история одной собаки.

«я люблю тебя, блять.»

дрожащие пальцы печатают по буквам, стирают, вновь печатают, в попытке передать все эмоции через текст. взгляд размыливается, комната словно кружится, а в голове лишь один ебанный образ — длинные тонкие пальцы, худое высокое тело, спрятанное под одеждой, идеально уложенная башня на голове и эти ахуенные голубые глаза.

«Лёш, я скучаю... приезжай.»

* * *

холодный ночной воздух гуляет по квартире, омывая все, что видит на своем пути — бардак, разбросанные коробки из-под пиццы, пустые банки из-под энергетика «VOLT», пустые зип-пакетики, письма за неуплаты и дрожащее тело, стоящее над темной столешницей. холод выводит из себя, хотя должен освежить мысли, привести голову в порядок. очередной порыв легкого ветра оканчивается резким движением руки и захлопыванием окна. как оно еще не разбилось от такого удара — неизвестно. отрешенный взгляд падает на темную столешницу, на котором лежит все для того, чтобы забыться — зип-пакетики с белым кристаллическим порошком внутри, скрученная в трубочку купюра, круглое зеркало, в котором видно побледневшее лицо и телефон, на котором иногда светятся уведомления о пришедших сообщених. он не хотел приходить к такой жизни, но в попытке забыться — он наебал себя же. обкусанные в мясо губы дрожат, и язык высовывается, чтобы провести по ним — хоть какой-то способ увлажнить их, хотя вряд-ли это поможет. слюны-то нет уж давно из-за кокаина. в груди начинает что-то щемить, а в голове всплывает очередной диалог. диалог с ним. — ...вроде мы обсуждали, что ты больше не будешь принимать эту хуйню, — голубые глаза впиваются в лежащее у его ног дрожащее тело, которое жмется ближе, как бездомный пес, в попытке найти тепло и любовь. — так какого хуя ты сейчас объебан? — Леша... — голос хриплый, дрожит, пытается сказать больше, но все что выходит - лишь ебанное имя. — блять, Леша... — прекрати, долбаеб, — тонкие длинные пальцы хватают темную копну волос и грубо поднимают чужую голову вверх, лишь бы взглянуть в эти глаза, рассмотреть огромные зрачки и почувствовать отвращение. — просто прекрати блять. на тебя даже противно смотреть. от воспоминаний передернуло, а живот неприятно скрутило. одна лишь мысль о том, что он будет встречаться с парнем уже выводит из себя, а ебучая фантазия выглядит как страшный сон во время ломки. нет, он никогда не влюбится в парня. никогда. дрожащие пальцы выуживают из кармана шорт смятую пачку сигарет с зажигалкой, и яркий огонек поджигает белую палку с табаком. нужно успокоиться, убедиться что он в порядке, он нормальный. он любит женщин. он любит грудь, любит задницу, любит стройную фигуру, длинные волосы, хорошее личико. он любит романтику с женщинами. он любит порно с женщинами. он любит женщин. но почему-то не было ни одного раза, когда он по настоящему любил их. все эти разговоры о чувствах, любви, планы на будущее — ничего не приносит удовольствия как ебанные голубые глаза, которые смотрят на тебя с теплотой. а ямочки на щеках во время улыбки или смеха хочется видеть всегда. а эти длинные тонкие пальцы, худое высокое тело, которое хочется осторожно обнимать, вдруг оно хрупкое. и башня, которую хочется разрушить, посмотреть на растрепанные волосы. и голос, звучащий везде.

блять.

