Ты

Гулкие удары часов звучали как-то слишком громко. В ушах ещё звенело, а глаза отказывались фокусироваться на стенах комнаты, где едва различимый свет пробивался через грязное стекло. Пахло сыростью, дезинфекцией и чем-то металлическим — кровью или ржавчиной. Первое, что он понял, — это кровать под ним. Твёрдая, неудобная, с пружинами, которые будто пытались пробить тонкий матрас. Второе — запястья. Они болели, будто на них слишком долго давили. Обшарпанная простыня оказалась чем-то вроде ограничителя, который удерживал его в постели. Он поднял голову, пытаясь осмотреться, но тут же пожалел об этом — виски пронзила резкая боль, а в желудке всё перевернулось. — Вы очнулись, — сухой, равнодушный голос раздался откуда-то сбоку. Он повернул голову и увидел человека в белом халате. Мужчина лет сорока пяти, с зачёсанными назад седеющими волосами и лицом, напоминающим статую, — без эмоций, без жизни. — Где я? — голос дрогнул, выдав слабость. — В безопасном месте, — отрезал мужчина, подходя ближе. — Вы перенервничали. Вам нужно немного отдохнуть. — Я… перенервничал? — он сглотнул, пытаясь собрать обрывки воспоминаний. Ничего. Абсолютно ничего. — Это больница? — Можно и так сказать, — кивнул врач. — Психиатрическое отделение. Вы поступили сюда вчера. — Я… что? Нет! Это какая-то ошибка! Он попытался сесть, но руки застряли в тканевых ограничителях. Паника начала подниматься где-то изнутри, обжигая горло. — Успокойтесь, — голос врача стал резче. — Вы в надёжных руках. — Почему я здесь? Что случилось?! Но врач не ответил. Вместо этого он сделал жест кому-то за дверью. Двое санитаров вошли в палату — молча, как тени. Один из них раскрыл флакон с каплями, второй аккуратно вынул иглу из шприца. — Не нужно… — слова застряли в горле. Он дёрнулся, но сила оставила тело. Санитар мягко, но твёрдо удержал его за плечо. — Мы просто хотим, чтобы вы отдохнули, — произнёс врач, словно объяснял ребёнку, почему надо принимать лекарства. Игла коснулась кожи, и всё поплыло.

***

Очнувшись, он почувствовал себя иначе. Голова была ясной, но движения — вялыми. В палате никого не было, кроме него самого. За дверью слышались отдалённые голоса — что-то про «новый протокол» и «пациента из третьей палаты». Неосознанно он поднял руки — ремней больше не было. Он сел на кровати, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Имя? Возраст? Кто он? Ничего. На прикроватной тумбочке лежал листок бумаги. Странно чистый и аккуратный, словно кто-то только что положил его туда. На нём было одно слово: «Ты».