Si vis pacem, para bellum

6 января, 1100 год / 7 PM

Форт Баррон / штаб-квартира «Blacksteel Worldwide»

Форт Баррон — Дэвистаун, настоящее время

      Клифф любит «Blacksteel», любит каждую наёмницу, начиная от неуверенной Джессики и заканчивая суровой Лискарм или утомлённой Жанет. Что было в прошлом, остаётся в прошлом. Клифф должен идти вперёд не оглядываясь, потому что другого выбора нет. Лерайе мертва, и он не презирает себя до слепой ненависти. Клифф понимает, что на его плечах лежит вина. И Лерайе, и Вудроу… Если бы тогда у него было чуть больше опыта, чуть больше ресурсов и солдат, он бы не допустил такого.       Всё, что Клифф может делать, — идти вперёд. Теперь у него есть опыт, огромные ресурсы и элитные солдаты. Клифф — легендарный наёмник, основатель крупнейшей ЧВК на всей Терре.       У него есть прошлое. Колумбийская война, Лерайе и Вудроу. Бетти, Винсент, Куи’лакахкат. Изабель и Руби. Пропавший без вести Вольфганг как доказательство того, что война делает с ветеранами, и сам Руперт, из улыбчивого и грезящего о невозможном юноши ставший выточенным в холодной жестокости наёмником, знающим цену жизням и всё ещё предпринимающим попытки освободиться от колумбийского правительства.       У Клиффа есть настоящее. Форт Баррон, передовое оружие, тесное сотрудничество с «Raythean Industries». Новейшая методика обучения рекрутов и слаженная система: каждый отдел занят своей работой и нет никаких проблем. Наёмницы, каждая со своими недостатками, но каждая мастер своего дела.       У Клиффа есть будущее, ради которого стоит жить и пытаться что-то изменить. Ведь что тогда жизнь, если не постоянная борьба?       Лерайе не должна ненавидеть его. Лерайе не должна злиться и проклинать его. Лерайе мертва, и Клифф уверен: если бы она выжила, быть может, сначала она бы правда на него позлилась и обвинила во всех грехах, ударила бы, а Руперт бы стерпел, потому что заслужил, но… она ведь правда любила его. Клифф в этом уверен. Руперт это чувствовал. Лерайе всегда была такой потерянной, неловкой в отношениях, разбитой… Как она может возненавидеть его?       — Босс, вы идёте в Дэвистаун?       Франка перестаёт бояться его первой. Клифф останавливается у выхода из блока командующих и, накидывая шляпу, оборачивается с лёгкой улыбкой. Франка. Клифф в её отношении виновен лишь в одном: что покорно замолчал, когда Марк Макс намекнул, что стоит обнародовать утечку ориджиниума в «Fonterra Bio Researching», как разговор будет жёсткий и короткий. Агенты «Maylander», пару раз навестившие Клиффа, это мнение подкрепили.       Но Франка не ненавидит его. И Лискарм не ненавидит, хотя выглядит всегда недовольной. Джессика и Алмонд доверяют. Ванилла улыбается. Они любят Клиффа, никто не презирает его за молчание перед правительством, и он с удовольствием предполагает, что, возможно, наёмницы понимают, почему он так поступил. Или, может, видели агентов «Maylander», посещающих Форт Баррон. Они не скрывались.       — Да. Хотите пойти со мной?       — Если вы не против. Как раз присоединюсь к патрулирующему отряду.       У Клиффа есть будущее, ради которого следует жить. И поэтому он, не допустив развала Дэвистауна и согнанных с платформы жителей, которым некуда идти — возраст у них уже не тот, — выкупает платформу, разгоняет местное правительство, ставя новое, выбранное самими жителями, и распоряжается вернуть Дэвистаун на прежний маршрут. Алмонд с инженерами занимается перестройкой завода, Джессика поддерживает порядок и делает то, что у неё всегда получалось: помогает гражданским и держит с ними контакт. Жанет оказывает помощь пострадавшим, Тила сопровождает бывшее правительство в суд на ближайшую платформу, Ванилла и Лискарм патрулируют границы, а Франка должна быть с ними.       «Blacksteel Worldwide» — это не только о войне, но и о защите. Клифф совсем позабыл об этом.       И неважно, что скажет Марк Макс. С основной задачей — возвращением Дэвистауна на маршрут и поддержание порядка в процессе — Клифф справился блестяще. Изгнание местного правительства — необходимый порядок. Проблема не в бандитах и не в жителях, утонувших в долгах. Они лишь следствие.       — Сегодня-завтра административный отдел организует выплаты. Вы хорошо справились с задачей, сумев сохранить и город, и жителей, — хвалит Клифф, выходя на улицу, и Франка, застёгивая куртку, оборачивается с благодарностью в лучистом взгляде. — После получения выплаты я распределю вас. Одни уйдут в отпуск, другие — останутся в Дэвистауне для поддержания порядка.       — Чтобы восстановить завод? — предполагает Франка.       — Алмонд говорит, что в этом нет смысла. Проще снести и построить новый, соответствующий современным стандартам, потому что он слишком старый. Возможно, этим придётся заняться в ближайшее время. Алмонд уже принесла расчёты, сколько выйдет по стоимости, а я заказал всё нужное.       Не нужно покидать разрушенный город и расставаться с прошлым. Не нужно решаться на рискованные шаги, когда вся Колумбия — это жертва военной машины и попытки Марка Макса расширить влияние и получить больше власти. Нужно восстанавливать разрушенное, давать надежду и показывать, что никто в этом мире не один. Всегда можно добиться поддержки.       — Жители будут мёрзнуть. Из-за отсутствия работающего завода здесь… очень тяжёлые условия для жизни, — замечает Франка и прячет ладони в карманы.       — «Blacksteel» обеспечит их на время перестройки необходимым продовольствием и крышей над головой. После этого Дэвистаун вернётся на прежний маршрут, и наша миссия будет завершена.       — А мы можем остаться в Дэвистауне? Я и Лискарм, — внезапно спрашивает Франка. Он, не ждавший этого услышать, улыбается шире, опуская лицо и прячась за высоким воротником, но от неё это не укрывается. Её голос теплеет: — Хочу довести дело до конца. Уверена, остальные тоже решат не покидать вас. Всё равно за Колумбией нам делать нечего.       Верно. В Лондиниум «Blacksteel» возвращаться не планирует. А другие страны… Не так давно началось развитие телефонной и не только связи. Пока рано думать о том, куда двигаться дальше.       Однако Клифф надеялся, что сможет выкроить время, чтобы помочь Лискарм наладить порядок в своём городе. Её мечта, связанная с созданием собственной ЧВК, ему совсем не нравится. Лискарм руководствуется желанием защитить свой город, не подозревая, что ЧВК это не просто «много-оружия-много-людей». Незачем ей погружаться в эту клоаку. Клифф сделает всё сам.       — Можете, почему нет?       — Спасибо.       — Интересно, что вы меня больше не боитесь.       Город, тонущий в холодных сумерках, после конфликта с местным правительством и передачей его под судебное разбирательство возвращается к прежней жизни, которая становится чуть активнее, чем прежде. Жители освобождены от бессмысленной уплаты огромных кредитов: за всех без труда заплатил Клифф, полностью выкупив платформу. Никому не придётся рисковать с переездом в другой город, куда вряд ли кого-то примут: никто никому в Колумбии не нужен, везде людей хватает, уровни жизни от платформы к платформе различаются. Дети из Дэвистауна не найдут хорошие школы, колледжи или университеты в Тримаунтсе, потому что суровая реальность такова, что все образовательные учреждения в Тримаунтсе уже забиты, а уровень для поступления высокий. Взрослые из Дэвистауна не найдут хорошую работу, потому что места уже разобраны. Старики не найдут покоя, потому что их слабого здоровья хватит едва ли пересечь границу, не говоря уже о том, насколько большой может быть разница цен на жильё и обычную еду в Дэвистауне и других колумбийских городах.       — Вас многие боятся.       — Это заметно.       Это светлое будущее, которое Клифф подарит хотя бы кому-то. С огромным опозданием, всю свою жизнь причиняя лишь зло и вымазывая «Blacksteel» в крови, но сделает благое дело. Хотя бы сейчас. Лучше поздно, чем никогда.       Он сделает из Дэвистауна хороший город, и сюда вернётся жизнь.       Он, желая справедливости и так её не получив, подарит её другим.       — Джессика всегда плачет, когда вы её отчитываете, — замечает Франка, останавливаясь с Клиффом на углу припорошенной сухим снегом улицы. Кто-то из наёмников «Blacksteel», незнакомый высокий и крепкий мужчина, весь в снаряжении с головы до ног, общается с укутанной в тёплую куртку жительницей Дэвистауна, и та смеётся над чем-то, прикрывая ладонью губы. — Хотя это по делу. Её часто приходится отчитывать, чтобы она запоминала свои ошибки.       — Джессика… Мисс Бринли, — сразу исправляется Клифф; Франка игриво взмахивает хвостом, ухмыльнувшись, — боязливая. Но каждый недостаток при правильном подходе можно превратить в достоинство. Например, среди вас Джессика самая аккуратная.       — Это правда… А у меня какие недостатки?       — Излишняя уверенность в себе.       — После заражения иначе нельзя.       — Эта самоуверенность хорошая. Вы можете легко взять командование на случай непредвиденных обстоятельств и очень быстро реагируете в критические моменты. Лискарм же наоборот, зачастую излишне груба и прямолинейна, но это сдерживающий фактор лидера. Она полагается на свой опыт, который в большинстве случаев не подводит. С вами у неё получается идеальная команда: вы не даёте Лискарм стоять на месте и руководствоваться старыми тактиками, а она удерживает вас и осаживает, если что-то действительно не так. Выходит настоящий баланс.       — Как здорово.       — Не стоит меня бояться. Мне жаль, что я такое долгое время держался в стороне, лидеру не стоит себя так вести, но…       — Вы основатель «Blacksteel». Вас нужно беречь.       Клиффу приятно. Хоть кто-то думает, что его надо беречь.       Он достаёт сигареты из кармана пальто, остановившись у закрытого магазина одежды, и, немного подумав, протягивает пачку Франке. Та, ещё не привыкшая к близкому контакту со своим боссом, сначала несколько секунд таращится с удивлением, а после всё-таки берёт. Мелкий неубранный снег осыпается с карниза, Франка взмахивает хвостом и быстро отряхивает плечи, забавно зажмурившись.       Клифф удивлён. Он не ожидал, что Франка курит. Надо запомнить.       — Я, если честно, — продолжает она, достав сигарету, и возвращает пачку, — всегда думала, что вы нас ненавидите.       — Почему? — недоумевает Клифф, закуривая. Помогает закурить и Франке, протянув зажигалку.       — Вы же ветеран войны в Колумбии. Не наёмник, а живая легенда. Основатель такой… — затянувшись, Франка морщится и отворачивается, хрипло кашляя. Клифф тихо усмехается. Да уж, его сигареты могли быть слишком крепкими, а он и не подумал. Она сдавленно шепчет: — Серьёзной… частной военной компании… А мы все новички какие-то… с боевым опытом в едва ли пять… максимум десять лет в среднем.       — Во-первых, талантливые новички, — спокойно отвечает Клифф, выдыхая дым. Горький приятный табак вяжет горло и действует обманчиво расслабляюще. Он прикрывает глаза, наслаждаясь спокойствием, растёкшимся под кожей. — Во-вторых, как опытный ветеран я должен не ненавидеть подрастающее поколение, принижая и считая себя во всём правым, а передавать вам знания и обучать вас. Всё-таки иногда вы сами учите меня чему-то новому.       Например, доверию. Открытию. Учат не замалчивать свои проблемы и делиться, идти навстречу, потому что все они прежде всего сплочённый коллектив. Они все любят Клиффа так же, как и он их.       — Хотела бы я однажды получить от вас пару уроков. — Франка себя не жалеет и спешит затянуться во второй раз, как только кашель проходит. Больше не морщится, хотя хвост, взволнованно покачивающийся, её выдаёт.       — Я могу устроить. Основное задание подошло к концу, у нас есть немного свободного времени.       — О… правда? — опустив сигарету, таращится на него Франка. Клифф, не переставая улыбаться, медленно кивает. — Я завтра днём вам напомню.       — Только не забудьте о патрулировании. Сначала дело, потом всё остальное.       — А Лискарм можно привести?       — Можно.       — И Джессику?       — И её можно, но не ведите ко мне всю «Blacksteel».       С Франкой Клифф чувствует нежность и тепло ласковой лисицы. Хорошая наёмница. Он может расслабиться и не бояться сказать что-то не то, а это чувство неоценимо.       Ему нужно общаться с окружающими. Нельзя замыкаться в себе. И стоит однажды снова вернуться в Латерано и проверить, заботится ли за кладбищем смотритель, как раньше.       — Раз вы не такой страшный, — мягко шутит Франка, лисьим хвостом выдавая игривое настроение, — вы можете рассказать чуть больше о Лерайе? Мне понравилась ваша недавняя история о ней и Вудроу.       — Если только вечером.       — Так долго ждать… И мы только-только разговорились…       Смелости Франки можно позавидовать и восхититься. Пока все дрожат и боятся, она в прямом смысле заигрывает с Клиффом. Он неожиданно смеётся, прикрыв тыльной стороной ладони губы, и даже забывает о угасающей сигарете. Какая же она чудесная. Как же Лискарм с ней повезло. Клифф искреннее надеется, что Франка доживёт до появления лекарства от орипатии и всё у неё с Лискарм сложится замечательно.       Радоваться за чужое счастье больно и хорошо.       — Мне безмерно приятно, что моё общество вам настолько нравится, — в той же мягко-игривой манере отвечает Клифф. Франка дёргает лисьим ухом, щурясь в нежной улыбке. — Но вы должны быть уже с Ваниллой и Лискарм и координировать патрули вокруг Дэвистауна для поддержания порядка.       — Ах… Ну хорошо.       — Не расстраивайтесь. Вечером приходите ко мне в офис. Можете позвать остальных.       — Впервые меня зовут на ковёр начальства не для того, чтобы отчитать.       — Франка… — Клифф изо всех сил пытается сдержать смех, но получается плохо. А лисий хвост так и мотается из стороны в сторону, и взгляд у Франки лучистый-лучистый, пронимающий аж до костей. Клифф бросает сигарету в урну, так и не докурив, и смотрит на неё со слабым смущением. — Пожалуйста, идите к Ванилле и Лискарм. То, что мы успешно выполнили задание, не значит, что вы можете оставить их одних. Они без вас зашиваются.       — Уже иду-иду. Спасибо за беседу, с нетерпением буду ждать вечера.       Настоящая лиса.       Клифф провожает её взглядом, пока она не пропадает за поворотом. Франка хорошая, славная… Все они хорошие и славные, и думать о таких глупостях, что они ненавидят его, не стоит. Они его любят. А он любит их. И будущее у Клиффа есть.       Он докуривает, бросает сигарету в пустой мусорный бак. Наёмник со смеющейся женщиной уже успели куда-то деться. Улицы полупустые, и если кто-то и встречается на пути, то они особо не обращает на него внимание: жители спешат по делам, занятые своими заботами. Клифф неприметный и настолько позаботился о своей анонимности, что его знают разве что единичные политики и, возможно, талантливые наёмные убийцы, которым однажды точно предложат контракт на его устранение. Только наёмники узнают его, выпрямляются как по команде и приветствуют, когда он проходит мимо. Клифф желает обойти Дэвистаун. Он осмотрит улицы, понаблюдает за работой с заводом, для которого нужно выдать приказ на снос, но лишь когда Алмонд вытащит всё, что нужно, Клифф в этом не слишком разбирается, а потом…       Быть может, пересечётся с Вудроу. Он ведь в Дэвистауне. Вудроу знает, что Клифф здесь. Они встретятся, Клифф схватит его, будет настаивать, чтобы Вудроу его выслушал, извинится, признается, что ему всегда было жаль, предложит поговорить.       Он должен хотя бы выслушать. Хотя бы.       В сгущающемся полумраке вечера Клифф переходит широкую проезжую часть. Обходит сломанный уже давным-давно светофор и идёт по заледенелой брусчатке дальше. Холодно и скользковато. На небе просыпаются крошечные звёзды, ветер тихий, уличные фонари одиноко горят, и в полосах их света сыплется мелкий снег. Пожалуй, не стоит ходит нараспашку. Клифф проходит мимо длинного трёхэтажного старого здания с заколоченными окнами — какой же пейзаж Дэвистауна удручающий, придётся капитально вложиться, чтобы привести его в надлежащий вид, — опускает взгляд, подхватывает края пальто, но вместо того, чтобы застегнуть его, решает просто подвязать пояс. Клифф не боится заболеть. Он не помнит, когда в последний раз болел. Иммунитет у него до сих пор железный, да и кто будет так кутаться, не слишком-то уж и холодно на самом деле…       Дэвистаун разломан и иссушён. Клифф постарается, чтобы он снова зажил своей жизнью и страшные морозы ушли, оставив лишь мягкую зиму. Здесь будут стоять школы и колледжи, другие общественные учреждения, грамотное правительство будет сидеть не в банке, а в мэрии, и Клифф будет тщательно следить, всё ли с городом в порядке. И если Марк Макс покусится на Дэвистаун, Клифф его защитит, не боясь даже отряда наёмников «Maylander».       Дэвистаун как подобранный с улицы зверёнок, за которого Клифф теперь в ответе до конца своих дней.       Клиффу не удаётся завязать пальто. Он резко сталкивается с кем-то, издавшим жалкое ойканье, откровенно не заметив и не услышав: Дэвистаун полон тихих, шуршащих звуков, переговариваний наёмников на других улицах, а он слишком расслабился, чтобы смотреть по сторонам. Толчок сильный — не один он забыл смотреть по сторонам, — Клифф чуть ли не спотыкается и в последний момент хватает незнакомца за руку.       Тонкий, угловатый локоть. Явно женский.       Клифф столкнулся не с мужчиной, а с девушкой. Высокая, тонкая, в длинной накидке до земли. Капюшон падает со светлой головы. Коротко подстриженные, мягкие, волнистые волосы, чистое серебро, едва ли прикрывают острые уши.       — Ты… кто по сторонам будет смотреть, идиот?! Ненормальный, больно же… — озлобленно шипит девушка. Клифф теряет дар речи, уставившись на бело-серебряную макушку. — Прёшь как лондиниумовский танк, как так можно вообще…       Девушка поднимает голову. Чистые рубиново-красные глаза. Аристократическое лицо. Раздражение пропадает, губы, сжатые в тонкую полосочку, размыкаются на полуслове. Клифф сглатывает, помогая ей встать на ноги.       Это за гранью возможного.       — Лерайе… — шепчет Клифф, сбитый с толку. В груди начинает резать — точно так же, как когда он услышал от Дюк’аралима, что Лерайе мертва, но сильнее и глубже. Он сглатывает и приподнимает дрогнувшую ладонь к груди. У него сейчас сердце остановится, и это не шутка.       — Руперт?.. — недоуменно шепчет она.       — Ты же… ты же мертва…       — Что? — непонимающе хмурится Лерайе, но в глазах — испуг не меньший, чем у него.       Клифф не объясняет. Ни слова больше. Он глубоко вдыхает и прижимает к её щеке ладонь, вмиг очнувшись. Лерайе не сопротивляется, глаза у неё моментально влажнеют, слёзы собираются в уголках, и Клифф, улыбнувшись как идиот, притягивает её к себе и целует, скидывая на брусчатку мешающую шляпу.       