, и описи товаров, и прочую бумажную чепуху мистеру Фазберу раз в месяц.       Винсент за свои деньги купил мониторы и подключил их к камерам, чтобы изображение передавалось и к охраннику, и к нему. А потом купил недорогую камеру, дополнительную, и присверлил ее к потолку в офисе охраны, чтобы следить за жертвой. Все это — без ведома и директора, и хозяина пиццерии, ведь с последним Винсент, в конце концов, до сих пор не разговаривал, а первого не собирался считать своим начальником.       В конце концов, в чем смысл игры, если ты не видишь ее.       Теперь воображаемый охранник не видел Винсента, а Винсент видел все.       Когда пришел первый его охранник — старый тогда уволился, а юноша сам вручил новенькому договор и принял его на работу, — Винсент дрожал полвечера, а работник… просто надел наушники и включил музыку, а потом заснул на смене и продрых до шести утра, совсем не замечая ходящих мимо роботов. Они были настроены так, что уходили спустя двадцать минут пребывания в офисе.       В тот момент Винсент понял, что сделал не так. Проверяя Систему на себе, он не учел, что другие и понятия не имели о ее существовании и приходили на смену, не ожидая, что им, вообще-то, положено было дрожать от ужаса и пытаться выжить.       Нужно было объяснение. Бумажное бы не прочли, да и это выглядело бы странно. А вот если… охраннику позвонит его предшественник с предупреждением?       Это звучало, как чертова конфетка. Прошлый охранник будет звонить новому в начале смен и объяснять правила нового уровня.       И Винсент даже не побоялся попросить об этом Скотта. Потому что не хотелось показывать свою причастность к этому. Странно будет, если человек, принимающий тебя на опасную работу, потом позвонит среди ночи и начнет учить тебя игре на выживание.       Скотт, кажется, до конца не понял, в чем его просили принять участие, и согласился. А может, он просто смирился, что дружит с сумасшедшим, и сам немного тронулся.       В любом случае, Винс написал четыре текста, которые Скотт должен был зачитать на кассету. Юноша потом будет звонить на телефон охранника в каморке и включать записи на кассетном плеере. Каждая — на четыре из пяти ночей, что предполагала игра. В четвертую смену Скотт должен был умереть.       Не взаправду, конечно же — Винс просто попросил его состроить испуганного и покричать, а потом склеил из криков и звуков, что издавали аниматроники, предсмертные агонии. Это было хорошей концовкой курсов молодого бойца. Правильной, даже кинематографичной.       Записывать «звонки» было не сложно — основной проблемой было то, что Коутон не мог не смеяться, и писать приходилось по несколько раз. Винс смеялся вместе с ним и бил его по плечу, чтоб заткнулся, и было, в общем-то, даже весело. На готовых записях так и не собравшийся Скотт заикался и говорил, как и было задумано, нервно и в то же время нет, и Винс нашел их аутентичными.       После этого игра работала, а Винсент стал вести дневник, чтобы следить за правильной работой аниматроников и просто удовлетворять свое желание всезнания. Тетрадка была небольшой и обитой черной тканью под кожу, и юноша написал на ней единицу корректором. Юноша вкладывал в нее ксерокопии резюме охранников и записывал действия роботов по минутам. Ее хватило лишь на полтора месяца.       Боб Холмс, его первый охранник, умер на первую же ночь. Он был астматиком и проворонил Чику. Курица залезла к нему через вентиляцию и встала, что истукан, а как только Боб отмер от шока и понял, что может сбежать, его поймал уже Винсент. Юноша тогда с улыбкой записал его дату смерти как «4:01 — пропустил Чику» и надел на руки перчатки перед тем, как рвануть из дверей мастерской в каморку охраны. Убийство смазалось в памяти и осталось в ней пятном из ощущений силы в руках, и тепла, и бабочек в животе, и Винсент понял, что пропал. Полностью и бесповоротно.       Уже не было страха, или вины, или чувства, что он делает что-то бесконечно плохое. Было просто хорошо. Первые полчаса после. Потом по телу разлилось такое желанное спокойствие, и не зудело больше под кожей, и хотелось просто сладко заснуть.       Он тогда, в честь открытия Системы, надел белую рубашку, и ее, безвозвратно испорченную, пришлось спрятать дома. Винсент сжег ее позже.       