Blue bloods

      Организация «N» считается одним из ответвлений мировой мафии и выполняет функцию контроля всех процессов за занавесом в пределах определённой страны (?).       Она избавляет белую сторону государства от ненужных людей и поддерживает равновесие, охватывая все виды деятельности, в том числе чёрный рынок и шпионаж.          Знающие люди могли попросить за определённую сумму выполнение своего тёмного сокровенного желания у организации, однако цена чаще всего превышала стоимость денег…         «N» частенько называют бескровным кланом, ведь многие её члены попали в организацию ещё детьми, становясь братьями и сёстрами. Да и сейчас движимая сила организации — это молодые люди, проданные своими родителями. И, являясь собственностью «N», они остаются в ней навечно или пока не выплатят долг своего предка.       Иногда целый род мог попасть под влияние жестокой Организации, ведь человек, выросший в Крысятнике, уже не сможет начать жить как обычный гражданин… Даже если с него сняли долг и не держат на поводке, он просто не поймёт, как жить по-другому! Привыкшее к сломанной морали преступного мира дитя останется с ней навечно, непринятое внешним миром…         Подобные мысли внушали каждому из молодых людей «N», создавая определённые ориентиры и установки, как должно быть правильно.        Таких правил с рождения придерживалась Мин Ирума из третьего в поколении «N». И поговаривают, что когда-то её бабка стояла во главе основного Дома!.. Однако те времена уже прошли, и она, как и множество других подростков, жила в Крысятнике…         Общежития существовали для контроля и подготовки к будущему существованию в Мафии. Но для того чтобы тебе выделили комнату, ты должен проявить свою значимость! ведь за квадратные метры тоже взималась плата. В ином случае тебя выбрасывали кочевать на улице, преследуемого и осуждаемого вышибалами. То есть особого выбора детишкам не давали…         Для выделения своих преимуществ на фоне других подростки объединялись в группы: занимались разбоем, воровством, мародёрством, принося крупные суммы… Существовали также одиночки, зарабатывающие на проституции и закладчистве, однако ни в коем случае к ним не относилась Мин!       Молодую девушку, только-только закончившую старшую школу в другой стране, быстро отдали на попечение воспитателей в Крысятнике. И выжить оказалось не такой простой задачей, как и найти жильё…        Но дело в том, что скандальной иностранке повезло! Спасение нашло потерянную Ируму под тусклым жёлтым светом у входа в подвальное общежитие, и, словно прочитав мысли о том, что девушке некуда идти, удача пригласила её в свою комнату.         Так в узкой бетонной коробке появилось две одинаково скрипучих кровати, успешно украденных у других Крыс (так как двери в общежитии не запираются, а воровство не запрещается, в обществе сложились определенные порядки, при которых такие действия входили в обыденность). Всего один компьютерный стол без самого устройства делился на две половины и по расписанию переходил во владения одной из хозяек, однако мало кто следовал графику… Девчачья комната медленно, но верно обрастала мелочами на полках, плакатами на бетоне, мишурой и гирляндами с праздников, фотографиями, рисунками; стены слышали и смех, и плач, и восхищение, и ярость.        Жизнь заполнила это место.         На словах всё звучит хорошо: каморка двух Крысят, попавших в организацию поневоле и адаптировавшихся к местным порядкам… И Ируме тоже всё нравилось бы, будь её соседом уже четыре с половиной года кто угодно, но не Харука Ома!         — Твою мать! Оденься! — визг только что вошедшей в комнату Мин раздался настолько громко, что от него, казалось, пошатнулись стены.         — Мин-Мин! Не хочешь вместе со мной попробовать джайнизм? Я только начала практику-ум, ах! — в лицо Харуки полетел серый, родной для неё халат в полоску. И как могла отреагировать испуганная приличная девушка по-другому?         Харука отлично читала настроения, однако намеренно никогда не меняла поведение, что не могло не злить Ируму.         Ома демонстративно кинула ткань в противоположную сторону, устремляя невидящие проблемы очи к вошедшей.       Таким образом Мин ещё несколько секунд удивлённо переглядывалась с Харукой, насупив плечи, но после, сдавшись, хмыкнула и прошла вглубь комнаты со свойственным ей цоканьем розовой платформы, тут же упав на собственную кровать.         — Вчерашний католицизм был лучше… Ты хотя бы нагишом не расхаживала… — Мин тяжело вздохнула, снимая свой леопардовый ободок и расправляя лакированные кудри. — Зачем ты дурью маешься уже неделю?         — «Дурью»? Ах-ха, Ирума-чан, ты только что оскорбила чувства всех верующих! — глаза Омы сверкнули синим в тёплом свете лампы, и она медленно лениво закинула ноги на стол. — Впрочем, ты никогда не понимала и не принимала что-то выше своего носа. Э-э-х, трудно тебе придётся… — девушка взяла в руки стопку листов со столешницы, говоря: — ведь меня повысили!       Повышение Крысы означало непосредственное общение с заказчиками или главами «N», а, значит, и получение бо́льших денег на выплату долга. И пусть Ируме скорый рост по карьерной лестнице не был нужен, потому что долгового контракта за ней не было, но к горлу всё равно подобралось жгучее чувство.         — В смысле?..         — Я съезжаю, сучка! — на этой фразе губы Мин дёрнулись, а Харуки растянулись. — Меня отправляют наладить отношения с какой-то неофициальной церковью…         Харуке всего двадцать лет! не многие в таком возрасте вылезают из «детского сада», устроенного «N».         — И чёрт знает, чё они там проповедуют! поэтому я пытаюсь смириться со всеми видами сразу… — Ома отклонилась на скрипучем стуле назад, покачиваясь. — Организация хочет послать меня в качестве примирительного подарка на-а-а всю-у-у жизнь!         — И ты согласна стать монашкой?         — Конечно же, да! — она рассмеялась, — до того момента, пока я не скажу «нет»… — интерес отразился в её движениях обнажённого тела, а листы с характерным шелестом разлетелись по полу.         Харука веселилась, потому что указ был смешон. Либо выбор на миротворца был сделан случайно, либо Харуку отправляют в церковь для какой-то иной цели. Но тогда она сказала бы Ируме! Ведь Ома больно простодушна и прямолинейна!         — Это глупо. Тебя должны были послать на грязную работу, а не отправить ходить в белом воротнике за гроши. Какой смысл, если у тебя такой большой долг?! — Мин надула губы, задумавшись глубже.       За всё своё прибывание в Организации соседка Ирумы забирала и просила в долг настолько много всего, что даже за свою богатую двадцати трёхлетнюю жизнь Мин столько не тратила и не получала, по словам Омы.         На этом моменте Харука замолкла, лишь оставив свою обыденно тонкую улыбку.         А Мин обречённо легла на кровать, отворачиваясь от беловолосой. Ома ей не ответит! Всё, касающееся денег, она умалчивала, и Ируме до сих пор было интересно, куда зелёные пачки из рук Харуки смываются… А самое главное, почему руководство идёт именно ей на уступки?! Ведь Харука не выделялась способностями в общем строе, вела себя легкомысленно и неразумно!         Почему её забирают из Крысятника, а Мин — нет?! Они обе появились здесь одновременно и работали плечом к плечу. Так что же в Ируме не так?         — Эй, Мин-Мин, только не реви… Ты же не останешься одна, — девушка приблизилась к кровати, сложив руки на груди, тем самым повиснув над подругой.         Ирума резко повернулась, упираясь локтями в подушку и не скрывая своего удивления. Правда, что крупицы слёз уже собирались в уголках её глаз.         — Ну, знаешь… нам можно быть безнравственными. Мы же члены мафии, эксплуатирующие детей, так заведено! Не удивлюсь, если когда-нибудь меня заставят высрать откуда-то ребёнка, который начнёт ненавидеть Харуку Ому за то, что та обрекла его на столь гадкую участь узника «N»… — девушка бережно заправила прядь волос Ирумы за ухо.         — Только смотри, чтобы твой отрок не переиграл тебя в игре, которую ты сама предзнаменовала… — кривит брови лежащая.         — Ха-ха-ха… И тебе того же, Мин, — лицо Омы обрело эмоцию, которую ранее Ирума у неё не встречала, теперь Харука не походила на себя глупую. Вид её показался величественным, даже без единой пафосной тряпки на теле.         В тот же год родилась Миу Ирума.         Мин делала всё возможное, чтобы та никогда не сорвалась с поводка и не переиграла мать, однако всё же предсказание Харуки Омы сбылось… Она дьявол! построивший игру, масштабы которой Старшая Ирума до сих пор не может осознать, ведь конца её не видно до сих пор.

 • • •

        Дни, наполненные бытовой рутиной, текли своим чередом, что иногда пугало Кокичи, ведь в спокойном и беззаботном житии пролетела неделя, а потом и вторая, а это ранее бывало очень-очень редко. Подобное усыпляло моментами бдительность, да и тем более наступившее лето заставляло лениться, пропускать разговоры мимо ушей и нежиться под солнечными лучами, как это обычно и бывает в начале сезона.         Дом Акамацу наконец после болезни приобрёл чёткий вид и уже не казался пугающим и непонятным. Ома описал бы его как «сказочный», если не обращать внимания на насекомых, которые иногда пролетали перед носом и залезали на ноги.         Да и жизнь в сказке оказалась недурной…       В компании Каэде было неплохо проводить своё время, пусть в некоторых аспектах она оказалась неуклюжей и наивной… Но за обсуждением какого-нибудь малознакомого другими сериала пара могла провести весь день! И девушка всегда оставалась тактичной, не задавая каверзных вопросов, в отличие от Момоты, который оказался её соседом из близстоящей новостройки, и поэтому постоянно бегал к девушке «из-за скуки», как Астронавт сам выражался. Пусть Кайто и умел впечатлять выдуманными историями (Кокичи не признавал ни одного слова из его губ), но всё ещё оставался бездарем без чувства такта.         Кто и мог вытащить информацию из гостя, так это Шуичи, который в последнее время начал избегать взгляда Омы. А вся его уверенность испарилась, что заставляло Кокичи скучать, и даже кислые шутки не выводили Сайхару на эмоции… Ома предполагал, что щенок волнуется из-за произошедшей ссоры с дядей и постоянно размышляет над тем, что же делать им дальше, но не решается на предложения или действия. Похоже, эти мысли и вправду сжигали его изнутри, заставляя крутится по спирали без выхода. Впрочем, Ома абстрагировался от этих идей, за прошедшие недели уже успел надуматься…         В будни Кокичи оставался в доме художеств один, не считая призраков на втором этаже… так как больше не ходил в школу. Пропажу Цумуги заметили многие, но пока не били тревогу, ссылаясь на то, что Широганэ снова приболела. Это подтверждала Каэде на правах главы студенческого совета, и, видимо, её слово всё же имело большой вес! Ома предполагал, что вскоре Отец Широганэ и вовсе начнёт заметать за собой следы, перебираясь потихоньку в другую страну, и имя Цумуги совсем сотрётся, а её документы превратятся в синий пепел.       