темная столешница дрожит от резкого сильного удара кулаками по ней. сигарета сжата между обкусанных губ, темные волосы растрепаны. а потухшие глаза смотрят на свое отражение в зеркале. хочется расхуярить его вдребезги, лишь бы не видеть состояния, в котором он сейчас. а лучше всего — спрятаться за очередной дозой чистого кокаина, получить кайф и вскоре отключиться от усталости. он всегда так делал. и это всегда помогает. глубокий вдох и выдох, чтобы принять решение. сигарета летит в раковину дотлевать там, а пальцы хватают наполненный зип-пакетик, открывая его и высыпая порошок на зеркало. плевать уже, нужно просто забыться. глаза нервно бегают по всей кухне, в поисках хоть чего-то, чем сделать дорожки. взгляд задерживается на ноже, лежащем на кухонном столе, и нервные шаги быстро преодолевают маленькое пространство. если перевернуть нож тупой стороной вниз, то можно сделать дорожки, а это то, что нужно. по крайней мере — это лучше, чем набирать порошок на пальцы и нюхать. вернувшись на место, руки начинают с привычной ловкостью делать дорожки. отделить немного порошка любой карточкой — в его случае тупой стороной ножа — от основной массы, распределить в тонкую линию, и сделать ровнее, а затем вдыхать одной ноздрей, с помощью свернутой в трубочку купюрой. так будет легче, и порошок не разлетится в разные стороны. он делает это уже... сколько? он не помнит. но руки все помнят. первая взлетная полоса готова. — блять, Вов... — чей-то голос раздается по ту сторону линии. такой родной, ошарашенный. — ты опять объебан? — Леш, я скучаю... — голос на удивление тихий, словно пристыженный щенок пытается оправдываться. — Господи... челюсть сжимается до скрипа зубов, а глаза внимательно следят за движениями рук. вторая взлетная полоса почти готова, нужно лишь слегка подправить ее. в голову вновь лезут отвратительные мысли. блять. он не хочет этого. не хочет видеть его лицо, голубые глаза, искаженные страхом от очередного трипа, пока второй ползает в ногах, прося полюбить его, принять. он не хочет слышать очередные лекции. он не хочет быть как верная собачка, которая просит любви у прохожих. если бы ему дали выбор — миллион долларов или никогда не видеть этот образ каждый ебанный раз, когда он засыпает, а затем винить себя в своей извращенной любви — он бы выбрал второе. ибо второе — это самое хуевое в его жизни. влюбиться в своего же друга, с которым вы в последнее время плохо общаетесь из-за ебучей аддикции, которая переросла в полноценную зависимость — смело. очень смело и очень глупо. глупо, потому что это был отличный вариант заглушить все чувства. кажется кто-то запутался, и загнал себя в собственную тюрьму. и этот кто-то — Вова. уже третья полоса создана. осталось совсем немного порошка, а терять стафф очень грустно. слюна накапливается во рту от предвкушения чего-то особенного, чего-то ахуенного. нож начинает дрожать в руке, но дело нужно закончить. четвертая полоса вырисовывается из остатков порошка, а глаза расширяются от восторга. черт возьми, совсем скоро это окажется внутри, и тогда станет легче. станет легче...

станет легче.