У этой пиццерии не было заднего дворика и бочки для сжигания трупов, и, уже вытирая нож о рубашку и чувствуя себя ужасно вдохновленным, Винсент понял, что ему смертельно не хватало машины. Надо было как можно быстрее перенести Систему в старых аниматроников.       Азарту, какой Винс чувствовал, смотря в экраны телевизоров и наблюдая за охранником, позавидовал бы любой футбольных болельщик, но убирать последствия игр оказалось утомительно, хоть нега все еще разливалась по конечностям. Винсент не нашел на складе топор. Надо было выбрасывать Боба целиком. Юноша замотал его в мусорные пакеты и спрятал между домами.       Винсент вывез его в лес буквально на следующий день — у него были липовые права. Винсу тогда было восемнадцать, и он заканчивал школу, и один его друг покупал у какого-то черного продавца права, вот и взял за компанию юношу — чтоб если и обманули, то за компанию. Документы они тогда действительно получили.       На следующий же день юноша арендовал авто и, когда на улице уже было пусто и ужасно темно, вытащил тело Боба. Смотреть на него не хотелось — Винс просто затащил его в багажник, взял лопату и повез в лес.       Справедливости ради, водительский опыт юноши заканчивался курсами в старшей школе, а знания ограничивались умением кое-как управляться с коробкой передач и газом-тормозом-сцеплением. Была ночь, машин не было и, Винсент был уверен, это было единственной причиной, по которой он не разбился к чертям собачьим.       Мама говорила, они все же подозревают убийцу в одном из работников… Ключи от мастерской зачем-то висели рядом со шкафчиками персонала — их мог схватить любой дурак. Но полицию сбивало с толку то, что о Золотом зайце в Комнате Спасения никто не знал, кроме Фазберов и Генри. У всех троих было алиби; даже Скотт, охранник, был в университете в момент убийства, а Винсент был любимым сыном.       Мама однажды спросила, знал ли юноша о Бонни. Он сказал, что нет, и засунул в рот ложку пюре (юноша иногда обедал у них, да и просто раз в месяц-другой старался заходить в гости), а потом предположил, что комнату вскрыли какой-нибудь шпилькой, потому что замок был очень простым. Винсент умел вскрывать замки — Джон научил, и откуда отчим знал такое, Винс не спрашивал — то было не так уж и сложно, и закрыть можно было так же, как открыть. Мама угукнула и вслух предположила, что убийцей мог быть и давний посетитель. Или просто кто-то, умеющий управляться со шпилькой.       Дело они закрыли.       Второй их охранник просто сбежал на третью ночь. Он подписывал соглашение (оно не имело никакой юридической силы, и Винс выбрасывал его, как только избавлялся от тела) на испытательный срок в неделю и знал, что не получит ни копейки, если уйдет раньше, но понял, что жизнь важнее.       В тот самый момент о Системе узнал Джошуа Фазбер.       Он не был в ярости — он просто чуть не убил Винсента посреди темного коридора за то, что тот принимал охранников на работу без его ведома. Винс мог придумать отмазку и просто, испугавшись, сказал правду.       И о Марии тоже. И о детях. Это вышло как-то случайно, по ходу истории.       Фазбер тогда закурил и молчал пару минут. Винсент все еще ненавидел его, но менее странно и страшно от этого не становилось, и ненависть ушла на второй план. Первым делом было выжить и остаться в должности. Если первое было вероятным, то второе теряло шансы на жизнь с каждым мгновением.       — Что ж ты заварил, а… — Вновь повисла тишина, пахло дымом. Был полумрак, и огонек сигареты то становился ярче, то почти затухал.       Только тогда юноша заметил, что начальник постарел. Ему было тридцать один или тридцать два, и полгода назад он бы, может быть, даже посмеялся над ситуацией. Теперь он говорил совсем спокойным голосом, и круги под глазами у него были больше.       — Если Вас это устроит, то все расходы из-за… Системы на мне. Пиццерии, в конце концов, это даже выгодно: ресторан охраняется, а охранники потом умирают, и платить им не надо…       — Слушай, не лезь в карман ресторана, ладно? Я просто ни слова об этом больше слышать не хочу…       — Понял.       И Джошуа ушел. Полгода назад он бы хлопнул Винсента по плечу, но теперь он просто ушел, и запах его сигареты стоял во всем коридоре.       Юноша даже на секунду подумал, что дело было в том, что начальник раскаивался из-за обмана. Стало приятно. Потом он вспомнил, что этот человек подсидел собственного отца, и глупая догадка обратилась в пыль.       