Лерайе, Лерайе, Лерайе… Не галлюцинация, нет. Клифф никогда не притрагивался к галлюцинации: всегда это были мгновения, болезненные секунды, сопровождаемые отвратительным писком в ушах и ужасной тревогой в груди. А ему больно: в рёбрах приятно режет, под кожей гуляет жар, губы немеют. Сердце колотится в горле. Он зацеловывает губы Лерайе, застывшей и не отвечающей, как одержимый, прижимает её к себе, тонкую и настоящую, пока что-то изнутри давит и давит на рёбра, ломая клетку костей.       Если Клифф умрёт от остановки сердца, он умрёт счастливым. Зацелованным на холоде и счастливым.       И Лерайе наконец-то отвечает: размыкает тёплые губы, касается ладонью щеки в ответ, гладит, и Клифф чувствует влагу и дрожь. Она плачет. Он пытается выместить это слабое горе, вдавливает её в себя, готовый сделать что угодно, чтобы она перестала плакать и этот момент длился вечность, пока семидесятилетнюю тоску не удастся искупить, но заканчивается всё слишком быстро.       Лерайе кусает его за нижнюю губу. Несильно, но ощутимо, чтобы Клифф остановился. Уверенно отпихивает его от себя, толкнув в плечи, всхлипывает и отвешивает хлёсткую пощёчину. Его голова безвольно и резко поворачивается в сторону, в челюсти аж щёлкает. Ещё один всхлип и приглушённый, полный ужаса вскрик:       — О, нет-нет! Я-я не хотела, прости, пожалуйста…       Она…       Она ударила его. Ударила его. По-настоящему. Клифф, осчастливленный, улыбается. В голове всё ещё ни единой мысли. Лерайе живая. И щёку жжёт по-настоящему. И челюсть побаливает ощутимо. Удар был таким внезапным, что он прокусил щёку изнутри. Вампиры сильные.       Но Клиффа не это волнует. Его волнует Лерайе. Лерайе. Лерайе. Его Лерайе. Она живая. Дюк’аралим, маленький гадёныш, просто… напиздел.       Это Лерайе. И Клифф с ней целовался. И она ему дала пощёчину. Такую сильную, злобную, что стоящие у переулка наёмники «Blacksteel», курящие и отдыхающие, теперь смотрят с беспокойством, приготовившись вмешаться. Клифф, прижимая ладонь к горящей щеке, коротко дёргает подбородком, чтобы не обращали внимания и продолжали заниматься своим делом. Они понимают без лишних слов.       — Руперт? Руперт, Руперт, прости меня, пожалуйста, прости-прости-прости… — тараторит Лерайе. Её голос приятнее тех помех-галлюцинаций. Нежный, беспокоящийся голосок. Дрожащий от слёз. — Руперт… Руперт, не молчи… больно?       Она убирает его ладонь, прижимает свои к его щекам, разворачивает лицо к себе и, глядя с беспокойством, проводит тонкими пальцами по месту удара. Как же она волнуется. Клиффу в её беспокойство хочется зарыться, и он самозабвенно улыбается. Она всё ещё ниже него на голову.       — Всё хорошо, — шепчет он. Пустота в голове не давящая и не горестная, а лёгкая и приятная.       — Я сильно ударила? У тебя щека покраснела…       — Всё правда хорошо.       Теперь.       — Нет, не хорошо… — шмыгает Лерайе носом и гладит снова. Хорошо, что у неё ладони в перчатках. В Дэвистауне холодно. — Боже мой, как ты… как ты изменился. Я вообще не должна была поднимать на тебя руку…       — Я заслужил, — тихо произносит Клифф с глухой усмешкой. Он неуверенно касается её щеки, боясь, что она исчезнет, что она всё-таки иллюзия — хотя не может она быть иллюзией, если её увидели даже наёмники! — и стирает бегущие крупные слёзы. — Не плачь, пожалуйста, Лерайе… не надо плакать… ну же, не плачь.       — Какое я животное. Столько лет не видела тебя и… и первое, что сделала, — это ударила…       — Должна была убить.       — Руперт… что за глупости? Какое убить? Откуда ты вообще это взял? Руперт, что за ерунду ты говоришь?       Хотел бы он, чтобы она ещё тысячу раз произнесла его имя.       Лерайе звонко ахает: Руперт резко хватает её в объятия, не сдержавшись, перестаёт ощущать боль в груди и сдавливает так крепко, как только может. Она кашляет, замирает, а он обвивается руками вокруг тонкого тела, как удав, раздавливающий от счастья. Тёплая. Вкусно пахнущая чем-то тонким и лёгким, слегка-слегка сладким, приятно касающимся языка. Настоящая, настоящая, настоящая-настоящаянастоящаянастоящая…       Н а с т о я щ а я.       — Р-руперт… сломаешь…       — Я люблю тебя. И теперь сделаю всё, чтобы ты всегда была в безопасности, — игнорирует её жалобы Руперт и утыкается лицом в изгиб между тонкой шеей и плечом, проминая ткань накидки. Слова бьются в голове, Руперту не хватит и суток, чтобы всё рассказать и всё пообещать. Время на исходе. — Всё будет хорошо, Лерайе, я клянусь, прости меня.       — Руперт…       — Я был уверен, что ты мертва.       — Да что за глупости… что за глупости ты говоришь! Пусти! — пищит Лерайе и пытается вывернуться, но он в ответ обнимает так крепко, что она сипло вдыхает.       Он не хочет её выпускать, не хочет размыкать руки. Он хочет пропитаться её теплом, запахом, хочет вспомнить тонкое тело, спрятать Лерайе в себе, закутать в пальто, не расставаться с ней больше ни на секунду. Ему её мало. Ему недостаточно этого.       Руперт бы увёл Лерайе в Форт Баррон и сутки бы провалялся с ней на диване, ничего не говоря и ничего не делая. Он бы обнимал её, никуда не отпуская. И даже так было бы мало. Не хватит и вечности, чтобы насытиться и насладиться каждой секундой с ней, живой и тонкой, тёплой и любимой.       — Какая мертва? Какое… должна была убить? — говорит Лерайе, гулко сглотнув, когда Руперт наконец-то слегка размыкает объятия и позволяет немного отстраниться. — Что ты говоришь?       — Разве нет? — удивляется Руперт. Семьдесят лет не прошли для Лерайе бесследно: пусть её внешность никак не изменилась, не появились ни морщины, ни шрамы, но взгляд потяжелел. Он и раньше, в Бэйсвуде, был тяжёлым, а теперь… — За всё, что я сделал с тобой, меня мало убить. Ты сама говорила, что если я предам тебя, ты меня убьёшь.       — Руперт! — вскрикивает Лерайе, и слёзы снова начинают бежать по её щекам. А он опять стирает их. Она хватается за воротник его пальто и крепко сжимает, почему-то сердится. — Ты дурак?       — Наверное, — коротко смеётся он.       — Мы были на войне, это раз. Второе — я никогда в жизни не смогу тебя убить, даже если очень захочу, — серьёзно рассуждает Лерайе, смешно нахмурившись, и Руперт не может перестать наслаждаться ею. Она опьяняет его. — Застегнись. Холодно же.       — Мне приятно это слышать. Правда.       В том числе и то, что ему надо застегнуться. Но Руперту жарко, он же даже не дрожит.       — Ненормальный… Прости, пожалуйста, что я тебя ударила. Я больше так не буду.       Она расслабляет пальцы, отцепляясь от воротника, и Руперт хочет снова её поцеловать, прижать к себе, сохранить её тепло на своей одежде, но ему не удаётся. Взгляд Лерайе приобретает трогательно-растерянную печаль, она шагает назад. Хрупкое счастье разламывается, и от непонимания Руперт застывает. Он перестаёт улыбаться и смотрит на неё, отходящую всё дальше и дальше.       — Мне жаль. Прости ещё раз… Прости.       Нет. Руперт не дурак. Это Лерайе дура. Зачем она извиняется? Почему плачет из-за того, что ударила его? Она должна была выбить из него всё живое, разорвать в клочья, раскидать куски по всему Дэвистауну, это он обязан извиняться перед ней, целовать ей ладони и просить о прощении, стоя перед ней на коленях.       Что с ней?       — Лерайе?       — Мне… — она дрожит, опускает взгляд, прижимая ладонь к губам. Плакать она не перестаёт, но пытается спрятать всхлипы, зажимая рот. — М-мне… так жаль… Дай мне время.       И Лерайе обращается в бегство. Оббегает наёмников, всё-таки таращившихся на происходящее с изумлением, и скрывается в переулке. Руперт отмирает далеко не сразу, а когда до него доходит, что произошло, кидается за ней. Он, игнорируя всполошившихся наёмников, сталкивается с тупиком. Высокие холодные стены. Ни дверей, ни окон. Лерайе… как сквозь землю провалилась.       Огорчённый и потерянный. Только поманили теплом, как тут же его забрали. Разгоревшаяся в груди нежность перебивает прилив боли. Стук сердца отдаётся в рёбрах, дышать тяжелее. Руперт нервно облизывается, сжимая пальто на груди. Больно-больно-больно… Когда Лерайе была рядом, этой боли не было.       — Ищите её… Ищите этого вампира, — хрипло шепчет Клифф, когда парочка наёмников подбегает к нему. — Сейчас же возвращайтесь на Форт Баррон к Лискарм, я передам ей приказ.       — Да, босс! — одновременно отвечают наёмники и убегают из переулка, оставляя Руперта в сгущающемся одиночестве.       Он не поддаётся панике и не тревожится. Лерайе — жива. Это главное. Она его поцеловала, она дала ему пощёчину, она зачем-то извинилась. Лерайе в Дэвистауне, здесь, и Руперт её найдёт. Теперь он её не отпустит. Он ни за что не потеряет её вновь.       — Лискарм, — сразу же после приёма сигнала начинает Руперт, подняв коммуникатор и сжав портативное устройство до боли, — поднимайте записи с видеокамер наблюдения, запрашивайте от моего имени доступ в административный отдел, усиливайте контроль над Дэвистауном и выделите дополнительные отряды для круглосуточного патрулирования. Усильте слежку на границах мобильной платформы.       — У нас проблемы?       — Нужно кое-кого найти, а для этого необходимо прямо сейчас перерыть весь Дэвистаун. Прямо. Сейчас.