нож падает на пол, издавая громкий звук при падении. в пустой квартире это звучит так громко, так непривычно. дрожащие пальцы хватают скрученную купюру в предвкушение сменяется радостью. черт возьми, совсем скоро он забудется, а его голову прекратит корежить эта ебанная мысль. решение принято. пора действовать. наклонившись над столешницей, одна ноздря была закрыта большим пальцем, а во вторую вставлена свернутая купюра. наклонившись больше, купюра уперлась в начало белой взлетной полосы. последний шаг, и дальше пути не будет. первая дорожка быстро исчезает от одного вдоха, и голова откидывается назад, шумно вдыхая воздух. порошок жжет слизистую носа изнутри, но это уже не имеет значения, когда первый эффект приходит так быстро. сознание медленно стирает все мысли, оставляя после себя пустоту, зрачки расширяются, а слюны во рту в кои-то веки становится больше. дрожь в руках исчезает. ощущение, словно появилось много сил, пришла долгожданная эйфория. уголки обкусанных губ тронула маленькая усмешка. то, что нужно. глаза прикрываются, наслаждаясь тем, как кокаин медленно захватывает все тело, заменяя боль чувством удовлетворения. черт возьми, как же ахуенно. вторая дорожка исчезает следом, чтобы закрепить чувство приходящей эйфории. в такой момент хочется сделать так много, например — погулять по ночному городу, послушать музыку, или вновь уткнуться носом в чьи-то ноги, начиная клясться в своей извращенной любви. глаза медленно раскрываются, а цвета в грязной квартире стали ярче, словно кто-то выкрутил контрастность на максимум. слюны становится слишком много во рту и та уже вытекает длинной струйкой из приоткрытого рта. хочется с кем-то поделиться таким хорошим настроением. на телефон приходит уведомление, и обдолбаннный взгляд падает на экран, чтобы глянуть, кто написал. тихий смех раздается на маленькой кухне, когда в расплывающихся буквах узнается имя — «Леша». руки хватают телефон, чтобы свайпнуть сообщение в сторону и убрать его с глаз долой. экран уже тухнет, а третья дорожка исчезает внутри. шумный вдох, выдох, и тело скатывается на пол, падая на холодную плитку с громким шорохом. какого-то хуя телефон оказывается в руках и разблокированным, а на экране светится диалог, где кое-как было разобрано одно сообщение — «ты в порядке?». уголки губ ползут вверх в глупой ухмылке. волнуется. палец нависает над кнопкой «запись видео». — Леш... я, блять, ненавижу тебя. — фраза звучит вполне адекватно в его голове, но чертовски неразборчиво в кружке телеграма. обдолбаннные глаза видят лишь верхнюю часть своего лица — лоб, глаза и переносицу. ответа долго нет. сообщение просмотрено, но казалось, словно собеседник даже не хочет писать ответ. хотя, он и не нужен, для него это диалог в одну сторону, только другая сторона для него — трезвая. — ты бы, блять знал, как я ненавижу тебя... ненавижу эту ебанную привязанность... — очередной кружок начинается также, как и первый. только теперь он отличается. дрожащие от кайфа руки не удерживают телефон и он падает на пол, но вскоре поднимается, показывая попытки парня совладать со своим непослушным телом. — я наверное долбаеб в твоих глазах, но я реально ненавижу тебя... ты, нахуй, конченный долбаеб, просто... кружок заканчивается, пока он пытается нажать на кнопку отправки. сука, так сложно попасть по кнопке, когда та плывет куда угодно. но все же, второй кружок отправляется получателю, и уже создаётся третий, показывающий лицо полностью — растрепанные волосы, объебанные глаза с огромными зрачками, перекрывающими радужку, большие темные брови, нос в порошке и стекающую с уголка рта слюну. — но я блять... сука... люблю тебя... я скучаю, Леш... третий кружок отправляется, и ответа не приходится ждать, ибо две галочки мозолят глаза. по крайней мере, получатель просмотрел кружочки и все понял. телефон летит на пол, а ослабевшее тело пытается встать. осталась четвертая дорожка. руки хватаются за край темной столешницы, а лицо падает на зеркало с остатками порошка. кокаин пахнет ацетоном. любимым запахом Вовы. блять, расскажешь кому-то, никто не поверит в эту херню. но только не Леша. Леша верит. он верит любой хуйне, сказанной Вовой под кайфом, во время ломки, в чистом состоянии, во сне, да неважно, блять. Леша верит. как слепой котенок, тычется в слова Вовы, и верит каждому. только почему-то молчит, и ничего не отвечает. даже на прикосновения дрожащих рук, которые пытаются ухватиться за его ноги как за спасательный круг во время очередного приема.

это убивает.