Третьим охранником был Джереми Фитцджеральд. У него были светлые волосы и голубые глаза, он был похож на эдакого ангела и выжил. Серьезно выжил. Просидел пять ночей и получил сто долларов за испытательный срок. Он выдумкой не был: они действительно неделю смотрели на охранника перед тем, как официально принять его на работу. То проходил Винсент, то проходил Скотт, то проходил абсолютно каждый из них.       Винс думал, что Джереми сбежит, а тот под конец пятой смены очень уверенно блестел влажными (не от слез, просто) глазами и сказал Фазберу (теперь собеседованиями с новыми охранниками занимался он), что готов работать дальше. Его перевели на дневную смену.       Старые дневные, но иногда подрабатывающие в ночь охранники и понятия не имели о Системе, потому что Винс не хотел рисковать готовым персоналом. Они приняли Фитцджеральда даже радушно, но называли «красоткой», а тот о ходящих аниматрониках ни разу не заикнулся.       Винсент тогда просто удивился решению новичка и свернул Систему в новой пиццерии. Старые аниматроники были как раз готовы.       Там было намного легче. Там была любимая бочка, лопата и темный задний дворик.       Там каморка охраны была меньше прошлой, и там были очень странные электрические двери. Отчего-то они были настроены так, что обычным их состоянием было открытое, держащее их в воздухе.       Там пришлось просить у Фазбера кабинет. Винсент решил забрать себе ту самую Комнату Спасения, где лежал Золотой Бонни — она была единственным, кроме комнаты хозяина ресторана, помещением без камер, ее не видно было из камеры мастерской, и это просто казалось правильным.       Фазбер закатил глаза и припомнил, что говорил не упоминать о Системе. Но комнату использовать разрешил. А потом как-то устало выдал «О, так ты опять со мной разговариваешь» и, тут же потеряв всякий интерес к разговору, отвернулся к бумажкам. Стало жутко неловко, и Винс вылетел из кабинета быстрее, чем придумал, что ответить.       Он тогда забрал мониторы из новой пиццерии и купил новую камеру в каморку охраны.       Ах, да! Он почти забыл об одной глупой детали: энергии у охранника было ограниченное количество. По ночам щиток обрубал обоим пиццериям электроэнергию, чтобы сэкономить. Обычно полностью хватало, потому что охраннику не нужно было закрывать магнитные двери в старой пиццерии и накручивать специально сделанную энергозатратной шкатулку в новой, а камер и мониторов раньше было вдвое меньше, но теперь — нет. Именно поэтому он просто не мог закрыть двери на всю смену и не бояться аниматроников. Шутка ли, но лампочка в ресторанах начинала предательски мигать уже в три часа ночи — то значило, что энергии осталось чуть меньше половины. На сложных ночах энергии часто не хватало вовсе, и выключался свет.       Тогда появлялся Фредди Фазбер, играл «Марш тореадора» и светил своими синими глазами. То значило, что охранник проиграл ночь. Винсент всегда выдерживал паузу в пару минут, разрешая роботу сделать атмосферу более гнетущей, и только тогда выныривал из левого коридора. Большинство работников было радо видеть его. Это было последним, что они чувствовали.       Майкл Шмидт был пятым в старой пиццерии. Ему было двадцать три, как Дику, он был ужасно высоким, с коричневыми волосами и светло-голубыми глазами, и Винсент решил для себя, что тот не переживет пятую смену. Это было очень глупо, невзлюбить человека просто потому, что его звали, как твоего отца, и он был лишь отчасти на него похож, но ничего с собой Винс делать не захотел.       Шмидт временами пялился на камеру так, словно видел там призраков, и однажды назвал пустой угол Золотым Фредди, а Винсент настраивал его роботов лишь немного сложнее, чем для других.       А Шмидт взял и пережил.       И остался работать.       А потом как-то познакомился с Фитцджеральдом и стал его напарником.       Джошуа было плевать, что два охранника работают вместе, — он платил им полторы ставки, — Винсу стало интересно, какую стратегию построят двое.       Оказывается, они прозвали Скотта Телефонным Парнем: Винс подслушал, когда эти двое уходили со смены мимо дверей мастерской. Они думали, что он такой же неудавшийся и попавший в ловушку охранник, и не пытались найти мертвого советника, а Коутон так ни разу и не увидел Систему в действии.

