Во мраке бесконечной ночи

В воздухе пахло сыростью гнили, что предвещало конец осени. Вместо листвы, шуршащей под ногами, лишь слякоть с отвратительным звуком отзывалось из-под обуви. Простота природы летом сменилась сначала увяданием осени, а теперь и безжизненной тоской наступающей зимы. Лишь бы она не была слишком сурова, как такое порой бывало. Солнце, которое и так редко радовало своим видом жителей Долины шипов, появлялось совсем ненадолго. Если вообще появлялось. Порой оно просто разбавит своими холодными лучами хмурое небо, а после снова спрячется, обрекая на тьму. И остаётся только жить во мраке зимней мглы, не видя даже искрящегося снега. Он остаётся всего-навсего грязной слякотью. Единственным отличие дома была лишь чистота. Не идеальная, покрытая слоем пыли, но сухая. Без мокро-грязных разводов на полу и ощущения гнили в воздухе, которое долго остаётся зловонием в носу. Но в любом: и каменном, и деревянном – домике холодно. Потому что для некоторых камин – непозволительная роскошь. Жизнь в дебрях, в холодной глуши, требует стойкости. Терпи холод, не испытывай страха. Лес, как живой, чувствует любую эмоцию и поедает ее со звериной жадностью, омерзительно чавкая, скаля огромные зубы. И в плохом случае гнить будешь уже ты. Если не думать об этом, то всё не так уж и страшно. Но стоит задумать, как ты уже сходишь с ума. Смерть либо становится чем-то обыденным, либо она настигает тебя. Ярким примером стал чей-то скелет, лежащий где-то в овраге. Никто так и не знает, кто это, но легенды красивые и страшные не сложил только ленивый. Дверь с противным звуком открывается. В ответ на это слышится лишь шуршание. Могли бы это быть мыши? Вполне себе. Если однажды этот зверёк появился в доме, то потом от него не избавиться. На самом деле это касалось не только мышей. Скинув на пол охапку пожухлой травы и чего-то другого, что не успело сгнить и источало душистый аромат, Лилит отряхнула одежду от травинок и мха. Заскрипели от неторопливых шагов половицы, с тяжёлым хрипом выдерживая чужую тяжесть: - Почему ты вечно сидишь у меня? – проходя мимо повернутого к ней спинкой кресла, не самым довольным тоном спросила Лилит. Это не сумасшествие, просто чужое присутствие ощущается слишком хорошо. Кресло противно скрипит, заставляя кривиться. Нужно же додуматься развернуть его. Будто встать – чересчур непосильное занятие. Или это такой новый способ выразить надменное превосходство над хозяйкой дома: - Мне скучно. - Прекрасно. Ведь только я могу тебя развлекать? – получив в ответ утвердительный кивок, Лилит закатила глаза, хватая со стола корзину, которую нелепо забыла. – Ну, тогда прискорбные новости: я снова ухожу. Близится зима, я не могу сидеть сложа руки. - Я с тобой. А ведь Лилит практически ушла. Она могла бы смириться, что Генрих проводит большую часть времени у неё дома. Но что бы он следовал за ней, как ручной фамильяр – нет. Назойливость раздражала. Оглянувшись через плечо, она, взмахнув небрежно рукой, бросила, как бы в её мыслях на прощание: - Генрих, займись чем-нибудь. - Хорошо, – чтобы он да и так просто соглашался? Неужели, Генриха кто-то проклял? Вроде бы Лилит, несмотря на желание, порой возникавшее так сделать, пока ещё держала себя в руках. Но мужские черты лица искривились с противным злорадством. – предлагай, раз такая умная. - Не знаю, – делать Лилит больше нечего, кроме как придумывать интересные занятия какому-то мальчишке. Но всё же, приложив руку к подбородку, слегка задумалась, возведя глаза к потолку. Но в голову, как назло, ничего не шло. – сходи куда-нибудь. - Вот. Я с тобой и схожу. - Я не... Делай что хочешь. – это было лучшее, что могла сказать ему Лилит. Все равно ввязываться в спор с этим бездельником не хотелось. Пусть тогда уж с ней идёт, хоть развеселит какой-нибудь чушью. Но хлопок входной двери погрузил Лилит в совсем другие мысли. Каждый день она все сильнее понимала, что живёт с настороженностью, опаской. Прислушивается к каждому шороху за спиной, спешно оборачиваясь. А там проскакивает всего дурацкая белка. Как же она ненавидит это. Его имя не вселяет страх. Но оно слишком красивое для такого, как он. Лилия означает сострадание, чистое, как бутон этого цветка. Но чистота генерала давно окрашена, даже не окроплено, багровой