дыхание становится тяжелее, а голова кое-как отрывается от уже грязного зеркала. глаза бегают по грязной квартире, которая кажется такой маленькой, давящей на сознание. ухмылка стирается с лица, оставляя пустое выражение лица. ощущение, словно внутри кто-то рычит, терзает грудь, рвется наружу, а звенья цепей лопаются, выпуская зверя из заточения. эмоции выходят из-под контроля и руки хватают первое попавшееся на темной столешнице. зеркало летит в стену, разбиваясь на мелкие осколки, и теперь в нем отражается куча огоньков с кухни, вызывающих новый порыв. — блять! — крик разносится по пустой квартире, а на пол летит посуда — стаканы, столовые приборы, тарелки. все, что попадется под руку или на глаза. все так бесит, выводит из себя. — блять, съеби нахуй из моей головы! тишина в квартире превращается в какофонию разных звуков — падающей посуды и металла, стягивания книг и статуэток на пол, хруст стекла и фарфора, и крики. крики зверя, который ненавидит все вокруг. ненавидит себя. ненавидит его. глаза становятся мокрыми, а руки хватают какую-то вазу, кидая ее в стену с очередным беспомощным криком. горло болит от диких воплей, а тело дрожит от взрыва тысячи эмоций, которые хранились внутри. хочется разьебать всю квартиру, свалиться с окна, повеситься на люстре, поплавать в ванной с феном и уточками, да черт возьми, что угодно — лишь бы успокоить этот поток мыслей. поток воспоминаний. телефон начал вибрировать на полу, среди груды мусора, но было плевать. на него никто не обратил внимания, и тот умолк. остановившись посреди угробленной гостиной, парень осмотрелся вокруг. все вещи были на полу, где-то валялось стекло, где-то фарфор, металл, но вот фотографии с совместных поездок и прогулок с ним остались живы. глаз нервно задергался, и через несколько шагов фотографии полетели на пол. от них становится хуево. начиная от старых воспоминаний, заканчивая тем, что это очередное напоминание о нем. соседи молча терпят очередной приступ агрессии, которая словно не собирается закругляться. следующей жертвой стал кофейный столик, который был теперь перевернут, а консоли и журналы полетели на пол. в квартире наступает оглушительная тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием и вздымающейся грудью. квартира была вновь уничтожена, но уже как-то насрать. сейчас нужно добраться до кухни, закинуться чем-нибудь еще, и лечь спать. лишь бы вновь не прийти к этой ноющей боли в груди от того, что не хватает кого-то рядом. проведя по грязным темным волосам, парень выдохнул, и медленными шагами поплелся на кухню, иногда опираясь плечом о стену в качестве поддержки. стекло под ногами жалостливо хрустело, впивалось в кожу, придавало боль, которая глушилась ебучим кокаином. хотя, лучше бы он глушил мысли и чувства, а не физическую боль. путь до кухни был преодолен, пусть с небольшими проблемами, и настало время пихать в себя хоть что-то. что угодно, даже если это будет последним в его никчёмной жизни. руки сами тянутся к холодильнику, и дергают холодную ручку. яркий свет освещает бледное лицо и бегающие глаза, которые пытаются найти на пустых полках еду, напитки или алкоголь. но тот пуст, кроме пары бутылок водки. пополнение холодильника было примерно неделю назад, ибо все деньги ушли на чистый стафф и пару бутылок. какая жалость. ведь сейчас кроме алкоголя ничего нет. дрожащие пальцы быстро хватают бутылку водки и захлопывают дверцу холодильника. тело ломает изнутри, и бутылка с громким стуком ставится на темную столешницу. открыть ее получилось с раза третьего, и крышка летит на пол, теряясь где-то в мусоре. алкоголь жжет рот и горло, заставляет морщиться, но прозрачная жидкость исчезает, и вскоре бутылка уже полупустая. взгляд размыливается, а тело начинает шатать из стороны в сторону. сердце стучит в ушах, а дыхание словно исчезает. словно тяжелых долгих вдохов и не было. ноги подкашиваются от смертельного коктейля и тело падает на пол, забиваясь в угол под столешницей. хочется спрятаться от холода пустой квартиры, в горе этого мусора и сдохнуть. как собака. как собака, преданная своему хозяину до конца. руки начинают шариться в мусоре и коробках из-под пиццы и достают телефон. экран уже разбит после предыдущего падения, но все еще работает. на экране блокировки светятся пропущенные звонки и сообщения от контакта «Леша». блять. уголки обкусанных губ нервно ползут вверх, а глаз дергается. хочется кричать, то-ли от радости, то-ли от ненависти. несколько попыток разблокировать устройство и, о чудо, доступ к главному экрану есть. палец уже сам тянется к иконке телеграма, и первый диалог — от Леши. куча сообщений, пропущенных звонков, голосовых и кружков с беспокойным лицом. черт