Underneath The Same Moon In Different Galaxies

      Римус с усилием выводит негнущимися пальцами на стекле какую-то бессмыслицу до тех пор, пока солнце не уходит за линию горизонта; одиноко и тяжко. Достаёт из кармана висящей на нём рубашки сигарету — счастливую; сжимает в руках, мнёт — несильно, но ощутимо, — крепко зажмуривает глаза и глухо шепчет в пустоту желание. Наверное, по-наивному глупо.       Тело коченеет от холода, и он запоздало одёргивает руку, поднося её к глазам: бледную, с проступающими через кожу венами и редкими волосками, — сглатывает.       Ноги, длинные и несуразно нескладные, завёрнутые в джинсы, подтягивает к себе и кладёт её — руку — между бёдрами согреться; это должно помочь.       Ледяные мурашки ползут вверх по позвоночнику; тело крупно вздрагивает, тянется за зажигалкой в заднем кармане и валится мешком с крохотного подоконника, не удержавшись. Неуклюже смешно.       Трёт сухие глаза, смотрит на руку, ту же самую — всё ещё отвратительно бледную, но, кажется, живую, стягивает с плеч прохудившийся плед: не греет; поджигает сигарету.       Отбрасывает после двух порывистых затяжек. Сжимается в комок и, подтягивая ноги к самому горлу, глухо выдыхает четыре слова. Зарывается пальцами в волосы, спутанные, липнущие к горячему лбу, — сжимает и тянет. Оттягивает ворот рубашки, вгрызающийся в кожу, встаёт на четвереньки, прижимается лбом к холодному полу, рвёт сухие губы. Вышёптывает; просит