Исчезновение заметила и Организация, но, по словам Рантаро, в переполохе сбежало ещё дюжина Крыс, которых теперь предстояло найти. Но информации о том, что сделает босс с Широ, ни то Хару, не удалось получить из уст гостей. Также Амами, хоть оставался холоден и взвинчен временами, но теперь не испытывал открытой агрессии к Лидеру, что радовало.         Но почему же Кокичи, воспылавший решимостью, сидел сложа руки, пригревшись в доме Каэде? Дело в том, что Ома не Маки, которая за три секунды могла решить, как действовать в определённой ситуации. Кокичи строил мосты возможных исходов и карту развилок с обрывами. Сейчас он обдумывал все недостающие кусочки моста, с которого он легко мог упасть, как Цумуги в дождевую буйную воду…         Эксперимент «Blue bloods» — он проливал свет на поджог приюта, связь Харуки Омы и Акайо Сайхары и появление галлюцинаций с Цумуги. Кокичи до сих пор не понимал, для чего люди занимались подобным экспериментом. Дядя Сайхары в своей видео-записи рассказал об опыте, но чётко не произнёс, чем всё закончилось. Смогли ли учёные вывести идеальную коренную кровь, и поэтому подожгли приют? Или кто-то отравил детей для того, чтобы переворота в науке не произошло?         О своём детстве Ома вспомнил во время лихорадки не так уж много, как бы хотелось. События запорхали перед ним бабочками, отчего начало рябить в глазах.       Детдомовцы делились на три возрастные группы. Как сейчас понял Кокичи, третья группа являлась завершающим периодом опыта над ребёнком, если результат оказывался неудовлетворительным, то его устраняли либо присоединяли к работникам церкви, за пределы которой дороги не было. Были ли удачные результаты, Ома не знал.       В мозгу ярко вспыхнула сцена под средокрестием. Все дети в бинтах пали на колени перед алтарём и витражом за ним. Все, кроме Кокичи. Он стоял неподвижно в пересечении множества рядов, заворожённый синим свечением стеклянной дамы, которой поклонялись присутствующие. Его не заставляли садиться или молиться, поэтому спустя время Ома почувствовал, что равен этой Богине и мог вместе с ней ощущать превосходство над другими…         Из потока мыслей его вырвал хлопок входной двери и испуганные глаза Пианистки внизу, смотрящие на него. Кокичи как раз спускался с лестницы на первый этаж, но замер на островке-повороте, ведь на пороге стояла Миу!.. Живая Миу Ирума!         Однако его ликование не успело расцвести на лице, превратившись в ещё большее удивление. Внимание Кокичи приковала одежда Изобретательницы. Это было вечернее чёрное платье выше колен, без лямок. Платье, чёрт возьми! Последний раз он видел на ней что-то подобное лет шесть назад.       Ируму, которую он знал всю сознательную жизнь, материлась как сапожник; носила туго завязанный пышный хвост на затылке, а не уложенные волнами пряди; без конца работала, изобретая то для организации, то для себя; в ней хранились мужество и сила воли! Сейчас же её как куклу переодели в наряд из другой коллекции, который не рассказывал о ней и висел бессмысленной тряпкой!        На ногах Миу сияли, как смоль, чёрные туфли со шпильками, отчего она возвышалась над стоящей рядом Акамацу в пижаме и тапках. На фоне пришедшей мафиози та смотрелась несуразно.         Наконец Миу тоже заметила его присутствие, но привычного шумного приветствия не последовало… Ирума медленно вынула из своей сумки на цепочке чёрную карту. Знак смерти.       Чёрный лист в её руке — это символ признательности организации по отношению к умершему заключённому. Его обычно относили близким родственникам, и, видимо, Миу пришла взять Лидера как своего сопровождающего… Также карта отличалась блеском узора: серебряный — долг остаётся на семье, золотой — снятие того.         До этого с чёрным билетом к нему приходили всего один раз и это тоже была Ирума. Пусть Кокичи тогда уже знал о смерти Старшей Ома, но всё равно, увидев карту с серебряным кружевным обрамлением, его пробрала дрожь, а в глазах поплыло…       «Просто Харука настучала Главе про Ируму-чан, да так, что её авторитет упал в самый низ до Крысятника, а потом эта тварь в ответ зарубила её!» — так Кокичи объяснял внезапную смерть своей матери Миу, которая тут же давала ему по башке, не веря в эту чушь. Возможно, в какой-то момент женщины и поссорились, но Ирума-старшая слишком горда, чтобы хоть секунду тратить на бывшую подругу, по мнению Изобретательницы. Однако такие слова совершенно не убеждали Младшего Ому, и они до сих пор спорили, правильно ли, что известие несла именно Мин Ирума…         А сейчас перед ним стояла Миу, его лучшая подруга, которая в самый трудный момент жизни нуждалась в его помощи, но он предал её. И теперь, правильно ли, что именно Ирума принесла известие предателю?         