возьми... недолго думая пальцы что-то печатают, стирают текст и вновь печатают, а позже жмут на кнопку «отправить». — блять, ты реально волнуешься... ответа не пришлось долго ждать. сообщение было прочитано достаточно быстро, и уже через несколько секунд ответ собеседника был на экране. — я прихуярю тебя блять. конечно я волнуюсь, долбаеб ты ебанный. сообщение вызывает улыбку, а глаза щипет от вновь подступающих слез. пальцы зависают над клавиатурой, а затем тянутся выше, к иконке звонка. хочется услышать это вживую. хочется просто слушать чужой голос. гудки звучат громко в тихой квартире, и их заменяет чужой голос. родной ебанный голос. — сука, Вова блять! ты опять объебан?! — голос на другом конце линии звучит с беспокойством и злостью. его можно понять. — я скучаю... — короткий ответ вызывает долгое молчание на линии. ощущение, будто собеседник просто оставил телефон в стороне. — Вов... — в конце концов раздается уже тихий голос. приятный, нежный для объебанного мозга. — сколько ты снюхал..? — 4 дорожки кокаина... и половина бутылки водки... смешно, правда? тихий смех раздается прямо в трубку, и парень кладет телефон рядом с собой. хочется закрыть глаза, и слушать чужой голос по ту сторону, пока мозг не решит эвакуироваться. не решит отключиться навсегда. — ты ебанный... — слова прерываются, очевидно из-за того, что эти слова не дойдут до объебанного человека. — Вов... поговори со мной, пока я еду. говори что угодно, только не бросай трубку. слова, которые хочется слышать всегда. хочется рассказать много чего — от простых дел, которые Вова сделал, вплоть до извращенной любви, которую он чувствует каждый ебанный день на протяжении года. эта любовь въелась в мозг, и обосновалась там. романтично блять. — что угодно, говоришь... блять... на какое-то время повисла тишина. Вова молчит, потому что думает что сказать, а Леша молчит, потому что собирается. собирается вновь вытаскивать этого еблана, отдирать от дна зип-пакетика и тащить к себе. — знаешь, Леш... Я ненавижу тебя... пиздец ненавижу. ты нахуй конченный долбаеб, козел блять... — начинать всегда так трудно. словно ты пытаешься покаяться Богу за все свои грехи, но он не слышит. не видит. — я ненавижу тебя и твою... натуру блять. все в тебе вызывает ненависть, злость, агрессию и привыкание. словно я блять подсел не на кокаин и другой стафф, а на тебя. на том конце линии молчание и какие-то шорохи. видимо, собеседник одевается. а Вова продолжает раскаиваться в своих грехах, словно он сейчас не объебанный в углу своей кухни лежит, а в церкви при священнике исповедуется. — наверное, это уебищно звучит. подсел на тебя. но сука, я не могу блять. я просто не могу. я хочу нахуй оттолкнуть тебя, блокнуть, что-то сделать, лишь бы не видеть твоего ебала. но я не могу. я хочу тебя. я хочу быть с тобой. и это пиздец убивает. блять, ты прикинь, твой друг влюбился в тебя! это смешно! — парень усмехается, нервно проводя рукой по грязным волосам, и с тихим вздохом продолжает. — и это ебанная правда. я ненавижу ебучую привязанность, я хочу нахуй разбить голову, чтобы эта хуйня ушла от меня. я нахуй не хочу быть с тобой рядом. и ты каждый раз рядом, как верный друг блять. как друг, блять. голос сменяется тихим истерическим смехом, а на том конце линии слышна закрывающаяся дверь и звук открытия двери подъезда. тяжелая дверь хлопает где-то позади, а тихое дыхание разносится из динамика. ничего не говорит, ждет. это убивает. смех умолкает и охрипший голос Вовы вновь звучит на пустой кухне. — я ненавижу ебучую привязанность. ненавижу чувства, которые я храню к тебе. ненавижу во время ломки или трипа кричать твое имя. «Леша, Лешенька, полюби меня!» - как маленький песик блять... хотя, наверное ты меня так и видишь. псом блять... громкий вздох и тихий стук об стену. голова становится тяжелой от всего происходящего — от наркотиков, алкоголя, чувств и тихого звука двигателя где-то там, на том конце линии. такси может быть? хуй знает. — перестань мне сниться блять. перестань делать это со мной. я не ебанный гей, я люблю и хочу девок а не тебя, блять... сука, Леша... скажи что-то блять... — парень умолкает и от волны эмоций сильно бьет кулаком об стену. на костяшках появляется кровь, кожу саднит, но под наркотиками это не чувствуется. словно так и должно быть. — Вов... я скоро буду. Вова прикрывает глаза. простые слова действуют как бальзам на душу, словно это все, что он хочет. голос Леши убаюкивает, дает расслабление разгоряченному сознанию и плывущему мозгу. глаза медленно закрываются, а силы покидают тело. смертельный коктейль давит на сердце, но Вове плевать. Вова хочет только одного — Лешу рядом. прямо здесь, в мусоре и грязи. но рядом.