/ / /

      В закусочной, которую держит Хелена, сегодня тихо. Закрывать заведение не пришлось: внезапная помощь «Blacksteel», их вмешательство в дела платформы и финансовая поддержка ощутимо выправили ситуацию. Леоне выжил, отпустив сына, желающего вырваться из «мёртвого» города. Майлз выздоровел и похорошел. Жизнь начала налаживаться, чтобы так же быстро надломиться.       — Я видела Руперта. Где-то в квартале отсюда, я смогла сбежать, используя сарказское колдовство, но…       Лерайе садится рядом с Вудроу. Дюк’аралим, прячущийся под капюшоном, ухмыляется. Они сидят в самом дальнем углу пустой закусочной, даже Хелена куда-то ушла, оставив их одних и доверив следить за порядком Вудроу. Можно не скрываться, но Лерайе и Дюк’аралим продолжают прятаться. Как и всегда. Сарказы прячутся везде.       — По лицу заметно, — тихо отвечает Вудроу, перелистывая газету.       — Он ждал, что я его убью, — нервничает Лерайе и обнимает себя за локти, горбясь. — И был уверен, что я мертва.       — Надо же, впервые он выдал что-то адекватное, — жестоко шутит Вудроу. Лерайе тяжело выдыхает. Дюк’аралим коротко смеётся и сдвигает капюшон чуть назад, чтобы видеть её лучше.       — Сейчас бы думать, что отпрыска Сангвинарха могут убить какие-то обломки.       — Ты в этом замешан? — догадывается Лерайе, глядя на Дюк’аралима с острой злобой. Он, в отличие от своей сестры-близнеца, настолько расслаблен и доволен, словно совершил какой-то подвиг.       — Помнишь, когда я с ним подрался? В тот момент я устал ждать, когда же ты возьмёшь себя в руки и расправишься с ним, как и обещала, когда плакалась Конфессариусу и искала поддержки у Фримонта с Рамаль, но обещание куда-то делось…       — Я не обязана оправдываться перед тобой, — мрачно произносит Лерайе, глядя на Дюк’аралима исподлобья. Он улыбается. Улыбка у него злая и гадкая.       Несмотря на кардинальные изменения, они остаются вместе. Лерайе и Дюк’аралим не просто брат и сестра. Они близнецы. И пусть их взгляды могут быть диаметрально противоположными, они продолжают любить и заботиться друг о друге.       Просто каждый по-своему. Для Лерайе — это вытащить Дюк’аралима из войны и дать ему перевести дух подальше от Манфреда и Терезиса. Для Дюк’аралима — перебить всех, кто ей сломал жизнь. Почти всех.       — Да, моя возлюбленная сестра, тебе в очередной раз не хватило сил довести начатое дело до конца, — перестав улыбаться, равнодушным тоном отчитывает её Дюк’аралим, и с каждым его словом терпение Лерайе становится всё тоньше и тоньше. — Тебе бы поучиться у Терезиса, вырезавшего «Babel». Вот настоящий пример сарказа, который дальновиден и сделок с врагами не держит. Не то что ты.       — Что ты сделал с Рупертом? Что ты ему сказал?       — Я пошутил, что ты мертва. Он не поверил, а я сказал, типа, я что, идиот, чтобы шутить о смерти своей сестры?       — Ты… какого чёрта?! — вспыхивает Лерайе и вскакивает из-за стола. Вудроу отвлекается от газеты, подняв совершенно спокойный взгляд, но не говорит ни слова. Среди них он единственный сохраняет спокойствие: не сходит с ума, как Лерайе, и не гадит мерзкими улыбками, как Дюк’аралим.       — Весело, правда? Он поверил, что ты мертва. Скажи, сильно ли он испугался, увидев тебя живой? Упал ли в обморок от шока?       — Ты отвратителен.       Дюк’аралим изящно поднимается, поправив спадающую гладкими волнами атласную накидку. Лерайе сжимает кулак. Теперь, заметив свечение чёрно-красного артса, Вудроу складывает старую газету, глубоко вздыхает и касается её запястья. Она не успокаивается, дышит тяжело и часто, глаза у неё чернеют.       — Ты для меня омерзителен.       — Я тоже тебя люблю, — отвечает Дюк’аралим, пряча голову под капюшоном.       — Я верну тебя в Лондиниум. Будешь у Манфреда, который тебя ненавидит, торчать и дальше, там тебе самое место. Никому не нужный. Даже мне.       — Ты не сможешь, — серьёзно замечает Дюк’аралим.       — Пошёл вон, — цедит Лерайе с неприязнью. — Если я увижу тебя ещё раз, убью.       — Мне жаль, что у меня такая сестра, не доводящая дела до конца. Терезис, может, тот ещё урод, но его радикальные действия вдохновляют. Неужели так сложно сохранять верность самой себе и не менять своё мнение?       — Ещё одно слово…       — Успокой её. — Все показные насмешливость и едкость Дюк’аралима перетекают в грубость. Вудроу хмуро тянет Лерайе вниз, и она, выдернув руку и оскалившись, недовольно садится рядом. — Если ты не хочешь довести дело до конца, его доведу я. Благодари, что я всё ещё люблю тебя и продолжаю…       — Дюк’аралим, съебись, — шипит Вудроу. Дюк’аралим, неприязненно скривившись, злобно смотрит, как отчаявшаяся Лерайе, пережив прилив агрессии, беспомощно прячет лицо в ладонях и послушно замолкает. — Оба хороши. Что одна, что второй.       Дюк’аралим хочет ответить, рвётся, уже раскрывает губы, готовый парой аргументов раздавить Лерайе о землю, но всё же слушается. Вудроу он боится больше её беспочвенных угроз. Поправив капюшон вновь, он, рассерженный и решительный, покидает закусочную. Дверь за ним захлопывается, и тревожная тишина вбегает внутрь с порывом прохладного ветра.       Вудроу и Лерайе сидят в молчании долгое время. Он кладёт широкую ладонь на острое плечо и сжимает ткань тёплой накидки. Лерайе подрагивает.       — Он в чём-то прав. Когда ты прибежала в Дэвистаун, ты попросила помощи, — тихо, уже без шелушащейся агрессии напоминает Вудроу.       — Ты не согласился убить Руперта, — глухо шепчет Лерайе.       — Но согласился помочь тебе и найти его для тебя.       — То есть сам бы ты не убил его?       — Я сомневаюсь, что решился бы. И не в моих интересах устраивать покушения на предателей. Руперт не стоит моего внимания.       — Вудроу…       Лерайе обессиленно опускает руки. Вудроу обнимает её, прижимая к груди, такую маленькую и исхудавшую за столько лет. Война обглодала её и выбросила объедки. Её нужно как следует откормить, почему же он раньше об этом не подумал?       — Я не хочу убивать Руперта. Даже если сначала я заявляла об этом и верила, что смогу… я не хочу его убивать.       — Ладно.       — Ты меня презираешь?       — Нет.       — Расстроен?       — Прекрати выдумывать бредятину, — недовольно обрывает Вудроу, поглаживая её по узкой спине. — Меня не волнует, что ты хочешь сделать с Рупертом. Меня он вообще не беспокоит. Меня беспокоит твоё состояние.       Лерайе поднимает голову и стирает слёзы. Вудроу не сводит с неё сурового взгляда: ни злой, ни разочарованный… только жалеющий её.       — Дюк’аралим убьёт его, — отчаянно говорит она.       — Это очевидно, — спокойно кивает Вудроу и выпускает Лерайе.       — Нужно его остановить. Я пережила Терезиса в Лондиниуме не для того, чтобы всё пошло под откос. Помоги мне ещё раз, Вудроу. Пожалуйста.       — Ты предлагаешь мне спасти жизнь Руперту? Предателю, который возомнил себя богом войны и заслужил расправы? — усмехается Вудроу. Лерайе кивает. Он фыркает и закатывает глаза. — Серьёзно, я начинаю понимать твоего женственного брата.       — Прошу, Вудроу. Если я что-то и поняла за эти десятилетия, за всё, что я повидала в Лондиниуме, что было в Казделе… Насилие ни к чему хорошему не приведёт. Даже если это убийство Руперта. Его нельзя убивать.       Вудроу, раздражённо выдохнув, отворачивается. Лерайе нежно касается его колючей, заросшей бородой щеки и осторожно гладит. Он не оборачивается, но и не отталкивает.       — Я видела его, Вудроу. Я видела, в каком он состоянии. Он разбит. Нельзя жить так, как он.       — У тебя слишком доброе сердце.       — Я знаю.       — И это — и только, блять, это — причиняет тебе сплошные проблемы, — раздражается Вудроу всё сильнее и сильнее. Его трогательное беспокойство воздействует на Лерайе, заставляя её улыбнуться. Она давит на его щёку, поворачивая Вудроу к себе, и заглядывает в глаза с трепетным теплом.       — И это я тоже знаю, но иначе никак. Война, убийства, злость… Это никогда ни к чему хорошему не приведёт. Сильным остаётся тот, кто способен снова поверить в других и оставить ненависть позади. И ты не сможешь отказаться от моей просьбы, потому что ты за меня тревожишься.       — Больница по тебе плачет, Лерайе. Психиатрическая, твою мать, больница.       — Надо спасти Руперта и похоронить этот многолетний конфликт. Хотя бы постараться. Поверь мне, нам всем от этого станет лучше.       Вудроу, даже если его недоверие к Лерайе и её идее сильное, не сможет ей отказать. Позлится, поворчит, поругается, но пойдёт за ней.       Потому что в глубине души понимает: ненависть приведёт только к одному — к бесплодному разрушению.