Из арочного проёма зала показался бледнеющий Рантаро. Юноша всем видом пытался показать свою беспристрастность, но его выдавала дёргающаяся нога и кривизна в голосе:         — Кто?         Миу промолчала, даже не посмотрела на него! Она перемялась с ноги на ногу, после рукой с карточкой указала на стоящего на лестнице Ому. Взгляд Ирумы, казалось, мог разрубить его на две половины…         — Ха… Для путаны ты слишком хмурая, могла бы хоть улыбнуться, — зацепился за её внешний вид Кокичи, оперевшись на перила.       Слова сами лились из его губ по привычке, ведь обычно именно так они общались с Миу, однако сейчас, словив в свой адрес тишину, мальчик обратно тихо удалился на второй этаж, чтобы собраться и потом пойти вместе с Ирумой, куда она скажет. Даже если это окажется путём в могилу…         В коридоре его ловит Шуичи, который решил узнать правду. Ома как раз вышел из своей комнаты, переодевшись в классику, подобную сегодняшнему виду Ирумы.         — Кто это девушка? Куда вы уходите?         — Мне некогда. Поболтай об этом с Рантаро, — не теряя ни секунды, Ома спешно начинает идти к лестнице, параллельно застёгивая пуговицы на рубашке, но его хватают за запястье.         — А ещё: как с тобой связан Рантаро Амами? — решительно спрашивает Сайхара, на что следует секундная пауза.         — Детектив, да вы жулик, — Вор легко выскальзывает из хватки. — Не давайте себе вольности, Сыщик, и отвали от меня, Сайхара-чан… — Кокичи отходит на пару шагов. — Мы играем с чужими жизнями, и даже у безжалостной организации есть свои причудливые сентиментальные традиции, поэтому дай мне спокойно поплакать в углу, — уходя, договаривает Ома.         Пусть Детектив сам варится в своём адском котле из мыслей и рассуждений, пытаясь найти разгадку в происходящих и прошлых событиях. Сейчас Кокичи не до этого, ведь кто-то из его знакомых уже покоится в жалкой белой урне… Кто это может быть? Может, член D.I.C.E. или кто-то ближе?..           Оживлённая улица сейчас казалась липкой и слишком горячей. Ома почувствовал это сразу, как только перешагнул главный порог дома. В тот момент Миу уже спустилась по каменным ступеням и быстрым шагом двинулась к ближайшему пешеходному переходу, но ей пришлось остановиться, чтобы ответить на вопрос Кокичи.         — Ирума-чан, — привычная для его образа улыбка появилась на лице, — тебя не должно здесь быть. Кто тебе рассказал? — предатель. Кто-то из его знакомых является изменником, что в будущем может сыграть с ним плохую шутку, поэтому сейчас надо бросить все силы на его поимку… И, похоже, вычислить его будет не такой уж и простой задачей. Он появился с момента встречи с Сайхарой и четко обозначил своё присутствие при инциденте в Модельном агентстве.         — Мертвец, — она обернулась в пол-оборота так, чтобы Оме был виден профиль её острого лица.         Парень недоверчиво прищурился в ответ, всё ещё стоя на крыльце дома. Тонкий намёк пока не был ему понятен, либо Ирума просто издевалась.         Голубые глаза мельком метнулись к нему, а после Миу пошла дальше, и дальше, и дальше… Кокичи хвостом следовал за ней, и девушка ни разу не обернулась к нему, что говорило о том, что та уверена в его неизменном присутствии.         По старому и всем известному маршруту пара шла в самый старый район города. Когда Кокичи наконец заметил черепичные крыши двухэтажных домов, солнце встало в зенит. А походка Миу стала кривить, на пятках появились покраснения, которые начали кровить. Всё-таки туфли она носила крайне редко, и непривыкшие ноги быстро ослабели.       Несмотря на то, что девушка еле держалась, она ступила на дорогу из щебня, её шпильки сразу утонули в камнях, и Ирума неслабо покачнулась. Кокичи успел её подхватить, однако она оттолкнула спутника, продолжив свой вечный путь…         Труба протекала, а линолеум отошёл от пола, образовывая странные волны при ходьбе старой женщины. Она спешила открыть скрипучую дверь позвонившим. Старуха не ожидала увидеть пару молодых людей за порогом, поэтому спешно завернулась в свой белый халат.         «Киибо Идабаши мёртв», — первое, что принесли ей вестники. Его постигла смерть в семнадцать лет.       Когда-то Харука Ома рассуждала над тем, что великие люди всегда стремятся к смерти. Все они дохнут неожиданно и слишком трагично. Женщина говорила: «Они осознали истину, которую не понять простому человеку, как бы тот ни старался. Даже я её не понимаю!»         Кокичи не помнил, как согласился на то, чтобы пройти в квартиру и сесть за маленький кухонный стол. На фурнитуре копился налёт и множество баночек из-под кофе и сахара, такой бардак можно увидеть только в столь же потрёпанных жизнью квартирах, которые сменили уже несколько жильцов и в которых умирают одинокие бабушки.         Ому напрягало, что мать Идабаши совершенно не удивлена тому, что её ребёнок умер! Кокичи не знал, что ей движет. Возможно, для женщины Киибо уже давно являлся мёртвым, ведь они не виделись больше десяти лет, и в её жизни наверняка ничего не изменится после его смерти. А можно предположить, что она всё ещё считает его живым, просто сын всё никак не может найти времени навестить свою семью.         — Киибо… он был желанным ребёнком, — говорит поседевшая мать, садясь за стол с кружкой чего-то горячего, — но мы так и не смогли его вырастить.         — Мы все тоскуем по нему, правда, — слова утешения от Миу канули в пустоту, ведь это была всеми принятая ложь. Никто из Крыс не вспомнит о выдающемся информатике. Между членами организации нельзя обсуждать мёртвых — это правило. Оно причиняло боль двум мафиози. Чем быстрее имя забудется, тем память скорее уйдёт… В тоже время это правило обошла Харука, и о ней до сих пор говорили многие, ссылаясь на её величие или показывая на ней плохой пример.         Время сдвинулось, когда на кухню забежал белый пушистый шпиц! Кокичи мигом оглянул его блестящими глазами. За питомцем вошёл на кухню худой мужчина в очках. Он был точной копией Киибо, только немного старее, поэтому факт их родства стал очевиден.         Пёсик сразу прильнул к ноге Омы, что его озадачило и смутило. Собаки нравились ему всегда больше котов, и на самом деле парень хотел бы завести себе такого питомца… однако эта мечта оставалась несбыточной в его случае.         Кокичи заметил: оба родителя носят очки, и странно, что Киибо этот дефект не передался по наследству, однако утверждать о достоверности подобного факта было нельзя, ведь мальчик ничего не знал о своём друге. Ничего. И больше никогда не сможет узнать его лучше.       Печаль похоронилась глубоко в душе, и Лидер начал говорить, сжав одну руку в кулак:         — С вашей семьи снимается долг вследствие смерти члена Организации, — беззаботность читалась в его жестикуляции. — Радуйтесь, можете жить, забыв о тёмной стороне мира, — Кокичи мельком кинул взгляд на золотое обрамление карты, которая лежала на столе.         Женщина сжалась, отводя взгляд к окну, где на подоконнике цвели герани.       — Может, это какая-то ошибка, молодые люди… — две пары глаз кинулись, пожирая беловолосую старуху, и та прокашлялась, запинаясь и перебирая слова: — К нам ведь… точнее… к нам уже приходил человек с точно такой же картой.         — Он представился псевдонимом «Хару», — вступил отец, скрестив руки на груди, и встал за спиной жены, защищая.         Краем глаза Ома заметил презрительный взгляд Ирумы, но он не ответил на него. Понятно, что настоящий Хару узнал о смерти Робота минут пятнадцать назад, да и получить похоронную карту он не смог бы, ведь не встречался ни с кем из членов «N».         — Почему этот человек назвал своё имя? — вопросил подросток.         Пара взрослых замялась, ведь причина точно была им известна! Просто так никто из Крыс не назвал бы свой псевдоним. Их клички являются проклятием и благословением одновременно, из уст в уста раскручиваются заслуги, привязанные к имени, и неудачи. Сама удача — это получить псевдоним: значит, о тебе кто-то знает и говорит. Ценность клички «Хару» — прямая связь с Харукой Омой. Кокичи является её наследником.         — Настоящий Ома сидит перед вами, а человек до него — предатель, — Ирума поставила локти на липкий стол. — Не могли бы вы принести карту, которую он дал вам?         — Д-да… — хозяйка вскочила со своего стула, подлетев к крайнему кухонному шкафчику и вытянув из того толстую папку бумаг. Руки её дрожали, перебирая листы, пока под её ногами крутился белый зверёк. Наконец на поверхность падает ещё один чёрный билет.         Миу начинает внимательно крутить два листа пальцами, ощупывая. Золотая краска осыпается с билета незнакомца. После рука девушки по привычке тянется к макушке головы, для того чтобы нацепить на глаза рабочие очки, но их там не оказывается:       — Блять!.. — цокает Изобретательница, быстро отдёргивая руку. — Кхм, в любом случае это подделка.         — С чего нам верить вам?.. — мужской голос разносится с выше.         — С того, что билет всегда приносят близкие товарищи умершего! А не некто одинокий! — Ирума топнула своим каблуком, после сморщившись. — Это вас, двух глупцов, надурили!         — Тише, — Кокичи поднял вверх палец, требуя Миу заткнуться. — Ни-ши-ши, мы не призываем вас оправдываться или извиняться, — реакция на эти слова последовала мутная, — просто расскажите, что вы отдали тому незнакомцу, — Ома прищурился. Никто не собирался говорить… — Что сложного в моём вопросе? Извините, но в случае молчания дело может приобрести совершенно иной оборот…         Небесные глаза старухи задрожали, и та схватилась за сердце:         — Это был пистолет!.. С-старый револьвер.         Мужская крепкая ладонь легла ей на плечо в немом утешении.       Кокичи же выжидающе посмотрел на мужчину, который с минуту начал рассказ:         — Несколько лет назад к нам на порог явилась беловолосая женщина, которая представилась Ангелом… Она отдала нам револьвер с одной пулей внутри и приказала отдать его человеку с прозвищем «Хару», когда он придёт.         Такова оказалась правда мёртвых. В ангельских ходах звучала Харука и её талант. Тайну потерянного оружия, которое Ома всегда таскала с собой, но никогда не использовала, поручено раскрыть сыну убийцы.       А чтобы найти пушку, придётся выйти на след предателя Крыс.         — Ха… Интересно…  

• • •