рядом с его мертвым телом.

* * *

ночной воздух приятно холодит кожу и оставляет мурашки на коже. спокойная водная глаз отражает свет луны и звезды, и кажется, словно это продолжение ночного неба. продолжение нечто прекрасного. бутылка пива в руке наполовину опустошена, а смех разносится по всей набережной. — блять, долбаёб! я будто похож на одного из голубых? следом раздается тихий смешок, и холодная рука ложится на плечо парня, слегка сжимая его. тело напрягается от этого контакта, а руку хочется сбросить. словно это прикосновение за секунду раскроет все тайны. — нет, ты не похож. успокаивающие слова от более высокого парня, с башней на голове. блять, не похож. и слава богу. но тогда почему на душе становится так тяжело от одного ебучего прикосновения? — зато ты у нас секс-икона. очередная волна смеха разносится по набережной, а рука с плеча сползает, опираясь теперь на теплый бетон. летние вечера такие теплые, но у воды приятно прохладно. помогает успокоиться и расслабиться. бутылка с пивом уже прижимается к губам и после нескольких глотков чье-то тело ложится на теплый бетон, расслабляясь. — не усни здесь, Вов. раздается тихий голос, явно с сарказмом. конечно, кто будет тащить на себе чью-то полупьяную тушу? правильно, никто. — пошел нахуй, старый.