рекой. Награды солдатам дают не за белые ручки и чистые воротнички. Лилит чувствует, что каждый миг, не то что день, он приближается к ней, наступая на пятки. Она шагает вперёд, он пролетает на пять шагов, недопустимо близко. Хватая за горло, на ухо шепчет решающее слово: "Конец.". И это и вправду будет концом. Концом всего для Лилит, но возможно новым началом для Лилии: - Что ты собираешься делать с теми, кто знает, где ты живёшь? – столь серьезный вопрос прерывает тяжёлые размышления Лилит. И ставит ее в новый тупик лабиринта мыслей. Ей ничего не остаётся, кроме как растерянно оглянутся. – Ищейки Ванружа ведь найдут лазейки, чтобы отыскать твой дом. Всё сводится к одному. Всё приводит к Лилии и багровым рекам, которые плещутся в его больших глазах. Значит, не только ее это терзает. Уже не столь тошно от этой мысли: - Например? - Те люди, которые любят бродить здесь. Люди ищут ощущений, когда им надоедает их жизнь. Такое бывает редко. Очень редко. Люди столь же пугливы, как и любопытны. Порой первое бывает сильнее. Боятся бросить свою спокойную жизнь, променять ее на что-то таинственное, сокрытое в мутном тумане. Порой за смогом прячется нечто большое. Лилит защитила свой дом от злых помыслов. Никто не смог бы его найти, если бы захотел. И это главное. Если бы захотел. Совершенно случайно её жилище можно отыскать. Тут заговаривай-не заговаривай, а всё одно. И нашли. Люди, живущие у подножий Таинственных гор. Что они забыли здесь – вопрос, который терзает до сих пор. Но факт остаётся фактом: эти люди видели ее и точно запомнили: - А как о них Ванруж узнает? – блеф. И весьма плохой. Чтобы Лилия не узнал. Этот фейри узнает всё, даже то, что не следует. Лилит пытается играть в уверенность, в своё превосходство над бравым генералом королевы. Но не это ли стало причиной ее тревожных просыпаний по утрам? Нет, конечно, нет. Она будет убеждать себя в этом, веря с каждым разом слабее. Но справится с этим. Обязательно справится. Потому что Лилит не желает умирать. - Ты смеёшься сейчас? – хотелось бы. Хотелось бы посмеяться и сказать, что это не проблема. Но нет. Отбросив гордость, следовало признать, что теперь всё иначе. Самой себе, конечно, а не вслух. Пусть вид, будто всё идёт, как надо, продержится ещё немного. Хоть минуту. - Все же иногда тебе в голову приходят дельные мысли. – одной колкостью Лилит увела разговор в более приятное русло. Любая тема будет менее тошнотворно-отвратительная, чем обсуждения генерала Её Величества. Даже если этот разговор будет наполнен оскорблениями. Открытыми и завуалированными. - Что?! - М-м, ничего. – перешагивая через одиноко лежащий скелет, Лилит пристально взглянула не чужую труху. – Как поживают твои трупы? Лилит не разрешила воскрешать этот скелет. Ну, или хотя бы попытаться. Сама она нарекла его Демианом, сказала, что здесь он появился раньше, чем сам Генрих. Поэтому трогать его нельзя. К великому прискорбию: - Неплохо. В тоне чужого голоса Лилит чувствует фальшь. Некромантия – чересчур сложная магия высшего уровня. Следует стать хорошим магом, чтобы позже заниматься возвращением чужих жизней. Похоже, будут просить её помощи. Сама бы Лилит что-нибудь в этом смыслила: - Хорошо, я вернусь, сможешь показать свои успехи. - Ты снова уходишь? - Дальний путь зовёт меня. Тон, которым была небрежно брошена эта нараспев произнесенная фраза, не разобрать. То ли саркастичный, то ли совершенно спокойный и серьезный. Но не Генриху вдумываться в тональности чужого голоса: - Вот неймётся тебе. – одному было тоскливо, а чем себя занять Генрих с каждым разом придумывал с большим трудом. – И когда ты отправишься? - Пока не знаю. - И куда? Каждая история Лилит была удивительнее другой. Она звучала как сказка. Страшная, жуткая, но сказка. Без принца, который спасёт принцессу, убив дракона. Принцессам, которые совсем не похожи на свет солнца и рассвет любви, как о них пелось в балладах, приходилось надеяться только на себя, а не куковать в башнях. А драконы возможно и не были злыми. Скорее принц был готов удушить свою несостоявшуюся невесту: - Тебе какая разница? – в этот раз, как и во многие предыдущие, Лилит не собиралась делиться своими планами. Кто знает, как раскинет свои карты судьба. Лучше не говорить наперёд. Но несмотря