Ангелы моего проклятия

Это я — его безгрешная, белая роза, которую он хочет окрасить в алый ... кровью. Нож скользит по телу, вырезая незамысловатые узоры. После каждого холодного прикосновения к нежной коже по телу проходит острая, жгучая боль. По рукам, ногам и груди стекает теплая кровь, что вязнет и застывает на ещё живом теле. Я дёргаюсь и, как не сложно догадаться, уже начал срывать часть мяса с запястья металлическими наручниками. Я слышу, как Федор смеётся, когда я кричу... Нет! Ору во все горло от боли! Задыхаясь и умоляя босса перестать. Напоминая о его обещании не резать меня сегодня. Федор ничего не отвечает, продолжая играть с моим телом, как ему заблагорассудится. Это самое плохое? И снова — нет! Худшее — то, что Достоевский оказался прав. Я действительно возбудился... Я не знаю, почему! Но этот узел, завязавшийся внизу живота, эта дрожь по коленям и возникшее из ниоткуда желание... Что этот псих сделал со мной?! Почему меня стали возбуждать подобные вещи?! Я продолжаю кричать и громко всхлипывать, и босс снова убирает нож. — Оу, так тебе тоже понравилась наша игра? — Его усмешку я чувствую и с завязанными глазами. — Ч..что вы сделали с-со мной? — Мой голос не узнать, он охрип, и я с трудом и дрожью выговаривал слова. — О чем ты? Я всего-то сделал тебе приятно! — Он ржёт мне прям в лицо. — Конченный садист! Я сейчас сдохну от боли! Напомнить, из-за кого?! — Но твой член говорит обратное! Конченный садист? Ха, тогда ты конченный мазохист. Ну, раз ты не хочешь молить меня, чтобы я вынул затычку, я не буду это делать вовсе! Как думаешь, насколько хватит твоей гордости? Может, стоит подчиняться?! Будешь моим верным пёсиком, моей куколкой, но хотя бы будешь жить, а не существовать. — Ни за что! Лучше просто убейте, но я не стану вашей игрушкой! Избавьте меня от мучений и сможете издеваться над моим безжизненным телом, сколько пожелаете! — Глупый, глупый мальчик... Знаешь, а ты отличаешься от всех игрушек, что были до тебя. Часто я убивал их, спустя пару дней. А тебя мне хочется оставить рядом. Это было столь странное чувство, когда я пришёл домой, а меня кто-то ждал. Ты сразу прибежал ко мне, обнимая мои ноги, у меня такого ещё не было. Ты такой неопытный и невинный... Стараешься дерзить, чтобы потом расплакаться мне в плечо... Пойми, ты мне нравишься больше, чем все, кто был до тебя. Поэтому тебя я оставлю. Я заприметил тебя ещё давно. Но ты был слишком полезным в работе, чтобы сделать из тебя игрушку. Конечно, я знал, что ты любишь меня. Но мне, как боссу, это было выгодно. Пошёл бы ты со мной в тот день, если бы не влюбился в меня? Начал бы ты убивать, если бы это приказал не я? Конечно же, я видел твои попытки привлечь внимание, надо сказать, что ты был очень даже в моем вкусе. Словно запретный плод, смотреть можно — трогать нельзя. Я держал себя в руках, но тогда, в кабинете, я просто сорвался. Мне было уже все равно, я просто хотел завладеть тобой. Я мог просто потрахаться с тобой в пустом офисе, но на следующий день ты бы начал избегать меня. Мне не хотелось единожды иметь тебя, я мечтал тобой полностью завладеть. А сделать это я мог, лишь забрав тебя к себе. Я никогда не смогу почувствовать любовь так, как ее представляешь себе ты. Мне доступно кратковременное удовольствие от секса, я могу находить другого человека привлекательным и сексуальным. Но, вероятно, никогда не стану таким, как ты — наивно влюбленным. Пока босс говорил, я старался даже не дышать, чтобы он не вспомнил, что хотел со мной поиграть. — Давай я спрошу в последний раз, ты станешь моей новой игрушечкой? — ... — Что ж, похоже, ты не готов к разговору. Тогда спрошу ещё через часик. Уже знакомым мне ножом Федор отрезал кусок моей кожи с бедра. Я закричал, но сразу закрыл рот, когда ощутил у губ чужие руки. — Открой ротик! — Мгм! — Я протестующе замычал. — Либо открываешь ротик