* * *

дверь с тихим скрипом открывается, а под подошвой хрустит стекло. в квартире темно, кроме кухни, свет от которой освещает немного пространства. тихий вздох, и звучит щелчок замка. подошва белых кроссовок то и дело ступает на всякий мусор, разбросанный на полу. если посветить фонариком, наверняка здесь можно найти что угодно. быстрый осмотр хоть какой-то освещенной части квартиры дает понять — квартире нужен ремонт и уборка. и желательно капитально. ощущение, словно здесь прошел смерч. это беспокоит. беспокоит агрессивное состояние Вовы. тонкие длинные пальцы достают телефон из кармана джинс и включают фонарик, чтобы не наступить на что-то, о чем он потом пожалеет. пробраться на кухню удалось с трудом, но все же удалось. на темной столешнице рассыпан белый порошок, скрученная купюра вся в белой хуйне, а также бутылка открытого недопитого алкоголя и разбитый телефон. ком подступает к горлу, стоит ступить за стойку. — твою мать... шепот разносится по всей квартире, а голубые глаза с ужасом смотрят на лежащее в углу тело, прижимающее к себе колени, и скрывающее лицо в руках. хочется уйти, свалить отсюда нахуй подальше, заблокировать его везде и никогда больше не видеть. но Леша так не может. Леша верен своему другу. — долбаеб, что ты блять сделал... лежащее тело, услышав знакомый голос, начало двигаться под светом фонарика. стоило только поднять голову, как в глаза ударяет яркий свет, отчего парень жмуриться, прикрывая глаза рукой от непривычки. кокаин в совокупности с алкоголем может убить человека. так почему этой смертельный коктейль не убил его ебанные чувства? телефон с фонариком кладется на темную столешницу, а тонкие длинные пальцы зарываются в темную копну волос, грубо поднимая чужую голову, чтобы осмотреть состояние. — блять, Вов... ты в говно объебан... а Вова не соображает. еле как поднимает руки к парню, нависающему над ним, и хватается за его бедра, пытаясь быть ближе. хотя бы сейчас он может не стесняться своих чувств и эмоций, и показывать это открыто. язык во рту еле двигается, отчего слова создают лишь отдельные хриплые звуки и стоны. хочется сказать так много, а получается только хвататься за чужие бедра, подталкивая остальное тело ближе, жаться носом в теплую ткань, мычать что-то под нос, и слюнявить чужую одежду. а может и не только одежду — чужие чувства, чужое волнение, чужую ненависть. на черных джинсах остаются мокрые следы и какой-то белый порошок, пока Вова сходит с ума. рука в черных волосам сжимается сильнее, словно хочет оторвать это от чужой головы и выбросить, оставить после себя огромную проплешину. глубокий вдох и выдох, и пальцы отпускают чужие грязные волосы, позволяя ослабленному дрожащему телу примкнуть к своим ногам. — пиздец блять... нужно что-то делать. решать эту ебучую проблему, как угодно, но решать. разум быстро перебирает возможности — рехаб, больница, передоз, или же изоляция в своем доме. и выбор падает на последнее. изолировать Вову от всего белого света на месяц, дать тому поломаться и вскоре прийти в себя, и уже быть чистым. а потом поговорить о рехабе. этот вариант был самым лучшим и менее травмирующим, по крайней мере для самого Вовы. свободная комната есть, все необходимое тоже. осталось перетащить парня к себе. только есть проблема. Вова жмется к чужим худым ногам, обнимает их дрожащими руками, целует черную ткань джинс и что-то мычит в чужие колени. пусть тело парня и ослабленно, его хватка была такой, словно он держится за что-то ценное, последнее в его гребенной жизни. длинная нить слюны течет по подбородку Вовы, пока он поднимает голову, смотря на чужое лицо с любовью и преданностью в глазах. как собака. верная собака. в груди нарастает чувство боли. видеть чужие потухшие от наркотиков глаза, которые смотрят с такой преданностью больно. еще больнее, что это близкий друг. чужая рука вновь тянется к черным грязным волосам, но на этот раз не тянет их, а путает. путает в осторожных прикосновениях, словно это шерсть собаки. а Вова и рад, тянется к руке, жмется щекой к чужим бедрам, скулит и пытается ртом словить чужую руку, лишь бы почувствовать запах мыла и кожи. понять, что все реально, а не его выдумка в объебанном состоянии. тонкие длинные пальцы зарываются в грязные волосы, перебирают пряди, гладят лоб, щеки, водят по чужим обкусанным губам и дергаются, когда чужие обкусанные губы хватают их, впиваются зубами, и не отпускают. — Вова блять..! кричать не хочется. парень словно жаждет простых прикосновений и явно не захочет отпускать так скоро. других вариантов не остается и Леша садится на пол. на грязный пол, на котором лежат бутылки от энергетиков «VOLT», коробки из-под пиццы, пустые зип-пакетики, да что угодно, что здесь вообще можно найти. оперевшись спиной о стену, парень слегка раздвигает колени в стороны и позволяет Вове просто побыть рядом. а Вова рад. Вова ползет к чужим коленям, опирается о них, как о костыли, и падает лицом в чужой живот. сил не хватает на простые передвижения, что уж говорить о том, что парень даже на ноги встанет. чужое тело дрожит от кокаина, алкоголя и холода. дрожит и жмется к более теплому, ищет тепло, запускает дрожащие руки под чужую футболку, нащупывает ребра под кожей и останавливается. Вова хочет любви, хочет быть рядом, и пережить трип в чьих-то руках. а Леша просто рядом. как близкий друг, который вряд-ли сможет бросить упавшего на дно. дрожащее тело обнимают, прижимая к себе. освещенный Вова лишь одним фонариком от чужого телефона, выглядит таким маленьким и хрупким. а хватка крепкая, сильная. словно сторожит что-то свое, драгоценное. хриплое дыхание становится тяжелее, а губы приоткрываются, лишь бы вдохнуть больше воздуха в легкие. ноги скользят по холодной плитке кухни, пока чужие руки удобно устраивают Вову у себя на руках, позволяя найти что-то в них, что-то, что ищет только Вова. чужие руки позволяют привязаться к этому теплу вновь, утонуть в нем, согреть свою холодную душу, позволить исцелиться хотя бы на время сна после трипа. чужое тело манит к себе слабым запахом одеколона, который пахнет чем-то приятным, а не ацетоном и водкой. чужое тело позволяет Вове приземлиться и на время побыть здесь, в тишине и спокойствии. чужое тело кладет горячую голову себе на плечо и запускает пальцы в грязные пряди, вызывая судорожный вздох. на коже выступает холодный пот, а мышцы напрягаются как пружина, готовая сорваться в любой момент. действие кокаина кончается, а алкоголь лишь замедляет это действие, увеличивая время «выхода». тяжело. с этим можно свыкнуться, и обычно Вова ложится спать, лишь бы судороги не взяли какую-то часть его тела. но сейчас он не успел, потому со скулежом жмется к чужой груди, терпя боль. над ухом раздается шепот, утешающие слова медленно стирают все страдания, а длинные тонкие пальцы в волосах и на спине расслабляют напряженные мысли. Вова хочет избавиться от всей этой хуйни. Вова просто хочет жить нормально, без извращенной любви, которую испытывает уже год, и безрезультатно пытается подавить чем угодно. но Вова не может.