***

      Винсенту стоило перевозить в университетский кампус вещи и готовиться к третьему курсу колледжа — он был в своем кабинете. Было темно, резал глаза свет мониторов, на столе чуть поодаль лежал и вкусно пах недоеденный сэндвич с тунцом, а на камере по офису, что разъяренный лев, метался охранник, ровесник Винса.       Это была его третья ночь, и он только что закончил слушать обучение от Скотта. Сегодня должен был прийти в боевую готовность Фредди Фазбер. Его Винс настроил так, что тот перемещался по самым темным углам пиццерии, оставаясь почти незаметным, и лишь иногда смеялся.       Охранника звали Себастьян Кто-то-там-лес, он был мексиканцем, соотечественником хмурого официанта Джо, но, в отличие от работника пиццерии, горячую кровь демонстрировал неожиданно охотно. Ну, хоть бы просто потому, что от испуга подпрыгнул, когда увидел пялящегося в камеру Бонни.       Винсент тогда долго тихо хихикал с набитым ртом. С того момента прошло уже двадцать минут, на камерах опять произошло перемещение, и Винс потянулся за ручкой.       «2:41 — Фредди у левой двери»       Записывать стало привычкой. Винсент мог написать время и несколько слов, не отрываясь от наблюдения за игрой, и буквы выходили ровными и не скакали по клеточкам. Конечно, почерк от этого менее уродливым не становился.       Сейчас медведь стоял и смотрел прямо на охранника, а тот его в упор не замечал и пытался высмотреть на камерах зала. Еще пара минут, и…       Фредди сдвинулся раньше положенного. Хотя Винсент мог поклясться, что выставил его активность на тройку из десяти, вместо четверки или пятерки. Он давал охраннику фору, потому что тот казался до ужаса забавным.       Если бы Винсент был героем придурковатого детектива, то сказал бы «Ты забавный. Я убью тебя последним», но сегодня он немного спешил собрать вещи и переехать, был не особо в настроении для игр и хотел либо расправиться с работником в первую половину ночи и пойти домой, либо мысленно поздравить его с победой и уже не напрягаться в эту смену.       То, что убийство стало обыденностью, немного расстраивало, но это было лучше тех мучений, что были раньше. Он подумал об этом, когда уже открывал двери Комнаты Спасения, не услышав грохота закрывающейся двери. То значило, мексиканец проиграл.       Юноша вышел из мастерской в тот самый момент, когда в него врезалось тело.       Это был охранник. Он сбежал со своего поста.       Пару мгновений они недоуменно смотрели друг на друга, а потом Себастьян выдал:       — Ты че… ты кто вообще?!       В этот самый момент Винсент отмер.

***

      …       Система работала уже четыре месяца и утащила в могилу почти десять человек, так и не приведя на работу никого нового, кроме двух нынешних напарников, а юноша заканчивал вторую тетрадь — такую же, он брал их в канцелярском магазине под домом и собирался в следующий раз взять штуки три сразу — когда понял, что устал от нее.       Что слишком долго и муторно было выбрасывать тела. Дорого обходились бензин и дрова.       Она дарила какой-то азарт, а убийство разливало в теле истому, но они пропадали, как только приходилось носить тела и мыть пол. От этого было жутко обидно, но сделать было нечего. Было куда проще выйти на улицу и убить какую-нибудь девчонку. Это Винсент и сделал.       Ну, правда, то был мальчишка. Худощавый подросток затемно возвращался домой с большой спортивной сумкой, а Винсент попросил закурить и ударил его ножом в живот быстрее, чем тот успел достать пачку. Ощущения были почти такими же, как в пиццериях, и Винс подумал, что это сгодится.       И опять выбросил тело в мусорный бак. Будет смешно, если через много лет его найдут именно из-за этого.       Винсент гордился Системой, и выключать ее было очень обидно. Она ведь даже не принесла проблем с полицией за все это время. Тогда он решил очень просто: включать роботов для Шмидта с Фитцджеральдом, чтобы не догадались, что ими кто-то управляет, и прекратить постоянный набор на новую смену. Винс будет включать аниматроников только когда будет приходить новичок, вот и все. А придет он еще непонятно, когда.       На следующий вечер он выключил в коде роботов алгоритм охоты.       На следующий вечер история с Системой Пяти Ночей закончилась.