сейчас, либо я заставлю тебя съесть половину собственной плоти. Если бы мои глаза не прикрывала черная повязка, босс заметил бы, как я рыдаю, все-таки послушно приоткрывая рот. — Вот так, хороший мальчик! — Я, стараясь не жевать, проглатываю, но металлический привкус крови все равно ощущался на языке. Я съел собственное мясо, я съел собственное мясо, сука, да чего этот псих вообще добивается?! — Чего вы добиваетесь..? — Скоро поймёшь, солнышко. Похоже, босс решил сдержать свое слово и обвешать меня всеми секс игрушками, что у него были. В моем анусе снова оказался вибратор. Ноги были связаны, а на чувствительных сосках закрепили зажимы. Все, что я мог, — это беспомощно стонать без возможности кончить. — Босс... Ах! Умоляю... Ха! Хватит!... Я... Мг!...больше не могу... — На этот раз Федор решил заткнуть меня кляпом. На самом деле, ему нравились мои крики, но он знал, что заткнув меня, приумножит мучения. — Как и обещал, поговорю с тобой через час. Надеюсь, к этому времени ты опомнишься и решишь подчиняться! Он не вышел из комнаты. Напротив, остался наблюдателем, с удовольствием фотографируя и записывая на видео происходящее. Я уже спустя минуту был готов принять все условия босса. Конечно, я на эмоциях выпалил лишнего, но сейчас понял, как больно будет умирать. Но я не мог позвать его по имени, не мог сказать, что на все согласен. Я просто ёрзал, громко хныча от боли. Казалось, я взорвусь от невозможности кончить прямо сейчас, но опять-таки, я не мог ничего сделать. Я потерял чувство времени.. прошла минута или тридцать? В один момент я чуть не потерял сознание от этого марафона, но меня облили водой, приводя в чувство. — Так быстро сдаешься?! Мы с тобой ещё не закончили! — Федор лишь помогает мне сходить с ума, ударяя ремнём и играясь со скоростями. *** Наконец все прекратилось и Федор для начала снял кляп. — Готов к разговору? — Д-д-да... Б...босс.... — Он постепенно снимал с меня все игрушки, остановившись на затычке в каменно стоящем члене. — Будешь моей куколкой, или мне ещё пару часов подождать? — Буду! Честно! Мгм... Клянусь, босс! — Тогда моли, чтобы я дал тебе кончить! — Прошу, босс, вытащите это! Я не могу больше. Я клянусь быть паинькой! Просто снимите, умоляю! — Хорошо, так и быть. — Достоевский выполняет просьбу, и я с громким стоном кончаю. — Спасибо, босс! — Я всхлипнул. — Я больше не могу... — Ничего... Хороший мальчик.... Очень хороший. — С моих глаз спустили повязку и погладили по голове. Я старался не смотреть, что стало с моим телом. — А мой хороший мальчик знает команды? — ?! — Я уберу наручники, если у меня будет новый способ развлечься! Согласен на новые правила? — Д-да, б-босс.. Конечно.. — Хороший мальчик. — Мои руки освободили, но я чуть не заплакал, увидев их состояние. — Не переживай, солнышко, не думаю, что останутся сильно заметные шрамы. Я всхлипнул, рассматривая, во что превратилось мое когда-то красивое тело. — Вы.... — Я всхлипнул — Вы говорили, что не станете бездумно делать мне больно! Обещали, что хотя бы сегодня не будете меня резать! — Тише. — Мой рот накрыла холодная, измазанная кровью рука. — Ещё одно слово и я вырву тебе язык! Ты мне молитвы читать должен за то, что я тебе жить позволил! — На меня надели ошейник, а после прикрепили и поводок. — Даже не думай сбежать, помни, что ты всегда будешь на коротком поводке. — Федор спустил меня с кровати, садя на пол в центре комнаты и возвращаясь на край кровати. — Хороший мальчик должен знать пару команд. Если я говорю "Ко мне", в какой бы ты ситуации ни был, ты послушно и на коленях идёшь ко мне, ты усвоил?! — Д-да, б-босс.. — Тогда.. ко мне! — На коленях я пользу к нему, послушно садясь у чужих ног, которые уже язык не поворачивается назвать родными. Мне страшно. Я без остановки плачу и молюсь только о свободе. Я не люблю Федора. Никогда более не позволю себе его полюбить. Сигма был