Вова уже привязан.

Леша терпеливо ждет, когда Вова наконец-то упадет в глубокий сон. его руки продолжают успокаивающе водить по напряженному телу, пытаясь снять чужую боль и страдания хотя бы таким способом. что вообще пошло не так? они общаются со школьной скамьи, но Вова в один момент просто резко изменился — прекратил обниматься, жать руку, даже отказывался от ночевок ради того, чтобы заценить очередной выпуск какой-то хуйни или просто поиграть в игры. раньше они часто общались, созванивались в Дискорде, а сейчас он лежит у него на коленях объебанный, и пытающийся справиться с болью. Вову словно подменили. подменили эти ебучие чувства, о которых он говорит каждый ебанный раз, когда накурится, нанюхается, напьется, да что угодно. и каждый раз Леша думает, что Вова просто сошел с ума, и несет очередной бред как всегда. Леша знает, что Вова любит женщин. и Леша уже давно подавил эту подростковую влюбленность, увидев в один момент, как Вова зажимает какую-то второкурсницу у туалета и затем целует ее. Леша уже давно пережил этот момент, а вот Вова видимо нет. Вова не справился. чужое тело все же обмякает в руках, и Леша вздыхает. тянет руку к телефону, выключает фонарик и заказывает такси, с припиской, что с ним спящий пассажир. все же план нужно воплотить в жизнь, пусть кому-то из них и будет тяжело. пусть Вова лезет на стены, делает что угодно, но Леша не позволит тому вновь принять наркотики, алкоголь, или что его больная голова удумает. Леша не хочет терять друга. Леша не хочет терять Вову. телефон был спрятан в задний карман, а обмякшее тело поднято на руки. пора выходить, водитель ждет. переступая через груды мусора, коробки из-под пиццы и прочую ересь, Леша достигает входной двери. открыв щиток у двери, и дернув несколько маленьких рычажков, парень погрузил всю квартиру в темноту, оставив весь ужас за дверью. пора домой.

* * *

«блять, я тебя ненавижу, уебок!»

сообщение остается непрочитанным, а телефон летит в стену, хочется разьебать всю комнату, в которой он находится, хочется стереть все это с лица земли, и съебаться куда-то — куда угодно, лишь бы вновь не быть здесь. холод темных подьездов был намного приятнее и роднее, чем теплая квартира и близкий друг, который теперь чувствуется как враг.

«я ненавижу тебя, Леш.»