на это, некоторые так и продолжали совать свой любопытный нос в её дела. – Будешь много знать, Генрих, рано умрёшь. - Никто ещё никогда не умер от знаний. - Да. Но умирали, когда знали много ненужной информации. - Ты угрожаешь мне? - Просто не хочу, чтобы ты много знал, – совсем не отрицая своих слов, покачала головой Лилит. Она подняла глаза вверх. Небо выглядело почти созревшим к первому снегу. Период ожидания отвратителен. – в любом случае, зимой нет смысла куда-то идти. Если, конечно, я не хочу замёрзнуть. Кстати, о зиме. Лилит должна упорно готовиться к ней. Как и любой другой адекватный человек, который не хочет умереть в холоде. Для этого надо трудиться до стёртых мозолей на руках. Почему-то это понимала только она: - Ты серьезно думаешь, что солдаты зимой отдыхают? За какую же идиотку Генрих ее держит, если считает, что она в это верит. А она ведь не глупей его. Даже поумнее. И старше. Когда же он это поймёт? Раскидывая ногами опавшие листья и мох, Лилит покачала головой: - Нет, – наклонившись, она внимательным взглядом начала изучать землю в поисках хоть чего-то полезного. Разнообразные душистые травы были бы полезны, грибы тоже неплохо. – пожалуйста, не думай, что я все просто так оставлю. - И что это значит? Лилит поднялась, не спеша отвечать. Спина отвратительно по-стариковски хрустела. Ужасное ощущение старости, хотя это не так. Долгая жизнь имела ровно столько же минусов, как и плюсов. А Лилит все бы отдала, чтобы быть человеком, прожить свои сорок-пятьдесят лет и отправиться в мир покоя и блаженства. Стоило её матери связаться не с самым приличным фейри. Жизнь шла наперекосяк, ещё до ее рождения. Подхватывая пока ещё пустую корзинку, Лилит бросила её к ногам Генриха. Пролетев чуть меньшего нужного, корзина с сухим треском ударилась о землю. Но и этого достаточно, чтобы вызвать недоумение. Не горя желанием вдаваться в долгие объяснения, а затем выслушивать ещё более долгое ворчание, Лилит быстро подошла к огромному корню дерева, на котором вальяжно растёкся Генрих: - Раз уж ты пошел со мной, то иди и помогай! Давай-давай, бери эту корзину. - Вот ещё, сама всё делай! – до черных пятен в глазах закачал головой Генрих, сильнее цепляясь в грубую кору. Конечно останутся отпечатки на ладонях, но это лучше, чем спину надрывать за кого-то другого. – Я тебе не обещал помогать. - Тогда пошёл прочь, – Лилит взмахнула руками с закрытыми глазами, прогоняя его, как наваждение или иллюзию. Но Генрих вполне реален. И вполне раздражающий. Конечно, он не исчезнет. Стоит ей открыть глаза, как он все ещё будет там же. Но уже вовсю задрав свой прямой нос. - Я могу делать в этом лесу, что захочу. - Возжелай неожиданно сходить в ту деревню, чьё кладбище ты иногда разоряешь, – прошипела Лилит, подбирая одиноко брошенную корзину. Достаточно громко, чтобы Генрих услышал. И возмущённо-обидчиво скривил обветренные губы. Это странное хобби стало большой проблемой ближайшего селенья на западе. Бедные люди, бедные мертвые. Хотя последним уже было все равно. Их души нашли свой покой. Блажь, горечь – неважно, возможно, ничего этого не существует. Смерть – всего лишь сон длиною в вечность. - Пока не хочу, – звучит, будто Генрих ходит туда редко. И не тайком, а как свой парень, почетный горожанин. Если бы это было правдой. Выпендриваться у него получается лучше, чем колдовать. - Ну-ну. Как потребуется что-нибудь купить, так сразу же туда опять побежишь. – носком ботинка ковыряя землю, заметила Лилит. Без какого-то усилия ей получается говорить правду. Порой жестокую и обидную. Сладкоречия в ней нет вовсе. Слова ее – сильный северный ветер с гор в тоскливый ноябрь. – Смотри, чтоб люди не забили насмерть. - Мне смерть не страшна. Я играюсь с ней, как мне вздумается. Смерть не может стать подругой, чтобы играть с ней. Жизнь, как бой на шахматной доске. А смерть в ней – самый опасный соперник. Свергнув тебя пешкой, она не даст отыграться, прибрав к своим когтистым рукам. Когда-нибудь Генрих это поймёт. Если не станет слишком поздно: - Как тщеславно, – в противовес своим словам Лилит вручает Генриху корзину, настойчиво подталкивая его руками. Работа не достойная некроманта, но ей все равно на его претензии. Работать полезно, иначе голова забивается всякими глупостями.