        Пара подростков стоит на автобусной остановке.         Сегодня солнце невообразимо печёт.       Именно летом все люди превращаются в яркие, отличные друг от друга пятна. Так не бывает весной и тем более зимой! Только летом все как будто становятся более беззаботными, то и дело можно увидеть улыбку проходящего, даже не на самом лице, а разглядеть её в походке, движениях плеч и неуловимых глазом деталях.       В данный момент проходящие счастливы, в жизни у них ничего не меняется, река рутины течёт своим чередом…         На запачканном надписями выступе остановки, скрючившись до самых колен, сидит блондинка. Её тело сокрушается от крупной дрожи, а длинные волосы пачкаются в пыли асфальта. Руки её то падают вниз, то вновь взмывают к лицу, закрывая его.         Многие подумали бы, что девушка плачет из-за несчастного свидания, по её красивому виду такое и вправду можно предположить… Да и наверняка блондинка горевала именно по юноше, стоящему рядом!.. Но как жаль, что ваши предположения неверны, прохожие.         Низкорослый мальчик безучастно думает о скучном дне, о маленьких домах и об их жильцах, о том, каким хорошим выбором было надеть белую рубашку, а не чёрные одеяния, о том, что автобуса нет слишком долго.         На землю снова упали хрустальные капли слёз:         — Он не должен... не должен был умирать!         Кокичи не было грустно. Он до сих пор полностью не осознал смерть своего знакомого информатора. Однако понятно было одно: вся скучная работа мониторинга теперь упадёт на его плечи, а в электронике Ома был не силён; контроля связи им теперь тоже не видать, да и здравый смысл больше не прозвучит в толпе…         — А кто должен был?.. — тихо слетает с губ Лидера вопрос, на который не требуется ответ.         Миу резко поднимает голову к другу, и их взгляды впервые за долгое время встречаются. Чёрные следы растекаются по щекам, а покрасневшие пухлые губы подрагивают. И глаза Кокичи не выражают жалости или боли, но от этого Ируме не становится легче.         — Я…         Ома морщится, отвергая такой ответ:         — Миу.         — Тебя там не было… — сломанный голос режет слух. Глаза девушки наполняются слезами, и зрительный контакт обрывается, кажется, навсегда.         И снова наступает время бесполезных размышлений о том, что нужно бы сбегать на заброшенный завод, который скоро должны снести, и забрать другие личные вещи; а также стоит сходить в магазин за хотя бы одной упаковкой чая! потому что в доме Пианистки по невероятному стечению обстоятельств оказался лишь кофе; погода за считанные секунды диалога не меняется, его щиколотки стало неприятно печь.         — Ещё не поздно вернуться домой, Ирума-чан, — фиолетовые глаза устремляются к горизонту, где нет даже намёка на машину, а кругом царят здания-лилипуты. — Мин будет рада твоему возвращению в семью… Потом она найдёт тебе достойного мужа, так что работать больше не придётся. Вырастешь ещё одну Ируму, и в заботах совсем позабудешь о смутной жизни в Публичном доме. А в старости ты обрастёшь жиром и перестанешь думать о внешности… и похуй, что твои сиськи обвиснут, зато ты будешь жива!.. — Кокичи опускает взор к ней, такой ослабевшей и почти сломленной.       Но, похоже, такое мнение сложилось только у мальчика-вора.         — Да хрена с два! — возмущённо рявкает она с опущенной головой, вцепившись в край железной сидушки. — Только попробуй ещё раз сказать подобную хуету! Я самолично вырву из тебя кишки, сучка! — Миу резко поднимается со своего места и выходит из тени. — Нет уж! Эти твари у меня попляшут! Они все! Все… Я выебу ебаную церковь, этих Бабочек, Организацию! Смету нахуй их карточный домик, который они построили на жизнях абортышей! И ты, сиротка… — Ирума показывает на него указательным пальцем, вытянув руку, — возомнил себя, твою мать, гением, который по собственной прихоти может свалить в любой момент?! Ну уж нет!         Кокичи стоит всё ещё расслабленно, скрестив руки за спиной, однако его удивляет такая вспышка решимости почти умершего зверя, вроде Миу.         — Ты мне поможешь со всем этим дерьмом! — со стороны Омы послышался смешок. — Бежать больше некуда! Ты останешься здесь! и мы вместе разъебём этих высоких шишек! — Миу хватает за плечо шокированного друга и начинает уходить от остановки. — Отомстим за Киибо! За всех подохших Крысят! Даже если сами сдохнем сразу же! — что-то ломается в её голосе, и Кокичи понял, что та снова плачет. — Я не сдамся, блять! Ни за что! И м-мне нестрашно! Нестрашно! И тебе тоже не должно.         Он не отвечает, стремясь за плачущей девушкой. Кокичи понимает, что всё будет не так легко, как предполагает блондинка. Сейчас Ирума из-за гнева, который пылает в ней, может без всяких сомнений ворваться в церковь, разрушить голыми руками её до последнего кирпичика и убить каждого!         — И пусть этот предатель только попробует мне помешать! — от грубой поступи её кронка каблука слетает, из-за чего туфля ломается, и, потеряв равновесие, они вдвоём падают на асфальт, разбивая локти.         Волосы Ирумы спускаются на лицо волнами, окончательно испортив укладку, но это не тушит огонь в широко распахнутых голубых очах:         — Я узнаю, кто на самом деле убил Идабаши! Слышишь, Ома?! — ухмылка лезвием ножа полощет её.         Кокичи окончательно просыпается от её слов. Разум наконец схватывает одну из белых пешек, открывая путь ферзю… Ведь он тоже уверен, кто из подростков крыса!  