прав, и мне стоило его послушать. Босс ужасный человек. Дьявол с ангельской внешностью... Я хочу домой! Я больше не могу здесь находится! Меня одобрительно погладили по голове. — Молодец. Такой покорной и должна быть моя игрушка. Иногда ты ещё умудряешься меня злить, но, думаю, что скоро мы и это исправим, верно? — Меня взяли за подбородок и я в страхе закивал в знак согласия. — Хороший мальчик, ты заслужил немного еды. Меня хотели поднять на руки, но я пискнул от прикосновений к изувеченному телу. Босс раздражённо фыркнул, оставив меня на кровати, и удалился из комнаты. Меня даже не стали привязывать, он знает, что в таком состоянии я точно не сбегу. Я же не смел и пошевелится, молча разглядывая свое тело, вернее то, что от него осталось после "игр". Кожу покрывала свернувшаяся кровь и куча глубоких порезов. С рук продолжала сочиться кровь, на фоне этой боли порванное очко не такая уж и проблема. Но сидеть я все-таки не мог, предпочитая лежать на краю кровати. Федор вскоре вернулся, принеся аптечку. Молча достал салфетки, вату, скляночки, пластыри и бинты. Он начал с руки, что находилась ближе к краю. Вылив на кусочек ваты перекись, он вытер свернувшуюся кровь и продезинфицировал рану. Руку неприятно пекло. Он намотал повязку на запястье, переходя на изрезанный торс. — Б-босс... Зачем? Для чего вы издеваетесь, а потом зализываете раны?... — Я хочу, чтобы ты прожил дольше остальных. Я буду доводить тебя до полусмерти, а потом поить и кормить, обрабатывать свежие раны, чтобы на следующий день все повторилось. — Неужели... вся та ласка, которую Вы мне подарили, была ложью?... — Смотря, что для тебя означает ложь. Я люблю тебя, настолько, насколько это может делать психопат. Скажем... Я преувеличил твою важность в моей жизни. С другой стороны, ты бы возненавидел меня сильней, если бы я никогда не вёл себя так, как того хочет твоё детское сердце. Если тебя это обрадует, то я еще ни с кем так нежно себя не вёл, как с тобой. К тебе у меня всегда было особенное отношение. Никому не разрешалось сидеть в моем кабинете, просто потому что ему нравится. Никому не разрешалось называть меня Дость-куном. Никому не доводилось спать в моем доме, в моей постели. Никому, кроме тебя. Пускай в твоем понимании я не обращал на тебя внимание, но на самом деле к тебе всегда было особенное отношение. Тебе всегда позволялось больше. Это тоже своего рода любовь, но ее идеалы немного другие. Твои крики и слезы - мой наркотик, без которого невозможно жить. Мне хочется слушать их постоянно. А каждый шрам на белоснежной коже словно кричит, что ты принадлежишь лишь мне. Я знаю, что теперь ты будешь ненавидеть меня до конца своих дней. Но ты достаточно хороший мальчик, чтобы мне в лицо всегда говорить, что жить без меня не можешь, верно?! — Пока босс разговаривал, он закончил обрабатывать мои раны. — Конечно, босс... — Тогда я принесу немного еды. Он ушёл, а я продолжил беспомощно лежать, обрабатывая полученную за наш разговор информацию. Как оказалось, все ещё хуже, чем я мог представить. Как же я жалок. Он вернулся спустя 10 минут с тарелкой овсянки и стаканом воды, ставя их передо мной на тумбочку и убирая с нее коробку игрушек на пол. Овсянка?... Нет, не то, чтобы я не любил её, просто обычно я добавлял ягоды, либо еще что-нибудь... Но просто каша и стакан воды... Я немного грустно посмотрел на босса мол: "И это все, что я заслужил после пережитого ужаса?". — Что такое?! — Ничего... все в порядке... Полулёжа я начал есть, ведь все-таки был сильно голоден. В какой-то момент я чуть не вывернул на себя тарелку и у Федора, кажется, сдало терпение. Он выхватил ложку из моих рук и я от страха зажмурился... — Не бойся. — Немного грубо и холодно произнёс он. Я открыл глаза, Достоевский пытался меня накормить и я послушно открыл рот, позволяя ему это сделать. — Как я и говорил. Ничего без меня не можешь!