• • •

      

        «А, да! Шуичи вчера приходил для того, чтобы подать заявку на участие в стажировке. С ним ещё был друг по фамилии Ома, кажется... Имя? Ох, я не спрашивала, всё-таки это лишь формальность… Но зачем вам он, Сайхара-сама? Лучше бы о нашем мальчишке позаботились…»        Прокручивая фразу молодой сотрудницы в голове, Акайо пересматривает снова и снова запись с камеры холла детективного агенства, своего агенства.         Вот фиолетововолосый мальчик появляется в кадре, идя рядом с Шуичи. Старший Сайхара точно мог сказать, что его походка бесшумна. Она ему больно знакома… До невозможности плавная: при ней стопа замедлялась в сантиметре от пола, всего какая-то доля секунды влияла на шум от ходьбы! Такому тренировали годами, и оставалось тайной, как к этому приучили ребёнка.        Перед металлодетектором он замирает, шепча что-то юному детективу, но после быстро возобновляет свой манерный ход.         Что же выдаёт в фиолетововолосом мальчике Фантома, от которого вся современная молодёжь не отводит взор, печатая посты и создавая группы с теориями? Всего-то жёлтый заметочный стикер.        Сравнив почерк Призрачного Вора из провокационных записок полиции и этой заметки, Акайо выявляет идентичность!       И, кажется, вот! Весомая улика прямо у него в руках! Записи и ДНК тоже!         Но всё это нельзя никому показывать. Из-за Шуичи? О не-ет, если полиция найдёт у Вора в закромах две папки сокрытых от закона дел, то не поздоровится самому Акайо…         Улыбающееся лицо самоназванного Омы застыло на экране компьютера. Мог ли тот и вправду быть связан с одной и глав «N»?..         Быстрый топот, стуки и брань слышатся со стороны коридора, и мужчина поднимает на дверь глаза, однако позы своей не меняет.         Дверь со свистом распахивается.         — Сайхара-сама не принимает сегодня посетителей! Вам нужно пройти регистрацию!         — Женщина, вам запрещено сюда входить!         Двое ворвавшихся детективов второго класса пытаются выставить за порог скандальную Мисс, с которой Сайхара-старший, к сожалению, тоже знаком… Их свела удача.        Но пока он смирно сидит, заслонив рот ладонью и опираясь на неё же, наблюдает за происходящим.         — «Женщина»?! Боже, сосунок, отвянь! Такие худышки дохнут как мухи от одного моего слова.         — Сайхара-сама, скажите ей!         — Да! Что она себе позволяет?!         — Ох!.. Ты постарел на лет двадцать, любимчик… Встать-то сможешь? — яд пролился с её ярко-красных блестящих губ.         И почему она не стареет? Почему не становится скромнее и сдержаннее, вроде с возрастом максимализм должен проходить. Да и почему так настойчиво рвётся в кабинет врага? Впрочем, решения Мин Ирумы никогда не поддавались здравому смыслу…         Сайхара поднимается, оперевшись руками о столешницу, и, прокашлявшись, произносит:         — Детективы, я попрошу вас удалиться и оставить нас наедине с Мисс Ирумой.         Шок отражается на их лицах, но сложно перечить начальству, поэтому вскоре дверь тихо закрывается, отгородив пару от суматохи служащих.         — Ха-ха, да у тебя тут целый улей малолеток! Кого ты набираешь… Мне казалось, что детективами становятся только старые хрящи, как ты, — следует приглушённый стук ботильонов леопардовой расцветки.         — Да… немногим отличаюсь от вас, Мин, — мужчина садится обратно на своё место.         — Удивительно, что ты помнишь! — она снова расцветает.        Разница в возрасте между ними пусть и составляет лет так девять-десять, однако Мин всё равно уже является взрослой сорокалетней женщиной, поэтому подобный сарказм с её стороны кажется неуместным.         — Перейду сразу к делу: зачем я пришла! — женщина шлёпает ладонью по столу, чтобы привлечь внимание и сбить с толку собеседника. — Мне нужно твоё содействие, Детектив.         Брови его сходятся к переносице, а лоб морщится. Разгадать Ируму легко, даже слишком, поэтому Акайо поддался течению:         — Я не гость «N», — заготовленная фраза.         — Да, — глаза сверкнули как у лисы, — но ты та-ак легко безвозмездно прикрывал в прошлом Харуку-у, поэтому я подумала, что тебе не придётся прикладывать много усилий для очередного случая… Тем более в противном случае полиции будет интересно послушать о паре скрытых убийств, совершённых Ангелом.         Акайо даже бровью не ведёт от высказывания. Конечно, в его карьере не все страницы остались чистыми: на некоторых давно появились чёрные дыры и кляксы, да и избежать вырывания бумаги оказалось невозможным.         — Ты воспитатель, знаю. Но, Ирума-сан, мной не получится помыкать, как подростками, — Детектив прикладывает ладонь ко рту.         — К сожалению, это в твоих интересах, Акайо, — из её речи пропадает ехидство. — «N» сейчас направо и налево громят Бабочки, Терроры стали происходить чаще из-за нехватки ресурсов у мафии. В общем, и белые, и чёрные люди дохнут как мухи… Но… У нас с тобой есть возможность закончить эту игру, которую устроила Харука Ома! Мир рушится по её воле, и ты это знаешь! Помоги мне.         — Замолчи, Ирума… Ты не понимаешь, что говоришь! Ома придерживалась благой политики и делала всё, чтобы остановить Организацию!         — Ты не жил с ней несколько лет, как я! Харука всегда держалась стороны «N»!         — Нет!         — Пха-а… Я не понимаю, она что, превращалась каждый раз в ангела, когда вы встречались? — Мин ведёт бровью, отходя назад и скрещивая руки на груди.         Мужчина, сделав выводы, усмехается:         — Вы все… — но его что-то резко обрывает, и тот на мгновение жмурится… вроде сегодня обещали магнитные бури, но будет ли вспышка боли от них, неизвестно. У Сайхары немеют губы, поэтому он долго не может ответить на высказывание Ирумы. — Харука не являлась ни ангелом, ни демоном… Она была настоящим человеком, — наполовину в забвении проговаривает Акайо и машет рукой.        Горечь от её смерти навсегда залегла под его языком, как и горький сигаретный дым.         В голубых глазах визави что-то блекнет. Никто не говорил так о её бывшей соседке. Люди не судачили о ней так, будто она являлась для них целым миром! Об Оме твердили грязь, ненависть, кровь, похоть, но никак не чистоту! Об этом говорили настолько много, что в какой-то момент сама Мин начала ненавидеть её. Сильно. Гневно. Вечно.         — Сколько выжило детей в эксперименте «Blue bloods», который поддерживала Харука?.. — резко удивление меняется на темноту.         — Следствие не установило факт существования выживших детей, — мужчина сжимает руку в кулак. Ома была убийцей, и с этим ничего не поделать. Какой бы цели она ни придерживалась — путь к ней лежал через море трупов.         — Ты серьёзно? — Мин переносит центр тяжести на другую ногу, покачнувшись. — Не поверю, что Ома не рассказала тебе об оставшихся синекровках… — столкнувшись глазами с детективом, Ирума не продолжает углубляться в тему спорных отношений умершей и сидящего напротив мужчины. Глубоко вздохнув, Мин переходит к сути дела: — Что если я скажу, что весь цирк, который сейчас творится, происходит из-за трёх оставшихся в живых детдомовцев? — как только на лице Акайо отражается недоумение, Ирума оголяет свои белые зубы улыбкой. — Одарённые детишки, за которыми бегает весь преступный мир! Интересно?!         — Ома упомянула всего один раз, что у неё есть ребёнок… — Сайхара вслушивается в каждое слово, которое человек ему говорит, вгрызаясь в него мёртвой хваткой, поэтому сложить факты об объявившемся Фантоме по фамилии Ома и о трёх одарённых детях не составляет труда.         — Она не могла! — женщина в изумлении наклоняется к столу, но быстро осекается. — П-потому что у неё не было детей… Это все знают, — её план точно сорвётся, если Сайхара начнёт испытывать к Кокичи сочувствие, поэтому проболтаться было никак нельзя! — Точнее, он был.         — Был? — Акайо знает, что Мин не может видеть экран его компьютера, где висит изображение подростка с фиолетовыми волосами, но от этого она не становится менее предсказуемой.         — Я без понятия, что стало с Омой-младшим, но за год до её смерти тот бесследно пропал.        Ирума может начать себя проклинать прямо сейчас! Она даёт Сайхаре подсказку. Детектив точно догадается… это просто вопрос времени, а значит, надо сделать всё быстрее.         — Стой…         — Глава дома «N» поменялся, знал? Эта маленькая девчонка — младшая синекровка! Ей чуть ли не поклоняются, — начинает тараторить Мин, чтобы замедлить ход мыслей Сайхары. — Первый ребёнок — у Бабочек в церкви, а со средним, — её речь становится с каждой секундой более обрывистой, — ты уже хорошо знаком…         Сайхара знает множество изгнанных из «N» подростков. Не всем из них Акайо удавалось помочь, но были исключения. И детектив правда старался содействовать тем, кого смог вытащить из рабства. Но все образы в голове ему вмиг кажутся смазанными, на их месте вспыхивает знакомое фиолетовое пятно.         — Призрачный Вор?         — В точку! Похоже, они с маленьким Сайхарой поладили, мило, — она отводит глаза к окну, задумавшись о чём-то своём и напевая себе под нос знакомый мотив. — Твоя задача в том, чтобы держать Шуичи на коротком поводке. Вот и всё, — она расправляет руки в стороны, пожимая плечами.         — В чём подвох? — у Акайо дёргается глаз. — Дело же не в том, что ты не хочешь задеть посторонних.         — Акайо… Любовь может творить ужасные вещи с людьми, — томный взор останавливается на лице Сайхары. — Тебе ли не знать… Боюсь, если твой племянник останется вместе с Фантомом, то это приведёт к исходу, который даже Харука не смогла бы предугадать, — Ирума подходит вплотную к столу. — Всё случится на ежегодном аукционе через две недели. Так ты согласен спасти этот мир и жизнь Шуичи? Или обречёшь его на участь, близкую своей?         Короткое рукопожатие связывает все судьбы воедино, превратив чёрно-белую партию в самую настоящую войну.